Эй, Толстый! Пятый сезон. 90 серия
Эй, толстый! 1 сезон в HD качестве
1392034, 1638027, 1900322, 2198093…
Виталя Глист завороженно смотрел, как растет число зрителей прямой трансляции. В прежней жизни к Глисту очень редко добавлялись в «Контакте» друзья. Каждый раз это было событие, которое Виталя вспоминал не один день – мог перекатывать в своей голове этот обыденный для кого-то эпизод цифровой жизни хоть месяц, хоть два.
Но сейчас, стоило Витале Глисту войти с маминого телефона в свой аккаунт, как понеслись щелчки-щелчки-щелчки, бесконечный хор ебанутых кузнечиков. И этот хор переходил в стон – от бесконечных запросов о добавлении в друзья. Телефон нагрелся до такой степени, что он стал почти раскаленным. Наплыв людей можно было сравнить с dDos-атакой. «Контакт» каким-то чудом еще не вис. Хотя должен был бы.
«Я стал популярным», – подумал Виталя. Не так он представлял себе сладкий миг своей славы. Но, в принципе, и этот был неплох. Правда, на пути к счастью возникли препятствия в виде Малаховых. Но почему-то Виталя Глист не сомневался в том, что мама победит. За ней – как за каменной стеной. Да и Витале, хоть голову его и убеляли преждевременные седины, хотелось почувствовать себя ребенком, под маминой опекой, когда ничего решать не надо, когда накормят, обогреют и защитят.
Впрочем, иллюзия долго не продлилась. Мама свирепо посмотрела на Виталю и спросила:
– Ну, ты транслируешь или нет? Почему молчишь?
– А что? Говорить надо? – тупил перед миллионами зрителей Виталя.
«Ну, ты дятел!» – посыпались комменты. «Пиздани уж что-нибудь, что ты там транслируешь».
«Снова дрочить будет!» – прилетел коммент.
«Дрочить?»
«Да, я нашла редкую запись. Он дрочил в прямом эфире!»
– Нет! – простонал Виталя.
Боже, где они отрыли это говно? Зачем? Откуда? Как теперь с этим жить?
Из дверного проема на гостей насмешливо смотрели Малаховы.
– Мы, конечно, рады вас приветствовать, – сказали они в унисон, отчего образовался странный эффект, в чем-то даже превосходящий dolby-surround. – И зрителей вашей трансляции. С вами Андрей Малахов. И я желаю вам доброй ночи!
Мама отчаянно смотрела на Виталю. «Что же ты тупишь?» – читал Глист во взгляде пластмассовой своей матери.
Когда Виталя сообразил развернуть камеру телефона к тем, кто ему противостоял, в коридоре остался всего один Малахов. Остальные куда-то исчезли.
А Виталя понял, что безнадежно протупил.
3472047, 3581093, 4000127, 4210673…
Трансляция с трудом шла, ползла, еле тянулась, распадаясь на кадры.
А один оставшийся Малахов уже тянулся к Витале Глисту, пытался его обнять.
– Убери руки, нахуй! – сказал Виталя.
И неожиданно понял, что поступил исключительно неправильно. Надо было срочно как-то выкручиваться.
– Открою вам страшную тайну, дорогие зрители моей трансляции, – забубнил Виталя.
– Виталий просто очень хорошо отметил свое вступление в права наследства, – перебил Малахов.
4983024, 5007382, 5143093…
– Не верьте ему! – закричал Глист. – Малаховых на самом деле семь или восемь. И они…
– Я же говорю: отметил очень хорошо, – снова влез Малахов. – Аж с Киркоровым. Есть, что вспомнить. Да, Виталя?
Малахов засмеялся, и стал пихать Глиста локтем в бок. А Виталя с ужасом понял, что противоборства с Малаховым – тем более, на его поле – не осилит. Это было все равно, как выставить детсадовца на поединок против звероподобного бойца без правил.
– Но на самом деле Виталий немного погорячился, как мы видим, – коварно затараторил Малахов в телефон. – На самом деле, мы собрались здесь по печальному поводу – умирает Гавриил Глебович. И мне кажется неловким транслировать его уход из жизни в прямом эфире.
Малахов переигрывал Глиста вчистую.
6003294, 6923056, 7000402…
Собственно, Виталя был морально уничтожен, размазан, как сопля по стенке сортира.
Малахов отобрал у него телефон.
Терять Витале было уже нечего.
– Отдай! – закричал он.
– Нет, – сказал Малахов. – Мы завершаем трансляцию. Спасибо вам всем за внимание. Обещаю держать в курсе всех событий. С вами был Андрей Малахов. Пока.
– Нет!!! – завопил Виталя.
Ужас от мысли, что это был последний шанс, Глист кричал в голос. Он не мог смириться с мыслью, что он – вот такой неудачник. Витале хотелось, чтобы что-нибудь случилось, какое-нибудь волшебное вмешательство. Ведь должны же победить хорошие парни? Должны! Или… Или нет?
– Ха-ха! Щенок! – сказал Малахов, выйдя из он-лайна.
Телеведущий снисходительно и насмешливо посмотрел на Марусю.
– Ну, и чего вы добились? – спросил он. – У вас есть лишь один способ сохранить лицо. Да и, пожалуй, жизни.
– Я вас ненавижу, Малахов, – сказала Маруся.
– Не вы одна, – засмеялся ведущий. – Ну, а теперь идите с миром нахуй.
«Чудо! Нужно чудо!» – умолял Виталя неведомую силу, в которую никогда не верил. – Чуда, пожалуйста! Чуда! Чуда! Чу…»
В руке Малахова что-то хлопнуло. Прихожую вмиг заволокло едким черным дымом, поверх которого вдруг поползла вонь горелого мяса.
– Ай! – вопил ведущий, тряся рукой.
Виталя сначала удивился, что Малахов не матерится, говорит не «блядь», «ёб твою мать» или «пиздец». Он говорит просто «ай». Вот что значит культурный человек.
Сам Виталя выразил бы свои чувства совсем по-другому. Если бы у него в руке взорвался телефон, он бы вопил, как зарезаемый тупым ножом поросенок.
***
Когда в руке у Малахова взорвался телефон, Маруся не теряла ни мгновения. Она пружинисто оттолкнулась от пола прихожей, взлетела и в полете ударила Малахова ногой по ебалу.
Телеведущий, страшно крича, упал на пол. Одна рука его горела, другой он закрывал лицо.
А Маруся превратилась в молнию. В прыжке, подобно великому Брюсу Ли, она, резко выбросив в стороны ноги – живую и пластмассовую – ушатала двух охранников, которые бросились было на нее.
– Вперед! За мной! – сказала она.
И первой помчалась на штурм апартаментов. За ней двинулись чечены.
– Пострелять можно? – спросил чечен Руслан.
– Нет, – коротко ответила Маруся. И добавила: – Ебашим гадов голыми руками.
– И ногами, – добавил чечен Эдуард.
Маруся вдруг поняла, что этот совсем молодой чечен (сколько ему? Лет 20-25?) влюблен в нее. Вот прямо сейчас. Скажи она ему умереть за нее, так и сделает это, не задумываясь.
Как знать, может, и придется умереть.
За чеченами решительно двигалась двухметровая Алена, выигравшая серию сложнейших боев за сердце юного наследника. За метательницей молота шел Иннокентий – охранник из особняка. Следом плелся адвокат, что-то кричал, но никто его уже не слушал. Замыкал штурмовую колонну сам наследник.
В стеклянном переходе незваных гостей поджидали шестеро Малаховых и шестеро же охранников. Малаховы стояли бесстрастно и даже элегантно, как агенты Смиты в «Матрице». А Маруся безумным, наполовину пластмассовым Киану Ривзом, бросилась им навстречу.
Впечатала носок ноги одному из Малаховых в солнечное сплетение, локтем двинула по зубам другого, головой боднула третьего. Малаховы разлетались по сторонам, но вставали и снова бросались в бой.
В стороне схватились с секьюрити чечены. На каждого из них приходилось по два охранника. Дрались чечены аккуратно и спокойно, по правилам. Как в спортзале.
С диким криком сражалась еще с двумя охранниками метательница молота, двухметровая Алена. Одного из секьюрити она припечатала ебалом о стекло перехода. И стекло пошло трещинами. Второго – здоровенного мужика, умудрилась схватить за ногу, раскрутить и швырнуть как молот, в противоположную стену.
Дзззынь! Еблысь! – осыпалось стекло, когда охранник пролетел сквозь него, пуленепробиваемое, вылетел куда-то на крышу, в сторону вертолетной площадки.
А затем началось необратимое. Переход стал осыпаться, как бамбуковый мостик в фильме про Индиану Джонса. Первыми стали съебываться Малаховы, позабыв про драку. Сейчас их число заметно поредело. Тем более, что одна единица мультисущества осталась без сознания в хозяйственной половине, а еще один Малахов провалился сквозь разрушающийся стеклянный пол, упал с пятиметровой высоты на крышу и потерял сознание.
За Малаховыми побежали и охранники. За охранниками, чечены, Маруся, метательница молота, адвокат, Иннокентий, Виталя Глист.
***
Виталя бежал последним, чтобы держаться подальше от драки, в которой, как он понимал, никакой пользы не принесет, а вот погибнуть может. Он офигевал с мамы. Такой злой и сосредоточенной он ее не видел никогда, хотя ему казалось, что уж он-то знает ее до самых мелких деталей и черточек.
Перед Виталей тяжело топал адвокат. А стекло осыпалось прямо под ногами. И это было очень азартное и очень стремное ощущение – бежать, не чуя под собою пола.
Виталя уже почти поверил, что не провалится, когда большой кусок стекла вдруг ускользнул у него из-под ног. Глист, словно не веря, что с ним могло случиться такое западло, начал было балансировать, и вдруг с ужасом понял, что пытается сохранить равновесие на падающей плоскости.
– Ай! – завопил он, прямо как культурный Малахов, забыв все матерщинные слова. Он просто вскинул вверх руки. И кроме глупого «ай» ничего в голову не приходило.
Виталя уже успел свыкнуться с мыслью, что неминуемо упадет. И тут вдруг чья-то рука схватила его за запястье.
***
Марусю гнал вперед инстинкт охотницы, жажда крови. Она свойственна всем людям. Женщинам в том числе. Но у женщин есть еще один инстинкт, который все-таки сильней стремления охотиться. Это материнское чувство, которое заставляет сердце взволнованно ёкать, если ребенок в беде.
Екнуло сердце у Маруси и сейчас, когда она в безумном прыжке почти настигла одного из улепетывающих Малаховых.
Что-то случилось сзади, поняла она. Какая-то беда. Катастрофа!
Она перегруппировалась и развернулась назад.
Виталя… Он падал, проваливался в дыру.
Успеть на помощь было нельзя, но Маруся каким-то чудом, перепрыгнула через адвоката, тряско убегавшего в жилые апартаменты, приземлилась на шаткую скользкую поверхность, мгновенно свалилась на нее, протянула руку, уже ни на что не надеясь, и вдруг – дотянулась, и в последнюю долю момента ухватила сына за запястье.
Но все было, наверное, бесполезно. Потому что сама Маруся безнадежно соскальзывала вниз. И кусок стекла стремился обрушиться на крышу. Маруся ползла, в отчаянной надежде она цеплялась пальцами ног за стекло, растопыривала и напрягала пальцы. И каким-то невероятным образом скольжение все же замедлялось.
«Я падаю, – поняла она. – Если мы упадем на крышу, то, может и уцелеем. Это ведь как со второго этажа рухнуть. Не выше».
Порыв ветра, очень чувствительного над двадцать первым этажом, качнул стекло. Оно поехало, выпадая из крепления.
И вдруг соскальзывание остановилось. Кто-то держал Марусю за лодыжку пластмассовой ноги.
Маруся с трудом подняла голову. Она увидела Иннокентия – похожего на Гитлера охранника Гавриила Глебовича. Он, хоть и не выглядел особо мускулистым, не только держал, но и вытягивал Марусю, которая, в свою очередь держала Виталю.
Это было невероятно, но он вытянул Марусю. А затем они, уже вместе, втащили в жилые апартаменты Глиста.
– Спасибо, Иннокентий, – сказала Маруся, тяжело переводя дух.
Она сидела на полу. Смотрела на пустоту взамен того места, где был стеклянный переход. Теперь стало понятно, что выхода уже нет.
– Не за что, – сказал Иннокентий. – Теперь встань и помести руки за спину.
– Что?! – оторопела Маруся.
– Ничего личного, – сказал Иннокентий и без церемоний вдавил под левое, живое ухо ствол пистолета. – Повоевали и хватит.
– Ты… ты предал? – спросила Маруся.
– Я всего лишь играю за свою команду. Руки за спину!
Когда за спиной защелкнулись наручники, Марусю посетило дурное дежа-вю. Это ведь уже было сегодня! Дурная бесконечность страданий и бессмысленных усилий все продолжалась.
А война, как поняла Маруся, оказалась проиграна. Как смириться с этой мыслью пластмассовая мать не знала.
To be continued...