Чеширко

Воин сидел на камне и задумчиво осматривал рукоять своего меча. Свое оружие он знал наизусть. Каждую выщербину на лезвии, каждую вмятину на гарде и рукояти. Этот меч он получил в подарок от своего учителя на день своего совершеннолетия. Это было около десяти лет назад, но с тех пор они не расставались. Меч стал продолжением его тела, его составной частью. В выдававшуюся минуту отдыха он доставал его из ножен, аккуратно и нежно проводил пальцем по холодной стали, затем доставал специальную бархатную тряпицу и принимался полировать лезвие. Но сейчас было не до отдыха. Уже второй день он пробирался к логову, каждую секунду ожидая удара в лоб или спину.

Все началось около месяца назад. Густой непроглядный туман опустился на деревню. Сначала жители никак на это не отреагировали. Подумаешь, туман… С кем не бывает. Через две недели было собрано вече, на котором решили, что всё это неспроста и туман не может быть таким долгим. По прошествии еще одной недели, несколько семей решили покинуть деревню и переехать в другое, более спокойное и безопасное место. К концу месяца половина жителей уехала из деревни, а другая собирала вещи. Это не могло не взволновать главу поселения. Как ни пытался он успокоить сельчан, никто его не слушал. И на то были причины.

Дело в том, что, недавно поселившийся в горах Дракон, периодически терроризировал жителей окрестных поселений. Ничего особенного. Все было как обычно. Раз в полгода-год он утаскивал какого-нибудь запоздалого путника, иногда мог сжечь своим огненным дыханием чью-нибудь делянку с урожаем или просто пролетая над домами, вызвать крыльями шквал ветра, который переворачивал в деревне всё, что не было прибито к земле и не привязанно к дому. Всё бы ничего, люди уже привыкли к нему, но последние несколько месяцев он не объявлялся, а потом еще и этот туман… В общем, глава деревни хоть и был глуповатым человеком, но все же не настолько, чтобы не сопоставить эти два факта и не понять, что Дракон задумал что-то, действительно, серьезное. Делать ничего не оставалось, кроме как нанять Воина. Это дело, конечно, затратное, но глава прикинул все возможные последствия и решил, что лучше он отдаст половину своего золота Воину и решит проблему с Драконом, чем останется в пустой деревне один на один с возможностью погибнуть завтра или послезавтра.

Два дня назад Воин взял аванс, выслушал требования главы и ушел в горы на поиски надоевшего Дракона.

— А ведь можно было с него и побольше содрать, — вслух произнес Воин и встал с холодного камня. Немного постояв на месте и, прислушавшись к завываниям ветра, он, стараясь не шуметь, продолжил свой путь.

С каждым шагом туман становился все гуще, что говорило только об одном — он идет в правильном направлении. Перешагнув через большой булыжник, он замер. Чутье никогда его не подводило. Вот и сейчас он практически кожей почувствовал рядом с собой чье-то присутствие. Медленно опустив руку на рукоять меча, Воин повел головой из стороны в сторону и даже не удивился, когда в нескольких метрах от себя увидел два огромных желтых глаза, вспыхнувших золотистым огнем.

— Да-да… Я узнаю этот меч… А это значит, что я знаю и его хозяина, если только он не погиб в бою и его оружие не присвоил себе еще более величественный Воин, чем тот, с которым я, кажется, уже встречался.

Голос был похож на урчание огромного кота, с примесью какой-то хрипотцы. Как-будто этот воображаемый кот всю свою жизнь курил табак и никогда не ходил к врачам, когда простужался.

— Так вот кто здесь устраивает представления, — спокойно сказал Воин и медленно повернулся лицом к источнику голоса, — мой давний знакомый… Насколько я помню, последний раз мы виделись около пяти лет назад.

— Четыре с половиной. Помнится мне, что тогда было лето, — ответил Дракон.

— Да, верно… Как твое крыло?

— Зажило. Надеюсь, что твоя рука тоже в порядке?

Воин потер плечо и немного скривился.

— Конечно. Но, скажу честно, мне пришлось около трех месяцев залечивать рану.

— Ну что ж, тогда и я не буду скрывать, что шрам, оставшийся от твоего меча до сих пор побаливает… Впрочем, давай перейдем к делу. Я догадываюсь, зачем ты сюда пришел. Можешь приступать.

Воин кивнул и вытащил из ножен свой острый, как бритва, меч.

— Уверяю тебя, в этот раз ты не оставишь на мне и царапины, — самоуверенно произнес он.

— Да, ты прав, — ответил Дракон.

— Что значит — прав? — опешил от такого легкого согласия Воин.

— Ты прав в том, что я не оставлю на тебе царапины. Если только ты сам не поцарапаешься о мои когти.

— Хитрый Дракон, — ухмыльнулся Воин, — хочешь притупить мою бдительность? Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить в твою покорность.

— Нет, ты ошибаешься, — в голосе Дракона, как показалось Воину, проскользнула нотка грусти, — если бы я мог, я бы убил тебя еще тогда, когда ты только приближался к моему логову. И я сделал бы это быстро, уважая тебя, как самого лучшего моего врага, который встречался мне за все время моей жизни.

— А знаешь, — немного помолчав, ответил Воин, — ведь ты в чем-то прав. За свою жизнь я не обзавелся ни одним настоящим другом, но нажил себе кучу врагов, из которых ты — самый…

— Да, я понимаю, что ты хочешь сказать. Самый лучший враг.

— Да. Самый лучший. Ты всегда заставлял меня становиться лучше и сильнее. Именно ты своим существованием сделал из меня Воина. Некоторые говорят, что Великого Воина. Если бы не ты, я бы до сих пор бегал по подземельям, разгоняя сборища всякой мелкой нежити… Ни один друг не сделал бы из меня того, кем я стал.

Дракон вздохнул и ненадолго прикрыл глаза.

— Теперь тебе придется искать нового врага, — произнес он через некоторое время.

— Это точно, — Воин сделал шаг вперед и поудобнее перехватил меч, но, вдруг, что-то вспомнив, остановился, — подожди, ты сказал, что убил бы меня, если бы мог. Почему же ты не сделал этого?

— Потому что ты опоздал.

— Опоздал? Здесь был кто-то до меня?

— Нет. Ты лучше меня знаешь, что никто из тех, кто называет себя воинами, не решился бы придти ко мне. Никто, кроме тебя. Скажу честно, сначала я ждал тебя, чтобы убить, а потом, когда туман стал слишком густым, я ждал тебя чтобы попрощаться.

— Причем здесь туман? Разве не ты его напустил на деревни, чтобы под его покровом творить свои делишки?

— Ах, ты не знаешь?.. — глаза Дракона снова вспыхнули во мгле, — когда мы живы, мы умеем рождать пламя. Когда же мы умираем, наше дыхание становится ледяным. Мы начинаем выдыхать туман. Вот и мое время пришло…

— То есть, ты болен?

— Смертельно.

Воин опустил меч и разочарованно посмотрел на Дракона.

— Но… Ты не можешь умереть. Это нечестно…

— Это жизнь, мой враг. И только ей подвластны понятия о честности.

— Но это же… Как я могу тебе помочь?

— Помочь? Хм… Разве что, если ты побудешь со мной до рассвета. Оказывается, умирать в одиночестве — очень скучное и невеселое занятие.

— Я обещаю, что буду с тобой до конца, — Воин вложил в ножны меч и уселся рядом с огромной головой Дракона.

Они говорили всю ночь. Вспоминали былые подвиги и битвы, в которых им приходилось встречаться, показывали друг другу шрамы от ран, которые когда-то оставили друг другу, смеялись и веселились. А потом уснули. Воин, облокотившись на еще теплую морду своего врага, и Дракон, свернувшийся своим огромным телом на холодных камнях.

Утром, когда рассвет только забрезжил над горизонтом, жители деревни смотрели на небо и видели на нем звезды.

Впервые за последний месяц.

Автор - ЧеширКо.

– Пацаны! Она сюда идёт!

Пашка ворвался в шалаш как метеор, чуть не завалив крышу на его обитателей.

– Кто? Кто идёт? – испуганно вытаращил глаза восьмилетний Коля – самый младший из этой компании.

– Бабка из тринадцатого дома!

– Ведьма?! – нахмурился Санёк.

Саньку уже исполнилось двенадцать и он был на целых восемь месяцев старше Пашки, что делало его безусловным лидером этой банды лесополосных шалашестроителей.

– Что, прямо к нам идёт? К шалашу? – побледнел Коля и зачем-то схватил за руку Санька.

– Не знаю, но вроде бы да, – пытаясь отдышаться, закивал Пашка, – я вышел из дома, а она идёт по дороге. Я за ней шёл – я же не дурак ведьму обгонять, – а она потом с улицы свернула к лесополосе и по ней пошла, я тогда сразу как дал на ногу... Пришлось через переулок бежать, чтобы она меня не заметила. Вон там она шкандыбает, скоро до нас доберётся. Ищет что-то или... кого-то.

Трое прильнули к щелям в стене шалаша и принялись высматривать ведьму, но ничего не нарушало тишину лесополосы, кроме одинокой цикады, стрекочущей на одной из акаций.

Старуха, живущая в доме номер тринадцать, и впрямь была довольно странной по деревенским меркам. Нелюдимая, необщительная, в свои девяносто два года она редко выходила из своего дома на улицу. Никто из местных ни разу не видел, чтобы к ней приезжали родственники, а из местных посещал её один лишь почтальон, разносивший старикам пенсию. Впрочем, и он предпочитал поскорее передать ей деньги и как можно скорее удалиться, иногда забывая даже получить подпись ведьмы в отчётной книге. Раз в месяц старуха выбиралась в сельский магазин, где покупала крупу, чай и сахар, а затем возвращалась домой, делая остановки по пути, чтобы перевести дух. Во время этих вылазок односельчане всячески старались избежать встречи с ней, тут же меняя направление движения, лишь завидев старуху на своем пути.

Никто толком не мог объяснить – что именно послужило причиной того, что в головах местных жителей безобидная, хоть и нелюдимая старуха обрела репутацию ведьмы. Со временем её образ, конечно же, оброс легендами – одни рассказывали, что однажды, проходя мимо её дома, видели в окнах красный свет и тени маленьких плящущих человечков на окнах; другие вспоминали историю о том, как кто-то подстрелил у себя во дворе волчицу, забредшую в деревню с полей, а на следующий день, во время своего похода в магазин, старуха сильно хромала и останавливалась передохнуть чаще обычного. Историй было много, но никто из рассказчиков не мог назвать имя человека, который видел всё это собственными глазами. Как правило, главным действующим лицом в таких легендах обычно выступал какой-нибудь знакомый знакомого с прошлой работы, который умер пять лет назад. Тем не менее, по деревенским законам, несмотря на полное отсутствие доказательной базы, если кого-то нарекли ведьмой, то это значит только одно – так оно и есть. Ведьма и точка.

– Может, показалось? – спросил Санёк, покосившись на Пашку.

– Ведьма показалась? Да я её видел, как сейчас тебя. Говорю тебе – она свернула с улицы и пошла...

– Вон она! – упавшим голосом выдавил из себя Коля и двумя руками обхватил локоть Санька.

И действительно, из-за дерева показалась фигура старухи. На её голове был повязан чёрный платок, в руках она держала какую-то палку, которую, видимо, подобрала здесь же, чтобы опираться на неё при ходьбе. Ведьма двигалась медленно, внимательно глядя себе под ноги, чтобы случайно не наступить на шипы акации, то тут, то там выглядывающие из жухлой травы.

– Дверь! – зашипел Санёк, первым взявший себя в руки.

Пашка тут же схватил сплетённый из веток решётчатый прямоугольник, стоявший у стены, и быстро приставил его ко входному проёму. Вряд ли эта импровизированная дверь послужила бы преградой хоть для кого-то, но когда к тебе приближается ведьма, то даже такое препятствие грех не использовать. Кто знает этих ведьм? Вдруг они боятся сплетённых веток.

Но она, кажется, их не боялась вовсе. Расстояние между старухой и шалашом неумолимо сокращалось.

– Она нас съест, да? – захныкал Коля.

– Тихо! – зашипел на него Пашка и, сунув руку в карман, снова прильнул к щели в стене.

Это движение не осталось незамеченным. Санёк, схватив Пашку за локоть, резко дернул руку на себя.

– Ты дурак что ли? – округлив глаза, зашептал он.

– А что? Мне Серёга рассказывал, что если дулю в кармане скрутить, то ведьма испугается и убежит.

– Нет! Если дулю скрутить, то ведьма обернётся! Ты хочешь, чтобы она нас заметила?

– Разве? А Серега говорил...

– Мозгов нет у твоего Сереги. Такие вещи знать нужно!

Пашка засомневался, но все же растопырил пальцы, решив не испытывать судьбу, а вопрос действия дули в кармане на ведьм более подробно обсудить с Серегой позже. Конечно же, если выживет.

– Она нас съест? – снова поинтересовался дрожащий как осиновый лист, Коля.

– Да замолчи ты!

– Пацаны... – отступив на шаг от стены, упавшим голосом произнёс Пашка.

– Что там?

Но Пашке не пришлось отвечать. Все трое уставились на дверь, за которой уже стояла старуха, пытавшаяся разглядеть в полумраке шалаша его обитателей.

– А чего вы тут, ребятки? – скрипучим старческим голосом произнесла она.

Трое переглянулись.

– Да ничего, – пытаясь придать голосу твердости, ответил за всех Санёк.

– Хороший шалашик соорудили, дебёлый, – оскалилась старуха, костлявой рукой ухватившись за одну из перекладин, – а мы в детстве всё больше землянки рыли. Заползешь летом в такую, а там прохладно, хорошо...

– Землянку копать долго, – вклинился в разговор Пашка, чтобы Санёк не подумал, что он испугался, – мы пробовали – здесь ещё корни мешают.

– Так это дело такое... К нему нужно со всей ответственностью подходить. Сначала место выбрать хорошее, без корней. Лучше если на холмике небольшом, чтобы вода не затекала. Ой, да там целая наука. Так сразу и не расскажешь. Можно даже печку соорудить, чтобы зимой тепло было.

– Зимой? – удивился Коля. – Там же холодно.

– Да брось, – махнула рукой старуха, – если всё сделать как положено, то в ней зимой даже спать можно.

– А вы знаете – как положено? – спросил осмелевший Санёк.

– А то. В рытье я вам, конечно, не помощница – старенькая уже, а рассказать могу. Чего ж не рассказать? Да и вам на пользу пойдет. Это всяко лучше, чем в эти ваши телевизоры пялиться.

До самого вечера старушка рассказывала ребятам обо всех премудростях и секретах строительства землянки, и даже помогла выбрать подходящее место у края лесополосы. Ребята слушали и запоминали каждое слово, опасаясь пропустить что-нибудь важное. Лишь по пути домой они вспомнили о том, с кем именно они провели несколько часов на краю деревни.

– Да никакая она не ведьма, – покачал головой Санёк, – и чего её все боятся?

– А ты как будто не боялся, – хмыкнул Пашка.

– Раньше боялся, а теперь вижу, что она – обычная бабушка, просто одинокая очень.

– Даже жалко её немножко стало, – согласился Коля.

– Когда выкопаем землянку, нужно будет ей какой-нибудь подарок отнести. Конфет или мороженого. Договорились?

– Да, скинемся поровну и купим.

– И давайте всем будем рассказывать, что никакая она не ведьма? – добавил Пашка. – Ей, наверное, очень неприятно, что её так называют.

– Вот это правильно. Я за.

– И я тоже.

***

– Хорошие мальчишки, – улыбнулась старушка, стоя у края лесополосы за которым начиналось ещё неубранное пшеничное поле, – будто в детство с ними ненадолго вернулась...

Сумерки потихоньку опускались на деревню. Старушка присела на траву и застыла с легкой улыбкой на лице, погрузившись в воспоминания давно ушедшей молодости.

– Ой, я же им не рассказала, как дымоход правильно соорудить! Вот же балда! – покачала она головой. – Да и ромашки для чая не собрала. Тьфу ты, память старушачья... Ладно, в следующий раз. А сейчас до дома бы дотелёпать, ночь уже на дворе.

Старушка попыталась подняться на ноги, но резкая боль в колене повалила её на землю. Она снова попыталась встать, но безуспешно – боль не отпускала.

– Эх... Старость... – вздохнула она и украдкой осмотрелась по сторонам.

Ночь уже опустилась на землю, поэтому никто из людей не видел старую волчицу, прихрамывая, бредущую по улице деревни. Лишь собаки, будто обезумев, надрывались в истеричном лае, пытаясь сорваться со своих цепей.

Автор - ЧеширКо.

10 февраля.

3:10
Разбудил Кот. Поздравил с днём рождения, подарил шарик из фольги. Очень мило, но мог бы поздравить и утром.

3:20
Разбудил Кот. Поздравил с днём рождения, попросил одолжить шарик на время, раз уж я всё равно сплю и не играю. Одолжил.

3:45
Снова разбудил Кот. Снова поздравил с днём рождения. Сообщил, что кто-то закатил шарик за диван и теперь он обижен на меня за то, что я наплевательски отношусь к его подаркам.

3:55
Пока вытаскивал шарик из-под дивана, Кот уснул на моём нагретом месте в кладовке. Да как у него это получается? Ладно, пойду спать на кухню.

6:00
Не выспался. Антон всю ночь бубнил на ухо про то, что крошек на столе с каждым днём оставляют всё меньше и меньше. Кстати, его же недавно вроде как отравили. Хозяйка пшикнула на кухне освежителем воздуха, но Антон говорит, что это был Дихлофос. В общем, запутанная история ─ даже и не знаю кому верить...

7:10
Халк проснулся. Не ожидал от него. Очень приятный подарок.

7:20
Кстати, о Халке. На прошлой неделе заходил Дед. Предлагал по блату вакцинироваться от фашизма. Предложили испытать сначала на немцах, но Дед сказал, что они уже переболели. Решили не обижать старого и вкололи Халку. Сегодня он сказал, что чувствует себя хорошо ─ пару дней, правда, было небольшое раздражение на Польшу, но потом вроде бы прошло.

10:10
Хахаль собрался пожарить картошку, но закончилось масло. Как нельзя кстати к нам в гости заглянула Зинаида Захаровна и случайно чихнула на сковороду. Мы ржём, Хахаль жарит картошку. Даже не пригорает.

10:40
Беседовали с Халком о литературе Серебряного века. Кот подслушивал и теперь бегает по дому, орёт: «Ахматова ─ сила!» и хочет со всеми бороться. А с ожирением не хочет.

12:05
Приходил поп. Предлагал по блату прививку от атеизма. По традиции вкололи Халку и он тут же склеил ласты, хотя поп говорит, что должен был отдать Богу душу. Побочка, наверное, какая-то...

14:20
Халк очнулся. Балует подарками, чертяка!

16:40
Жахнули с Котом по 10 грамм валерьянки за день рождения. Халк пить не хочет, но говорит, что от дозы ещё какой-нибудь вакцины не отказался бы. Кот теперь боится, что Халк вынесет и продаст телевизор, а ему негде будет смотреть канал «Спас». Вот же поп... И Коту вколол под шумок...

18:45
Сидим, смотрим канал «Спас». Реально интересно...

19:20
Одинокий голубь на карнизе за окном, смотрит на меня, стучится в дом. Может так же ты ко мне придёшь... Леший звонил, поздравлял. Надо будет мелодию на звонке поменять.

20:20
Жахнули ещё по десять, Кота вышибло в астрал. Говорит, что дядя Толя теперь пишет законы и он по старой дружбе разрешил ему тоже приходить и писать их когда захочет. А, ну теперь многое стало понятным...

22:05
Жахнули еще по десять. Кот пошёл звонить бывшей (на самом деле нет у него никакой бывшей – хочет казаться крутым, а сам просто мяукает в лапу).

23:40
Жахнули ещё по десять. Кот поздравил с днём рождения. Подарил шарик из фольги. Ладно, пойду спать, пока он снова не привёл свой хитрый план в действие.

Одна стрелка направа паказывает, а втарая тоже.
Пака ты спиш, мы решили написать тибе в дневнике паздравления. Ты праснешся и будишь радаваца.

Жылаю тибе многа харошева, патамушта ты мой друг. А витиринару жылаю многа плахова, патамушта он дурак.
Вот.
©Кот

Дорогой друг! Я желаю тебе, чтобы ты в своем познании настолько преисполнился, что отыскал бы в нём покой, умиротворение и гармонию от слияния с бесконечно вечным, от созерцания великого фрактального подобия и от вот этого замечательного всеединства существа бесконечно вечного.
©Халк

Мой добрый друг, с днём рождения тебя и спасибо тебе за всё!
©ЧеширКо

Во дворе парковочных мест не оказалось, поэтому Вите пришлось оставить машину в соседнем. Заглушив двигатель, он включил в салоне свет и, взяв с пассажирского сидения папку с документами, принялся перелистывать их, делая какие-то пометки в блокноте.

– Не понял, – нахмурился он, – завтра же поставка должна быть, почему здесь написано другое число?

Набрав номер логиста, он долго слушал гудки, нервно тарабаня пальцами по рулю.

– Алло! – наконец-то соизволил тот ответить.

– Коля, почему поставку перенесли? У нас она на завтра запланирована, а я в документах на завтра я вообще ничего не вижу. Что происходит?

– Так это... – замялся логист.

– Что – это? – шумно выдохнул носом Витя. – Мне теперь снова все документы переделывать? Что за отношение к работе, Коля?

– Так завтра же первое.

– Ну и?

– Первое января, Виктор Сергеевич. Новый год, праздник такой. Выходной. Все поставки со второго пойдут.

Витя досадливо поморщился и еле удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Новый год, конечно же... Поэтому и мест во дворе не осталось – все забились по своим норам и сидят на диванах, лупятся в телевизоры.

– Ладно, второго так второго, – недовольно буркнул Витя.

– С наступающим, Виктор Сергеевич!

– Угу, – кивнул Витя и сбросил вызов.

Собрав документы в папку, он вышел из машины и, поставив её на сигнализацию, направился домой. Витя терпеть не мог все эти внезапные выходные, из-за которых постоянно приходилось менять планы, переносить поставки и погрузки. Вся работа летела к чертям, а кроме душного перегара в офисе на следующее утро, пользы от этих праздников не было никаких.

Витя бросил взгляд на часы. Половина десятого. Нужно будет сегодня лечь пораньше, а завтра всё же наведаться в офис, чтобы подшить в архив документы за прошлый год. А что ещё делать? Не дома же сидеть. Хотя поспать сегодня вряд ли удастся, подумал он, когда из окна на третьем этаже послышался дружный пьяный рев «С но-вым го-дом!», а затем послышался звон бокалов и дикое ржание.

Поджав губы и осуждающе покачав головой, Витя вошел в арку, соединяющую его двор с соседним.

– Эй, а ну стой! – тут же раздался хриплый голос из-за спины.

Этого ещё не хватало...

– Ребят, у меня нет ни сигарет, ни денег, ни позвонить. Зато есть замечательный шокер, с помощью которого я могу подзарядить ваши телефоны, с заодно и вас самих. Заряд энергии на весь день. Гарантирую.

– Знаешь, куда я тебе его сейчас засуну?

Витя обернулся. В проёме арки стоял огромных размеров мужик. Его лица не было видно, так как свет фонарей лился из-за его спины, лишь очерчивая контур здоровенного детины. Витя сунул руку в карман пальто и обхватил ладонью шокер. Мужик же, тем временем, шагнул в его сторону.

– Я ещё раз предупреждаю. Подойдешь – получишь разряд.

– Обязательно подойду, не сомневайся.

Детина в два шага оказался рядом с Витей. Тот не растерялся и, выбросив вперед руку, нажал на кнопку шокера, ткнув его в грудь мужика. Раздался треск, но тот даже не покачнулся. Витя, быстро сообразив, что что-то пошло не так, резко развернулся и попытался спринтерским забегом покинуть место разворачивающейся драмы, но не тут-то было. Ладонь мужика с силой опустилась на его плечо, моментально прервав все олимпийские надежды Вити. От такого мощного толчка он даже опустился на одно колено, но тут же поднялся и, прижавшись к стене, выставил перед собой ладони с растопыренными пальцами.

– Да что вам нужно?

– Куда идёшь? – деловито спросил мужик.

– Домой, куда ещё?

– Что делать будешь?

– Да... Да какая вам разница? Что, вообще, происходит? Я сейчас полицию вызову!

Голос Вити перешел на визг. Мужик поморщился и, схватив его за воротник, слегка потряс, приводя в чувства. Затем, заботливо поправив ворот и даже пригладив его ладонью, он с надеждой в голосе спросил:

– Новый год, наверное, отмечать будешь сегодня, да? Ёлочку поставил уже?

Витя молча смотрел на мужика, не понимая, как реагировать на эту резкую перемену его настроения. Мало того, что он нарвался на гопника, так у него, судя по всему, ещё и явные признаки расстройства личности.

– Что вам нужно? Деньги? Хорошо, я отдам вам все наличные, которые у меня есть.

– Я тебе вопрос задал.

– Какой?

– Ёлочку поставил уже?

– Да не ставил я никакую ёлочку! – взвизгнул Витя. – Я просто собирался прийти домой и спокойно лечь спать, никого не трогая. Что вы ко мне прицепились? Я вам что-то плохое сделал?

– Сделал, – вздохнул мужик. – Ты и такие, как ты. Вы мне жизнь портите. Я для вас выдумка какая-то? Миф? Легенда? Шутка? Неужели ты сам никогда не был маленьким? Неужели ты никогда не верил в сказку, в волшебство? Разве ты родился вот таким нудным, скабрезным и циничным? Нет же. Письма, наверное, мне писал. Не спал ночами, поджидая у двери. А сейчас что? В кого ты превратился? Единственный день в году, который вы, люди, оставили для волшебства, ты и такие, как ты превратили в день грусти. Ходите, нудите, плюетесь...

– Подождите, вы... Дед Мороз что ли? – вскинул брови Витя.

– О, признал, – хмыкнул мужик, – но нет. Для тебя я – разбойник из подворотни. В них ты готов верить, а в волшебство – нет. – Он тоскливо вздохнул. – Самому не противно? Нравится тебе вот так жить, а? Мало того, что сам ни во что не веришь, так ещё и других своей гнилью заражаешь. Что ты за человек, Витя?

– Просто я... я уже взрослый и давно не верю в... ну... в вас, получается.

– Как дал бы! – замахнулся Дед Мороз, но все же опустил руку. – Если бы ты в меня не верил, то я бы сейчас перед тобой не стоял. Просто ты меня вот таким и представляешь – переодетым пятидесятилетним мужиком с ватной бородой. И таких, как ты всё больше и больше. Даже дети меня уже по-другому не представляют. Сами сделали из меня чучело и недовольничают, что Новый год уже не тот, что раньше. Всё вот здесь, Витя! – Мороз постучал пальцем по макушке Виктора. – И я тоже там. Каким вы меня нарисуете у себя в голове, таким я и буду. А если вы там еще и волшебство создадите, так оно и в вашей жизни появится, понимаешь?

– Ну, в общих чертах.

Мороз посмотрел на Виктора и покачал головой.

– Ладно, иди куда хочешь. Что с тобой говорить.

– Можно идти? – недоверчиво спросил Витя.

– Да вали уже.

Витя нервно сглотнул и попятился к выходу из арки. Оказавшись в своем дворе, он со всех ног бросился к подъезду. Схватившись за ручку двери, он обернулся. В проёме арки виднелся силуэт мужика. Он прижался спиной к стене и, опустив голову, пинал носком ботинка камешки на асфальте. Почувствовав на себе Витин взгляд, тот поднял голову и посмотрел на него, затем вздохнул и снова покачал головой. В груди Вити что-то кольнуло и неприятно заныло. Ему вдруг стало жалко этого несчастного мужчину в ободранном маскарадном костюме, кем бы он ни был.

– Что ж, давай проверим, – шепнул Виктор и закрыл глаза, пытаясь откопать с самого дна своей памяти воспоминания о детстве, о времени, когда волшебство было для него законом и существовало в этом мире точно так же, как сейчас существуют отчеты, погрузки и логисты.

И вот он снова в доме родителей. Утро. Бежит в комнату, где стоит пушистая зелёная ёлка. Ныряет под неё, а там... Пакет с мандаринами и конфетами, среди которых его намётанный глаз сразу же выискивает вкусные – шоколадные. А рядом ещё и красиво упакованная коробка, а внутри, конечно же, подарок. Тот самый, который он просил в письме у Деда Мороза. Он никогда не обманывал и всегда приносил именно то, что он и хотел. Витька вылезает из-под ёлки и видит в дверях своих родителей. Они стоят, обнявшись, и улыбаются. Витька хватает подарки и несётся к ним: «Принёс! Мама, папа! Дед Мороз принёс подарок!»...

А когда Витя открыл глаза, в темноте арки уже не было мужика. Вместо него там стоял высокий старик с длиннющей седой бородой до земли. Он был облачен в невероятной красоты синий тулуп с золотыми нитями, поблескивающими в свете фонарей. В руках он держал резной посох, будто бы выточенный изо льда, а вокруг него, освещая темноту арки, разливалось какое-то волшебное сияние, иногда озарявшее пространство вокруг яркими всплохами света.

Забыв о страхе, Витя медленно подошел к Деду Морозу.

– Дедушка... – зачарованно разглядывая эту невероятную магию перевоплощения, прошептал Витя.

– А вот это уже по-нашему, по-волшебному, – пробасил Мороз и громко захохотал. – А это тебе, дружочек.

С этими словами он взял Витину руку и, вложив в ладонь что-то холодное, сжал его пальцы.

– Счастливого Нового года, Витюша! Веди себя хорошо в следующем и... спасибо тебе, дружок!

Витя стоял у арки и с какой-то глуповатой улыбкой смотрел на удаляющегося Деда Мороза. Когда тот скрылся за углом дома, он опустил голову и разжал ладонь. В ней лежал большой оранжевый мандарин. Витя поднес его к носу и, закрыв глаза, втянул ноздрями ароматный воздух...

– Коль, передай всем, пожалуйста, что на работу третьего, – приложив к уху телефон, сказал Виктор.

– А поставка?

– Да чёрт с ней, один день ничего не решает.

– Случилось что-то, Виктор Сергеевич? – насторожился логист.

– Всё хорошо, Коля, всё хорошо. К родителям думаю съездить. Из-за этой работы третий Новый год уже пропускаю. Всё... – Витя замолчал, будто бы споткнувшись, но, собравшись с духом, всё-таки договорил: – Счастливого Нового года, Коля!

– И вас, Виктор Сергеевич, – удивленно ответил логист.

Витя положил телефон в карман и принялся чистить мандарин.

– С Новым годом, мужик! – выкрикнул кто-то с балкона пятого этажа.

– И фас с Нофым готом! – с набитым ртом ответил Витя, по-детски улыбаясь и вытирая мандариновый сок с подбородка рукавом своего дорогущего пальто.

источник

Ромка взглянул на часы. Половина восьмого. Уже скоро... Живое в его груди свернулось в клубочек и мелко задрожало.

Долгое время он не мог понять, что это такое живёт внутри него. Когда Ромке становилось радостно, оно бегало и прыгало внутри грудной клетки, щекоча хвостом по рёбрам. В моменты тоски и отчаяния оно прижималось к сердцу и иногда вздрагивало, будто всхлипывая. В минуты обиды и разочарования оно зачем-то цеплялось когтями за желудок и, повиснув на нём, тянуло куда-то вниз. А когда Ромке становилось страшно и тревожно, оно сворачивалось в клубок.

Однажды Ромке надоело думать об этом существе обезличенно и он представил его в виде крошечного лисёнка, по нелепой случайности попавшего в его тело. Лисенок отреагировал на эту мысль положительно, завиляв хвостом.

«Интересно, а в других людях тоже живут лисята?» – подумал тогда он и посмотрел на маму, которая смотрела телевизор, иногда прикрывая глаза и медленно опуская голову на грудь.

– Мам!

– А?

– А внутри тебя кто живёт?

Несколько секунд мама смотрела на Ромку, непонимающе хлопая глазами.

– В каком смысле?

– Ну, какой зверёк живет внутри тебя?

– Не знаю, сынок, – пожала она плечами и снова уставилась в телевизор, добавив через некоторое время усталым голосом: – Наверное, лошадь.

Так Ромка узнал, что в маме живёт лошадь и подумал, что ему ещё повезло – лошадь, наверное, бьет копытами и может даже укусить, а у лисёнка мягкие лапы и пушистый хвост. Вот только он слишком часто сворачивается в клубок.

И тогда Ромка решил, что будет воспитывать своего питомца и всячески ему помогать. Когда лисёнку становилось плохо, Ромка старался его приободрить и развеселить. Со временем он заметил, что лучший способ это сделать – спрятаться где-нибудь в углу квартиры, накрывшись одеялом, и погрузиться в мечты. Ромка мечтал обо всём подряд – о путешествиях в дальние страны, о снежной зиме с ледяными горками, о таинственных звёздах и горном велосипеде, о тёмных глубинах океана и новых кроссовках. Поначалу лисёнок никак не реагировал на эти мечты, но со временем он понял, что Ромка хочет ему помочь и понемногу стал откликаться на эту помощь. Почувствовав темноту и тепло, которые давало одеяло, лисёнок навострял уши и склонял голову набок, прислушиваясь. И Ромка начинал свой рассказ.

– Когда-нибудь я заработаю много-много денег и... Ну, например, миллион. Целый миллион, представляешь? На него можно всё, что хочешь купить. Я бы купил самолёт. Хотя, нет. Я же высоты боюсь... Тогда троллейбус. Да, точно! Собственный троллейбус, на котором можно по городу ездить и самому рога ставить на провода, когда они будут отваливаться. А все будут в окошко на меня смотреть и думать: «Ничего себе он крутой, сам может рога ставить на провода». Да, троллейбус. А одноклассников я бы бесплатно возил. Ну и маму тоже. А на сдачу с миллиона я бы купил всякой еды и на троллейбусе домой привёз, чтобы мама сама из магазина пакеты не несла.

Лисенку нравилась эта мечта. Он выползал из-за сердца и радостно подпрыгивал на месте, размахивая хвостом во все стороны.

– А еще я бы купил такую штуку, чтобы можно было невидимым становиться. И еще одежду, которая никогда бы не пачкалась. Ну и конфет, конечно же. Килограмма три. Как думаешь, миллиона хватило бы на всё это?

Лисёнок высовывал язык и, перевернувшись на спину, принимался радостно кататься с боку на бок. Так проходили часы, но каждый раз наступало время, когда Ромке нужно было вылезать из-под одеяла. Лисёнок ёжился и поджимал хвост, затравленно озираясь по сторонам. А если Ромка бросал взгляд на часы, то он тут же бросался наутёк, забиваясь в щель между сердцем и рёбрами.

– Пятнадцать минут девятого уже, – сам себе сказал Ромка, почувствовав, как заскулил где-то внутри лисёнок. – Думаешь, сегодня то же самое будет?

Лисенок пискнул и примолк, выдавая себя лишь вибрацией, которая передавалась от него всему Ромкиному телу.

– Если хочешь, можем ещё немного помечтать, – шепнул Ромка и снова накрылся одеялом, но лисёнок лишь судорожно засучил лапами, забиваясь ещё глубже в щель и царапая когтями сердце.

Ромка вздохнул и, слегка приподняв край одеяла, посмотрел на часы. Половина девятого. Тельце лисёнка тряслось где-то внутри него, как отбойный молоток. Да и Ромке было нелегко. Он знал, что сейчас не помогут никакие мечты.

И вот из прихожей послышался тот самый страшный звук. Звякнули ключи, дважды провернувшись в замке, и дверь, протяжно скрипнув, отворилась. Ромка закутался в одеяло и прижался к стенке. Лисёнок, свернувшись клубком, поджал под себя хвост и затих. Из кухни послышались голоса, но что-то было не так. Что это? Мама смеётся? Странно. Еще и пакетами какими-то шуршат... Но Ромка не спешил покидать свое убежище. Нет, его не провести – он знает, что бывает, когда отец приходит с работы поздно.

Шаги. Приближаются. Открылась дверь в его комнату. Ромка задержал дыхание, а лисёнок, кажется, уменьшился до размеров улитки и еще глубже забрался под сердце.

– Сынок, ты чего там делаешь?

Главное – не отвечать. Сейчас он потеряет интерес и уйдет ссориться с мамой. Затем съест всё, что она приготовила и усядется перед телевизором. Если повезет – уснёт.

– Я конфет купил тебе. Вот.

Что-то зашуршало совсем рядом. Ромка поджал губы и вцепился в одеяло, чтобы его нельзя было с него сорвать.

– Ромочка, – послышался мамин голос, – идём чай пить. Папа принёс много всего вкусного.

Это ещё что за новости? Сговорились что ли... Ромка выдохнул и осторожно высунул голову из-под одеяла. Прямо на полу перед ним сидел отец и держал в руках прозрачный пакет с конфетами. Мама стояла в дверях и улыбалась.

– Вылезай, он не пьяный, – шепнул Ромка лисёнку, но тот никак не отреагировал.

Отец нахмурился и даже оглянулся на жену, но она уже ушла на кухню ставить чайник и накрывать на стол.

– Это ты кому сказал?

– Да так... Никому.

Папа внимательно посмотрел в глаза сына и понимающе закивал. Пересев поближе к Ромке, он опёрся спиной о стену и, развязав пакет, вытащил из него две конфеты. Одну он отдал сыну, а вторую, развернув, положил себе в рот.

– Кто там у тебя живёт? – отец ткнул пальцем в свою грудь.

– Лисёнок, – с удивлением взглянул Ромка на отца, – а откуда ты знаешь?

– Когда я был маленьким, у меня тоже был такой зверёк. Только не лисёнок, а ёжик, – папа улыбнулся, – я был очень застенчивым мальчиком, поэтому он часто сворачивался в клубок, выставляя перед собой иголки. Но зато когда мне было весело, он очень смешно фырчал и топал лапками.

– Он и сейчас у тебя там?

– Нет. Когда я стал старше, его выгнал другой зверь – волчонок. Он был смелым, решительным и мне казалось, что с ним всё по плечу. Когда я ленился или грустил, он принимался прыгать и рычать в моей груди. Он прожил у меня недолго, после него свободное место занял ослик, который только и делал, что пинал меня копытцами, заставляя работать. Он совсем не умел радоваться и я быстро устал от него. А затем ко мне в грудь заползла змея. Большая зелёная змея.

Отец замолчал и вытащил ещё одну конфету из пакета, но, подумав, протянул её сыну.

– Вот почему тебя так боится мой лисёнок, – сказал Ромка, – наверное, он чувствует – кто живёт в тебе. Да и мамина лошадка тоже не любит змей. Пап, а давай ты выгонишь змею? Пусть там кто-нибудь другой будет жить?

– Да. Наверное, пора, – кивнул отец, потрепав сына по волосам, – хватит уже, хватит... Не должен твой лисёнок меня бояться. А кого бы нам туда подселить?

– Не знаю. А кого ты сам хочешь?

Когда мама вернулась в комнату, чтобы пригласить всех к столу, она увидела необычную картину. В углу, накрывшись одеялом, сидели двое и негромко переговаривались.

– А если построить совсем маленький кораблик, на нем можно будет переплыть озеро?

– Озеро можно и на надувном матраце переплыть.

– Ух ты! А давай попробуем?

– Летом обязательно попробуем. Обещаю.

– Ура! Только у нас нет надувного матраца.

– Ничего, купим.

– Придётся тогда троллейбус пока не покупать. Но ничего, надувной матрац тоже пригодится для путешествия...

Маленький лисёнок, забыв о страхе, радостно прыгал вокруг большого льва, который снисходительно позволял рыжему зверьку топтаться по его хвосту и даже слегка его прикусывать. Рядом паслась грациозная лошадка с шикарной черной гривой. Она была спокойной и, кажется, совсем не боялась грозного хищника.

Лев разговаривал с лисёнком, но не сводил глаз с огромной змеи, наблюдавшей за ними издалека. Битва только начиналась.

источник

Их первая встреча произошла, когда Генке только исполнилось шесть лет. Это было летом, Генка отбывал каникулы в деревне у бабушки. В тот день он занимался тем же, чем и в другие дни – бегал по улице с палкой в одной руке, пирожком в другой и рогаткой за поясом. Машину отца он узнал сразу и бросился к нему навстречу. Папа вышел из автомобиля и обнял сына, а затем, внимательно посмотрев ему в глаза, глухо произнес: «Дяди Димы больше нет, сынок. Он больше никогда к нам не придёт». Генка очень любил дядю Диму, лучшего друга отца – когда тот приходил в гости, то всегда приносил какой-нибудь подарок для Генки – то конфеты, то игрушку какую-нибудь, а однажды даже подарил коробку с моделью самолёта, который нужно было самому склеить из маленьких деталей. Ох и намучался он тогда с этой склейкой...

– Как это – нет? – спросил Генка и откусил кусочек от пирожка.
– Совсем нет. Он умер.

Генке стало очень грустно. Даже пирожок будто бы перестал быть вкусным. А еще Генка не знал, что нужно говорить в таких случаях. Он просто опустил голову и стал смотреть на свои шлепанцы. Правый уже почти порвался, ремешок перетерся и держался на одном честном слове. Впрочем, Генка не стал переживать по этому поводу – он видел такие же в магазине, а вот такого же дяди Димы в магазине не было.

Шутит, наверное, подумал Генка и заглянул в глаза отца, пытаясь разглядеть в них ту самую задорную искорку, по которой он всегда безошибочно определял – будет ли папа его ругать или просто посмеется вместе с ним над какой-нибудь очередной Генкиной проделкой. Но как он ни пытался найти в глазах этот верный признак того, что все будет хорошо, искорки там не было. В тот день глаза отца были будто бы покрыты какой-то мутной маслянистой пленкой. Генке вдруг стало очень жутко и он убежал. Но не домой – Генка знал, что папа сейчас зайдет следом и ему придется снова увидеть его мутные глаза. А это было страшно. Поэтому он побежал в лесополосу – место, где он иногда любил спрятаться от всего мира и побыть наедине с собой.

Забравшись на своё любимое дерево и удобно устроившись между ветвей, он стал думать о том, каково это – перестать быть. Как он ни пытался это представить, у него ничего не получалось. Тогда он вспомнил о надкушенном пирожке, который сунул в карман перед тем, как забраться на дерево. Генка аккуратно выудил его из кармана, но случайно задел рукой рогатку, торчавшую из-за пояса и она полетела на землю. Генка досадливо поморщился и посмотрел вниз.

Рогатка лежала на траве, а рядом с ней стояла какая-то незнакомая женщина с очень-очень белым лицом. Генка отчетливо увидел эту неестественную белизну, когда она подняла рогатку и посмотрела вверх.

– Извините, я случайно, – виновато произнес Генка.

Он подумал, что женщина сейчас будет его ругать за то, что он бросается в нее всякими предметами. Но вместо этого она как-то очень медленно поднесла руку к лицу и, рассмотрев рогатку со всех сторон, снова перевела взгляд на Генку, будто ожидая каких-то пояснений.

– А у меня дядя Дима умер, – зачем-то сообщил Генка, видимо, надеясь, что такая новость заставит женщину забыть о неприятном инциденте и снисходительно отнестись к его неуклюжести.

Его расчет оказался верным. Женщина внимательно посмотрела на Генку и, ничего не сказав, ушла, мягко и бесшумно ступая по траве и ковру из старых пожухлых листьев. Генка хотел спуститься, догнать её и попросить отдать рогатку, но что-то его остановило. Он прото проводил странную женщину взглядом и решил, что сделает себе новую.

***

В следующий раз они встретились, когда Генке было уже десять лет. Тогда умер его прадедушка. Он был очень старым – Генке казалось, что ему целых двести лет, хотя на самом деле было всего лишь чуть больше восьмидесяти. Обычно прадедушка сидел на скамейке у забора и молча смотрел вдаль. Генка даже немного побаивался его, но страх этот был не каким-то жутким и потусторонним, а тот, который почему-то всегда испытывают дети, глядя на дряхлых стариков – страх чужеродного, непонятного. Ведь они так не похожи на обычных людей – кто знает, может, они, вообще, инопланетяне какие-нибудь, а не люди.

В тот день Генка впервые увидел мёртвого человека. Прадедушка лежал в гробу, прикрытый какой-то белой тканью. Генка подумал, что мертвый человек ничем не отличается от спящего. Только когда человек спит, рядом с ним стараются не плакать, чтобы не разбудить, а вот рядом с мертвым почему-то плакать можно. Наверное, как раз для того, чтобы тот проснулся.

Но прадедушка не просыпался. Поэтому Генка занялся разглядыванием гостей. Многих из них он не знал, но женщину с белым лицом узнал сразу. Она стояла у изголовья гроба и не плакала. Опустив голову, она всматривалась в лицо покойного, а затем, будто почувствовав на себе взгляд, подняла голову и посмотрела на Генку. Он хотел помахать ей рукой, ведь они были вроде как знакомы, но не решился, подумав, что это будет не совсем к месту. Да и кто знает, вдруг она до сих пор думает, что четыре года назад он специально бросил в неё рогатку.

Вспомнив о том случае, он смущенно отвел взгляд, а когда решился снова посмотреть на неё, то так и не смог отыскать её среди гостей.

***

Когда Генке уже исполнилось двадцать, умерла бабушка его друга Витьки. Генка хорошо знал её, ведь он часто заходил к другу в гости. Бабушка всегда была рада его видеть и каждый раз неизменно угощала ароматным чаем и конфетами. Генка уже не боялся старых людей и поэтому даже подружился с ней, не забывая каждый год поздравлять её с днем рождения и другими праздниками.

На похоронах он снова встретился со своей старой знакомой – женщиной с белым лицом. И если в детстве он думал, что она – кто-то из друзей их семьи, какая-нибудь далекая родственница, которая приезжала только на похороны, то сейчас он уже не испытывал иллюзий по поводу ее личности, и даже не удивился, заметив её среди людей.

В этот раз она снова стояла у гроба, не прикасаясь к нему, и задумчиво рассматривала бледное лицо Витькиной бабушки. Генка буравил женщину взглядом, твёрдо решив не отводить глаза в сторону, если вдруг она его заметит. Конечно же, она его заметила. Они долго смотрели друг на друга, будто играя в гляделки. Генка и сам не понимал, зачем он это делает. Может быть, он пытался показать женщине, что не боится её, но это было ни к чему, ведь она не вела себя агрессивно и никаким образом не пыталсь продемонстрировать Генке свою силу. Может быть, он просто хотел показать ей, что внимательно следит за ней и ее действиями, но и это было лишним – женщина просто стояла, не предпринимая никаких попыток как-то повлиять на общую атмосферу горя.

Кто-то подошел к Генке сзади и попросил его помочь вынести венки. Он отвлёкся всего на секунду, а когда снова посмотрел в её сторону, женщины с белым лицом на месте уже не оказалось.

***

Генка взрослел и все чаще встречался с этой женщиной. Она неизменно посещала похороны его знакомых, родственников и коллег по работе. В какой-то момент она стала действовать ему на нервы, и однажды он даже попытался добраться до неё, чтобы прогнать, но ему это не удалось – женщина всегда как-то незаметно исчезала, стоило ему лишь показать намерение сблизиться с ней. Убедившись, что ему все равно не получится подойти к ней ближе, чем она сама позволит, он изменил свое отношение к ней и просто перестал замечать. Увидев её на очередной встрече, он демонстративно отворачивался и даже не смотрел в её сторону. Когда закончился и этот период их отношений, он стал просто коротко кивать, заметив среди людей её белое лицо. Женщина никак не реагировала на изменения его настроя и даже на кивки никогда не отвечала, лишь провожая Генку холодным взглядом.

Он даже пытался проанализировать свои эмоции и с удивлением обнаружил, что не испытывает к ней ни ненависти, ни брезгливости, ни сочувствия. Но не было в его сердце и симпатии. Она просто была в его жизни, как клен, растущий у подъезда его дома – сколько он себя помнил, он всегда рос на одном месте, став неотъемлемой частью его мира. Генка тысячу раз проходил мимо него, не замечая, но сильно удивился бы, не обнаружив дерево на привычном месте. Точно так же его поразило бы и отсутствие знакомой на очередном печальном мероприятии.

В какой-то момент он просто принял её и стал относиться, как к чему-то естественному и неизбежному. Она никому не приносила радости, но она была и с этим нужно было смириться.

***

Генке было пятьдесят три, когда он узнал о том, что Витьки, его друга детства, больше нет. На похоронах он долго смотрел на свою знакомую, замершую в привычной позе у изголовья гроба. Как и раньше, почувствовав на себе его взгляд, она подняла голову, посмотрела на Генку и вдруг еле заметно кивнула.

– Когда? – неслышно, одними губами спросил Генка.

Женщина долго смотрела в его глаза, а затем отрицательно качнула головой, после чего отвернулась и, как обычно, исчезла в толпе гостей. Генка всё понял и стал тщательно готовиться к своему уходу. Он составил завещание, подготовил деньги на похороны, заведя для них отдельный счёт, привел в порядок и собрал в одну папку все документы. Даже очистил, наконец, гараж от всякого ненужного хлама, безжалостно выбросив его на помойку. Генка почти перестал спать, он не хотел тратить оставшееся время на это бестолковое занятие. Вместо этого он каждую ночь до утра сидел на кухне и бесконечно пил чай, грезя воспоминаниями о прожитой жизни. Генка ждал и дождался.

В одну из таких ночей сон все же сморил его, а когда он открыл глаза, напротив него за столом сидела женщина с белым лицом.

– Пришла? – поморщился Генка. – Ну, пошли что ли...

Женщина протянула ему руку, но Генка не спешил с ответным жестом.

– Ты мне только вот что скажи. Ты такая вся из себя справедливая, возвышенная, беспристрастная, а вот честности в тебе и нет. Я всё понимаю, дело у тебя неблагодарное вовсе, но ты же и так у людей самое дорогое забираешь. А нет, всё мало тебе. Хочешь ещё и сверху чем-нибудь поживиться. Не стыдно тебе?

Впервые за долгие годы знакомства, Генка заметил на её лице какое-то подобие проявления эмоций – на мгновение её брови приподнялись, но тут же вернулись в свое привычное положение.

– Не понимаешь? Так я тебе объясню. Ты же всех людей ровняешь под одну гребёнку, а с меня хочешь две шкуры содрать. Разве это честно? Что, все равно не понимаешь? Так ты подумай, повспоминай... Ничего мне вернуть не хочешь?

Некоторое время женщина молчала, а затем, сжав ладони в кулаки, свела их вместе, после чего отвела правую руку в сторону и растопырила пальцы.

– Совершенно верно. Рогаточку мою ты так и не вернула. Жизнь мою ты все равно приберешь – я с этим и не спорю, а вот вещицу свою хотелось бы обратно заполучить. Тебе она ни к чему, а мне – память.

Она долго смотрела ему в глаза, а Генка наблюдал за её раздумьями. Было видно, что женщина взвешивает и пытается выбрать одно из двух решений, причем ей не нравятся оба. В какой-то момент её рука дрогнула и плавно скользнула вниз, к поясу, но через мгновение снова замерла, и гостья слегка качнула головой. Он ожидал чего угодно, но только не того, что произошло. Женщина, неподвижно сидевшая напротив, вдруг сжала кулак и с чудовищной силой выбросила его вперед, ткнув Генку в грудь. Генка охнул, перед глазами поплыли круги и он сполз на пол.

***

– Дедушка, а инфаркт – это больно? Больнее даже, чем укол? А если у меня будет инфаркт, мне можно будет в садик не ходить?

Генкина внучка тараторила без умолку, держа его за руку. Его выписали из больницы через две недели и теперь, следуя совету доктора, он каждый день неспеша прогуливался по парку, дыша свежим воздухом, чем, конечно же, пользовалась внучка, которая знала, что дедушка обязательно угостит её мороженым, сахарной ватой или даже купит билет на какую-нибудь карусель.

– Дедушка, смотри! – внучка ткнула пальцем в автомат, наполненный цветными шариками, – если монетку в него бросить, то выпадет мячик-прыгунец!
– Зачем тебе этот мячик? У тебя их дома штук семь.
– Уже шесть. Один тётка забрала.
– Какая ещё тётка? – нахмурился Генка.
– Когда ты еще в больнице был, мы к тебе пришли с мамой. Помнишь, я тогда еще в туалет пошла? Ну вот, вышла я из твоей комнаты...
– Из палаты.
– Ну да, из палаты. Вышла я из комнаты, а там коридор дли-и-инный такой. Я мячик достала из кармана и как бросила его... А он в какую-то тётку попал – она возле окна стояла. А она обернулась и та-а-а-ак на меня посмотрела... Я ей сказала: «Извините, я случайно», а она ничего мне не сказала, мячик забрала и ушла куда-то. Ты её видел? У неё лицо такое было... Белое-белое.

Генка остановился и посмотрел на внучку. Затем наклонился к ней и, вздохнув, тихо произнёс:

– Однажды ты снова с ней встретишься. Когда ты её увидишь, меня уже... – он запнулся, – я буду спать, когда она придёт. Ты не пугайся, а знаешь, что сделай?
– Что?
– Передай ей от меня, что мы в расчёте.
– Хорошо, передам. А почему в расчёте? Ты у неё купил что-то?
– Скорее, продал. Рогатку. Знаешь, что такое рогатка?
– Конечно, – улыбнулась девочка, – а за сколько ты её продал?
– А вот этого, к сожалению, я и сам не знаю...
– А мячик она мне вернёт?
– Да не нужен тебе тот мячик. Я тебе сейчас новый куплю.

– Ура! – запрыгала от счастья внучка и, повиснув на руке Генки, добавила: – Дедушка, ты у меня самый лучший, я так тебя люблю!

– А с тем мячиком пусть тётя играет. Пусть хорошенько наиграется. Так, чтобы у неё и мысли не возникло тебе его когда-нибудь вернуть.

Генка потрепал внучку по голове и направился к автомату.

©ЧеширКо

– Сро-о-очно-о-о!!!

Протяжный выкрик над ухом буквально сбросил Домового с полки, где он, удобно растянувшись под одеялом из старого свитера, безмятежно посапывал, просматривая не менее безмятежные сны.

Скатившись на пол кладовки, Домовой, ворча и морщась, потёр ушибленное колено, а затем посмотрел вверх. С полки, на которой он только что спал, на него смотрела озадаченная морда Кота.

– Дурак что ли? – покрутил пальцем у виска Домовой.

– Это твоё мнение, а я так не считаю, – невпопад произнёс Кот явно заготовленную заранее фразу.

Он спрыгнул на пол и сел напротив Домового.

– Ладно, не дуйся. Я придумал очень классную игру. В сто раз лучше догонялок и в пятьдесят девять раз лучше, чем «Кто первый уснёт». Рассказать, рассказать?

Домовой нахмурился и бросил на Кота сердитый взгляд.

– Думаешь, что я стану с тобой играть после того, как ты не дал мне поспать и своим криком сбросил с полки так, что я ушиб коленку?

– Сильно болит? – спросил Кот. – Хочешь, я посмотрю на тебя очень жалостливо, немного покачаю головой и скажу: «Охо-хо... Ну и дела... Как же ты так?». Я видел, что люди так делают, когда кто-то падает. Вдруг и тебе поможет?

Домовой вздохнул и ничего не ответил, продолжая растирать колено.

– Ещё могу тыкать в тебя лапой и смеяться. Так они тоже иногда поступают, но я пока ещё не понял – что из всего этого лучше помогает.

– А ты случайно не видел, что делают люди, когда их кто-то будит посреди ночи?

– Видел, – честно ответил Кот, – они говорят: «Брысь!». В этом и заключается игра. Давай разговаривать так, как будто мы люди? – Кот запрыгал на месте от нетерпения.

Домовой вздохнул ещё раз – он знал, что поспать уже не удастся, потому что от Кота невозможно избавиться до тех пор, пока он не воплотит в жизнь свою очередную бредовую идею. Лучше ему подыграть и уже затем лечь спать, чем всю ночь не сомкнуть глаз от его нытья.

– Вот смотри. Я сейчас вроде как человек, – произнес Кот и развалился на полу, опершись спиной о стену. На его мордочке тут же появился налет скуки и недовольства.

– Что уже случилось? – удивился Домовой, не понимая причины такой быстрой смены настроения своего друга.

– Ничего, – фыркнул Кот, но, помолчав, все же снова заговорил. – Видел сегодня Барсика. Ну, соседа нашего. У него новая игрушка, представляешь? Заводная мышь.

– Заводная мышь? – улыбнулся Домовой. – Интересная, наверное, штука. Повезло Барсику.

Кот наклонил голову и наградил Домового долгим осуждающим взглядом.

– Вообще-то, мы уже играем. Люди так не говорят.

– А как они говорят?

– Ты должен сказать, что Барсик зажрался, что у него и так полно игрушек, что он старый, жадный и облезлый кот.

– Но он же не старый. И даже не облезлый. Да и игрушками с тобой делится.

– А ты скажи, что не делится. Это обязательно нужно сказать, чтобы мне стало лучше морально и психически.

– Ладно, – пожал плечами Домовой, – Барсик старый, облезлый и... Фу! Я не хочу такое говорить, это же неправда!

– А, то есть ты на его стороне, да? – медленно закивал Кот, буравя друга тяжелым взглядом. – Выходит, что он для тебя дороже, чем я?

– Да с чего ты взял?! Просто я не хочу врать и говорить неправду! Барсик – очень хороший кот. Общительный, добродушный и веселый.

– Так иди и живи тогда с ним! Что ты здесь со мной мучаешься? Я, наверное, арбуза для тебя, да?

– Обуза. Правильно говорить – обуза, – поправил Домовой.

– Вот! Пожалуйста! Мало того, что я – арбуза, так ты еще и пытаешься меня дураком необразцованным выставить! Это нормально по-твоему?

Домовой, не зная, что ответить, растерянно почёсывал затылок и часто моргал. В этот раз он догадался хотя бы не поправлять Кота ещё раз.

– Стоп-игра! – разочарованно покачал головой Кот. – Мы же договорились сыграть в людей, а ты ведёшь себя не как люди, а как домовой. Ну чего ты такой скучный? Давай ещё раз попробуем, это же весело!

– Ладно, – согласился Домовой, – просто я подумал, что ты всё это взаправду говоришь.

– Всё, начали, – Кот сделал отмашку хвостом и снова натянул на мордочку недовольную маску. – Слышал про Мурку?

– Трёхцветка из дома напротив?

– Она самая. С пузом ходит, – Кот так сильно выпучил глаза, пытаясь изобразить ими всю драматичность ситуации, что Домовой испугался – как бы они не выпали и не покатились по полу.

– Тебе же это не мешает, – рассмеялся он и похлопал ладонью по складкам на животе Кота.

– Вообще-то, я другое имел в виду, – обиженно произнес Кот и свернулся калачиком, поджав под себя лапы, чтобы живота не было видно, – нагуляла Мурка себе приключений, а папаша – тю-тю. Ищи ветра в поле.

– Беременная что ли? Вот же радость какая! – захлопал в ладоши Домовой. – Может, котята даже к нам во двор будут заходить, когда подрастут. А Барсик им, наверное, отдаст свою заводную мышь. Нам бы тоже не помешало какой-нибудь подарок для них подготовить.

Домовой вскочил на ноги и принялся вертеть головой в поисках подходящего подарка для новорожденных.

– Ещё чего, – презрительно фыркнул Кот, – может, нам ещё их домой забрать на попечительство? Нагуляла – вот пусть ищет папашку и он их содержит.

– А ты сам своего отца видел хоть раз? – спросил Домовой, ковырясь в сундуке.

– Вот как... Ты решил на личности перейти, да? – вспылил Кот.

– Ты же переходишь? Какое тебе дело до Мурки и её личной жизни?

Кот прикрыл нос лапой и протяжно выдохнул, не забывая раздраженно бить хвостом по полу.

– Слушай, друг ты мой лаптеногий, я же объяснил тебе правила игры – нужно разговаривать так, как разговаривают люди. Неужели это так сложно?

– Честно говоря, непросто, – вздохнул Домовой, разводя руками, – не получается у меня никак.

– Это очень плохо, – насупился Кот, – получается, что ты живешь... как же они говорят... не по-человечески, вот.

От такого заявления Домовой даже слегка поёжился – фраза прозвучала совсем не радостно и не оптимистично, а больше походила на приговор.

– И что же теперь делать? – схватился он за голову.

– Не знаю, друг мой. Но одно могу сказать точно – люди очень не любят тех, кто поступает не по-человечески. Всячески над ними смеются, осуждают и, возможно, бьют тапками. Могу тебя заверить, последнее – самое неприятное.

Домовой ещё больше расстроился. Он сел верхом на сундук, поджал колени, обхватил их руками и уставился в стену напротив. Через несколько минут он, с надеждой в голосе, обратился к своему другу:

– Кот, а может, ты меня научишь жить по-человечески, а?

– Легко, – быстро согласился Кот, – но с тебя два фантика от конфет на ниточке и один шарик из фольги.

До самого утра Кот обучал Домового всем премудростям жизни «по-человечески», приводя примеры и устраивая небольшие экзамены для проверки усвоенного материала. Домовой оказался прилежным учеником – он схватывал все на лету, не забывая задавать уточняющие вопросы, конспектируя лекцию в тетрадь. К рассвету курс обучения был завершён и, кажется, усвоен.

– Поздравляю, теперь ты стал умнее и... ну и так далее. Что там обычно говорят в таких случаях, – Кот похлопал лапой по плечу Домового, – с тебя два фантика и шарик.

Домовой кивнул и, пролистав тетрадь, принялся водить пальцем по нужной странице.

– Ага, вот, нашел, – прошептал он и зачитал вслух цитату из лекции, – «Я тебе на следующей неделе отдам».

– Нет, мы так не договаривались, – нахмурился Кот.

– Секундочку, – перелистнул Домовой страницу, – вот. «Войди в мое положение, сейчас фантиков нет, а шарики самому нужны».

– Ты меня обмануть решил, да? – распушил Кот хвост.

– Нет, просто... секундочку... ага. «Просто сейчас совсем не до тебя, своих проблем хватает».

Кот несколько секунд молча смотрел на Домового, а затем, вырвав из его рук тетрадь, разорвал ее когтями на маленькие кусочки. После чего запрыгнул на полку и затих. Домовой, еле сдерживая смех, тоже забрался наверх. Кот лежал в углу, повернутый мордой к стенке.

– Ну что, правильно я всё сделал? По-человечески? – легонько пнул он Кота лаптем в спину. – Всё, как ты учил.

Кот буркнул что-то нечленораздельное и лягнул Домового задней лапой.

– Да ладно тебе дуться. Вот твои фантики и шарик. Держи.

Кот нехотя повернул голову и, убедившись в том, что Домовой не обманывает, развернулся полностью и подтянул когтем шарик из фольги. Он уже собрался вонзить в него клыки, но вдруг передумал и толкнул его в сторону Домового.

– Пусть у тебя побудут, – серьёзно произнёс он, – завтра к Мурке сходим, подарим. Пусть котята играют.

– Вот это правильно, – улыбнулся Домовой и погладил Кота по голове, – это хорошо, это по-человечески.

– И по-котовски? –с надеждой в голосе спросил Кот.

– И по-котовски тоже, – кивнул Домовой и забрался под одеяло.

©ЧеширКо

Часы на запястье Эдда показывали 13:45. Это означало, что до конца обеденного перерыва оставалось ровно пятнадцать минут. Он перевёл взгляд на надкушенный чизбургер, затем посмотрел на два ивовых прутика, лежащих на другом конце офисного стола и тяжело вздохнул.

– Дайте мне спокойно пообедать, – с мольбой в голосе обратился он к человеку, сидящему напротив. – Думаете, что вы первый? Каждый день к нам ходят ваши коллеги и продают какой-то никому ненужный хлам, от дешевой косметики до дорогущих, но почему-то китайских часов. Им ни разу не удавалось впарить мне даже пуговицу, а вы считаете, что сможете продать мне ивовый прутик?

– Волшебную палочку, на секундочку, – поправил его человек. – Это во-первых, а во-вторых – я предлагаю вам не одну, а две волшебные палочки.

– Нет, вы предлагаете купить мне два ивовых прутика по цене хорошего подержанного автомобиля, – снова вздохнул Эдд и печально покачал головой.

– Кажется, вы меня неправильно поняли, – оживился продавец, – я объясню ещё раз. Одна волшебная палочка стоит всего один доллар. Если же вы захотите купить сразу две, то да – это обойдется вам уже в пять тысяч.

– Так я об этом и говорю, – развел руками Эдд, – вам не кажется, что пять штук за две палочки – это слишком?

– Так возьмите одну за доллар.

Эдд бросил прощальный взгляд на надкушенный чизбургер, завернул его в лист бумаги и положил в ящик стола. До начала рабочего времени доесть его определенно не удастся, если только прямо сейчас грубо не послать продавца куда подальше и не выставить за дверь кабинета, но Эдду совершенно не хотелось пачкать о него руки, а охранник на проходной, как на зло, не брал трубку – скорее всего, тоже ушел на обед.

– Какой же вы... – Эдд попытался подобрать подходящее слово, но кроме грубостей ничего в голову не приходило, – и вообще, что это за волшебные палочки с одним желанием?

– А сколько их должно быть? – искренне удивился продавец.

– Ну, как минимум, три. А в некоторых фильмах они, вообще, бесконечные – сколько хочешь, столько и колдуй.

– Ну... У меня только такие есть. Одноразовые, – смущённо пожал плечами продавец, – Да и по правде сказать, я ни разу не видел даже двухразовых палочек – скорее всего, в фильме, который вы смотрели, – он зачем-то оглянулся и понизил голос, – вам показывали неправду.

Это откровение было произнесено с таким серьёзным выражением лица, что Эдд чуть было не вступил в спор, пытаясь защитить доброе имя Гарри Поттера, но вовремя себя одёрнул, вовремя сообразив, в какую ловушку его заманивал продавец ивовых прутиков – пытаясь доказать, что волшебные палочки должны действовать больше одного раза, он косвенно согласился бы с тем, что волшебные палочки, вообще, существуют. Тогда избавиться от этого проныры стало бы ещё сложнее.

– Я прошу прощения, но время моего перерыва подходит к концу, – как можно дипломатичнее произнес Эдд и даже поднялся из-за стола, чтобы проводить неприятного гостя к двери, но тот и не думал покидать кабинет.

– Так решайтесь скорее, – сказал тот, – иначе мне придется продать палочки кому-нибудь другому, а волшебство, знаете ли, в наше время на дороге не валяется. Согласитесь, пять тысяч долларов за осуществление двух мечт – да это пыль, а не цена. А доллар за одно желание – это вообще акт благотворительности, а не сделка купли-продажи.

Эдд набрал в лёгкие воздуха и шумно выпустил его из ноздрей, пытаясь успокоиться и не выйти из себя от наглости этого прохвоста.

– Послушайте, если бы вы просто зашли в офис и попросили один доллар, я бы дал его вам и даже не спросил бы – куда вы его потратите, но вы решили покреативить. Что ж, похвально. Достойно уважения хотя бы то, что вы не просто попрошайничаете, но ещё и предлагаете что-то взамен, но, чёрт возьми, не ивовые же прутики!? Про пять тысяч я, вообще, молчу. Как и про волшебство, в которое верят только дети. На что вы рассчитываете? На то, что в офисе будут сидеть слабоумные семилетние миллиардеры?

– Нет. Я рассчитываю на то, что мои клиенты окажутся здравомыслящими людьми, которые понимают, что купить за пятерку исполнение одной мечты – это очень выгодное предложение.

– Это очень глупое... – прищурился Эдд. – Погодите, а почему только одной мечты? Минуту назад вы говорили об осуществлении двух мечт за пять тысяч долларов – прутиков же два?

– Вы очень внимательны, молодой человек, – одобряюще кивнул продавец, – палочек, действительно, две. Но вы правы, одна из них на самом деле является обычным ивовым прутиком, не имеющим к волшебству никакого отношения.

– Ах, вот оно что, – впервые улыбнулся Эдд, – это что-то вроде лотереи, да? Неплохо, неплохо. Надо будет взять на вооружение этот прием и рассказать о нем в отделе маркетинга нашей фирмы. Получается, или сразу плати приличную сумму за стопроцентный выигрыш, или отдай мелочь, но вероятность выбора правильного решения снижается вдвое. Но это работает только при условии, что выигрыш гарантирован, а в ваши палочки я, к сожалению, не верю.

Он бросил взгляд на часы и поправил узелок галстука на шее.

– Но идея замечательная, не спорю. Вот за неё я с удовольствием дам вам доллар, – Эдд выудил из кармана пиджака бумажник и достал из него купюру. – А теперь вынужден попросить вас покинуть мой офис – мне нужно работать.

– Я не продаю идеи. Я продаю волшебные палочки, – обиженно произнес продавец, глядя на протянутые деньги.

– Хорошо, хорошо, – нетерпеливо закивал Эдд, – возьмите доллар, оставьте мне один прутик и, пожалуйста, выйдете уже из кабинета.

– Вы точно не хотите приобрести обе палочки за пять тысяч?

Эдд сложил руки на груди и обреченно покачал головой.

– Нет, я покупаю у вас одну гребаную ивовую веточку за один доллар. Как и договаривались.

Продавец удовлетворённо кивнул и, положив купюру в карман, протянул ладонь в сторону прутиков, лежащих на столе.

– Выбор за вами. Какую палочку вам оставить?

– Да любую! Левую! – рявкнул Эдд, теряя терпение.

– Точно?

– Да, левую. Всё, идите уже.

Продавец шагнул к палочкам и взял в руки правый прутик, оставив другой на столе.

– Последний вопрос, – вкрадчивым голосом произнес он, – вы, действительно, не верите в волшебство?

– Я не верю ни в волшебство, ни в чёрта, ни в бога, ни в единорогов, ни даже в светлое будущее. Единственное, во что я верю – так это в то, что получу выговор от начальства, если сейчас же не приступлю к работе.

– Это очень хорошо, – обрадовался продавец, – в таком случае вы не предадите значения тому, что сейчас произойдёт.

С этими словами он взмахнул палочкой и направил ее кончик в грудь Эдда, отчего тот даже отступил на шаг, ошарашенно уставившись на продавца.

– Как вы уже заметили, я продаю палочки в комплекте по две штуки, но в случае покупки одной палочки у меня остаются вторые экземпляры, неотличимые от своих пар. Я не имею морального права продавать их другим клиентам повторно, поэтому я вынужден утилизировать второй экземпляр в вашем присутствии, использовав его по назначению.

– Для этого необязательно... – начал было Эдд, но продавец не дал ему закончить.

– Я хочу, чтобы вы умерли, как только покинете пределы этого здания.

Произнеся эти страшные слова, продавец сломал палочку и бросил ее на пол. Затем картинно поклонился и вышел, наконец, из кабинета, оставив Эдда в одиночестве.

***

В 18:00 окна офисного здания, как по команде, потухли один за одним. Работники шумной толпой прошли через проходную и растворились в теле большого города, разбежавшись в разные стороны. Лишь одно окно продолжало разрезать светом темноту ночи. В нём то и дело появлялся, а затем исчезал силуэт человека. Его волосы были растрепаны, а галстук болтался на шее, как незатянутая удавка.

– Вот же дрянь... – усмехнулся Эдд и снова бросил взгляд на палочку, так и лежавшую на столе. – Так, нужно начать с того, верю я в этот бред или нет? Ну, конечно же нет! Чушь какая-то!

Он рассмеялся над очевидностью этой мысли и принялся распределять рабочие документы по разноцветным папкам. Когда дело было закончено, он накинул пиджак и уже собрался выйти из кабинета, но чертова палочка снова бросилась ему в глаза. Эдд остановился в дверях и почесал затылок.

– А вдруг... Вдруг, это правда? Черт возьми, на прошлой неделе умер Герберт Уэйн – клерк из нашего филиала в Алабаме, а ведь ему было всего тридцать шесть лет. Просто взял и умер, то ли тромб оторвался, то ли что-то ещё в этом духе.

Он медленно прикрыл дверь и подошел к столу.

– Хорошо, если это правда, то мои шансы – пятьдесят на пятьдесят. Если та палочка, которую он использовал, была рабочей – мне крышка. Если же рабочая у меня, то ничего со мной не случится. К тому же, я еще и смогу потратить свое желание на всё, что угодно. А ведь я мог купить обе... Тьфу ты, бред какой...

Эдд протер ладонью глаза и, уперевшись кулаками в стол, принялся разглядывать прутик.

– Ну что за чушь? – прошептал он. – Живём в двадцать первом веке, а всё туда же...

Он схватил палочку и решительно зашагал к выходу. Заперев дверь кабинета, он спустился на лифте на первый этаж. Решительным шагом миновав проходную, он остановился у стеклянной двери. Датчик сработал с опозданием и дверь, как-то жалобно скрипнув, отъехала в сторону. С улицы на Эдда повеяло холодом, отчего он вздрогнул, а по телу побежали мурашки. Занесенная нога медленно опустилась на пол, и Эдд замер в нерешительности.

– Ф-ф-ф-ух, – шумно выдохнул он и закусил нижнюю губу.

Один шаг отделял его либо от осуществления мечты, либо от мгновенной смерти. Эдд прислушался к своим внутренним ощущениям, будто бы пытаясь диагностировать работу всех внутренних органов. Всё было в норме, разве что сердце билось чаще, чем обычно. Он достал из кармана телефон и нашёл в списке контактов нужный.

– Алло. Рик, привет. Нет, я не по поводу заказов. Я... э-э-э... скажи, ты не знаешь, почему умер Герберт? Да, Уэйн. Из вашего офиса. Что? Инсульт? А от него всегда?.. А, понятно. Ладно, извини, что побеспокоил. Нет-нет, ничего... Всё, пока.

Сбросив вызов, он тут же набрал новый.

– Кэтрин, привет. Да, задержался немного... Скажи, у тебя есть мечта?.. Нет, не пьяный... Да я просто... Что? Хлеба и молока? И хлопьев? Хорошо, куплю. А что насчет мечты?.. Да, мусорные пакеты тоже куплю... Да не пил я! Просто хотел узнать... Хорошо, средство для прочистки труб. Нет, не забуду. А... Ладно, пока.

Эдд сунул телефон в карман и снова шагнул к порогу, остановившись перед открытой дверью. Он медленно приподнял ступню и выставил её за дверь, не наступая на пол. Выждав несколько секунд, он собрался уже выйти из здания, как в этот же момент лампочка в фонаре через дорогу лопнула и осколки посыпались на асфальт. Эдд инстинктивно отступил на шаг назад и судорожно сглотнул. Сердце бешено забилось.

– Да ну его к чёрту! – прошипел он, направил на себя ивовый прутик и произнёс: – Это, конечно, хрень полная, но всё же... Я желаю не умереть, как только покину пределы этого здания.

С этими словами он зажмурился, оттолкнулся двумя ногами от пола и перепрыгнул через порог. Замерев на несколько секунд, он выпрямился, с силой отбросил от себя прутик и побрел на парковку.

– Не игрок, – цокнул языком человек, стоявший в тени здания напротив и внимательно наблюдавший за Эддом, – в Алабаме люди порисковее, хоть и не такие везунчики.

Человек проводил взглядом Эдда и неспеша зашагал по тротуару. Через пару кварталов, остановившись у палатки с кофе, он внимательно изучил меню и ткнул в него пальцем.

– Вот этот капучино, пожалуйста.

Продавец кофе оторвался от телефона и нехотя повернулся к кофе-машине. Когда напиток был готов, он протянул стаканчик клиенту.

– С вас один доллар.

– Пожалуйста.

Человек протянул продавцу купюру и, облокотившись о прилавок, сделал маленький глоток. Его лицо тут же скривилось и он выплюнул кофе на асфальт.

– Что это за гадость? Это же не настоящий кофе!

– А что вы хотели за один доллар? – равнодушно пожал плечами продавец и снова уткнулся в телефон.

©ЧеширКо

Иван Гражданинов медленно продвигался по раздаче заводской столовой, стараясь не отставать от впередиидущего коллеги и не задерживать очередь, выстроившуюся за ним. Гражданинов был очень ответственным человеком и больше всего на свете боялся стать причиной для неудобств кого бы то ни было. Так уж он был воспитан.

– Первое будете? – равнодушно спросила девушка с другой стороны раздачи.
– Если позволите, борщ, – кивнул Гражданинов.
– Борща нет. Есть окрошка, солянка и щи.

Гражданинов задумался всего на долю секунды, но этого времени хватило, чтобы стоящая позади него женщина нетерпеливо и шумно выпустила воздух из носа. Иван сразу как-то сжался и двумя руками вцепился в поднос.

– Ой, наверное, я тогда не буду первое, – пролепетал он, опустив глаза, и шагнул дальше.

Остановившись у стойки со вторыми блюдами, он бросил быстрый взгляд на нетерпеливую женщину, стоявшую за ним в очереди. Ею оказалась Татьяна Быстрова – руководитель отдела закупок. Держа в одной руке тарелку с окрошкой, она придирчиво осматривала её на предмет свежести блюда. Убедившись в том, что с окрошкой всё в порядке, она удовлетворенно кивнула и поставила тарелку на поднос. Кажется, Быстрова уже забыла о нерасторопности Ивана и не держала на него зла. Гражданинов успокоился и, сглотнув слюну, уставился на лотки со вторыми блюдами.

– Второе? – тем же равнодушным голосом спросила вторая раздающая за прилавком.
– Будьте добры, макароны.
– Что-нибудь ещё?
– И котлету, пожалуйста.
– Куриную или свино-говяжью?

Гражданинов хотел выбрать куриную, но в этот момент почувствовал на себе обжигающий взгляд, источник которого находился слева. Он повернул голову и увидел, что перед ним в очереди стоит Николай Травников – начальник цеха, который был известен на заводе не только большими связями в кругах приёмщиков металла, но еще и радикальными вегетарианскими взглядами. Гражданинову показалось, что именно эти взгляды сейчас прожгут его тело и выйдут наружу с другой стороны. Он снова сжался и опустил глаза.

– Наверное, не нужно котлету, – скорее с вопросительной, чем утвердительной интонацией произнес он.
– Просто макароны? – спросила девушка.
– А вот эти тушёные баклажаны, они свежие?

Травников отвернулся, но справа снова раздался шум воздуха, выходящего из нетерпеливых ноздрей Быстровой. Гражданинов зажмурился и, кажется, стал еще немного меньше, чем он был, заходя в столовую.

– Наверное, не буду я второе. Извините, – запинаясь, проблеял Гражданинов и, вцепившись в поднос, продвинулся дальше, стараясь не прижиматься к Травникову, но и не отставать от него, соблюдая дистанцию, которая для всех должна была оказаться комфортной.

Положив на поднос кусочек белого хлеба и поставив стакан чая, Гражданинов расплатился на кассе и направился в зал. Все столы были заняты, но за каждым из них сидели по одному-два человека. В голову Ивана даже пришла нелепая мысль о том, что он мог бы попроситься к кому-нибудь за стол, но он тут же отринул её, как вредительскую – он не мог позволить себе причинить кому-то неудобства. Если человек сидит за столом один, то это значит только одно – он хочет поесть в одиночестве, а не делить с кем-то своё личное пространство.

– Ну ты идёшь или чего? – раздался грубый голос за спиной, который вывел Гражданинова из раздумий.

Иван вздрогнул и суетливо шагнул в сторону, пропуская вперёд Фёдора Большова – тучного токаря шестого разряда из соседнего цеха.

– Простите, – глядя в землю, прошептал Гражданинов, сжимаясь ещё сильнее.

Большов недовольно крякнул и, тяжело дыша, направился к ближайшему столу, за который и уселся, не спрашивая ни у кого разрешения. Иван внимательно посмотрел на Фёдора, пытаясь рассмотреть на его лице признаки недовольства, но Большов уже увлекся едой и быстро двигающаяся нижняя челюсть не давала возможности Гражданинову провести полноценный анализ его психологического состояния. Иван подумал, что не мешало бы подойти к Большову и извиниться ещё раз, объяснив, что он перекрыл ему проход по нелепой случайности, а не специально, но после долгих колебаний решил не усугублять сложившееся положение и не отвлекать Фёдора от еды.

Стараясь не смотреть ни на кого из обедающих, чтобы лишний раз не смущать их любопытными взглядами, Гражданинов проследовал к подоконнику и, аккуратно поставив на него поднос, отхлебнул из стакана. Чай оказался совершенно не сладким. Он взглянул в сторону раздачи, но тут же содрогнулся от мысли, что можно было бы подойти и попросить у девушек сахарницу.

«Ещё чего не хватало», – подумал он. – «Они и так заняты, не буду же я по пустякам отвлекать их от работы».

Задумчиво поглядывая в окно, Гражданинов жевал хлеб, стараясь не чавкать, и запивал его несладким чаем, после каждого глотка максимально беззвучно устанавливая стакан на поднос. Когда трапеза подошла к концу, он протёр рукавом подоконник, смахнув с него пару крошек и, поставив поднос в окошко мойки, направился в цех.

По пути он встретил Наталью Любимову – главного бухгалтера завода, на которую уже давно тайком заглядывался, а однажды даже хотел пригласить в театр, но, поразмыслив, пришел к выводу, что Любимовой может не нравиться театр, а спрашивать её об этом неудобно. Ему совсем не хотелось ставить её в неловкое положение, поэтому он просто отказался от этой глупой затеи. Ему и самому не нравился театр, но он всё равно ходил на вечерние спектакли по пятницам, чтобы не раздражать своим недовольством соседа по дому, который в этот день любил выпить и попеть песни на кухне своей квартиры.

– Так. Вы из шестого цеха? – нахмурившись, спросила Любимова у Ивана.
– К сожалению, нет. Из третьего, – извиняющимся тоном ответил он.
– Фамилия?

Иван назвался. Любимова нахмурилась ещё сильнее, а Гражданинов ещё сильнее сжался.

– У вас в этом месяце не будет аванса.
– Только у меня? – выдавил из себя Иван.
– У всего третьего цеха. Потому что вы затянули с планом, завод не успел отгрузить клиентам продукцию и, соответственно, оплата ещё не поступила на счет. А поступит она не раньше декабря. Это приказ директора и он не обсуждается. Что в столовой дают?

Любимова так резко перешла к другой теме, что Гражданинов растерялся и лишь молча смотрел на Наталью, хлопая ресницами. Не дождавшись ответа, она махнула рукой и поплыла по коридору, оставив Ивана в одиночестве.

И в этот момент произошло что-то странное. Гражданинов снова хотел сжаться, но вдруг обнаружил, что сжиматься больше некуда. На мгновение ему показалось, что он даже немного расширился. В груди заклокотало и забурлило. Какое-то незнакомое чувство принялось будто бы распирать его изнутри. Он приложил руку ко лбу и, удостоверившись, что температура в норме и он не заболел, направился к рабочему месту.

Странное чувство не давало ему покоя до самого конца рабочего дня. Отвлекшись на него, он даже забыл извиниться перед начальником цеха Травниковым, когда тот по привычке отчитал Ивана за то, что он работает медленно. И если бы на этом всё закончилось... Чувство было настолько новым и неизведанным, что Гражданинов, раздумывая о нём, сам не заметил, как оказался в кабинете руководителя отдела закупок Быстровой. Он стоял у её стола, размахивал пальцем перед её носом и требовал закупки новых инструментов, потому что старыми работать уже невозможно. Испугавшись самого себя, Гражданинов, закончив речь, покинул кабинет, в дверях столкнувшись с Большовым и бесцеремонно оттолкнув его в сторону. А когда, возвращаясь в цех, он снова столкнулся в коридоре с Любимовой, Иван, вопреки обыкновению, не прижался к стене и даже тоскливо не вздохнул ей вслед, а развернулся и зашагал к кабинету директора завода – Виктора Первунова.

– А я что, не человек? – кричал Гражданинов, глядя на заплывшее жиром лицо директора. – Мне кушать не нужно что ли?

Первунов слушал Ивана молча, а Гражданинов распалялся всё сильнее, не сжимаясь под взглядом, как это раньше бывало, а расширяясь всё больше и больше под давлением незнакомого чувства.

– Для чего я здесь работаю? Для того, чтобы об меня ноги вытирали? Думаете, что я всю жизнь такое отношение к себе терпеть буду? Я вам не лошадка, чтобы на меня сесть и ножки свесить! У меня тоже есть... это... как же оно называется...

Гражданинов потер пальцем переносицу, вспоминая слово, которое он когда-то слышал, но забыл. Оно крутилось на языке, но никак не хотело вырываться изо рта. Незнакомое чувство снова надавило на ребра Ивана изнутри, и в этот момент он, наконец, вспомнил нужный термин.

– Чувство собственного достоинства у меня есть! Вот что!

Директор выслушал речь подчиненного и, лениво зевнув, причмокнул толстыми губами.

– Ты кто? – прищурившись, спросил он.
– Я? Я это... Гражданинов я.
– А я Первунов. Пошел вон, Гражданинов.

Как массивная звезда под воздействием собственной гравитации сжимается в точку, чтобы потом исчезнуть и превратиться в черную дыру, так и расширившийся до невероятных размеров Гражданинов, после слов директора вдруг стал стремительно сжиматься. Незнакомое чувство куда-то улетучилось, оставив тело Ивана будто бы без скелета. Не прошло и минуты, как Гражданинов, повторив путь звезды, сжался в точку и исчез.

Некоторое время Первунов молча смотрел перед собой, а затем, решив, что всё это ему привидилось, встряхнул головой и попросил помощницу приготовить ему чашечку кофе.

А Гражданинова на заводе больше никогда не видели. Никто по этому поводу не горевал, а спустя несколько месяцев любой сотрудник, спроси у него об Иване, уверенно заявил бы, что на заводе никогда не работал человек с такой фамилией.

©ЧеширКо