"Я - художник, я так вижу",- сказал Алексей и насрал на полотно, которое он перед этим аккуратно положил на пол.
Каловую массу он изгваздал в хаотичном порядке. Получилось что-то среднее между Моне и Мане, только Гавнэ.
Удовлетвореннный он пошел мыть руки.

К вечеру пожаловал заказчик картины. Картины под рабочим названием "утро". Сраженный наповал запахом, исходящим из комнаты художника, он стал лить крокодиловые слёзы и попытался сбежать. Но художник силой втолкнул его в мастерскую и сказал "вот".
Заказчик взмолился нечеловеческим голосом и стал швыряться деньгами, лишь бы поскорее покинуть мастерскую. А "вот" ему больше не надо. Совсем не надо. Ему бы на воздух. Кажется смерть потихоньку прибирает его к себе...

Утро было коричневым, с вкраплениями недопереваренного болгарского перца и помидорной шкурки. Тягостно и мучительно выглядело оно на полотне. Невооружённым взглядом было видно насколько мучительно дался художнику его замысел. Какая экспрессия, какие мазки. И всё напрасно?

Заказчик - ханжа, отказывается от картины. Как можно плюнунв душу творцу. Сначала сказать, что нужно "утро" в свободной интерпретации, а потом наблевать на картину. Нахал. Подлец. Говно.

Утро было суровым, даже неожиданно суровым. В нём, если присмотреться, можно было распознать начало чего-то большего, чем утро, возможно, маленькой победоносной войны, или любовной драмы, или апокалипсиса. Одна задумка, а сколько феерий. Такое полотно только в Эрмитаж или в Лувр. А не какому-то мелкому человечишке, который внезапно разбогатев захотел себе "утро" в столовую. Ха. Плевать что он там хочет. Шедевр надо ещё заслужить.

А между тем заказчик лежал на полу в мастерской ни жив ни мертв. Рядом стояла картина. За окном грело солнце. Алексей почесал кудлатую давно не мытую голову, потом снял портки и навалил прямо на гостя.
Жаль, что инсталляции тогда ещё не придумали, а то бы замечательно вышло, хоть в Эрмитаж, хоть в Лувр.