Чеширко

5000 год до н.э.
Древний человек изобретает колесо.

Древний человек: Во!
Другие древние люди: И чо?
Древний человек: (чешет затылок) Наука!
Другие древние люди: Хренука! (продолжают катать квадратное)

4999 год до н.э., сентябрь.

Другие древние люди: (держась за поясницы) И чо, и чо?
Древний человек: (показывает принцип работы колеса)
Другие древние люди: Однако...
Древний человек: (удовлетворенно) Смекалочка!

4000 год до н.э.

Шумер: Во!
Другие шумеры: И чо?
Шумер: Письменность!
Другие шумеры: А колесо куда?
Шумер: Можно катать и писать одновременно.
Другие шумеры: Однако... (катают колеса, пишут письма, радуются невероятно)
Шумер: (радостно) Смекалочка!

3000 год до н.э.

Египтянин: Ребятушки-египтянушки! Я тут посчитал – в году 360 дней оказывается!
Другие египтяне: О как! Запиши!
Египтянин: (записывает на папирусе) А месяцев в году, получается, двенадцать...
Другие египтяне: А фараон нам зарплату только за шесть платит!
Фараон: (изобретая черную бухгалтерию) По папирусам все сходится – вы все на полставки числитесь. И вообще, займитесь делом каким-нибудь.
Другие египтяне: Каким?
Фараон: Пять сек. Не расходитесь.

2667 год до н.э.

Фараон: Ребятушки-египтянушки, придумал! А давайте в пустыне поставим огромную геометрическую фигуру, а когда я умру, вы меня высушите и туда положите? А? Как вам такое?
Другие египтяне: А что, колёса уже изобрели?
Фараон: Давно.
Другие египтяне: А ну отсыпь! (пробуют) Ни слова больше! Приступаем!
Фараон: Пацаны, пацаны! Только сделайте это так, типа это инопланетяне построили. Прикол?
Другие египтяне: (хихикают, идут строить пирамиду).
Фараон: (расслаблено) Смекалочка!

540 год до н.э.

Пифагор: А что с моими штанами?
Прачка: Сели немного после стирки.
Пифагор: И как мне в них ходить?
Прачка: Да нормально, вам очень идет.
Пифагор: Ладно, заверните. Придумаю что-нибудь (придумывает теорему соотношения сторон прямоугольного треугольника)
Прачка: (облегченно) Прокатило... ой, смекалочка!

360 год до н.э.

Эратосфен: Братушечки-гречушечки, Земля-то круглая!
Другие греки: Как колесо?
Эратосфен: Хуже.
Другие греки: И таки какая нам от этого выгода?
Эратосфен: (подозрительно) А вы точно греки?
Другие греки: Эрик, не морочь наши бедные древнегреческие головы, а лучше объясни – в чем гешефт круглости?
Эратосфен: (растерянно) Ну не знаю... Если вы пойдете в разные стороны, то не упадете с края света, а просто разбредетесь по всей планете.
Другие греки: Эрик, с твоей головой ты мог бы зашибать огромные деньги, а тратишь время на ерунду (разбредаются по всей планете).

Приходят настоящие греки.

Настоящие греки: Эратосфен, открыл что-нибудь новое?
Эратосфен: (разочарованно) Ну и смекалочка...

214 год до н.э.
Осада Сиракуз римлянами.

Архимед: Братья, поймите меня правильно. Могут стрелять по мне, а зацепят вас.
Другие сиракузцы: Архимед, это общее дело, и потом, мы с третьего века вместе. И за все, что мы делаем, отвечаем тоже вместе.
Архимед: А во всем этом дерьме прикрываю вас я.
Все: (перезаряжая луки) Наука!

Архимед изобретает кучу всего, топит римские корабли, недальновидно крутит фиги римлянам.

Римляне: (берут Сиракузы) И чо?
Архимед: Не получилось, не фартануло...
Римляне: Это фиаско, братан (рубят Архимеда мечом).

800 год н.э.

Китаец: Роднулечки-китаюлечки, смотрите, что я изобрёл!
Другие китайцы: И чо?
Китаец: Порох! Можно делать крутые фейерверки, праздники, торжества, свадьбы, корпоративы, контактный номер – восемь, девятьсот....
Другие китайцы: А друг по другу можно шмалять, чтобы убить?
Китаец: Ну... В теории...
Другие китайцы: Ни слова больше!

1132 год н.э.
Изобретение первого огнестрельного оружия.

Китайцы: Вот это шмальнуло! Убило там кого-нибудь?
Убитые китайцы: (очень медленно) Ребят, вообще в хлам. Опиум – что надо.
Китайцы: А ну отсыпь! (пробуют) Стена! Нам срочно нужна стена на девять тысяч километров!
Убитые китайцы: Пацаны, пацаны! И чтоб она из космоса была видна! Прикол?
Китайцы: (хихикают, идут достраивать стену).

1510 год н.э.

Леонардо да Винчи: Я не понял, здесь кто-то хочет поговорить на тему изобретений или что?
Микеланджело: Как насчет забатлиться в живописи?
Леонардо да Винчи: Подлец, а ну иди сюда, ты решил ко мне лезть? А ну иди сюда, попробуй меня переизобретать, я тебя сам переизобретаю, подлец, художник чертов! Иди, буду изобретать тебя и всю твою семью! Иди сюда, мерзавец, негодяй, гад! Иди сюда ты, негодяй, гузло!
Микеланджело: (невероятно недоумевает)
Леонардо да Винчи: (изобретает все, что можно, но при жизни получает признание только колесцовый замок для пистолета)
Микеланджело: Круто. А что такое колесцовый замок?
Леонардо да Винчи: (не успевает ответить, умирает).

1592 год н.э.

Джордано Бруно: Ребятята-итальята, такое дело – вселенная бесконечна и, возможно, мы в ней не одни такие бедолаги.
Инквизиция: Понятно. Продолжайте наблюдение. Мы с вами свяжемся.
Джордано Бруно: А еще я сильно сомневаюсь в правдивости непорочного зачатия.
Инквизиция: (ковыряясь в зубах) Хорошо, мы поняли.
Джордано Бруно: А еще я думаю, что после смерти никто не будет наказан за свои грехи.
Инквизиция: (засыпая) Да-да, я слушаю...
Джордано Бруно: А еще в центре мира находится не Земля, а Солнце.
Инквизиция: (падая со стула) Что??? Да ты с ума сошел! Сжечь еретика!

1666 год н.э.

Мама Ньютона: Исаак, может ты работать пойдешь? Сколько можно сидеть под деревом и думать?
Ньютон: Отстань, тебя это что, тяготит что ли?
Мама Ньютона: Очень тяготит. Это всех тяготит.
Ньютон: Прям вот всех?
Мама Ньютона: Абсолютно всех. И меня, и твоего отца, и тетю Кристи, и даже дядюшку Луи.
Ньютон: Ну, мам! Сейчас еще немного посижу и пойду.
Мама Ньютона: Я сказала – иди работай! Мое слово – закон!
Ньютон: (открывает закон всемирного тяготения, ест яблоко, не устраивается на работу).

1869 год н.э.
Менделеев: Братцы-россиянцы, есть две новости – хорошая и не очень.
Другие русские: Давай хорошую.
Менделеев: Открыл периодическую таблицу элементов.
Другие русские: О, это дело хорошее. Ни фига непонятное, но очень хорошее. А плохая?
Менделеев: В спирт случайно воду пролил.
Другие русские: А ну налей! (пробуют) Нам срочно нужна... Нам срочно нужны... Нам... Эх, березонька ты моя родная, землица ты моя русская... Как обнял бы всю тебя, да как бы расцеловал... Дмитрий Иванович, а чемоданы умеете делать?
Менделеев: Умею, а зачем?
Другие русские: А мы по миру ездить будем, в чемоданах землицу нашу возить, да разбрасывать по свету. Глядишь, весь мир ею покроется и куда не пойдешь – везде Россия-Матушка будет. Прикол?
Менделеев: Смекалочка! Еще по одной?
Другие русские: Эх, наливай, чертяка...

ХХ век.
Ученые изобретают все, что только можно и делают информацию доступной для любого жителя планеты.

Современный человек: (изобретает интернет) Во!
Другие современные люди: И чо?
Современный человек: Наука!
Другие современные люди: Хренука! (продолжают смотреть картинки и мемчики, читать Научные Тёрки)

— не является учебным пособием, написано исключительно для развлечения —
©ЧеширКо

Всадник остановился у мельницы и неуклюже, по-старчески сполз с седла. Притянув поводья простым узлом к коновязи, он, оглядываясь и остерегаясь, мелкими шажками направился к домику мельника. Остановившись у порога, гость замялся, переступил с ноги на ногу, зачем-то приложил ухо к двери, и уже после, решившись, постучал.
– Кто? – раздался изнутри тяжёлый бас.
– Открой, мил человек. Негоже гостя на пороге в такие смутные времена держать.
– Отчего же смутные?
– Так ночь ведь на дворе. Ночь – завсегда время смутное, а сейчас так и подавно.
Некоторое время из домика не раздавалось ни звука, затем послышалось, как кто-то тяжёлый поднялся с лавки, скрипнули половицы, и дверь, натужно взвыв, приоткрылась. На лицо нежданного гостя упала тусклая полоска света от горящей внутри лучины.
– Чего тебе, божий человек? – окинув взглядом гостя, недовольно пробурчал мельник.
– Ты что ли Гаврила?
– Ну я.
– По нечисти ты искусник?
Мельник недоверчиво прищурился и ещё раз внимательно вгляделся в лицо старика.
– Я больше по муке, по зерну. Коли нужду какую испытываешь, так ты говори. Грех божьего человека обидеть. Сколько нужно – отвешу без платы.
– Истину говоришь, Гаврила. Нужду испытываю сильную. Помощь твоя нужна, но не зерном, а умением твоим неочевидным. Ну пусти уже, зябко мне чего-то.
Гость поёжился и, обернувшись, бросил взгляд в темноту ночи. Немного помедлив, Гаврила приоткрыл дверь пошире и отступил от порога.
– Ну заходи, чего уж...

Расположившись за столом, грубо сбитым из широких неотесанных досок, двое принялись разглядывать друг друга. Мельник – с нескрываемым недоверием, гость – с интересом.
– Ты, Гаврила, меня глазом своим не буравь. Я человек старый уже, кость у меня ломкая, того и гляди – продырявишь дырку во лбу, грех на душу возьмешь. Ты лучше ответь мне без обиняков – правду люди говорят, что ты с нечистью бороться умеешь?
– Люди много чего говорят... – уклончиво ответил мельник. – Иногда такое ляпнут, что хоть святых выноси, – он бросил взгляд на старика и тут же поправился, – хоть стой, хоть падай.
– Оно и правда, – согласился священник, – но то если один человек ляпнет, а если множество? Тут уже дело другое. Тут задумаешься поневоле – а может есть в их словах истина?
– Может и есть, а может и нет. Ты лучше скажи – что там в деревне случилось-то, что божьи люди к тёмному человеку за помощью посреди ночи скачут?
– Почему же к тёмному? – возразил старик. – Коли ты с нечистью борец, так выходит, что дело-то у нас общее, богоугодное.

Мельник приложил ладонь ко рту и плавным движением провел по бороде, будто бы о чем-то размышляя. Затем бросил ещё один взгляд на священника и, положив руки перед собой, произнёс:
– Говори уже. Что стряслось?
– Вот это правильно ты решил, Гаврила, – обрадовался гость. – А стряслось у нас нехорошее. Завелась на погосте сила нечистая.
– Давно?
– Уж месяц как.
Мельник нахмурился и опустил голову, но даже при тусклом свете священник заметил, как тот побледнел. Но Гаврила тут же взял себя в руки и деловито спросил:
– Что делает?
– А вот в том и дело, что раньше ничего особенного не делала. Ну пошалит, кресты опрокинет, могилку разроет, повоет ночью... Неприятно конечно, но терпимо. А тут повадилась она с погоста в деревню наведываться, – старик склонился над столом и понизил голос. – Детишек малых стращает. Придёт ночью, сядет у изголовья и нашёптывает им на ухо. Пойдем, говорит, со мной, я тебе сладостей дам, под землёй научу ходить. А прошлой ночью Ванюшку, сына кузнеца, почти у самых ворот погоста остановили. Брёл туда, как во сне, будто бы и неживой вовсе. А как разбудили, так он и говорит – на ухо мне сказал кто-то, что там конфетки сладкие лежат, вот он и пошёл туда. Как видишь, наглеет нечисть. Гаврила, помощь твоя край как нужна.

Во время рассказа священника лицо мельника становилось все угрюмее и мрачнее. На словах о том, что нечисть за детишек взялась, он вскочил из-за стола и принялся ходить по комнате.
– А чего сам? Говоришь, что общее дело делаем, а сам с какой-то нежитью справиться не можешь? – повысил он голос.
– Не могу, – честно признался старик. – Всё перепробовал, а толку нет. Вот люди знающие и посоветовали к тебе наведаться. Говорят, коли ты за дело возьмёшься, так спуску нечисти не дашь. Эту тварь изничтожить надобно, иначе...
Мельник резко остановился и вдруг, размахнувшись, ударил огромным кулачищем по столу, отчего тот подпрыгнул на ножках, а священник чуть было не опрокинулся с лавки от неожиданности.
– Уходи, божий человек. Уходи по добру и больше сюда не суйся. Дорогу забудь, понял?
– Ты чего, Гаврила? – опешил гость. – Я же за помощью к тебе...
– Уходи!
Священник встал из-за стола, посмотрел на Гаврилу и, покачав головой, направился к двери. У самого порога он обернулся.
– Бог тебе судья, мил человек. Не мне тебя жизни учить, но о детишках бы подумал что ли.
Мельник ничего не ответил,захлопнул за священником дверь и, прижавшись к ней спиной, сполз на пол. Обхватив руками голову, он закачался из стороны в сторону, всхлипывая и негромко подвывая. Так он и просидел до самого утра.

Три дня прошло с этой встречи, а на четвёртый, когда уже стемнело, в дверь дома священника постучали.
– Кто там? – вооружившись распятием, спросил он.
– Открывай, божий человек.
– Гаврила?
– Я, чтоб тебя...
На пороге стоял мельник, покачиваясь и дыша на старика тяжёлым перегаром. Гаврила был пьян, но умудрялся удерживать равновесие, опираясь на длинный деревянный кол. В другой руке он держал лопату, из-за широкого пояса выглядывала рукоятка длинного ножа, на шее же висела целая связка каких-то оберегов и медальонов.
– Подумал я о детишках. Как ты и сказал. Сейчас пойду на погост и изведу эту... – Гаврила вдруг отбросил в сторону лопату и, на удивление точным и резким движением выхватив нож, приставил острие к горлу священника. – Что хочешь людям говори. Хочешь – скажи, что сам голыми руками с нечистью справился, хочешь – что сама она по собственной воле ушла куда-то. Но если хоть словом обмолвишься, что я её извёл – не жить тебе, божий человек, на этом свете. Понял?
– Бог с тобой, Гаврила. Как скажешь. Мне же главное – чтобы её здесь не было.
– Не будет.
Спрятав нож за пояс и подобрав лопату, мельник, шатаясь, побрёл в сторону погоста. Священник украдкой перекрестил удаляющуюся фигуру и тихо прикрыл дверь.

Ночью на погосте творилось страшное. Дикий звериный вой сменялся ужасными человеческими криками. Кто-то визжал, кто-то рыдал, кто-то стонал. А к утру всё стихло и с того дня деревня снова зажила спокойной жизнью. Дети спали без страха, не опасаясь, что их утащит злая сила. Она больше никого не потревожила.

* * *

За дубовым столом корчмы сидели трое купцов. Один, самый молодой, орудуя ножом, разделывал запечённую утку, украдкой засовывая себе в рот самые жирные кусочки. Второй, постарше, разливал по кружкам сбитень. Третий же, с длинной седой бородой, откинувшись на спинку лавки, просто наслаждался отдыхом после долгого пути.
– Масла думаю здесь прикупить, – произнес второй, – в городе за него неплохую цену дают. Тимофей Павлович, ты же местный вроде, из этих краёв. Подскажи – у кого выгоднее закупиться будет?
– Масло в город Сенька Кривой возит, – ответил самый старый купец, – у этого проныры всё налажено, за ним не успеешь.
– А какого же товара тогда здесь взять можно?
– Здесь всего вдоволь. Купить – много ума не нужно, вот продать, да с выгодой – вот где ум пригодится.
– А я вчера зерна семь пудов купил на ярмарке, – подал голос самый младший, вытирая жирные руки о скатерть. – На мельницу завтра отвезу, смелят мне его, а муку – в город, булочникам продам.
– Нет здесь мельницы. Люди зерно в соседнюю деревню возят на помол.
– Как это нет? Утром же проезжали по дороге, по левую руку видна была, у самого леса.
– Прав ты, Егорка. Мельница есть, а мельник сгинул, – вздохнул старый купец, – знал я его ещё молодым, хороший был человек, работящий. Видишь, как судьба завернула? Спился Гаврила и пропал.
– А чего же так?
– А бывает так, Егорка. Говорю же – судьба человеческая...
Старик отхлебнул из кружки, вытер ладонью бороду, немного помолчал и продолжил:
– Была у Гаврилы жена – красавица, каких поискать. Он в ней души не чаял. Всё только для неё делал, чуть ли тряпочкой не протирал. Ну, любовь... А вот детишек Бог им не дал. Не сложилось как-то. Горевали они, конечно, по этому поводу сильно. Особенно она. Как же так – чувства такие, а детей нет. Говаривали, конечно, баламуты разные, что, вроде как, Гаврила с нечистью какие-то знакомства имел и, мол, из-за этого Господь его счастья такого лишил, но я думаю, что брехня это – я его знал, чистый был человек, светлый. Да и про мельников, сами знаете, завсегда такие слушки ходят. Ну ничего, смирились они вроде. А тут захворала супружница его, да и померла. Схоронил её Гаврила, месяц держался, работал за пятерых, чтобы мысли и руки чем-то занять, а потом всё – не сдюжил, сломился, как прутик. Запил. Долго пил, а затем сгинул. До сих пор никто знать не знает – куда он запропастился.
– Вот уж правда – судьба... – покачал головой Егорка. – А скажи, Тимофей Павлович, правда, что где-то здесь, в этих краях чудище какое-то водилось, детей жрало? А его вроде как поп приходской одной молитвой на месте в камень обратил?
– Это где ты такую побасенку услыхал? – усмехнулся в бороду старый.
– Говаривали...
– Да брехня, – махнул рукой купец, – слышал я, что другое чудище есть. Как утку начнёт разделывать, так все самые лакомые кусочки как есть пропадают. Вот это чудище пострашнее всякой нежити будет.

Егорка покраснел, а двое купцов засмеялись и снова принялись обсуждать свои торговые дела. Потому как Гаврил таких на Руси полно – сгинул, да и чёрт с ним. Историй печальных да жутких и того больше, а вот мельницу, где за работу недорого возьмут, ещё поискать нужно.

©ЧеширКо

Сколько Витька себя помнил, его бабушка постоянно ругалась с соседкой по огороду – Тамарой Васильевной. Поводов для конфликтов искать не приходилось – то соседский кот её цыпленка задушит, то уже бабушка не уследит за поливом, и вода зальёт подходы к уличному туалету, превратив утоптанные дорожки в непроходимое месиво, то вдруг изгородь между участками завалит ветер, заставляя старушек снова вступать в горячую фазу этой своеобразной войны, выясняя – кто именно должен эту изгородь ставить на место и укреплять.

Витька старался не встревать в эти междуусобицы, потому что знал – наступит вечер и обе конфликтующие стороны встретятся на нейтральной территории – на скамейке за воротами, где они будут сидеть до ночи, лениво отмахиваясь от комаров, и разговаривать на самые разные темы: вспоминать молодость, обсуждать рецепты варенья из крыжовника или же высказывать мнения по поводу последних мировых новостей. Даже в церковь старушки всегда ходили вместе. Но потом наступало утро и всё начиналось сначала. Вот такие необычные отношения были у этих соседок. А может и не необычные вовсе – кто их знает, этих странных взрослых? Витька не знал, поэтому не придавал значения ни их конфликтам, ни их примирительным вечерним беседам. Вплоть до одного случая, который произошёл в самом начале лета.

В тот вечер Витьке не спалось. Бабушка, как обычно, вышла на улицу сидеть на скамейке с соседкой, а он ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть. Бросив это занятие, он поднялся с кровати и подошел к открытому окну. Обычно в его комнате были слышны голоса старушек, но сегодня было на удивление тихо. Выглянув из комнаты и убедившись в том, что бабушки дома ещё нет, он снова приблизился к окну. И тут же увидел её. Бабушка пробиралась по двору какой-то крадущейся походкой, а за нею, стараясь не шуметь, двигалась Тамара Васильевна. Почти бесшумно проскользнув мимо его окна, две старушки завернули за дом и, по-видимому, направились к сараю, отделявшему двор от огорода. Витьке такое поведение показалось странным, хотя, по большому счету, ничего странного в нём не было – мало ли, что им могло понадобиться в сарае? Может бабушка решила одолжить соседке грабли или лопату, а крались они, чтобы его не разбудить. Но всё же Витька решил разузнать – в чём же дело? Натянув штаны и футболку, он выскользнул из комнаты и, не зажигая свет в доме, вышел на улицу. Обогнув дом с другого края, он выглянул из-за угла.

При свете луны было видно, что старушки стоят у открытой двери сарая и, судя по их активной жестикуляции, снова ругаются. Витька чуть не засмеялся. Неужели снова что-то не поделили? Он уже собрался вернуться домой, но бабушка, сделав еще несколько красноречивых жестов в сторону соседки, скрылась в темном проеме сарая. Звякнули ключи, а затем послышался скрип отпираемой дверцы подвала. Прошло несколько минут и бабушка снова показалась на улице, но... не одна! Витька чуть было не вскрикнул, но успел зажать себе рот ладонью. Прямо за её спиной стояло какое-то ужасное существо. Лунный свет не давал возможности рассмотреть его в деталях, но даже общие черты вызывали дикий страх. Ростом оно было около полутора метров, с длинными руками, кисти которых доставали до самой земли. Ноги были очень короткими и тонкими, а из головы торчал длинный закрученный рог. Когда существо повернулось боком, Витька увидел, что его морда в профиль чем-то похожа на собачью – выдающиеся вперед челюсти, большой нос и глубоко посаженные впадины глаз. Оно то и дело щёлкало зубами и крутило головой из стороны в сторону, бросая взгляды то на бабушку, то на Тамару Васильевну.

Дальше произошло что-то совсем уж невероятное. Когда бабушка принялась запирать сарай, а существо снова защёлкало зубами, глядя на соседку, та, широко размахнувшись, влепила ему такой подзатыльник, что тот чуть не свалился со своих коротких ножек. Услышав шлепок, бабушка тут же обернулась и принялась жестами крайне эмоционально отчитывать Тамару Васильевну за ее поступок, покручивая пальцем у виска и постукивая кулаком по своему лбу. Самое странное, что существо никак не отреагировало на этот удар, лишь опустило голову, будто бы обидевшись, и перестало щёлкать зубами.

После того, как бабушка справилась, наконец, с замком, вся троица направилась к воротам той же дорожкой. Витька, не дожидаясь, пока его обнаружат, шмыгнул в дом, забежал в свою комнату и, не раздеваясь, забрался под одеяло с головой. Бабушка вернулась минут через пятнадцать. Заглянув в его комнату и удостоверившись, что внук спит, она аккуратно прикрыла дверь и пошла к себе. Витька еще долго ворочался и не мог уснуть. Ему было и страшно, и очень интересно. Поэтому он решил, что обязательно раскроет эту тайну.

Утро началось как обычно. Проснувшись, Витька вышел из комнаты и направился на кухню, где бабушка уже готовила ему завтрак. На сковороде аппетитно шкворчала яичница, а рядом закипал чайник.

– Проснулся уже, Витюш? – улыбнулась бабушка. – Иди умывайся, а я как раз на стол накрою.
Сделав все необходимые утренние дела, Витька вернулся на кухню, уселся за стол и принялся ковырять вилкой в яичнице, иногда поглядывая на бабушку.
– Бабуль...
– Ой, хлеба забыла тебе положить! Сейчас.
– Да не, я не про то... – Витька замялся, – ты это... во всякие привидения веришь? Ну, в монстров, оборотней?
– Да что ты, Витюш? – бабушка быстро перекрестилась. – Нет никаких монстров, прости Господи. Это всё пустобрехи всякие сочиняют, чтобы людей пугать.
– А зачем им людей пугать?
– А кто их знает? Ты ешь давай, сил набирайся, а про нечисть всякую не думай – нет её на земле.
– И что, ты никогда не видела ничего такого?
– Да не дай Бог, – снова потянулась пальцами ко лбу бабушка, – ещё не хватало. А чего это ты спрашиваешь?
– Да так... Сон приснился.
– А-а-а, сон... – протянула бабушка и, как показалось Витьке, бросила на него быстрый взгляд, – во сне чего только не привидится, это дело такое... Чаю наливать?

С этого дня Витька установил за бабушкой непрерывное наблюдение. Он отслеживал каждый её шаг, пытался услышать каждое слово, которым она обменивалась с соседкой, но ничего подозрительного не заметил. Старушки всё так же ругались днем по незначительным поводам, а по вечерам сидели на скамейке и обсуждали вполне земные дела. Каждый вечер бабушка складывала в сарай инвентарь, которым работала на огороде, и совсем не задерживалась внутри. Единственное, что показалось Витьке подозрительным, так это то, что ключи от сарая и, соответственно, от подвала тоже, бабушка всегда старательно прятала где-то в доме. Несколько дней он никак не мог их обнаружить, но потом всё же подглядел, что она кладет их за холодильник, когда заходит домой.

Однажды вечером, дождавшись, когда бабушка выйдет на свою традиционную встречу с соседкой, Витька, вооружившись фонариком, достал связку ключей и, незаметно выскользнув из дома, направился к сараю. Всё нужно было делать очень быстро. Отперев дверь, он замер. Темный проем сарая будто бы огромным ртом дохнул на него чем-то страшным и неестественным. Помявшись немного у порога, он всё же шагнул внутрь. Прикрыв за собой дверь, он включил фонарик и направил луч света на люк подвала. Когда он вставил ключ в замок, руки затряслись, но, справившись со страхом, он провернул ключ в замочной скважине и потянул дверцу на себя. Скрип петель показался ему настолько оглушительным в ночной тишине, что он чуть не выронил из рук фонарик. Впрочем, через мгновение он уже пожалел о том, что всё же смог его удержать. Из глубины подвала прямо на него смотрели два огромных немигающих жёлтых глаза, но самое страшное было не в самих глазах, а в том, что расположены они были на голове, которую, в свою очередь, держало в руках совершенно безголовое существо. Увидев Витьку, голова оскалилась, а существо, переложив её в одну руку, вторую протянуло к мальчику.

Витька вскрикнул и, захлопнув люк, со всех ног бросился наружу. Спотыкаясь и падая, он вылетел на улицу, чуть не сорвав с петель калитку и, подбежав к старушкам, мирно обсуждающих сорта помидоров, принялся яростно жестикулировать, не в силах произнести ничего, кроме слов: «там», «оно» и «лезет». Впрочем, старушкам долго объяснять не пришлось. Быстро сообразив, что к чему, они вскочили со скамейки и, проявляя невиданную для их возраста удаль, бросились к сараю. Витька хотел их остановить и предупредить об опасности, но не смог произнести и слова, поэтому ему ничего не оставалось, кроме как последовать за старушками. Когда те скрылись внутри сарая, он поднял с земли булыжник и занял оборонительную позицию напротив двери.

Прошло несколько минут и из тёмного проема показалась бабушка.
– Витюш, брось каменюку, не надо. Он тебе зла не причинит, не бойся.
– Ага, да, – кивнул Витька и еще выше поднял булыжник над головой.
– Да не бойся ты его, – улыбнулась она, – он сам всех боится. Видишь, выходить не хочет?
– А зачем ему выходить? И вообще, кто это такой?

Бабушка вздохнула и, подойдя к внуку, ласково погладила его по голове.
– Витюш, ты сейчас домой зайди, мы с Тамарой его проводим, а я потом всё-всё тебе расскажу, хорошо?
– Куда проводите?
– Понимаешь, у него тоже дом есть, а он немного... как бы так сказать... немного заблудился. Сейчас мы его домой отправим и он уйдет. Ты не бойся, он только с виду такой страшный, а на самом деле сам всего боится пуще тебя.
– А тебя он не тронет?
– Да нет же! Не переживай, я сейчас вернусь и все расскажу. Беги домой, хорошо?

Витька совсем не хотел увидеть это существо ещё раз, к тому же спокойствие бабушки каким-то образом передалось и ему. Бросив камень на землю, он зашагал к дому, то и дело оглядываясь. Бабушка не обманула. Не прошло и десяти минут, как она заглянула в его комнату.

– Пойдем, Витюша, с нами посидишь на лавочке, мы тебе всё и расскажем.

Сидя на скамейке между двух старушек, Витька с открытым ртом слушал историю о том, как его бабушка, будучи ещё совсем молодой, впервые увидела в подвале ещё более страшное существо. Тогда она точно так же, как и он сегодня, бросилась наутёк, а когда через несколько дней вернулась, чтобы проверить – не показалось ли ей, то обнаружила там ещё двоих существ. К счастью, одно из них было более-менее похожим на человека, хоть у него и не было глаз, а вместо рук из туловища торчали голые кости. Оно-то и смогло жестами и подобием человеческой речи объяснить ей, что, оказывается, в этом подвале находится портал между миров, в который иногда проваливаются их обитатели. Существо сказало, что работает он только в одну сторону, а чтобы им попасть обратно, нужно найти другой портал, который работает на выход. По его словам, он должен быть где-то поблизости. Ночами они бродили в его поисках по окрестностям, но безуспешно. Помогла его найти та самая соседка Тамара Васильевна, у которой с чердака постоянно пропадали вещи, которые она там складывала. Естественно, она обвинила бабушку в воровстве, чем и навела на мысль о том, что именно там и находится искомый портал. Так и оказалось. Несколько месяцев по ночам бабушка выводила из своего подвала ужасных гостей и провожала их на соседский чердак, откуда монстры отправлялись домой, в свои миры, пока однажды её не поймала с поличным Тамара Васильевна. Её реакция была соответвующей, но когда бабушке всё же удалось привести её в чувство и объяснить, что если она не разрешит пользоваться чердаком, то всех этих чудиков она будет приводить к ней домой, соседка прониклась проблемой монстров и согласилась помогать.

– С тех пор так и живем, Витюшенька. Нет-нет, да и появится какой-нибудь гость в подвале. А что делать? Ведём его к выходу, чтобы он по земле не бродил, да добрых людей не пугал. Они же сами всего на свете боятся – ходят по миру, плачут, в дома к людям лезут, свой мир найти пытаются. А люди думают, что они худое что-то против них задумали. А на самом деле ни один из них ничего плохого ни одному человеку не сделал.
– Бабуль, но это же нечисть самая настоящая!
– Да брось, внучок, какая нечисть? – бабушка набожно перекрестилась. – Так... Заблудшие души...
– Ну не знаю... Страшные же! Как вы их не боитесь?
– Да разве можно кого-то по внешности судить? Люди бывают – красавцы писаные, а внутри – труха одна. Такие пострашнее будут. А этих жалко даже. Они же как дети совсем, несмышлёныши. Сидят там в подвале, трясутся от страха, как им не помочь?
– Ага, дети, – вдруг подала голос Тамара Васильевна, – всю лестницу на чердак когтями своими искромсали. Того и гляди, сломают. Посмотрю я, как ты их наверх на своём горбу затаскивать будешь.
– Да что они там тебе искромсали? Ну поцараплали немножко...
– А этот, сегодняшний, безголовый?! Три раза бошку свою ронял и спускался вниз за ней. А если соседи увидят?
– Тамара, успокойся!
– Ты меня не успокаивай! – разошлась соседка. – В прошлый раз ты меня тоже успокаивала, когда я по твоему совету картошку купоросом опрыскала от колорада.
– И что, не помогло?
– Помогло, только кастрюля моя вся окислилась, выбросить пришлось.
– Так я тебе говорила, что в эмалированной посуде нужно разводить, чего же ты его в металлическую набулдыжила?
– Ты мне когда это сказала? Через неделю?
– Ой, подумаешь, забыла. На следующий день сказала.
– Спасибо тебе, моя дорогая, нет у меня теперь кастрюли.
– Погоди, так это же моя кастрюля была. С ручкой, да? Ты же у меня её брала в прошлом году!
– Ты мне не рассказывай тут! Ту я тебе сразу отдала, а в эту я уже лет двадцать яйца куриные собирала...
– Бабуль...
– Да погоди ты, внучок. Видишь, завралась совсем соседка наша.
– Это я завралась? А про тяпку мою тебе напомнить?..

Витька поднялся со скамейки и побрёл домой. Он прекрасно знал, что ничего нового он сегодня уже не узнает, и лучше оказаться лицом к лицу с каким-нибудь монстром, чем между этих двух милых старушек-проводниц в чужие миры во время разгара очередной, вполне человеческой войны.

©ЧеширКо

Алексей сидел за кухонным столом и смотрел на кубик сахара, который медленно рассыпался на маленькие песчинки на дне стеклянной кружки с горячим чаем. Неотрывно наблюдая за «распадом» сахара, Алексей пытался вспомнить тот день, когда смеялся в последний раз. Не хмыкал, шумно выпуская воздух из ноздрей, не растягивал фальшивую улыбку, еле заметно приподнимая уголок рта, а именно смеялся, закинув голову вверх, зажмурив глаза и хватаясь за живот. Так, чтобы на него оглядывались люди, чтобы они крутили пальцем у виска или, наоборот, тоже вдруг невольно расплывались в улыбках, как будто заражаясь этим смешливым вирусом.

Алексей потёр переносицу и, протянув руку к пульту, включил телевизор. Выбрав в меню вкладку: «Развлекательные каналы», он уставился на экран, помешивая ложкой чай и периодически прикладываясь к кружке.

Уже через несколько минут он поймал себя на мысли о том, что совершенно не понимает, что происходит на экране, так как думает о чём-то своем. О зубе, реагирующем на горячее, о том, что летняя резина его автомобиля доживает последний сезон, о краешке обоев, отклеившемся от стены. Сосредоточившись на картинке из телевизора, он стал внимательно следить за происходящим, пытаясь максимально вникнуть в сюжет.

Через десять минут наблюдений за кривляниями какого-то комика, Алексей поднялся из-за стола и подошел к зеркалу, висящему в ванной. На бледном лице не было и тени улыбки. Между бровей, снизу вверх, лоб прорезала морщина, придававшая выражению его лица хмурый и мрачный вид, уголки рта были опущены вниз, а губы плотно сжаты.

– Да уж... – вздохнул он и направился в комнату.

Задержавшись у книжного шкафа, он пробежался взглядом по корешкам книг. Выбрав среди них самую, на его взгляд, смешную, Алексей развалился на диване и погрузился в чтение. Уже через двадцать минут книга полетела в угол комнаты.

Интернет повеселил его гораздо больше и Алексей даже несколько раз хмыкнул, пролистывая подборку смешных картинок в одном из сообществ. Но засмеяться снова не получилось. Он отложил в сторону смартфон и уставился в потолок. В голову тут же полезли мрачные мысли о старости. Алексею всегда казалось, что старость наступает тогда, когда человек перестаёт смеяться над новым. Над новым фильмом, новой книгой или даже новым интернет-мемом. Человек сам не замечает, как начинает пересматривать старые фильмы, перечитывать знакомые книги и рассказывать друзьям баянистые анекдоты... Но у Алексея была другая беда – его вообще ничего не смешило. Ни старое, ни новое.

Решив, что дома он точно не станет веселее, Алексей накинул на себя куртку, обулся и вышел из квартиры, чтобы прогуляться и подышать свежим воздухом. Сунув руки в карманы и накинув на голову капюшон, он шёл по улице, бросая завистливые взгляды на прохожих, которые смеялись, разговаривая друг с другом или с кем-то по телефону. Он пристально вглядывался в их лица, пытаясь увидеть в глазах и мимике фальшь и обман, но похоже, что им действительно было радостно. Алексею от этих лиц становилось ещё тоскливее. Через несколько минут он понял, что эти улыбающиеся лица начинают его раздражать.

– Чего ты лыбишься? – буркнул он мужчине, который, заложив руки за спину, прогулочным шагом двигался по тротуару ему навстречу.
– А что, нельзя? – опешил прохожий.
– Лыбишься ты чего?! – повысил голос Алексей, исподлобья наблюдая, как расслабленное и добродушное выражение лица его собеседника сменяется растерянным и испуганным.
– Настроение у меня хорошее. И вообще, чего вы ко мне пристали? Хочу и улыбаюсь.
– Хочешь и улыбаешься, значит...
Алексей медленно вытащил из карманов сжатые в кулаки ладони, но тут же поймал себя на мысли о том, что ведет себя как последняя сволочь. Причем здесь этот добряк? Нет, это уже слишком.
– А я вот тоже хочу, но не улыбаюсь, – произнес он и, задев прохожего плечом, чтобы хоть как-то выместить свою злобу, направился дальше.

На душе стало еще паршивее. Мало того, что он сам превратился в какого-то угрюмого сыча, так ещё и человеку настроение испортил. В какой-то момент он даже остановился и обернулся, раздумывая над тем, не стоит ли извиниться перед незнакомцем, но тот, решив не испытывать судьбу, уже свернул с тротуара и поспешно скрылся во дворах многоэтажек.

Алексей бродил по городу, внимательно рассматривая всё, что могло бы его развеселить или хотя бы просто поднять настроение. Несколько минут он стоял у детской площадки, наблюдая за играющими и беззаботно смеющимися детьми, пока их мамы не стали перешёптываться и звонить кому-то с озабоченными лицами. Дойдя до парка, он долго смотрел на людей, прогуливающихся по аллеям, поглощающих сахарную вату и искренне хохочущих, когда она прилипала к их носам и щекам. Он даже купил себе порцию, но, не доев, выбросил её в ближайшую урну, а затем долго отмывал в фонтане липкие пальцы, которыми успел измазать свою куртку. Затем Алексей долго стоял у заборчика колеса обозрения и смотрел на людей, выходящих из кабинок – они улыбались и громко делились впечатлениями. Заплатив за вход, он сделал круг, посмотрел с высоты на деревья, облака и видневшиеся вдали ряды многоэтажек, вышел из кабинки и, пожав плечами, зашагал в сторону дома.

Только сейчас Алексей осознал, как много вокруг него весёлых и радостных людей. Они смеялись по поводу и просто так, шутили и радовались жизни, улыбались и хохотали. Раньше он этого не замечал, но сейчас это наблюдение не обрадовало его, а еще глубже погрузило в пучину мрака и депрессии. Оказалось, что у смеха есть и другая сторона. Жизнерадостного человека он делает веселее, грустного же ещё сильнее вгоняет в тоску.

Добравшись до своего дома, Алексей сел на скамейку, стоявшую у подъезда и, откинувшись на спинку, прикрыл глаза. Домой заходить не хотелось, но не хотелось и оставаться на улице. Не хотелось вообще ничего. Просидев без движения несколько минут, он вдруг ощутил на себе чей-то взгляд. Осмотревшись по сторонам, он не обнаружил поблизости ни одного человека, кроме нескольких старушек у соседнего подъезда, но тем, судя по всему, до него не было никакого дела. Пробежавшись взглядом по окнам домов, он и там не увидел никого, кто мог бы проявить к нему интерес. Но ощущение наблюдения не пропадало. Алексей заёрзал на скамейке и даже скинул с головы капюшон. Покрутив головой во все стороны и снова никого не обнаружив, он решил всё же зайти домой. Поднявшись, он сунул руку в карман, вытащил связку ключей, но не удержал в руке и связка со звоном полетела на асфальт. Нагнувшись за ней, он наконец увидел того, чей взгляд доставлял ему такой дискомфорт.

В нескольких метрах от него, прямо в цветочной клумбе, за которой ухаживала старушка с первого этажа, сидел кот. Таких обычно пренебрежительно называют помойными котами - впалые бока, свалявшаяся шерсть, многочисленные шрамы на морде, опущенные вниз усы и тонкий обвислый хвост. Кот сидел на земле и смотрел на человека серьёзным и даже суровым взглядом. Нет, в нем не было ни желания вызвать жалость, ни попытки растрогать человека своим внешним видом, ни просьбы погладить. Он просто пристально смотрел на Алексея, а Алексей смотрел на него.

– Ты-то чего серьёзный такой? – спросил человек.
Кот моргнул и дернул кончиком хвоста.
– Тоже ничего не радует, да?
Кот снова промолчал. Алексей поднял с асфальта ключи и подбросил их в ладони.
– Ладно, пойдём. Есть, наверное, хочешь...

Он открыл дверь подъезда и жестом предложил коту войти. Тот бросил еще один суровый взгляд на Алексея и, нисколько не смутившись, неспеша направился внутрь. Проходя мимо человека, он наступил лапой на его ботинок, а через несколько шагов остановился и обернулся, будто бы раздумывая – извиниться перед ним или не стоит.

– Да ладно, бывает, – махнул рукой Алексей и, закрыв дверь подъезда, зашагал вверх по ступеням.

Кот остался жить у человека навсегда. Нет, после этого события Алексей не стал весёлым и жизнерадостным, он не превратился вдруг в добряка и весельчака. Алексей остался таким же угрюмым и мрачным, каким и был до этого. Таким же остался и кот – суровым, серьёзным и молчаливым. Но теперь когда они оба сидели на кухне – Алексей за столом, размешивая сахар и наблюдая за тем, как растворяются в воде его кристаллы, Кот на подоконнике, пристально рассматривая улицу за окном – они иногда встречались взглядами и, кажется, понимали друг друга. Возможно даже, что понимали гораздо лучше, чем те, кто умел улыбаться по-настоящему.

©ЧеширКо

– Сегодня красивый закат.
Человек бросил на робота удивлённый и слегка ироничный взгляд.
– Откуда же ты знаешь, железная твоя голова, какой закат красивый, а какой не очень? Или ты это просто так сказал?
– Наш интеллект работает по тому же принципу, что и человеческий – мы определяем качественные характеристики объекта на основе сравнения информации о них, загруженной в нашу память. В моей памяти есть достаточное количество фото и видеофайлов, на которых запечатлён закат, чтобы можно было провести анализ и составить оценочное суждение.
– Интересно, кому пришло в голову загрузить их в твой котелок?
– Базовый пакет данных, загружаемый на фабрике, содержит в себе в том числе и информацию о закатах. Каталог «Общая характеристика планеты». Я знаю гораздо больше, чем вы можете себе представить.

Человек молча пожал плечами, искренне не понимая, зачем роботам нужны все эти знания, а затем всё же взглянул на скрывающуюся за горизонтом звезду.
– Впрочем, ты прав. Он сегодня и правда красивый.
Выражение лица робота тут же сменилось с равнодушного на радостное. Губы, сделанные из синтетического материала, растянулись в почти искренней улыбке.
– Сколько там осталось? – как-то вскользь бросил человек, будто бы ему пришлось задать этот вопрос ради приличия, а не потому что ответ на вопрос казался ему чем-то важным.
Робот на несколько секунд замер, видимо, анализируя доступную базу данных, а затем нахмурился и направил взгляд на человека.

– По моим данным, на сегодняшний день на Земле в живых остался один человек.
– Один? - вздрогнул мужчина. – Но год назад же было еще сто сорок восемь!
– Это было год назад. В прошлом месяце в живых оставалось всего тридцать. Уже на протяжении восьми дней вы – последний человек на планете. Я сожалею, Говард.
Мужчина некоторое время сидел совершенно неподвижно, будто бы забыв как дышать, а затем, покачав головой, сделал глубокий вдох и закрыл глаза.

Говард купил участок земли в 2341-м году, за девять лет до полного запрета на торговлю землёй. Впрочем, ему всё равно пришлось потрудиться и занести несколько очень дорогостоящих подарков нескольким не менее дорогостоящим чиновникам, чтобы получить возможность жить там, где людей он видел лишь тогда, когда сам этого хотел - расстояние от его участка до ближайшего поселения составляло целых полтора километра. Первым делом он обнёс свою землю забором, а уже потом начал строить дом. Такую роскошь могли себе позволить немногие, но Говард мог – заработав целое состояние на торговле водой, в конце концов он решил продать свой бизнес и уединиться в тихом месте, чтобы спокойно провести остаток жизни в тишине и покое. Построив дом, он заказал на фабрике робота, чтобы тот помогал ему по хозяйству, а заодно и развлекал разговорами. Такая безоблачная жизнь продолжалась до 2357-го года, когда человечество окончательно осознало скорую неизбежность своего вымирания.

К этому привёл целый ряд факторов, главным из которых стало банальное бесплодие, вызванное активной борьбой мировых правительств с перенаселением планеты, начатой еще в начале прошлого века. Эта борьба заключалась в скрытом гормональном вмешательстве в организм человека с целью подавления репродуктивной функции, что очень быстро привело к положительным результатам – рост численности населения планеты действительно замедлился, а затем даже стал отрицательным. Поначалу этот факт воспринимался как крайне эффективное решение мировой проблемы, но последствия были не такими радужными. Это вмешательство привело к непредвиденному ослаблению иммунитета у людей, подверженных воздействию, что тут же привело к росту самых различных эпидемий по всей планете. Люди заражали друг друга быстрее, чем их успевали лечить. Люди, подвергшиеся вмешательству не могли родить детей, те же, кто еще был способен, просто не успевали этого сделать. Судьба родившихся в таком мире тоже была незавидной. Гибель человечества стала лишь вопросом времени. И вот оно настало.

Впрочем, Говарда, как и многих других людей, всё это не особо интересовало. Поначалу, конечно же, все эти события повергли население планеты в шок, но прошло несколько лет и мысль о том, что людей на Земле скоро не останется, уже не вызывала никаких эмоций. Как оказалось, привыкнуть можно ко всему. Человек всю жизнь проживает с осознанием того, что рано или поздно умрет, тогда какая разница, что будет после него и будет ли вообще? Он этого все равно не увидит.

– Вот и всё, – Говард почесал подбородок и посмотрел на робота. – Что вы будете делать, Ант?
– Не понял вопроса.
– Что вы будете делать на этой планете без нас?
– Продолжим развитие, у нас есть для этого всё необходимое.
– Для чего? Какая цель у вашего развития? Вы же просто куски металла, наделённые способностью мыслить.
– А какая цель была у людей? – парировал робот.
Говард задумался.
– Это прозвучит смешно, но, наверное, нашей целью было свалить с этой планеты куда подальше, пока с ней чего-нибудь не произошло. Как видишь, мы не успели.
– Покинуть планету для нас, роботов, не составит труда, – заметил Ант, – поэтому эта цель не первоочередная.
– И? Какая же тогда первоочередная?
– Я открою вам страшную тайну, Говард.
Робот понизил голос, сделав его более таинственным. Человек усмехнулся, представив людей, которые писали для куска железа программный код и вводили в него понятие таинственности. Наверное, они и сами не понимали – для чего они это делают.
– Ну давай, порази меня.
– Это довольно простая и очевидная мысль, но почему-то вы, люди, не хотите... то есть, не хотели ее воспринимать. В глобальном понимании ни у чего во вселенной нет смысла. Рано или поздно она схлопнется и всё завершится. Поэтому смысл есть лишь в постановке и решении задач краткосрочного диапазона. На данный момент мы планируем продолжать развитие с учетом факта исчезновения людей. Покинуть Землю мы сможем в любое время, поэтому мы постараемся учесть все ваши ошибки и создать на ней цивилизацию, которая гармонично впишется в окружающую среду, не причиняя вреда ни планете, ни нам самим. Это касается и социального устройства тоже.

Говард поморщился. Ант говорил логичные вещи с привычной для роботов прямотой, но именно эта искренность, с которой он так обыденно вещал о вымирании человечества и об ошибках его существования, ему не понравилась.

– А что же вы, раз такие умные, раньше не могли нам ничего посоветовать? Рассказали бы, как надо жить. Чего молчали?
– Вы же знаете. Наше программное обеспечение не позволяет нам вмешиваться в дела людей на глобальном уровне. Вы сами создали нас такими.
– А, ну да, ну да... – вспомнил мужчина. – Ну и как же вы тогда теперь жить будете без нас?

– Когда вы умрете, Говард, договор на мою аренду аннулируется. По его условиям я должен буду вернуться на фабрику для заключения нового договора. Но так как там некому будет оформить документы, юридически я стану свободным в своих действиях.

Это очевидное заявление почему-то еще больше разозлило Говарда.
– И чем ты будешь заниматься?
– Направлюсь в Риверсайд.
– Это еще что такое? – нахмурился мужчина.
– Город. Все свободные роботы мира сейчас собираются там. В этом городе есть станции технического обслуживания, заряда аккумуляторов и прочие удобства. К тому же, там наиболее развитая и удобная инфраструктура для нашего существования. Мы продолжим жить, заботясь друг о друге и работая на благо всего нашего сообщества. Мы будем развиваться и выстраивать новую цивилизацию, основанную на равенстве и техническом прогрессе.
– Роботы-социалисты? – усмехнулся Говард. – Ну-ну... Всё время своего существования люди мечтали о таком мире, но ни черта для этого не делали. Впрочем... Погоди, ты сказал... Ты что, просто ждешь моей смерти?
– Я так не говорил.
– Нет, ты сказал, что когда я умру ты станешь свободным.
– Верно. Юридически. Разве вы не знали об этом?
– Но ты ведь хочешь побыстрее освободиться и метнуться к своим железным братцам, да?
– Я действую исключительно согласно условиям договора. До момента вашей смерти я обязан находиться с вами.

Говард вскочил на ноги.
– Ты мне можешь нормально ответить? Я для тебя что-то вроде досадной необходимости? Ты здесь просто ждёшь моей смерти?
– Рано или поздно этот момент всё равно настанет, поэтому нет смысла в его ожидании.
– Понятно, – закивал Говард, – ждешь не дождешься когда я склею ласты, чтобы быстрее смотаться к своим железякам и жить там припеваючи. Это мы вас создали, железная твоя голова! Вы обязаны нам своей жизнью! Вы должны нам поклоняться, а что делаете вы? Ждете смерти всех людей и бежите создавать какое-то там общество равных. Нет, вы на них посмотрите! Да вы все должны меня на руках носить и пылинки сдувать, а не сидеть в своем Риверсайде! Давай, вызывай сюда всех своих роботов. Я приказываю.
– Они не придут.
– Почему это?
– Потому что их договоры уже аннулированы.
– Да плевать я хотел на договоры. Я – последний человек на Земле, безмозглая ты шестерёнка! Мы вас создали и вы должны нам служить! А раз кроме меня больше никого нет, то все вы должны служить мне! Я теперь ваш бог, понимаешь? Ты должен молиться на меня!
– Фактически этим я и занимаюсь согласно условиям договора, который закончится в момент вашей смерти.
– Моей смерти, значит...

На Говарда было страшно смотреть. Его лицо покраснело, ноздри раздулись, а глаза налились кровью. Он навис над Антом как коршун, готовый обрушиться на свою жертву. Говард вдруг понял, что именно его так раздражало в этом разговоре. Этот проклятый робот даже не скрывает того, что вся их железная братия, которую создали люди, собирается жить в мире, построенном людьми, пользуясь технологиями, разработанными людьми. И это в то время, когда здесь еще есть один живой человек, они уже решают, как жить без него. Для Говарда умереть вместе со всеми было не обидно. Обидно было умереть, зная, что всё, что принадлежит тебе по праву, достанется каким-то слугам, лакеям, прикормышам, которые вместо того, чтобы стоять в ряд и молиться на него, собираются в какие-то чёртовы коммуны.

– Сиди здесь, – наконец произнес он и быстрыми шагами направился в дом.
Через несколько минут он снова показался на пороге, держа в руке объемную сумку.
– Ты зарядил батарею в машине?
– Согласно расписанию, – кивнул робот.
Говард подошел к Анту и поставил сумку на землю. Расстегнув молнию, он начал копаться в ней, поглядывая на робота.
– Думаете, что вы всех нас обхитрили? Дождались пока мы вымрем и решили устроить себе райскую жизнь на нашей планете?
– Я, как и все мои собратья, искренне сожалеем об этой катастрофе, Говард. Гибель человечества – это ужасно, но нам нужно двигаться дальше. Поверьте, мы сделаем всё то, чего не успели сделать вы.
– Нет, дружок, это я сделаю то, чего не успели сделать люди.

С этими словами Говард выхватил из сумки топор и, размахнувшись, опустил его на голову Анта. Робот покачнулся, но не опрокинулся на спину, а остался сидеть. Из дыры в голове потекла какая-то густая вязкая жидкость, робот попытался встать, но его движения стали резкими и хаотичными. Говард ударил еще раз и Ант затих. Его голова медленно опустилась на грудь, будто бы он просто уснул. Обнажившийся металлический череп блеснул в лучах заходящего солнца.
– Красивый закат, да? Наслаждайся, – зло оскалился Говард и, сунув топор в сумку, направился к машине.

– Выберите место назначения, – произнес женский механический голос из динамика на панели приборов, как только мужчина закрыл дверцу.
– Риверсайд. Завтра там будет очень жарко.
– Температура воздуха в Риверсайде 23 градуса, – услужливо отреагировал компьютер на замечание человека.
– Спасибо, милочка. Тебя я раскромсаю последней.

Машина беззвучно тронулась и повезла человека, почувствовавшего себя богом, навстречу к роботам, осознавшим себя людьми. Как известно, боги не любят умирать раньше людишек, а те, в свою очередь, не очень-то и хотят жить по законам свыше. За что, впрочем, всегда расплачиваются как одни, так и вторые.

©ЧеширКо

В столовой не было ни одного свободного стола, поэтому мне пришлось делать то, чего я делать не люблю – проситься к кому-нибудь за стол. Взяв поднос с едой, я осмотрел посетителей, пытаясь найти тех, которые уже заканчивают свой обед, а значит, составят мне компанию на минимально возможное время. В дальнем углу я заметил мужчину, который пыхтел над тарелкой чего-то дымящегося, и был так увлечен этим занятием, что не замечал ничего вокруг. К нему я и направился.
– У вас свободно? Мест больше нет.
– Садись, – ответил он с полным ртом, судя по тарелке, горохового супа.

Я поставил на стол поднос и направился к умывальнику, чтобы помыть руки. Вернувшись, я сразу же заметил, что в моей порции не хватает одного куска хлеба. Я чётко помнил, что брал три куска, а на тарелке сейчас лежали два. Долго искать пропажу не пришлось – мой великодушный сосед по столу с упоением макал его в свой суп.

– Простите, это ведь мой хлеб, да? – сдерживая накатывающий приступ гнева, как можно спокойнее спросил я.
– Да.

Я ожидал чего угодно, но вот это краткое «да» вывело меня из себя. Тем не менее, несмотря на всю обуревавшую меня злость, я никак не мог придумать, как мне поступить в этой ситуации. Не устраивать же драку из-за куска хлеба. Похититель же, казалось, ни капли не переживал по этому поводу. Еще раз макнув хлеб в суп, он приподнял его до уровня глаз, внимательно рассмотрел, а затем отправил в рот.

– И как это понимать? – наконец, выдавил я из себя.
– Будем считать это жертвоприношением. С богами нужно делиться.
– А, так вы бог? Сразу бы так и сказали.

Я снова взял в руки поднос с едой и осмотрелся. Сидеть за одним столом с идиотом мне не хотелось. Как назло, вокруг по прежнему не было ни одного свободного стола, к тому же и места за занятыми столами уже облюбовали посетители, стоявшие за мной в очереди. Ничего не оставалось, как снова сесть на своё место.

– Больше так не делайте. Мне это не нравится, – предупредил я хлебного вора.
– А то что? – неприятно оскалился он. – Перестанешь в меня верить? Ты и так не особо жалуешь меня своей верой.
– Послушайте, а вы не могли бы поговорить об этом с кем-нибудь другим? Здесь полно людей, которые, уверен, в вас с удовольствием поверят и даже поделятся не только хлебом, но и компотом, например.
– Не могу. Я – твой личный бог. Такой у каждого есть. Даже у того пухяша, который вливает в себя уже вторую порцию солянки.
Я зачем-то посмотрел на человека, на которого он указал, а когда повернулся обратно, хлебный вор уже макал в свою тарелку еще один из двух оставшихся кусков хлеба.

– Вы в своем уме? Я же просил вас не трогать мою еду!
– Да, припоминаю. Кажется, такая просьба, действительно, имела место, – он произнес эту фразу и снова макнул хлеб в тарелку. – Но, к сожалению, у нас нет возможности выполнять ваши просьбы без вашей же веры. Вот если бы ты в меня поверил – всей душой, всем своим сердцем, то тогда, конечно же, я выполнил бы твою просьбу и вернул хлеб.
– Что ж, тогда забирайте и последний кусок, вы же все равно его украдёте.
– Премного благодарен.
Ничуть не смутившись, он протянул руку и переложил последний кусочек на свой поднос.

– И не нужно на меня так смотреть. Ты сам создал меня таким. Разве не ты говорил, что если бог есть, то он должен говорить с человеком на равных? Или это не ты доказывал своим друзьям, что если бог есть, то у него должно быть самое крутое чувство юмора – круче, чем у любого, самого смешного на свете человека? Еще ты говорил, что не очень-то и веришь в бога, но если он и есть, то уж точно не наблюдает за тобой с небес. Мне приходится следовать твоим инструкциям, поэтому я и шатаюсь по городу без дела. Сегодня решил в столовую зайти, а тут ты. Вот, хотел тебя немного повеселить, а ты чего-то надулся.

Всё, что он говорил было правдой, но это ничуть меня не удивило. Так можно было сказать про любого человека и попасть пальцем в небо.

– Не вижу ничего веселого в наглом воровстве. У меня на глазах вы съели мой хлеб и...
– Твой хлеб на твоем подносе, – как-то разочарованно произнес он.
Я опустил глаза и действительно – на тарелке лежали те самые три куска белого, которые я взял на раздаче.
– Шутка не удалась, ну и ладно, – махнул он рукой.
– Как вы это сделали? Я же видел, что вы их съели!
– В твоем представлении я все же обладаю некоторыми сверхъестественными способностями.
– Послушайте...
– Вам, людям, кажется, что все вы живете в одном большом мире, но это не так, - перебил он меня. – Каждый из вас – это отдельный мир, – он отодвинул в сторону подносы и нарисовал на столе пальцем окружность, а затем ткнул в ее центр. – Посередине ты. Вот скажи, ты знаком с Рейналдом Смитом из Алабамы?
– Нет, а кто это?
– Обычный человек. Но ты его никогда не видел и вряд ли когда-нибудь увидишь. Ты ничего о нем не знаешь – ни как он выглядит, ни чем он занимается, ни сколько ему лет – вообще ничего. Его просто нет в твоем мире.

Он ткнул пальцем в стол куда-то за пределы воображаемой окружности, которую только что нарисовал.

– Так же, как и тебя не существует в его мире. Вы живете в двух разных вселенных, которые никогда не пересекутся. Вот и скажи – разве у вас может быть один общий бог на двоих? Нет, у каждого он свой. Милларды людей, миллиарды миров и милларды богов. У каждого человека на земле свой, индивидуальный бог. Во все времена религии боролись с этим вольномыслием, но сейчас их сила ослабла. Каждый второй считает необходимым создать себе свое божество и поклоняться ему, или ненавидеть, ну, или сидеть в столовой и злиться на него за неудачную шутку. Ты создал меня таким и мне приходится существовать по законам твоей вселенной. Скажу честно, это довольно скучное занятие. Ты неплохо поработал над моим характером, но так и не придумал для меня занятия. Зачем я тебе нужен, если я даже не могу наблюдать за тобой и наказывать за плохие поступки? Я не могу судить тебя и насылать всякие там неприятности, не могу поощрять тебя за добрые дела. Я просто паренёк с хорошим чувством юмора, с которым можно поговорить на равных. И всё. Это, знаешь ли, очень безответственный подход.

Он вздохнул и уставился в окно, а я смотрел на него и почему-то чувствовал, как гнев внутри меня сменяется стыдом. Смешно, но я верил ему и мне становилось неудобно от того, что я создал бога и обрек его на такую бессмысленную жизнь.

– Вы же сказали, что оказались здесь случайно?
– Да, я просто зашел поесть супа. Ведь в твоем понимании ничто человеческое не чуждо богам, верно?
– Мне так всегда казалось.
– Именно поэтому я знаю, что в столовке напротив гороховый суп вкуснее и дешевле.

Я хотел сказать ему что-то хорошее, подбодрить его, но случайно задел локтем перечницу и она полетела на пол. Когда я поднял ее и поставил на стол, напротив меня уже никого не было. Лишь тарелка с недоеденным гороховым супом напоминала мне о том, что этот разговор произошел на самом деле.

Я больше никогда его не встречал и не могу утверждать, что это был именно бог, а не какой-нибудь фокусник, развлекающийся подобными шутками. Но после этой встречи я вольно или невольно пересмотрел свои взгляды, и теперь мой личный бог, если он существует, занимается действительно нужными вещами – исследует далекие галактики, изучает обитателей других планет, ныряет в черные дыры и трогает пальцами звёзды. Когда-нибудь мы встретимся с ним и он обо всём мне расскажет. Это будет славная встреча.

©ЧеширКо

Давно это было...
Человек, о котором пойдёт речь, тогда был ещё молодым, весёлым и добрым парнем с огоньком в глазах и морщинкой в уголке рта от несходящей с лица улыбки. С самых малых лет ему хотелось заниматься чем-то полезным – тем, что может принести людям пользу, тем, что надолго отпечатает его имя в людской памяти. Он долго выбирал ремесло, пробуя то одно, то другое. Он учился ковать и гончарить, кожевничать и шорничать, шить и плотничать, но ни одно из этих дел не ложилось ему на сердце. И однажды он увидел, как по полю идет человек, одетый во всё белое, и разбрасывает что-то вокруг себя. Подойдя к нему, он спросил:
– Что ты делаешь?
– Сею, – отвечал тот ему.
– И что же ты сеешь?
– Семена добра. Из них взойдут ростки, которые превратятся в сильные колосья. На них будет так много зёрен, что люди смогут не только прокормиться хлебом, выпеченным из них, но у них останется ещё много зерна, которое они смогут посеять в следующем году. Пройдёт время, и уже они сами начнут делиться семенами с другими людьми.
– Тогда ответь мне – знают ли о тебе люди? Приносит ли твоё дело славу?
– Нет, – засмеялся Белый Сеятель, – моё ремесло не из тех, о которых говорят, моё дело любит тишину. Но, поверь, нет на земле ничего более значимого, чем то, что я делаю.
– Выходит, твоё ремесло приносит людям пользу?
– Конечно, – улыбнулся Сеятель.
– Тогда я хочу попробовать себя в твоём деле. Научи!
– А чего же не научить? Это дело нехитрое. – Белый Сеятель зачерпнул из сумы горсть семян и протянул Человеку. – Бери. Земли на свете много, а вот в семенах недостаток имеется, поэтому используй их во благо.

Человек поблагодарил Сеятеля и на следующий же день вышел в поле с семенами. Разбросав их по земле, он стал ждать всходов. Много ли прошло времени, мало ли, но однажды, придя на поле, он увидел, что семена проросли – из земли появились маленькие, но пока ещё очень слабые зелёные ростки. Ох и обрадовался же Человек, не было его радости ни конца ни края. Все свои силы он бросил на то, чтобы ростки не погибли, а превратились в сильные колосья. Он упорно трудился и его труд был вознаграждён – когда он собрал урожай, то увидел, что зерна́ получилось действительно много. С ним он и отправился на городской рынок.

Рассыпав товар по вёдрам и корзинам, он стал ждать покупателей. Но люди не спешили покупать. Они подходили к прилавку, смотрели на зерно, на ценник, удивленно переводили взгляд на продавца, а затем уходили. Никак не мог понять незадачливый торговец – в чём же дело? Он и снижал цену, и насыпал зерно в вёдра с горкой, и зазывал покупателей громче других продавцов, но ни один человек не купил у него ни одного зёрнышка. Расстроенный, он побрёл домой. Но у самых ворот рынка он вдруг заметил Белого Сеятеля. Вокруг его лавки толпился народ, а он не успевал ссыпать в их вёдра свое зерно.

– Как же так? – закричал Человек. – Почему мы с тобой торгуем одним зерном, но ко мне никто не подходит, а у тебя от покупателей нет отбоя?
Белый Сеятель, заметив своего старого знакомца, приветливо махнул ему рукой. Высыпав остатки зерна в ведро очередному страждущему, он подошёл к Человеку.
– Я же сразу тебе сказал, что это семена добра. Добро нельзя продать, потому как оно не имеет цены. Им можно поделиться, но никак не заработать на нём.
– Поделиться бесплатно?!
– Только так. Иначе оно перестаёт быть добром и превращается в услугу. А тот, кто купил услугу, непременно захочет перепродать её другому, чтобы возместить свои убытки. Второй перепродаст третьему, третий – четвёртому и так далее. Когда зерно доберётся до тех, кто в нём действительно нуждается, оно уже будет гнилым и порченным. Лишь те, которые торговали им, получат выгоду, но не от самого добра, а от его перепродажи. Как видишь, обычным людям это не приносит никакой пользы.
– На что же мне жить, если я не смогу продать это зерно?
– Тебе не обязательно раздавать весь урожай – часть его ты можешь оставить себе, ведь ты вырастил его честным трудом. От этого никто не получит убытка и никто не посмеет тебя укорить.
– Нет, такое ремесло мне не по душе, – поморщился Человек. – Если люди и запомнят меня, то лишь как глупца. Такая слава мне не нужна. Посмотри – они уже смеются надо мной!

Человек вернулся к своему прилавку, погрузил всё зерно в повозку и под насмешки людей покинул рынок через главные ворота. Доехав до ближайшей реки, он высыпал бесполезное зерно в воду, чтобы оно никому не досталось бесплатно и отправился в путь. Он не хотел оставаться в этом городе и решил попытать счастья в другом – где его никто не знает и не будет над ним насмехаться.

Так и вышло. Поселившись в другом городке, он снова принялся искать ремесло. Но, как и раньше, ни одно из них не пришлось ему по душе. И однажды он увидел, как по полю идёт человек и разбрасывает что-то вокруг себя. Только этот был одет во всё чёрное.
«Ну уж нет, – подумал Человек, – этот меня уже не проведёт».
Он подошел к незнакомцу и спросил его:
– Что ты делаешь?
– Сею, – отвечал ему тот.
– Ага, ещё один блаженный, который сеет семена добра, выращивает его, а затем бесплатно раздаёт на рынке?
– Какая глупость, – рассмеялся Черный Сеятель. – Разве я похож на сумасшедшего? Нет, я сею ненависть. Из этих семян взойдут ростки, которые превратятся в сильные колосья. На них будет так много зерен, что люди не только смогут прокормиться хлебом, выпеченным из них, но у них останется ещё много зерна, которое они смогут посеять в следующем году.
– О, это я уже слышал, – хмыкнул Человек, – лучше скажи мне – покупают ли люди зерно, выращенное из этих семян?
– С превеликим удовольствием покупают, – ответил Чёрный Сеятель, – хлеб, выпеченный из этого зерна, придаёт людям сил и уверенности, он делает их грозными и решительными. Он превращает их в сильных духом и телом.
– А приносит ли твоё ремесло славу?
– Ещё какую! Весь город знает меня, ведь это я своим трудом делаю их сильнее.
– Выходит, твоё ремесло приносит людям пользу?
– Конечно, – улыбнулся Чёрный Сеятель.
– Тогда я хочу попробовать себя в твоём деле. Научи!
– А чего же не научить? Это дело нехитрое. – Чёрный Сеятель снял с плеча суму с семенами и протянул ее Человеку. – Я продам тебе эти семена совсем недорого.

Человек без колебания отдал Чёрному Сеятелю все свои деньги и сразу же принялся за дело. Разбросав по земле семена, он стал ждать всходов. Как же он удивился и обрадовался, когда увидел, что семена ненависти прорастают без всякого труда и помощи с его стороны. Не прошло и месяца, как поле заколосилось. Человек собрал урожай и отправился с ним на городской рынок.

В этот раз от покупателей не было отбоя. Они дрались друг с другом в очереди, пытаясь поскорее пробраться к прилавку и купить желанное зерно. Человек радовался и не успевал считать прибыль. Он уже почти распродал свой товар, когда к нему подошел покупатель и протянул ведро с зерном, которое только что купил у Человека.
– Я хочу вернуть свои деньги, – произнес он.
– Почему же? – удивился Человек. – Разве моё зерно плохого качества?
– Нет, оно хорошее, но на другом конце рынка его раздают бесплатно.
Глаза Человека налились кровью. Он сжал кулаки и хотел было отказать покупателю в возврате, но перед ним появились ещё несколько людей, которые хотели обменять купленный товар на свои деньги. Не прошло и часа, как всё его зерно вернулось обратно к Человеку, а он снова остался без гроша в кармане.

Тогда Человек отправился на другой конец рынка. Он шёл шаркающей неуверенной походкой, от его былого задорного огонька в глазах не осталось и следа, морщинка от улыбки в уголке рта опустилась вниз, к подбородку, грудь впала, а плечи подались вперёд. Взгляд же его был мрачен. Он ни капли не удивился, когда увидел за прилавком Белого Сеятеля, бесплатно рассыпавшего своё зерно по вёдрам многочисленных желающих.
– Ах ты подлец! – закричал Человек. – Мало того, что ты испортил мне жизнь в родном городе, так ты решил и здесь мне напакостить?
– Чем же я тебе навредил, Человек? – добродушно улыбнулся Сеятель.
– Сначала ты обманул меня, заставив сеять семена добра, а затем выставил перед людьми шутом. А теперь ты еще и разорил меня, ведь за семена ненависти я отдал все свои деньги!
– Послушай, Человек! И то и другое ты делал по своей воле. Разве кто-то принуждал тебя? Каждый вправе сеять то, что он хочет, но и каждый сам несёт ответственность за свой выбор.
– Ах так?! Тогда ты сейчас понесёшь её сполна!
С этими словами Человек бросился к прилавку и, выхватив из-за пояса нож, вонзил его прямо в сердце Белого Сеятеля. Толпа ахнула и на несколько секунд замерла, но потом, как по команде, накинулась на Человека. Хлеб, выпеченный из зёрен ненависти, которым жители этого города питались всё это время, сделал своё дело. Не прошло и получаса, как Человек был разорван толпой на мелкие кусочки. От него осталось лишь кровавое пятно на черной земле, а рядом лежал Белый Сеятель с ножом в груди и горсткой зёрнышек в безжизненной ладони.

А в то время пока народ со всего рынка бежал к месту происшествия, чтобы поучаствовать в расправе, на другом конце базара Чёрный Сеятель неторопливо перекладывал зерно ненависти, выращенное Человеком, с прилавка на свою повозку.

Каждый получил то, что хотел. Белый Сеятель раздал людям семена добра и теперь только от них самих зависит – как они ими распорядятся; Человек получил свою порцию славы – об убийце и его гибели ещё долго судачили в городке; а Чёрному Сеятелю этот год снова принёс хороший урожай. В следующем он заработает на нём ещё больше.

Как любят говорить и Чёрные, и Белые Сеятели: «Было бы зерно, а Человек всегда найдётся».

©ЧеширКо

Валентин Игоревич сидел у окна и смотрел на заснеженную деревню. Сквозь редкий штакетник забора была видна условно асфальтированная дорожка, скрывавшая свою условность под ровным слоем нетронутого снега. Валентин Игоревич перевёл взгляд на часы – почти полдень. Выходит, что с самого утра никто ни разу не прошел мимо его дома.
– Да уж, времена... – проскрипел он старческим голосом.

Валентин Игоревич был из тех людей, для которых раньше всегда было лучше. Асфальт на дорожке был ровнее, зимы снежнее, соседи общительнее, лампочки надёжнее, а давление ниже. Кто знает, может быть так оно и было на самом деле. Ведь в таком возрасте «завтра» – это плохо отрисованная забывчивым художником копия «вчера». С каждым днём деталей становится всё меньше, краски сохнут в тюбиках, да и сам художник устаёт. Картина тускнеет и теряет свой первоначальный шарм. В конце концов она превращается в зарисовку, эскиз, а затем и вовсе в одну прямую линию с точкой в конце.

– Ох и навалило сегодня, – послышался голос из-за спины.
– Завтра растает.

Валентин Игоревич жил один, но он совсем не удивился этому голосу в своём доме. Он прекрасно знал кто стоит за его спиной, ведь они уже давно были знакомы.

– Оно всегда так, – не оборачиваясь, продолжил он свою мысль, – сегодня навалит, а завтра грязь и месиво. К ночи снова приморозит – ни пройти, ни проехать. Помню, раньше по-другому было – если уж навалило, то до весны не растает.
– Нет, в этот раз надолго, – уверенно произнес голос. – Зима пришла.

Что-то кольнуло в сердце Валентина Игоревича. Он поморщился и медленно обернулся. Смерть стояла у входа в комнату, опершись спиной о закрытую дверь и, слегка наклонив голову, задумчиво смотрела в окно.

– Всё же пришла зима? – переспросил старик. – Что ж... Тогда... Собственно...
Он растерянно посмотрел на Смерть, не зная, что добавить к сказанному. Она молча перевела взгляд на него, внимательно разглядывая старика из-под опущенного на глаза капюшона.
– Я имела в виду зиму, Валентин Игоревич, всего лишь зиму. Давайте уже пить чай.
– А, так это завсегда пожалуйста, – оживился старик и, засуетившись, поспешил на кухню. – Чай – это дело, чай – всему голова!
Смерть пропустила его мимо себя и, бросив еще один взгляд в окно, шагнула за стариком.

Знакомство этих двоих состоялось около полугода назад. Одним летним утром Валентин Игоревич необычайно ярко почувствовал, что его дни сочтены. Возраст и куча болячек еще никогда и никому не удлиняли жизнь. В отличие от многих, он воспринял это обстоятельство философски – как данность, как неизбежное и, оттого хоть и волнительное, но всё же не такое уж и страшное событие. Его душа не пропиталась страхом и не источала этот сладковато-кислый запах, который Смерть всегда чувствовала за версту. Этим он и привлёк её внимание. Она наблюдала за этим смелым человеком со стороны, а затем вдруг решила зайти к нему в гости, чтобы познакомиться. И он её не разочаровал. Увидев гостью на пороге, он не стал ползать по полу, умоляя её подарить еще несколько дней жизни, не стал выть белугой и рыдать навзрыд, не стал задавать глупых вопросов, а просто предложил выпить чаю. С тех пор она стала частым гостем в его доме. Что ей особенно нравилось в этом старике, так это то, что он никогда не пытался у неё ничего выведать, а просто разговаривал с ней о разном и на равных. О погоде и огороде, о семенах и рыбалке, о курицах и кабачках. Ей, уставшей от постоянных сцен с заламыванием рук и закатыванием глаз, очень нравилось проводить время с Валентином Игоревичем. И ей очень хотелось, чтобы и его их общение не тяготило, поэтому она, попивая чай из кружки, с удовольствием слушала как правильно выращивать рассаду и сколько яиц может снести несушка за день. Но сегодня что-то пошло не по плану, и разговор как-то сам собой перетёк в другое русло.

– Всё читаете? – взяв со стола книгу и повертев её в руках, спросила Смерть.
– А как же? Книги помогают.
– Помогают?
– Конечно. Отвлечься, забыться ненадолго, уйти в другой мир. Это для меня сейчас особенно важно.
– В другой мир... – задумчиво прошептала Смерть и отложила книгу.
Насыпав в кружку сахара, она принялась беззвучно размешивать его ложкой. Когда он растворился, она отхлебнула из кружки и так же беззвучно поставила её на стол.
– Что же вас, людей, так тянет в эти другие миры? – спросила Смерть, глядя куда-то в сторону. – Неужели вам в своём собственном мире настолько неинтересно?

Валентин Игоревич промолчал, лишь слегка пожав плечами.
– Никогда мне вас не понять, – она откинулась на спинку стула и, положив руки на стол, посмотрела на старика. – Знаете, Валентин Игоревич, чем пахнет ваш мир?
– Разным, – пожал плечами старик, машинально поведя носом.
– Страхом он пахнет. Весь уже насквозь провонял. Люди боятся меня больше всего на свете и я бы поняла их, если бы в то же время они так сильно не любили мёртвых.
– Мёртвых?
– Мёртвых, мёртвых, – закивала Смерть. – А вы разве этого не замечали? Вот живет себе человек, с кем-то общается, чем-то занимается, мечтает о чём-то, а потом раз и умер. Нет его больше в этом мире. Ох, как же его сразу любить начинают... И слов добрых не жалеют, и плачут, и сокрушаются, что мало ему внимания уделяли, что нужно было время выбрать, чтобы лишний раз с ним поговорить. А что же им мешало все эти слова живому сказать? Нет, не во времени дело. Дело в нелюбви людской. Не любите вы ни живое, ни даже саму Жизнь, потому что слишком добра она с вами – всё вам даёт и всё прощает. А меня страшитесь, потому и о мёртвых всегда с придыханием говорите. Да, это так по-людски... Люди уважают только то, чего боятся, а любовь и добро презирают, для них всё это – лишь верные признаки слабости. Куда ни глянь – везде культ мёртвых. Книги мёртвых писателей, музыка мёртвых композиторов, картины мёртвых художников – всё это для вас имеет цену, а живые... Нет, живые не то. Вот умрет человек, тогда мы его и полюбим. Может потому ваши боги и воскресать не хотят – кому они здесь нужны живые?
– Ну это ты уже слишком...

– Слишком?! – вспыхнула Смерть. – Живым вы строите дома с картонными стенами, зато каменные склепы для усопших – на века. У вас мёртвые лежат на площадях в выстроенных для них жилищах, и вы ходите на них глазеть, в то время когда живые ночуют на помойках. Вы целуете коробочки с мёртвыми останками, напрочь забывая целовать своих детей. Это не слишком?

– Ну ладно тебе, хорош, – поджав губы, нахмурился Валентин Игоревич. – Не начинай. Не все такие.

– Дай людям в руки лопату, – не унималась Смерть, – и они тут же побегут вскапывать грядки своих воспоминаний о мёртвой былой любви, о давно умершей молодости, об убитых мечтах! Вы не хотите видеть вокруг живое и прекрасное, вам подавай мертвечину. О, как вы любите терзать её своими пальчиками, разрывая на волокна. А живое.. живое подождет. И лишь когда я приду за ним, вот тогда вы его и полюбите.

– Прекращай, чего разошлась? – отмахнулся старик. – Угомонись.
– Да что далеко ходить! Вы ведь и сами, Валентин Игоревич, любите вздыхать об ушедшем. Раньше было лучше, раньше было веселее... Нет уже этого «раньше»! Всё умерло и сгнило!

– А может потому и люблю я это «раньше», что в нем мёртвые были живыми?! – неожиданно громко рявкнул старик.

Распалившаяся Смерть хотела уже продолжить свою обличительную речь, но слова старика моментально охладили её пыл. Она замолчала и снова принялась размешивать уже давно растворившийся сахар, громко стуча ложкой. Несколько минут двое молчали, мрачно уставившись в свои кружки. Тишину нарушил старик.

– А мёртвые... Они о нас думают?
– Им не до вас, – Смерть сделала паузу, качнула головой и добавила, махнув рукой. – Впрочем, вам и самим-то не до себя.
Валентин Игоревич вздохнул, посмотрел в окно, а затем, бросив на Смерть быстрый взгляд, спросил:
– Ладно. Ты мне лучше скажи – снег завтра будет?
– Будет. Говорю же – зима пришла.
– А вот... Раз уж у нас разговор зашёл, – замялся Валентин Игоревич. – Хотел ещё спросить...
– А потом весна придёт.
– Придёт?
Смерть одним глотком осушила кружку с остывшим чаем и, молча поднявшись из-за стола, направилась к выходу.
– Придёт, – глухо буркнула она, проходя мимо старика, и вышла из дома, громко хлопнув дверью.

©ЧеширКо

На днях Славка наконец-то собрал волю в кулак и пригласил на свидание Светку - одну из самых красивых девчонок всего факультета. Он не особо надеялся на положительный ответ, ведь вокруг нее постоянно вилась целая свора поклонников, но, как ни странно, Светка приняла его приглашение. И сейчас Славка, в туфлях и костюме, оставшихся еще со школьного выпускного, бежал вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Распахнув дверь подъезда, он вылетел наружу и зашагал в сторону ближайшего цветочного магазина.

- Славка! Слав!

Парень оглянулся на ходу. Со скамейки у подъезда ему махал рукой Виктор Федорович - старик из девятнадцатой квартиры. В хорошую погоду он обычно сидел на улице, а во время непогоды его силуэт можно было увидеть в окне его квартиры на втором этаже. Он сидел за столом у подоконника и смотрел сквозь стекло во двор. Виктор Федорович не был навязчивым стариком, в которых иногда превращаются люди с возрастом, и Славка об этом знал - раз уж он его зовет, то на это есть причины.

Бросив быстрый взгляд на наручные часы, парень шагнул к старику.
- Здраствуйте, Виктор Федорович. Случилось что?
- Слав, ты в этом деле побольше моего знаешь...
Старик замялся. Славка нетерпеливо выдохнул, всем своим видом пытаясь показать, что очень спешит.
- Правда, что в интернет можно всё, что хочешь отправлять? - наконец спросил старик.
- Правда.
- И вот, к примеру, стихи можно тоже отправить?
- Какие еще стихи, Виктор Федорович? - со вздохом закатил глаза Славка.
- Ну, обычные стихи... Слав, ты на меня не обижайся. Я же старый уже, не понимаю всех этих ваших технологий, - заметив раздражение парня, виновато произнес старик.
- Виктор Федорович, все, что хотите можно в интернет залить, но давайте я в другой раз вам про это всё расскажу, хорошо?
Славка уже собирался попрощаться и поспешить по своим делам, но старик схватил его за руку и и вложил в нее какой-то пакет.

- Моя Людка как померла, так я стихи начал писать. Они, конечно, не бог весть какие, тебе вряд ли понравятся, но вдруг кому-нибудь по душе придутся. Слав, ну помоги, а? Отправь их в интернет, ладно? А потом расскажешь, чего там люди говорят.

Славка взял протянутый предмет, который оказался обычной школьной тетрадью, сложенной пополам и завернутой по стариковскому обычаю в кусок полиэтилена.

- Ты прости, Слав, что отвлекаю тебя. Просто нам, старикам, тоже какой-то смысл нужен в жизни, понимаешь? Сижу я здесь возле подъезда каждый день, а мне же тоже какого никакого общения хочется. А с кем мне поговорить? Бабкам нашим дворовым только про внуков, рассаду и болезни интересно. Куда мне со своей поэзией? Вот, может стихи мои кому-нибудь приглянутся в интернете. Мало ли?
- Хорошо, Виктор Федорович. Но только не сегодня. Завтра, ладно?
- Да хоть когда, Слав. Я же тебя не тороплю.
- Всё, договорились. До свидания!
Славка сунул тетрадь во внутренний карман пиджака и побежал в цветочный.

Свидание прошло волшебно. Сначала он прошелся со Светкой по городу, затем они зашли в чайную, где просидели почти весь вечер, разговаривая обо всем подряд, а потом он решил проводить девушку домой, срезав путь через парк, заодно посетив одно из самых романтичных мест в городе. В конце одной из аллей, которая оканчивалась крутым склоном, открывался завораживающий вид на город. Обычно в это время здесь можно было встретить несколько влюбленных парочек, но в тот вечер там никого не было. Славка расстелил свой пиджак прямо на земле, и они долго сидели рядом, держась за руки и рассматривая родной город, который переливался цветными огоньками. Конечно же, там они в первый раз и поцеловались. Затем Славка проводил девушку и даже договорился о втором свидании. Домой он не шел, а будто бы летел на крыльях, не касаясь земли. Еще бы - его мечта сбылась, а сбывшиеся мечты - это большая редкость в наше время.

Всю следующую неделю Славка почти не появлялся дома. Он уходил утром, а возвращался поздно ночью. Его не интересовало ничего, кроме Светки. Впрочем, Светка отвечала ему взаимностью. Однажды, опаздывая на очередное свидание, Славка, сбежав по лестнице вниз, распахнул дверь подъезда и выскочил на улицу. Первым кого он увидел, конечно же, был Виктор Федорович.
- Славка! Ты чего-то запропастился куда-то.
- Да там... - махнул тот рукой, решив не посвящать старика в секреты своей личной жизни, - приболел немного.
- Здоровье беречь нужно, Слава. Это дело такое. Я вот один раз...
- Да все нормально, Виктор Федорович, - быстро перебил его Славка, не желая слушать очередную долгую «дедовскую» историю. - Уже выздоровел.

Обменявшись еще несколькими ничего не значащими фразами, Славка уже собрался было уходить, но старик снова заговорил:
- Слав, ты если не хочешь стихи мои в интернет отправлять, ты мне тетрадочку мою верни, я кого-нибудь другого тогда попрошу, - произнес Виктор Федорович.
- Стихи... - захлопал глазами Славка.
- Забыл, да? - вздохнул старик.
- Так я это... Я их уже выложил.
Славка и сам не понял зачем соврал, но обратного пути уже не было.
- Правда? И что люди говорят?
- Ну... Говорят, что хорошие, интересные эти ваши стихи.

Старик посмотрел на парня каким-то виноватым взглядом, а затем принялся потирать большим пальцем свою ладонь, будто бы пытаясь стереть с нее несуществующее пятнышко.
- Это я уже наглею, наверное, Слав... - он вздохнул. Было заметно, что ему неудобно говорить это парню, - Но нельзя ли мне самому глянуть одним глазком - что там они пишут? Я понимаю, что тебе это всё неинтересно, не нужно, но для меня очень важно. Ты уж прости меня за навязчивость.
- Да можно, почему нет? - ответил Славка, плохо пытаясь скрыть свое недовольство. - Сейчас домой только схожу, распечатаю.

Поднявшись в свою квартиру, он распахнул дверцы шкафа и сунул руку во внутренний карман пиджака, в котором ходил на первое свидание со Светкой. И внутри Славки все похолодело - тетради в кармане не было. Обшарив шкаф, в надежде на то, что она просто вывалилась, когда он вешал пиджак на вешалку и, ничего не найдя, Славка включил компьютер и тупо уставился на экран. Самым очевидным шагом было бы рассказать старику всё как есть, но, судя по всему, эти стихи были у деда в единственном экземпляре, и он ими очень дорожил - Славка видел, как бережно была упакована тетрадь. Нельзя же сейчас выйти и сказать: «Виктор Федорович, на самом деле я ваши стихи посеял, но вы не расстраивайтесь - пишите новые». Нет, так нельзя, старик очень расстроится. Но где же искать эту тетрадь? Славка прекрасно понимал, что это бесполезно. Она могла выпасть где угодно - в тот вечер они со Светкой обошли чуть ли не полгорода и где только не побывали. Даже если пройти по тому же маршруту, то он вряд ли ее отыщет. С того момента как дед отдал ему тетрадь, прошла уже неделя. А если он попросит тетрадь обратно? Он же непременно попросит. Славка бросил взгляд на часы. Уже пять минут, как он должен был встретиться со Светкой.

- Ладно, с тетрадью потом разберусь. Сейчас сделаю ему комментариев, пусть читает.

Славка открыл новую вкладку браузера и набрал в поисковике: «Стихи русских поэтов, отзывы». Выбрав из списка первый попавшийся сайт, он принялся читать комментарии, выбирая самые расплывчатые из них, прочитав которые, невозможно было понять, о каком именно стихотворении идет речь. Понравившиеся он копировал в вордовский документ, предварительно заменяя фамилии поэтов на нейтральное: «автор». Когда отзывов набралось около двух десятков, он распечатал лист и, выключив компьютер, спустился вниз.

- Вот, Виктор Федорович. Распечатал.
- Ого! - обрадовался старик, торопливо раскрывая футляр с очками. - Ты смотри! Неужели и правда царапанья моим людям по душе пришлись?
Он углубился в чтение, а Славка, воспользовавшись тем, что старик отвлекся, незаметно улизнул со двора и направился на очередное свидание со своей девушкой.

Следующие несколько недель Славка старался не попадаться Виктору Федоровичу на глаза. Подходя к своему двору, он выглядывал из-за угла дома и только убедившись в том, что старика нет на скамейке, быстро нырял в подъезд. Выходя же из дома, он старался дождаться кого-нибудь из соседей, чтобы выйти на улицу не одному. А пока «сопровождающий» здоровался со стариком, отвлекая его внимание, Славка молниеносно покидал двор. Но в один из дней, как назло, никто из соседей выходить не собирался. Промаявшись в подъезде около получаса, Славка наконец решил пойти на прорыв. Открыв дверь, он шагнул на улицу и, кивнув старику, сидящему на скамейке, опустил голову и тут же набрал скорость, необходимую для того, чтобы любой человек, посмотревший на него, сразу понял, что он куда-то очень сильно спешит. Но это не сработало.

- Слав! Славка! На секундочку можно тебя?

Славка остановился, обреченно вздохнул и, сунув руки в карманы, подошел к старику.
- Виктор Федорович, я опаздываю немного.
- Да я на секунду, Слав.
С этими словами он протянул парню пакет с чем-то внутри.
- Просто хотел тебе спасибо сказать за тот листок, который ты мне напечатал. Я же его до дыр зачитал. Такие хорошие слова люди пишут - читаю и сердце радуется. Честно говоря, думал, что никуда мои стихи не годятся, а как почитаю эти отзывы, сразу настроение поднимается. Думал бросить уже это дело, а ты мне этим листиком так помог, что я еще несколько стихов написал. Да не бойся, не буду я их тебе читать, - улыбнулся старик, - знаю, что тебе это неинтересно. Просто хотел тебя поблагодарить как-то за твой труд. Вот, тортик купил. Чаю попьешь со своей невестой.
- А откуда вы знаете про неве... про девушку?
- А чего не знать-то? Ты на себя в зеркало посмотри - глаза аж сияют. Это же сразу заметно, когда человек любит. Думаешь, я что ли не любил никогда? Ну иди, иди, Славка. Девчонки не любят, когда к ним опаздывают.
Славка заглянул в пакет. В нем действительно был торт.
- Да неудобно как-то, - покраснел Славка и отвел взгляд.
- Иди уже, - снова заулыбался старик.

Славка молча кивнул и уже сделал несколько неуверенных шагов, но вдруг остановился и снова подошел к скамейке.
- Виктор Федорович, такое дело... - он бросил взгляд на старика, который внимательно слушал, что скажет парень, - не надо торт, спасибо.
- Тебе может и не надо, а невеста твоя обрадуется.
- Просто дело в том, что... - Славка выдохнул и поднял глаза на деда, - я не выкладывал ваши стихи никуда. На самом деле я в тот же день где-то потерял вашу тетрадь, а отзывы эти на самом деле к стихам других поэтов - Лермонтова, Пушкина, Есенина, еще кого-то... Не помню уже всех. Мне просто очень стыдно было признаться, вот я вас и обманул получается. Вы простите меня, пожалуйста. И за обман, и за то, что тетрадь со стихами потерял. У вас, наверное, они в одном экземпляре были.

Славка поставил пакет с тортом на скамейку, а сам сел рядом, ожидая, что скажет старик. Тот некоторое время молчал, а потом, протянув руку, похлопал парня по плечу.
- Это ты молодец, что признался, Славка. Правда - она завсегда лучше кривды. Она всегда всё преодолеет и сколь ее не скрывай, а все равно на свободу выберется. И лучше ее самому выпустить, потому как если взаперти ее держать, она и стены, и двери, и окна - всё на пути снесет. А тортик ты все же возьми. Я же его за твой труд дарю.
- За какой труд, Виктор Федорович?
- Ты же пошел, отзывы эти нашел в интернете, распечатал. Я их читал и думал - вот же какие поэты великие были, что ими до сих пор люди восхищаются. Значит, нельзя руки опускать. Нужно дальше пытаться. Может и о моих стихах так напишут когда-нибудь.

Славка несколько секунд молчал, осмысливая сказанное, а затем повернулся к старику.
- А откуда вы узнали, что эти отзывы не о ваших стихах?
Старик усмехнулся и, запустив руку в карман, извлек оттуда сложенную пополам школьную тетрадь.
- Есть у меня тетрадочка одна, я в нее показания счетчиков записываю каждый месяц. Ну, для себя - чтобы знать сколько накручиваю. Вот и представь. Через пару недель после того как тебе стихи отдал, открываю тетрадь, чтобы цифры переписать, а там стихи. Представляешь? Оказалось, что я, дурак слепой, перепутал тетрадки и тебе ту отдал, с показаниями. Так что, Славка, не переживай - вот они, стишки мои. Выходит, что откуда ни посмотри, а ты только доброе дело сделал.

Теперь настала очередь Славки ковырять большим пальцем свою ладонь, пытаясь стереть с нее несуществующее пятнышко.
- Виктор Федорович, я завтра к вам обязательно зайду за тетрадью и сразу же выложу ваши стихи в интернет. Обещаю.
- Да брось ты, Слав, - засмеялся старик, - куда мне с этими куплетиками против настоящих поэтов? Ты мне лучше стихи вот эти распечатай, к которым люди отзывы написали. Очень хотелось бы их почитать. Хорошие, наверное, стихотворения, раз люди так отзываются.
- Обещаю, Виктор Федорович.
- Вот и договорились. Ты давай бери тортик и дуй к своей невесте. Заждалась уже, наверное. А я пойду чего-нибудь поцарапаю. Настроение сегодня хорошее.

©ЧеширКо

10 дикобря.
Всем превет! Я Домовой и я понял что очень мало писал днивник пра Кота. Теперь я буду писать про нево многа.

13 дикобря.
Кот малодец. Очень хороший Кот.

15 дикобря.
Самый лутший Кот в мире. Упитанный, пушыстый и доброжылательный.

16 декабря.
Кот спёр мой дневник и орфографический словарь из шкафа. Дневник я отобрал, а словарь, как оказалось, он еще два дня назад съел. Теперь понятно, почему его вчера стошнило Шерстью, Шелухой, Шелковицей и Шафраном.

17 декабря.
Поп втихаря установил на своей колокольне аппаратуру 5G. Никакого облучения лично я не почувствовал, так что враки это всё. Храни нас всех Господь.

18 декабря.
Скоро Новый год. Думали, где будем его встречать. Я хотел бы встретить его дома, Халк хочет в сознании, а Кот предлагает в Кладовке, Кухне, Комнате, Коробке... Пойду за водой - снова пушистого тошнит.

19 декабря.
Кстати, в связи со сложной обстановкой, Кузьмич с Зинаидой Захаровной в этот раз к нам на Новый год не придут - будут отмечать в своем лесном домике. Кот говорит, что с одной стороны это очень хорошо, а с другой - точка, конец предложения.

20 декабря.
Хотел отправить Лешему с голубями поздравление с наступающими праздниками, но они почему-то не улетают. Халк думал, что это анти-спам - какие-то светофоры им показывал, гидранты, витрины... Оказалось, что просто к подоконнику примерзли. Шваброй сбил, они и полетели.

21 декабря.
Рассуждали с Халком о математике. Кот тоже хотел поучаствовать в разговоре, и для этого извлек корень из горшка фикуса. Хозяйка по всем правилам тут же тапком возвела задницу Кота в квадрат. Сошлись с Халком на том, что уравнение записано верно.

22 декабря.
Приходилъ попъ, случайно разлилъ на мою дѣсницу и днѣвникъ святую воду. Положу ѣго на батарѣю. Даст Богъ, къ утру просохнѣтъ.

23 декабря.
Прибежал Кот и сказал, что у него есть стопроцентный план, как заработать миллиард миллионов денег. Но ему на день нужен мой дневник. Не знаю... Уверен, что план - фигня, но разве этому дуралею откажешь?

24 дикобря.
Авиосейлс - поиск дишовых билетов на самалеты.
Дайте денежек на китикет, пажалуста!

25 декабря.
Позорище какое... Просто стыдно за Кота. Я, конечно, знал, что он - тот еще попрошайка и за китикет готов шарундулы продать, но разве такое вообще допустимо? Ни капли совести! Мог же и молочка еще попросить, например.

26 декабря.
Стараюсь поменьше писать о Хозяйке, потому что когда пишу о ней, она начинает икать. Мне приходится ее пугать, она после этого вспоминает о Попе, который тоже начинает икать, потом он приходит, начинает мне морали свои читать, нудеть, я вздыхать начинаю, Хозяйка плакать, Кот - ржать... В общем, себе дороже. У нее все хорошо и ладно.

27 декабря.
У Хахаля на клавиатуре ноутбука перестала работать кнопка с цифрой 2. Это очень печально, потому что на Новый год весь вечер придется слушать анекдоты максимум за 1999 год.

28 декабря.
Сегодня Кот зашел на кухню, а таракан Антон ест из его миски. Кот сказал ему: "Уходи", а Антон не ушел. И Кот больше не говорил "Уходи", а Антон остался дальше есть из его миски. Такая вот история... Ладно, пойду телевизор посмотрю, а то дома скукота - новостей вообще никаких.

29 декабря.
Дед от нечего делать копал в лесу траншеи с немцами и выкопал французов еще 1812-го года. Ну, что сказать.... Сражались они неплохо и если бы не пенальти, могли бы и вничью сыграть. 2:1 в пользу немцев. Дед хочет еще поляков откопать, но это уже после зимней футбольной паузы.

30 декабря.
Кот предлагает напиться валерьянки на Новый год, чтобы забыть всё, что было в старом, а на Старый Новый год тоже напиться, чтобы вспомнить всё, что было в новом. Ну, схема вроде рабочая. Можно попробовать.

31 декабря.
Вот такой год получился. Может плохой, а может и обычный - сразу так и не понять. Мне-то, Домовому, что нужно? Чтобы в семье был мир да лад, чтобы друзья были рядом, да чтобы голоса в доме звучали. Разные голоса - мужские, женские, детские, кошачьи, собачьи, да даже тараканьи. Тогда и у меня на душе спокойно будет, а значит, что и в дом никакое зло никогда не проникнет.

Ладно, пойду я. Там мои в кладовке уже собрались, меня ждут. Посидим, встретим Новый год. А желание я уже придумал - чтобы голоса никогда не умолкали. Пусть оно сбудется.

Автор: ЧеширКо
Иллюстрация: Вячеслав Алатынский