Опять буду не про вирус, а про эпизоды из прошлой жизни.
- Помнишь, я тебе обещал денег? - спросил меня в начале февраля один коллега из конкурирующей фирмы. Мы же не Монтекки и Капулетти, можем делать совместные проекты, когда захотим. И мы захотели, потому что деньги были хорошие, заказ пришел ему, а хорошо выполнить могла я. Поскольку у меня есть постоянная работа, решено было делать проект по выходным.
По мнению коллеги (пусть будет Игорь) тема была душевной и простенькой, как полевой цветочек: сделать к майским праздникам памятный альбом одному сельскохозяйственному предприятию о его бывших работниках — ветеранах войны и тружениках тыла. Выезжаешь в не сильно удаленную от цивилизации деревню, вдыхаешь свежий воздух в глубину своего офисного пиджака и ведешь неторопливые беседы за чаем и пирожками с заслуженными людьми об их героическом прошлом. Народу нужно охватить немного — около десятка, ввиду того, что большинство фронтовиков и тружеников уже не живы, и информация по ним хранится в ветеранской организации племзавода.
- Возьмешь готовое и оформишь красиво, - жизнерадостно сказал Игорь. - Делов-то. Я все организую, ты встретишься с людьми. Прикинь, повезло?
Это была версия Игоря, человека опытного в изготовлении всяческой рекламы, но совершенно не знающего реальной жизни, в отличие от меня. Он-то долго жил в столицах, а я из глубинки. Из глубины глубинок. И знаю, что, во-первых, времени катастрофически мало, во-вторых, - капец как мало времени с учетом того, что я работать над альбомом я могу только в выходные и вечерами (что не факт).
Если бы я тогда отказалась, повинуясь выработанному годами чутью, которое постукивало мне изнутри в черепушку «SOS!» (такой маленький человечек с большим молотком), я бы сейчас не жила на эти деньги, оставшись в глухой самоизоляции. Но помимо нежелания браться за дело, было у меня что-то еще... Уверенность, что отказаться никак нельзя. Фиг знает, почему.
Концепцию фотоальбома с историями людей мы с директором обсудили, он распорядился, чтобы ветеранская организация племзавода оказывала нам всяческое содействие, - и уехал в Германию в командировку. Председатель совета ветеранов (пусть будет Инесса Петровна) заверила, что вся нужная информация у нее есть, и назначила встречу у въезда в поселок, чтобы передать данные и познакомить с первыми двумя семьями фронтовиков.
И мы тронулись. В том числе в путь. Практически под знаком населенного пункта нас ждали три фигуры — невысокая грузная дама с рюкзаком, высокая грузная дама без рюкзака, увенчанная меховой шапкой, и мужичок с мозолистым лицом, которого мы с Игорем позже по фото ветеранских мероприятий опознали как баяниста. Выходим из машины и с широкими улыбками идем к этой делегации.
- Здравствуйте, молодые люди! - с растяжечкой сказала дама с рюкзаком и оглядела нас так, будто мы сидели в песочнице и прилично так уделались. Меховая шапка и мозолистстое лицо сдержанно покивали на наше неуместно оптимистичное «здрасьте!». - Это вы книжку писать приехали? Очень хорошо. Тогда слушайте меня внимательно.
Мы с Игорем переглянулись. Обычно после такого приветствия хлеб-соль не ожидается.
- Все, что вы будете писать про наших ветеранов, вы согласуете со мной, - важно продолжила она, тряхнув рюкзаком. Ее спутники еще раз солидно покивали. - И пока я не утвержу текст, вы его директору не покажете. Если не хотите — можете ехать домой. Мы вам помогать не будем.
Услышав, как Игорь вдохнул побольше воздуха, чтобы дать отпор этой внезапно возникшей цензуре, я быстро сказала:
- Мы согласны. О чем разговор! - и улыбнулась широко, празднично.
Когда спустя несколько минут мы ехали в машине Игоря вслед за машиной наших «главнокомандующих» к дому первой семьи, партнер по бизнесу спросил у меня:
- Ты одурела? Ты же не собираешься с ними ничего согласовывать? Не проще было бы директору позвонить?
- Согласовывать я, конечно, ничего не буду, - согласилась я. - Но подумай сам: мы сейчас бы отказались, стали звонить директору в Германию, а ему не до нас, а эти повернулись жопой и уехали - видел, как они нас встретили? Как Ленин буржуазию. Директор нам задание дал, процесс, по его мнению, организовал, а если мы начнем жаловаться и дергать его, лучше не будет, потому что он — там, а ветеранский актив — здесь. Наша задача — получить явки, пароли и секретные материалы, а потом Инессе уже поздно будет права качать. Если для этого потребуется обмануть шантажистов — мне не трудно.
- Нет, я все-таки позвоню, - сказал упорный Игорь. И начал звонить. А абонент не абонент.
Конечно, я нехорошо поступила, сознаюсь. Вообще врать неприятно и утомительно. Но я уже сталкивалась с подобными заказами, попадалась мне на жизненном пути работа с людьми, которые в любом возрасте уже пенсионеры и считают себя матерыми во всех сферах жизни, четко делят окружающих на наркоманов и проституток, умеют надавить на эмоции - «я жизнь отдала стране, я неделями не спала, все пахала, сеяла, а в школу шла по десять километров в гору, и туда и обратно...» - и ты для них всегда сопляк, который должен молча повиноваться. Пару раз на шантажистские ходы я отвечала как честная девочка: нет, мы согласовываем все с только заказчиком, у нас концепция, у нас дизайн-проект, мы не берем соавторов... По итогу я имела море проблем, потому что «помощники» жаловались на меня заказчику (а они жалуются не так, как приличный человек, который позвонит разок или напишет электронное письмо — они звонят до тех пор, пока не добьются обещания всех наказать, уволить, лишить премии и так далее), при малейшем с ними несогласии начинали плакать и хвататься за сердце, врали в глаза, что не видели только что лежавших на столе документов (которые потом выпадали у них из-под кофт) и так далее и тому подобное. К сожалению, тема Победы для таких людей вообще больная мозоль (я делаю по несколько проектов на тему Великой Отечественной из года в год, так что можете мне поверить), потому что они убеждены, что только сами вправе решать, кто «достоин» ее освещать, а кто нет. Они, разумеется, всегда достойны, а те, кому эта работа поручена, - всегда недостойны.
Поэтому я решила просто: если тетка окажется вменяемая (что вряд ли, но вдруг), то ее вмешательство вреда не причинит, а если как обычно — то я ей ничего не должна, а за нарушенное обещание, возможно, бог меня простит и войдет в мое положение.
Забегая вперед, скажу, что до директора нам не удалось за две недели дозвониться ни разу, хотя были моменты, когда даже я давала слабину и начинала трясущимися руками набирать номер. А через две недели директор вернулся из Германии и сразу же укатил в Москву.
Так вот. Приехали в первую семью. Бабушка-труженик тыла оказалась удивительно приятная. Такая бойкая, энергичная. И домочадцы ее оказались такие же приветливые, веселые. Мы проговорили часа полтора и три чашки чаю, даже спели одну из ее любимых песен - «Вспомните, ребята» (ветеранский баянист воодушевленно начинал нам выстукивать ритм на коленке, но под взглядом Инессы Петровны снимал с лица улыбку, будто находился у постели умирающего).
Кстати, тут же я нанесла первый удар чувству собственной значимости Инессы Петровны — спросила у бабушки, не может ли она дать мне телефоны других ветеранов, с которыми мне предстоит познакомиться. Бабушка охотно достала свой кнопочный телефон, и я записала пусть не все нужные номера — где самих фронтовиков и тружеников тыла, где их родственников - но значительную часть. Инесса Петровна наблюдала за моими манипуляциями с кислой миной, а когда мы, наконец, вышли из этого гостеприимного дома, спросила:
- Вы что, с каждым будете так подолгу разговаривать?
- Как получится, - ответила я. - Если пожилой человек хочет поговорить о своей жизни, я прерывать не буду. Но вам необязательно все время быть со мной. Только материалы об ушедших из жизни ветеранах мне передайте.
- Нет! - торжествующе возразила она. - Это ценнейшие архивные данные, вдруг потеряете! Можете работать только при мне. И директору я обещала, что буду с вами все время!
В интерпретации директора это звучало как «если вдруг понадобится помощь — обращайтесь к Инессе Петровне».
- Можно я эти материалы в машине пока посмотрю? - спрашиваю.
- Я с вами тогда посижу, - решительно ответствовала неутомимая общественница.
А дальше ее ЧСЗ ждало второе потрясение: я взяла «ценнейшие данные» - по сути, просто распечатки А4 с поправленными от руки кое-где словами и начала их перефотографировать на телефон. Может быть, Инесса Петровна уже нафантазировала себе, как я, уничтоженная ее авторитетом, буду переписывать архив ветеранской организации долгими ночами в поселке при свете фонаря, но процесс копирования данных занял у меня минут десять (кстати, архив был фиговенький, я потом не одну сотню километров по поселку наколесила, дособирая данные у родственников и бывших коллег умерших ветеранов).
- Вот вы разленились, молодое поколение, - прокомментировала Инесса Петровна. - Мы, помню, тщательно конспектировали каждую буковку, а когда пишешь — лучше запоминаешь.
- А как мне иначе работать? - поинтересовалась я. - Я не могу переписывать все это несколько часов, а главное — не хочу.
- И сколько вам заплатят за вашу работу? - презрительно спросила она.
- Двенадцать тысяч, - брякнула я первое, что пришло в голову. Цифра, понятно, занижена почти в десять раз.
- Больно много, - был вердикт Инессы Петровны.
Во второй семье ветеран-фронтовик, дедушка 94 лет, тоже был бодр. На Инессу Петровну махнул рукой, и она села в уголок, а ее свита даже не пошла в дом. Видно, что дедок боевой и спуску никому не дает. «Молодая жена» хозяина (всего 79 лет!) принесла фотоальбом, откуда мы с Игорем начали выбирать снимки для сканирования в книгу.
- Не боитесь фотографии отдавать? - встряла Инесса Петровна. - Вдруг не вернут?
- Инка, помолчи, - отмахнулся ветеран. - Без тебя разберемся.
Но эти две встречи с героями будущего фотоальбома оказались единственными беспроблемными. Дальше Инесса Петровна и ее товарищи по оружию развернули бурную вредительскую деятельность, и я до сих пор не знаю: они реально не понимали, что делают все возможное, чтобы памятный альбом о героических земляках не вышел, или просто хотели показать, кто в доме хозяин? Ведь один из героев фотоальбома — покойный отец Инессы Петровны. Но она прямо-таки делала все возможное, чтобы мы больше не приезжали. Ее позиция: директор не понимает, как надо делать, все делает не так, только портит людям будущий светлый праздник.
Вредительство бывало тупое, а бывало такое, что у меня начинал дергаться глаз. Например, собираюсь ехать к семье одного из ветеранов. Он — лежачий, почти не разговаривает. И вот звонит мне его внучка и спрашивает:
- SallyKS, а если мы не оденем его в пиджак, вы его в книгу не вставите?
- Чтоооо?
Выясняется, что ИнессаБлятьПетровна сообщила этой семье (главная «помощница», фиг ли!), что для фотосъемки фронтовика обязательно нужно одеть в костюм и в пиджак с медалями. Мол, будут снимать его — пусть лежачим, но в медалях. Семья поофигела и решила уточнить у меня этот вопрос, благо я визитки со своим телефоном по поселку раскидывала просто пачками, зная, что Инесса мои контакты никому не даст.
Уверила внучку ветерана, что ни о какой съемке лежачего человека, да еще и одетого в костюм с наградами, речи вообще быть не может, но потом Инесса приходила к старику, когда дома больше никого не было (в деревнях двери не запираются), и уверяла, что если не будет съемки, то он в альбом не попадет. И ветеран волновался, переживал, чуть не плакал.
Я прилетела в поселок раньше, чем собиралась, два часа сидела у постели дедушки, держала за руку и уверяла, что в альбоме ему будет отдано лучшее место, что мы возьмем его фото во всей красе пятнадцатилетней давности — мальчиком восьмидесятилетним — и поставим в альбом. На «мальчике» он заулыбался, пожал мне руку дрожащими пальцами.
И это продолжалось все несколько недель, что мы ездили к живым ветеранам и семьям покойных: только я выезжаю из поселка — сука Инесса бежит по домам рассказывать, что мы с Игорем, пока директора нет, собираем данные для другого коммерческого проекта, в котором «обесцениваем» Победу. Некоторые даже отказывались с нами беседовать, едва удавалось в конце концов найти общий язык. Примечательно, что на Инессу многие жаловались — везде выпячивает свою роль в жизни села, а по факту гребет под себя — но верили изначально все равно ей. Своя все-таки, а мы с Игорем — чужие. А уж когда она не одна начинает нести пургу про «засланных казачков», а со своими приспешниками — вообще никаких больше подтверждений не нужно.
Когда я дозвонилась директору в Москву рассказать, что Инесса Петровна делает все возможное, чтобы только самые крепкие здоровьем и нервами ветераны предприятия дожили до светлого праздника 9 Мая, и попросила как-то умерить ее активность, директор сказал, что подумает, как тут быть. Но, видимо, так и не придумал, потому что задорная активистка преследовала нас до тех пор, пока вся работа не была сделана. Разговор с ней самой о ее отце — самый неприятный час моей жизни последних нескольких лет, включая похороны двух друзей и процедуру ФГДС. Это отдельная песня, петь которую мне совсем не хочется.
Альбом мы напечатали буквально на днях. Удалось даже убедить директора, что раздать экземпляры семьям еще здравствующих ветеранов нужно сразу, не дожидаясь Дня Победы. На сайте предприятия уже появилась информация, что без неоценимой помощи ветеранской организации завода книга бы не вышла.
