Иван поднял тяжёлые веки и уставился в окно, за которым только-только занималась весенняя утренняя заря. Несколько минут он смотрел на радостные цвета юного утра, предвещающего рождение нового неповторимого дня, а затем его вырвало прямо на ковер. Иван успел свесить голову с дивана, поэтому его ложе не пострадало, не считая небольших брызг, которые, впрочем, не слишком отличались от цветовой гаммы дивана.

– Ну что, нравится, погань проклятая? – вытерев рот тыльной стороной ладони, бросил он куда-то перед собой. Иван хотел сказать ещё что-нибудь обидное, но вторая волна рвоты прервала его обличительную речь.

Он скатился с дивана и на коленках пополз к двери, но выдержки хватило лишь для того, чтобы сползти с ковра и на этот раз наблевать на линолеум. После этого он отполз в сторону, лег на пол и, перевернувшись на спину, снова уставился в окно.
Нежные краски предрассветного неба окрашивали весь мир в розовый цвет, будто бы пытаясь показать его ранимость и хрупкость. Еще несколько минут и из-за горизонта показался краешек солнца. Иван не увидел его, но понял это по лучам, скользнувшим по стене и тут же окрасивших все мало-мальски блестящие предметы в ярко-золотистый цвет.
Он вытер со щеки зловонную слюну и медленно поднялся на ноги. Выставив перед собой ладони с растопыренными пальцами, он долго рассматривал их дрожь, пытаясь унять ее силой воли. Когда стало понятно, что ничего из этого не выйдет, он поковылял в ванную. Умывшись и приведя себя в порядок, он уставился на своё отражение в зеркале.

На него смотрел мужчина лет сорока пяти, хотя ему было всего тридцать восемь. Опухшие и заплывшие глаза равнодушно и даже обреченно взирали на него из зеркала, пугая белками с красной паутиной порванных капилляров. Щетина уже давно лишилась статуса легкой небритости и переросла в стадию подлеска заброшенной акациевой лесополосы. Щёки, уголки рта и мешки под глазами будто бы устали спорить с гравитацией и первыми потянулись к земле, предвидя скорое движение к ней всего организма.

– Нравится? – снова спросил Иван у своего отражения.

Тошнотворная судорога снова скрутила желудок, но он был уже пуст. Иван приблизил лицо к зеркалу и тихо проговорил:

– И это я ещё не начинал курить и есть жирное каждый день. Хочешь?

Отражение скривилось, а Иван снова почувствовал рвотный позыв. Затем его глаза помутнели, покрылись какой-то белёсой оболочкой, которая тут же лопнула под давлением других глаз, будто бы вынырнувших из глубины глазниц. Черные, без единого светлого пятна глаза смотрели на Ивана.

– Хватит, – произнёс какой-то низкий хриплый голос, тем не менее раздающийся откуда-то изнутри Ивана.

– А чего? Не нравится? – хмыкнул Иван, – так вылезай из меня, на этом и закончим наш эксперимент.
– Себя же губишь, дурак, – прорычал голос.

– А чего мне себя жалеть, если внутри вот такое дерьмо сидит?

– Это ты про меня?

– Про тебя, про тебя. Про кого же еще? Это же надо так попасть в двадцать первом веке – беса подцепить! Ну надо же... – хмыкнул Иван, – да и ты тоже учудил... Больше не в кого было вселиться? Нашел же жертву – почти сорокалетний слесарь с язвой желудка и артритом коленного сустава. Совсем уже беда с душами? На хрена тебе моя?

Бес не спешил отвечать. Воспользовавшись этим, Иван еще раз умылся и почистил зубы. Затем поставил чайник на плиту и сел за стол, обхватив голову руками. Голова раскалывалась, несмотря на все процедуры, во рту всё равно было противно, сердце билось, как после марафонского забега. Иван бросил взгляд на пустую бутылку, лежавшую на полу и тошнота снова подкатила к горлу, сменившись резкой болью в желудке.

Бес появился внутри Ивана около полугода назад. Поначалу он никаким образом не показывал своего присутствия, видимо, присматриваясь и принюхиваясь к ивановой душе. Месяца через три он принялся аккуратно подковыривать ее когтями, пытаясь найти слабое место, куда можно было бы просунуть костлявый палец и начать отделять душу от тела. Хоть это и довольно тонкая и деликатная работа, но обычно она не доставляла ему никакой сложности. Слабые места у человека всегда присутствуют в немалых количествах. У Ивана же их найти никак не удавалось. Конечно же, он не был святым, но вариантов подцепить когтем душу непьющего, некурящего и правильно питающегося человека гораздо меньше, чем душонку зависимого от любого наркотика.

Не найдя явных способов заполучить душу, бес принялся уговаривать Ивана. На какие ухищрения он только не шёл, чтобы обмануть человека, но и на эти уловки Иван не поддавался. В конце концов ему пришлось вскрыть карты и во всем сознаться Ивану. Дело же в том, что бес, однажды заселившийся в человека, не может покинуть его по собственной воле. Тут одно из двух – либо забирай душу и катись на все четыре стороны, либо дожидайся смерти человека и погибай вместе с ним. А вы как думали? Бесы тоже смертны, поэтому они так тщательно и подходят к выбору своих жертв. Иначе ни одной свободной души не осталось бы на этом свете.

Ничего этого Иван не знал, но после честного признания беса, он, недолго думая, оделся, сходил в магазин, купил ящик водки и тут же принялся методично ее уничтожать, заливая в себя стаканами.

– Остановись, дурак! – верещал демон откуда-то из поджелудочной, – у тебя же здесь язва! Сам помрёшь и меня погубишь!
– А у меня выбор небольшой, – возражал заплетающимся языком Иван, – либо помереть, либо без души остаться.

– Ну и на что тебе эта душа? Ни жены, ни детей, ни друзей. Слесарем работаешь – там она тебе не пришей кобыле хвост. Крути себе гайки и не парься. Все равно не пользуешься! Отдай и разошлись.

– Нет, погань. Помирать будем. Я так решил.

– Во дурак... – причитал бес, хватаясь лапами за рога.

Запой Ивана продолжался уже пятый день. С каждым днём ему становилось все хуже и хуже. Боль в желудке стала обычным состоянием. Однажды Ивана вырвало кровью и бес, почувствовав близкий конец, сдался.
– Что ты хочешь? Ты же понимаешь, что я из тебя уже до самой смерти никуда не денусь? Не могу я взять и уйти. Я бы и с радостью, но не могу.

– Что, погань, испугался? – усмехнулся Иван, вытирая кровь с губ, – жить хочешь?

– Хочу, – честно признался бес, – и не вижу в этом ничего зазорного. А вот почему ты не хочешь – это вопрос.

– А чего мне? Сам же говорил – ни жены, ни детей, ни друзей, даже кота дома нет. Кто по мне заплачет? А я доброе дело сделаю – одного чёрта с собой в могилку утащу. Может, и зачтётся мне это где-нибудь.
Пока человек говорил, бес снова попытался подсунуть коготь под душу, но Иван, почувствовав неладное, схватил начатую бутылку и поднёс к губам.

– Всё! Стой! Не надо! – закричал бес, – помрём же из-за тебя, дурень.

– Значит так, – оперевшись спиной о стену, произнёс Иван, – условия такие – ты даже не смотришь на мою душу, я бросаю пить. Живём вместе, раз уж иначе никак. Друг другу не мешаем, разговариваем только по делу.

– К врачу сходишь, ладно? – жалостливо попросил бес, – язву лечить нужно.

– Схожу. А ты там пока посмотри – что ещё не так. Почки проверь, а то побаливают.

– Всё проверю, всё расскажу, – закивал бес, аккуратно поправляя селезёнку когтистыми пальцами.

– Вот и договорились.

Иван поднялся на ноги, подошёл к раковине и вылил в неё содержимое бутылки.

На следующей неделе Иван по настоянию беса пошёл в поликлинику брать талон на лечение желудка. Там он и познакомился с медсестрой Ириной. Спустя полтора года язва закрылась, а Ирина стала женой Ивана, еще через два года у них родился сын. Жизнь наладилась и Иван, кажется, был вполне счастливым и здоровым человеком, не считая того, что проходя мимо церкви, он периодически падал на асфальт и бился в конвульсиях, а святая вода оставляла на его коже волдыри и ожоги. О своём внутреннем жильце Иван, конечно же, никому не рассказывал. Иногда он уходил гулять один, где и разговаривал с бесом. Так, чтобы их никто не услышал.

С момента их знакомства прошло уже больше тридцати лет. Иван состарился, состарилась и Ирина. Однажды она заболела какой-то злой болезнью и умерла во сне одной из осенних ночей.

Бес узнал об этом событии сразу же, потому что плотно пришитая душа вдруг оторвалась от тела Ивана и, повиснув на нескольких нитках, упала прямо на его рога. Бес тут же вцепился в неё своими когтями. Он и поверить не мог в случившееся. Сколько лет он просидел в этом теле, смирившись с тем, что ему суждено будет в нём и погибнуть и вот такой подарок... Душа сама падает к нему в лапы.

– Больно, – услышал он голос Ивана, – рви.

Бес снова посмотрел на душу, не веря ни своим глазам, ни своим ушам. Он держал в руках не только свою свободу, но и своё бессмертие.

– Рви и уходи. Мне так будет легче.

– Вань, ну я тогда пойду, ладно?

– Рви!!! – рявкнул человек.

В груди Ивана вдруг закололо и всё затихло. Он смирился с тем, что остаток жизни проведёт без души. Но и спустя год тоска по ушедшей жене не отпускала его. Впрочем, и к этому состоянию он уже привык. Всё чаще беспокоило сердце – оно кололо и болело. Иван понимал, что час его близок, поэтому решил исповедаться перед смертью, но стоило ему переступить порог церкви, как он тут же упал в обморок и забился в конвульсиях. Уже в палате, лёжа на больничной койке, он постучал себя по груди костяшками пальцев.

– Что же ты не ушёл, погань? – спросил он слабеющим голосом.

Бес скосил глаза наверх, где его рога, глубоко впившись в сердце Ивана, прижимали к нему оторванную душу. Копытца беса не доставали до поверхности, заставляя болтаться его из стороны в сторону от каждого биения сердца. В тот момент, когда Иван крикнул «Рви!!!», чертёнок, испугавшись, подпрыгнул на месте и застрял рогами прямо в сердце человека, пригвоздив к нему и его раненую душу.

– Да ну тебя... – обиженно хмыкнул бес и сложил лапки на груди, раскачиваясь в такт угасающим ударам сердца.

Иван смотрел в окно, за которым снова только-только занималась весенняя утренняя заря. У него была душа, а это значило, что он всё ещё мог видеть красоту этого мира. И это было единственным его утешением в конце жизни.

Бес подтянул к себе конец свисавшей сверху души и обернулся в неё, спасаясь от надвигающегося холода. И это тоже было единственным его утешением в конце жизни.

– Вань...

– Чего?

– Скажи им, чтобы не отпевали, ладно?

– Ладно, погань, ладно...

Автор - ЧеширКо.

– Да не бывает никаких вампиров! И нельзя снять видео с края чёрной дыры! И нет таких людей, которые питаются песком! Не бывает, понимаешь?

Бен стоял напротив Джоан, которая, поджав под себя ноги, сидела в кресле и теребила в руке потрепанный пульт телевизора.

– За минувшие сутки из могил восстали три тысячи пятнадцать человек, – послышалось из-за спины Бена. Он обернулся. На экране телевизора диктор программы новостей, совершенно не смущаясь, читал текст с монитора телесуфлера, – все они будут отправлены в реабилитационные центры, а затем каждому из них будет выделено жильё по государственной программе восстановления умерших.

Эфир из студии сменился кадрами какого-то старого кладбища. Земля на некоторых могилах шевелилась, то здесь, то там из-под неё появлялись человеческие конечности, а затем и сами люди. Радостные журналисты тут же подбегали к ним, чтобы первыми взять интервью. Восставшие не возражали и охотно рассказывали о своих ощущениях.

– Что ты на это скажешь? – хмыкнула Джоан. – Монтаж? А тебя не смущает, что это показывают в новостях по государственному каналу?

– Джоан, милая, это всё неправда, как ты не понимаешь?

Бен сел на пол рядом с девушкой и взял её за руку, заглянув в потерянные глаза.

– Зачем? Бен, если это всё неправда, то зачем они это показывают?

– Я не знаю... Я и сам не понимаю, – вздохнул он и покачал головой, – это какое-то сумасшествие. Или чей-то эксперимент, я не знаю... Ты помнишь, как всё началось? Эти картинки, генерируемые нейросетями, тексты, видео. Всем это очень нравилось. И действительно, в этом не было ничего плохого. Дизайнеры наконец-то выдохнули, графоманы воодушевились, режиссеры стали считать прибыль... Но всё это зашло слишком далеко. В какой-то момент они стали использовать искусственный интеллект в создании позитивных новостей, а затем... вот.

Он кивнул на экран, где диктор перешел к новостям спорта. Какие-то люди в одинаковых спортивных костюмах пытались отобрать мяч у огромного, размером с автомобиль, ленивца.

– Это же какой-то бред, Джоан! Ты когда-нибудь слышала о ленивболе?

– Нет, но теперь знаю, что это за спорт.

– Да нет такого спорта и никогда не было! И никакие люди не встают из могил! Это всё работа нейросети, искусственного интеллекта, понимаешь?

– Я ещё раз задам тебе вопрос – зачем тогда они это показывают?

– Да не знаю я! Не знаю! – вскрикнул Бен и, вскочив на ноги, принялся расхаживать по комнате, – это какой-то эксперимент над людьми, не иначе. Ты помнишь, как они начали это делать? Я прекрасно помню. В тот день в новостях рассказали о том, что какая-то экспедиция выкопала тоннель до центра Земли. Вспомни! Они даже показывали видео оттуда, но это же невозможно!

– Ну с чего ты взял, что это невозможно, Бен?

– Да с того, Джоан, что это невозможно! Я не могу сейчас вбить в твою голову весь школьный курс физики, чтобы ты это поняла. Просто поверь мне – это невозможно. Лучше вспомни, что было дальше. Они показали это по новостям и замолчали. Ни слова больше не было сказано об этом. Ни развития темы, ни опровержения, ничего. А знаешь, что они делали всё это время? Они следили, они вынюхивали, наблюдали – они хотели знать, как это воспримет население.

– И как же оно это восприняло?

– А ты сама не помнишь? Все тут же разделились на три лагеря. Одни безоговорочно верили в эту чушь, а из аргументов у них была лишь одна аксиома – ну не будут же врать по новостям?! Другие на пальцах пытались доказывать первым, что это фейк, бред, неправда. Но их было меньше, гораздо меньше, чем первых. Но и те, и другие и рядом не стояли с армией третьих – тех, которым просто было наплевать – правда это или нет. Большинство просто заглотило это наживку и стало ждать следующей.

Джоан поморщилась и пожала плечами.

– Хорошо, пусть так. Даже если это было неправдой – что с того? Почему этому нужно уделять так много времени, Бен? Если тебе не интересно то, что происходит в нашем мире, просто не интересуйся этим и всё будет хорошо.

– Да они просто делают из нас дураков, Джоан! – вспылил Бен, – сначала этот тоннель к центру Земли, конечно же, с видеоотчетом, а затем... Вспомни, что было потом! После этого, через месяц они рассказали об изобретении шапки-невидимки. И разумеется, тоже сняли всё это на видео. Потом они поймали в каком-то лесу оборотня, затем показали инопланетянина и даже сняли двухчасовое интервью с ним. И обо всём этом с таким же серьезным лицом рассказывал вот этот... – он ткнул пальцем в телевизор, где диктор продолжал выпуск новостей, – этот человек. Тот, которому доверяют люди. Диктор вечерних новостей. И что же? Люди сожрали и это. «В новостях не могут врать, бла-бла-бла...». Сначала маленькая, малюсенькая ложь, подкрепленная видео, безупречно созданным нейросетью, а затем вот это – люди, встающие из могил, ленивбол...

Джоан откинулась на спинку кресла и тяжело выдохнула, покачивая головой.

– Милый, почему тебя это так взбудоражило? Хорошо, допустим, что все это неправда...

– Допустим?!

– Допустим, – кивнула Джоан, – что с того? Что поменяется в нашей жизни от того, что все эти видео окажутся ненастоящими?

– Что поменяется? Да всё поменяется! – выкрикнул Бен.

– Например?

– Например, мы с тобой будем понимать, что нас обманывают.

– А раньше мы не понимали? Разве не купили мы вот этот телевизор по скидке выходного дня дороже, чем в обычный день? Мы и так всё понимаем. Весь мир – обман. Но что с того? Разве мы можем это изменить? Нет. Так зачем тогда нервничать?

Бен шумно выпустил воздух из носа и принялся расхаживать по комнате, закинув руки за спину. Джоан молча наблюдала за ним. Наконец, остановившись у окна, он задумчиво почесал подбородок:

– Джоан, я понимаю, что не мне об этом говорить, но... Если всё будет так дальше продолжаться, миру придёт конец. Это наркотик. Наркотик, похлеще всяких запрещенных веществ. Когда они закончат свой эксперимент, каждый окажется на крючке. Каждый, Джоан! Они подберут ключик к любому, они создадут для каждого собственную реальность, но реальность настоящая прекратит свое существование. Для вас, но не для них. И одному богу известно, что они будут творить там, пока вы, каждый из вас, будет радостно пялиться в телевизор.

Новостной выпуск завершился и на экране появилась заставка нового развлекательного шоу, в котором группу людей и одного оборотня запирали в старом особняке. Еженедельно после голосования одного участника отстреливали.

– Ты слышишь меня, Джоан?

Девушка машинально кивнула, не отводя завороженного взгляда от экрана.

– Да-да... Говори, слышу...

– Джоан... Джоан!!!

Бен схватил с подоконника вазу с цветами и швырнул ее прямо в экран телевизора, который тут же покрылся разноцветными полосами, а звук пропал. Несколько секунд Джоан смотрела непонимающим взглядом на Бена, а затем схватила телефон и принялась быстро что-то искать.

– Очнись, Джоан! Вот она, реальная жизнь! Здесь!

Бен хотел сделать шаг к девушке, но та выставила перед собой руку с зажатым в ладони маленьким пультом.

– Нет, Джоан...

Девушка нажала на кнопку и Бен замер на месте без движения.

– Алло! Это сервисный центр? – проговорила девушка в трубку телефона, – у меня снова проблемы с роботом. Нет... Нет, с оболочкой все в порядке, проблема в искусственном интеллекте или как это называется? Да, несет какую-то чушь, повышает голос, навязывает неинтересные темы. И еще он разбил телевизор. Да... Да... Было бы отлично. Гарантийный талон? Да, все документы в порядке. Да. Жду, до встречи.

Уже через несколько часов прибывшие работники сервисного центра погрузили обездвиженного Бена в автомобиль, а вместо него уже новый Бен с обновленной прошивкой вешал на стену новый телевизор с еще большим количеством бесплатных каналов.

ЧеширКо

– Мне здесь страшно.

Мальчик поёжился и принялся озираться по сторонам. Комната, в которую я его привёл, была маленькой и очень неуютной. На секунду мне даже стало жаль этого ни в чём не виноватого парнишку, но у меня не было ни другого выхода, ни другой комнаты для него.
– Ничего, привыкнешь, – грубо сказал я и собрался было уже выйти и закрыть за собой дверь.
– Ты же хочешь меня убить, да? – спросил он и заглянул, нет, не в глаза, а будто бы прямо в душу.

Не было никакого смысла ему врать. Я присел перед ним на колено и взял его ладонь в свою.
– Послушай меня, дружок... мне сложно об этом говорить, но... Нет, я не хочу тебя убивать. Я уже привык к тебе, но ты мне мешаешь.
– Я буду тихо, – по-детски произнёс он и для наглядности даже приложил палец к губам, – ты меня совсем не услышишь.
– Это правда, – кивнул я и оглянулся на приоткрытую массивную дверь.

Заметив мой взгляд, мальчик нахмурился и опустил голову.
– Значит, хочешь убить.
Я молча поднялся на ноги и шагнул к двери. Остановившись у нее, я в последний раз посмотрел на мальчика. Он сидел на полу, обхватив колени руками, и покачивался из стороны в сторону в такт какой-то, только им одним слышимой мелодии.
– Прости, дружок, но ты мне мешаешь. Мешаешь работать, мешаешь моим отношениям с женой, с друзьями, мешаешь мне быть нормальным взрослым человеком.

Он поднял голову и посмотрел на меня каким-то удивленным, но в то же время тяжелым взглядом. Затем он поднялся и подошёл ко мне почти вплотную.
– А нормальный взрослый – он какой?
– Ну... Серьезный, ответственный, решительный.
– И я тебе мешаю быть таким?
– Вообще-то, да, – сказал я и отвёл глаза в сторону. Я видел, что ещё немного и он расплачется, а мне не хотелось бы отменить своё решение из-за детской истерики.
– Убить меня – это очень по-взрослому. Серьезно, ответственно и решительно.
Я промолчал, мне нечего было ответить. Всё же мне стало жаль этого мальчугана, судьба которого была предрешена, но и поменять своё решение я уже не мог.
– Ладно, – кивнул он, – если тебе так нужно, то я согласен. В конце концов, ты же взрослый, а не я.

Он вытолкнул меня из комнаты, и сам захлопнул дверь прямо перед моим лицом. Вот и отлично. Не придётся смотреть на детские сопли и слёзы. Я просунул в замочную скважину ключ и дважды провернул его. Теперь он отсюда точно не выйдет. Никогда.

***
После того, как я запер мальчугана, прошло три месяца. Первое время мне было очень легко и свободно. Я будто бы сбросил со своих плеч какой-то груз, который мешал мне и тянул назад. А ведь так оно и было. Я получил повышение на работе, жена стала относиться ко мне гораздо лучше – теперь она, кажется, стала гордиться мной, а не стесняться, как раньше. Да, я подслушал её разговор с подругой по телефону – она говорила, что я стал серьезным и ответственным и что ей теперь за меня не стыдно. Да и с друзьями наладились отношения. Точнее, они у меня появились. Ведь раньше я общался только со своими старыми знакомыми из детства, которые не могли дать мне ничего, кроме задушевных разговоров за рюмкой чая и столетних воспоминаний. Я стал общаться с серьезными людьми и, кажется, они стали принимать меня за своего. Первое время я вспоминал о мальчике, но после того, как в моей жизни стали происходить такие изменения, я понял, что эта жертва была оправданной. Он, действительно, мешал мне быть по-настоящему взрослым человеком, а сейчас, наконец, я им стал.

Однажды мы отмечали на работе день рождения нашего бухгалтера. Все уже вдоволь наговорились и обсудили все насущные проблемы, поэтому кто-то предложил поиграть в какую-то настольную игру.
– Что за бред? – хмыкнул я, – может, еще в прятки поиграем? Мы же взрослые люди, а не молодежь какая-то.
Странно, но никто меня не поддержал. Все уселись за стол и стали бросать кубики и двигать фишки, иногда косясь в мою сторону. Я сидел в одиночестве и листал новости в телефоне. Они смеялись и веселились, а мне было скучно и даже противно от этого смеха. Никого не предупредив, я вышел из офиса и пошёл домой.

Вернувшись домой, я обнаружил, что забыл закрыть входную дверь. Аккуратно потянув за ручку, я оказался внутри квартиры. Жена была дома и разговаривала с кем-то по телефону на кухне. Она даже не заметила моего прихода.
– Знаешь, мне скучно с ним, – говорила она кому-то в трубку, – да, он стал больше работать, зарабатывать, но он стал совсем другим человеком. Сначала я радовалась, что он, наконец, повзрослел и взялся за голову, а сейчас понимаю, что мне не хватает той его непосредственности, веселости, которые меня всегда в нем привлекали. Что? Тот, другой? Нет, он, конечно же, не такой, как муж. С ним мне весело и спокойно, с ним я, кажется, чувствую себя счастливой...

Я не стал дослушивать разговор, а так же тихо вышел из квартиры. Не устраивать же мне сцены ревности со скандалами и битьем посуды... Нет, это совсем не по-взрослому. Разведемся без лишних слов и всё.

На улице я вытащил из кармана телефон и позвонил своему новому другу – отличному юристу, мастеру своего дела. Он долго не отвечал, а затем в трубке все же послышался его радостный голос.

– Алло! Да!
– Михаил, у меня здесь проблемка одна нарисовалась, нужна твоя консультация.
– Прости, дружище, но не сегодня. Я сейчас в отпуске, сидим с друзьями возле костра, смотрим на звёзды, поем песни... Вообще сейчас не до работы, друг. Давай через недельку?
– Понимаю, но дело первостепенной важности и...
– Плохо слышно, дружище! Связь пропадает, мы в горах... Перезвоню.

Минут двадцать я ждал его звонка, но он так и не перезвонил. Очень безответственный подход к своему делу, на мой взгляд. Я решил, что пересмотрю своё отношение к этому человеку и сделаю выводы. Но потом.

Я шёл по ночному городу и понимал, что мне и пойти-то некуда. Старым приятелям звонить было неудобно, а новым – неэтично, потому что время для звонков закончилось в двадцать один ноль ноль. Домой возвращаться не хотелось. И тут я вспомнил...

***
Я остановился у запертой двери и прислушался. Тихо, ни звука. Я достал из кармана ключ и дважды повернул его в замке, приоткрыв дверь. Внутри было темно и я не сразу заметил в углу маленькое тело мальчика. Он лежал на полу, раскинув руки в стороны.

– Эй, ты живой? – спросил я.
Он ничего не ответил. Я подошел к нему и сел рядом прямо на пол, положив руку на шею. Он был теплым и я смог даже почувствовать слабый пульс! Приподняв его голову, я вгляделся в его лицо.
– Ты живой, дружок! Ну же, приходи в себя! Ты мне нужен!

Мальчик устало приоткрыл глаза и несколько секунд непонимающим взглядом смотрел на меня, а затем улыбнулся.
– А я знал, что это была такая игра и ты за мной вернешься. Я выиграл?
– Конечно. Конечно, выиграл. Ты молодец, ты хорошо держался. Пойдем отсюда, игра закончилась.
Я поднял легкое тельце на руки и вынес его из комнаты, продолжая нести всякую чушь, подыгрывая мальчугану.

– Но это была сложная игра, – слабым голосом говорил он, – я даже подумал, что у меня не получится выиграть. А какой приз? За победу в этой игре есть приз?
– Обязательно будет приз, обязательно.
Я усадил его за стол и стал выстраивать перед ним тарелки с угощениями – конфеты, сок, вкусную еду.
– Ешь, тебе нужно подкрепиться.

Мы сидели с ним за столом до глубокой ночи, разговаривая на самые разные темы. Мы говорили о мультиках, играх, книжках, звёздах, чудовищах, лисах, мячиках и, вообще, обо всём, что было ему интересно. Он стал выглядеть гораздо лучше. Силы будто бы вернулись к нему.

Слопав очередную конфету, он посмотрел на меня с легкой ухмылкой и хитрецой в глазах.
– А как у тебя дела? Ты справился со своими проблемами, пока я играл в игру? Я тебе не мешал.

Я многое мог бы рассказать этому мальчишке, но решил, что сегодня это совсем ни к чему.
– А та девочка, с которой я тебя когда-то познакомил – вы же с ней поженились? Хорошо бы, если поженились. Это она твоя жена? А ты еще работаешь на той же работе, куда тебя взяли, когда я сказал, что буду работать лучше всех в мире? А те мальчишки, с которыми мы так весело проводили время, ты с ними еще дружишь?

Я не знал, что ему ответить, чтобы не расстроить, но он и не стал ждать ответа. Он отодвинул в сторону вазочку с конфетами и серьезно посмотрел на меня.

– Я всё знаю. Мы же живем с тобой в одном доме. И я здесь появился раньше тебя.

– Ты намекаешь на то, что этот дом – твой? – напрягся я.

– Нет, этот дом общий. Но я знаю каждую комнату, каждый уголок в нём. Я знаю всё, потому что я жил здесь с самого начала, а ты пришёл потом. Я не капризничал, когда ты стал заставлять его всякими неинтересными взрослыми штуками, и даже не обиделся, когда ты врезал замки во все двери и не дал мне ключи. Я даже ничего не сказал, когда ты стал выбрасывать мои старые игрушки. Я думал, что ты взрослый, и ты лучше знаешь, как нужно вести себя дома. А потом ты и вовсе захотел от меня избавиться. Тебе стало от этого лучше? Можешь даже не отвечать, я и так всё знаю.

– Ты говоришь совсем как взрослый, – удивился я.

– Потому что мне не стыдно иногда быть им, а вот тебе стыдно иногда побыть ребёнком. Тебе кажется, что это не по-взрослому, да? Ты видишь, к чему это может привести. Ты совсем потерялся без меня.

– И что же нам теперь делать?

– Нужно найти тебя, – тут же ответил он.

– И как же это сделать?

Мальчик поднялся со стула, отошёл к противоположной стене и закрыл глаза ладонью. Я молча наблюдал за его действиями.

– Я считаю до пяти, а потом до десяти...

Он сделал паузу, выжидая. Мне стало неловко. Вся моя «взрослость» противилась этому решению, но я понимал, что мальчик прав. Хорошо, что он не умер. Вскочив со стула так, что он опрокинулся и с грохотом упал на пол, я выбежал из кухни и ринулся вверх по лестнице. Нужно очень хорошо спрятаться – как раз будет время подумать, в какую игру будем играть потом. Хотя, можно будет книжку какую-нибудь почитать. О! Телескоп! На чердаке есть телескоп, как раз сегодня звездная ночь. Но там же чудовища... Ладно, вдвоём не страшно.

– Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать...

©ЧеширКо

Герман обхватил двумя ладонями тёплую кружку и, сделав большой глоток чая, откинулся на спинку стула, уставившись в пыльное стекло окошка. Солнце уже утонуло в море, но всё ещё не сдавалось, раскрашивая небо на западе причудливыми красками, будто пытаясь в одночасье отдать миру всю свою нерастраченную за день красоту.

Герман протер уставшие глаза и бросил взгляд на календарь. Гидрографическое судно с провиантом должно прийти на днях. Сегодня уже вряд ли, может, завтра. Скорее бы – еды хватит ещё на пару недель, а вот дизельное топливо уже почти на исходе. Есть, конечно, «НЗ», но не хотелось бы его вскрывать – это же бумажки, отчёты, бюрократия... Зачем вскрыл, почему? Нет, пусть лучше судно придёт вовремя. Главное, чтобы погода не подвела.

Он снова посмотрел на затухающие отголоски солнца на небе, двумя глотками прикончил чай и, накинув легкую куртку, вышел из дома. Герман работал смотрителем маяка уже седьмой год и это был своеобразный рекорд – до него самое продолжительное время здесь пробыл какой-то мужик, то ли Григорий, то ли Георгий. Ровно полгода продержался – когда в очередную навигацию ему завезли провиант, этот бедолага ждал судно на берегу со всеми своими немногочисленными пожитками. Плюнув в сторону маяка, тот забрался в катер, вцепился в скамейку и сказал, что если его не увезут прямо сейчас, то он и себя порежет, и еще кого-нибудь из моряков до кучи. И для подтверждения своих слов приставил к своей шее лезвие ножа. Спорить с ним не стали – привычное дело. Отвезли на большую землю, как и всех предыдущих смотрителей. Все они, как один, говорили, что это место проклятое и нормальному человеку здесь не место. Наверное, так и было – только дело не в месте, а в людях. Разве «нормальный» человек захочет по собственной воле отправиться в одиночную ссылку на островок размером два квадратных километра на целый год? Явно же, в этом человеке должно быть что-то не так, чем-то он точно должен был отличаться от других людей.

Чем отличался от других Герман? Он и сам часто задавал себе этот вопрос, но не находил ответа. Обычный человек, не хуже и не лучше других. Даже семья была... когда-то. Давно, в прошлой жизни. Жена-красавица и дочка. Теперь их нет – он их убил. Сел за руль пьяным и убил, а сам живой остался, только руки сломал. Осознание всего ужаса не сразу пришло, а когда понял, что натворил, хотел и сам на тот свет отправиться. Священник один отговорил, в церкви, куда он ходил грех свой отмаливать. Он ему и посоветовал на маяк устроиться поработать. Знал, наверное, что-то, да не говорил. Герман к совету прислушался, думал, что полгодика посидит здесь один, успокоится, может, поймёт что-нибудь, а вышло так, что уже восьмой год пошёл.

Нет, это отшельничество не помогло избавиться ему от боли, разрывающей его душу, каждый день он мысленно возвращался к тому страшному дню, но с острова некуда было сбежать и некому было рассказать о своих переживаниях, поэтому он варился здесь в своих мыслях, как мясо в собственном соку, но не как нежное филе, а как старая жесткая говядина, которая и через восемь лет остается такой же старой и жесткой. Но здесь он хотя бы чувствовал себя нужным. Нужным этому миру, людям. Значит, здесь его место, значит, так нужно кому-то.

Из горьких воспоминаний его вывел стук в дверь. Герман бросил взгляд на окно – он сам не заметил, как уже стемнело. Стук повторился.

Герман нервно сглотнул – он знал, что на острове нет никого, кроме него, но и кто стучит в его дверь он тоже знал. И каждый раз встреча с этими гостями была, мягко говоря, волнительной.

– Нет еще корабля, сегодня ночью будет, – крикнул он.

Стук прекратился, но через мгновение раздался снова, уже в окно. Настойчивый такой стук, угрожающий. Герман опустил голову, заставляя себя сдержаться и не посмотреть сквозь стекло.

– Сказал же – сегодня ночью будет. Чего вы всполошились?

Снаружи раздался знакомый ему звук. Что-то вроде лёгкого дуновения ветра, но усиленного динамиком до уровня, от которого хочется сжать зубы и закрыть уши руками. Злятся чего-то, недовольничают...

– Чего вы разошлись, ребята? Будет сегодня корабль, будет. Маяк работает, сами видите. Мимо не проплывёт. Ещё ни разу не проплывал.

Чтобы самому убедиться в своих словах, он подошёл к окну и всё же заставил себя посмотреть наружу. И тут же отшатнулся. Сквозь стекло на него смотрело то, что когда-то было лицом человека. Безглазое, распухшее, сползшее вниз, как маска, сделанная из цельного куска масла. В разрывах кожи белели кости черепа. Его рот то открывался, обнажая остатки зубов, то вновь с силой захлопывался, производя тот самый страшный звук, похожий на дуновение ветра, который он слышал уже не раз. Но какой бы страшной ни была эта жуткая пародия на человеческое лицо, ужаснуло Германа не оно.

Маяк не светил.

Герман почувствовал, как его спина, ладони и лоб тут же стали мокрыми. Маяк не светил. Чертов генератор. И надо же ему было сломаться именно в эту ночь? Эти гости, а их сейчас на острове много, они... Герман не знал, что они с ним сделают и через какой ужас ему придётся пройти, но то, что они не простят ему эту оплошность – в этом не было никаких сомнений.

– Топливо в генераторе закончилось? Вряд ли, – вслух рассуждал он, пытаясь звучанием своего же голоса успокоить самого себя, – Может, фильтр забился? Форсунки ещё эти. Давно нужно было их поменять. А если лампа? Это еще хуже.

В любом случае, ему нужно было выходить из дома и идти к маяку – других вариантов не было. Проблема заключалась только в том, что за семь лет во время прибытия корабля он ни разу не выходил на улицу. Даже с Капитаном он всегда общался через окно. Впрочем, он разговаривал с ним всего один раз – в первый год нахождения на острове. Герман помнил ту ночь, как сейчас. Всё началось точно так же – сначала кто-то постучал в дверь, затем в окно, а затем его дом стали штурмовать толпы живых мертвецов. Они скреблись, выли и стучали, они царапали дверь и даже разбили окно, после чего он и поставил на раму решётку. Они тянули к нему свои распухшие руки и что-то пытались сказать на своём мертвом языке, но он их не понимал. Герман забился в угол и только и мог, что трястись от страха и без перерыва креститься, но им было плевать на его защитные средства. Им что-то было нужно, но он не мог понять – что именно.

Затем они как по команде замерли, замолчали, а после побрели в сторону моря. Преодолев свой страх, Герман подполз к окну и выглянул наружу. У самого берега в свете луны стоял огромный черный фрегат, будто бы выплывший из книг Верна или Сабатини. Мёртвые брели к нему по берегу, забирались по сходням, но вдруг от толпы отделилась одна фигура и неспешно направилась к его дому. Герман наблюдал за ней, как зачарованный. Жуткий силуэт приближался и с каждым шагом становился всё страшнее. Очень высокий, выше двух метров роста, от пяток до головы замотанный в какую-то чёрную ткань, свисающую с него рваными лоскутами. Он передвигался очень странным образом – с одной стороны, медленно и спокойно, с другой же – каждое его отдельное движение было настолько быстрым и стремительным, что из-за этого невозможно было разглядеть ни его кистей рук, ни стоп. Они будто размазывались в пространстве, превращаясь в одно чёрное пятно, неумолимо приближающееся к Герману. Единственное, что можно было совершенно точно рассмотреть в этом куске мрака – два тускло светящихся огонька в том месте, где у обычного человека должны быть глаза. И эти огоньки были направлены прямо на Германа.

Силуэт остановился у разбитого окна, некоторое время помолчал, будто изучая нового смотрителя маяка, а затем произнёс тихим, но одновременно и гремящим голосом:

– Так было и так будет. Маяк должен светить.

Так и закончился единственный разговор Германа с капитаном корабля, если это можно назвать разговором. Ровно через год всё повторилось с той лишь разницей, что смотритель был готов к этому событию, а капитан не подходил к его дому. Погрузив всех на корабль, он бесшумно отчалил от берега и растворился в ночной мгле. Каждый год в одну из ночей остров наполнялся странными и жуткими созданиями, которых потом забирал черный фрегат. Да, это выглядело жутко и неправдоподобно, но это было реальностью, поэтому со временем смотритель смирился с этой особенностью своей работы и принял ее как должное. Конечно же, экипажам судов, завозивших ему провиант, он ничего не рассказывал.

Сегодня же произошло то, чего Герман не мог представить даже в страшном сне. Мертвые или кто они, черт их побери, были уже на острове, а это значит, что скоро сюда пожалует и капитан на своем корабле. А маяк потух. «Маяк должен светить», – вспомнились ему слова капитана и почему-то он был уверен в том, что эти слова имеют большую силу, гораздо большую, чем он мог представить.

Поразмыслив, Герман пришёл к выводу, что выход лишь один – ему нужно очень быстро найти и устранить неисправность, которая привела к тому, что свет маяка потух. Но для этого ему нужно было выйти из дома, чего делать ему совершенно не хотелось. Герман бросил тоскливый взгляд на ружье, стоящее в углу, но тут же отбросил эту мысль – вряд ли кусок свинца сможет существенно навредить существу, у которого кожа слезла с костей, но он продолжает двигаться и даже ходить. Выхода не было – Герман опустился на колени, сунул руку под кровать и вытащил оттуда ящик с инструментом для ремонта генератора.

– Не убьют же они меня, в конце концов, – произнёс Герман и понял, что его слова прозвучали крайне неубедительно. Но делать было нечего – он отодвинул засов и, глубоко выдохнув, распахнул дверь настежь.

Остров был усеян мертвецами – одни сидели на берегу, всматриваясь вдаль, другие лежали на камнях, третьи просто бесцельно бродили вокруг дома, но все они замерли, как осы в гнезде при приближении опасности. Неживые лица повернулись в его сторону, будто чего-то ожидая. Герман вытер со лба липкий пот и шагнул на крыльцо. Спустившись по ступеням, он направился к маяку, пытаясь не смотреть на гостей острова. Уставившись себе под ноги, он медленно брёл по каменистому берегу и понимал, что толпа существ, в первые же минуты окружившая его, становится всё плотнее. Они не хватали его за руки, не пытались остановить, они просто шли рядом, не сводя с него своих пустых глазниц.

«Если бы у них были глаза, можно было хотя бы предположить, что у них в головах и чего от них ждать», – подумал Герман.

До маяка оставалось несколько метров, когда Герман споткнулся и упал, растянувшись на земле. Тут же перевернувшись на спину, он инстинктивно закрыл лицо руками и закричал:

– Не трогайте! Не надо!

Но, кажется, никто и не думал на него нападать. Убрав ладони от лица, он увидел над собой десятки склонившихся страшных лиц с пустыми глазницами. Все они просто смотрели на него, чего-то ожидая. И, кажется, он понял – чего именно.

– Сейчас, ребятки, сейчас... – затараторил он, собирая в ящик рассыпавшиеся инструменты, – сейчас всё сделаем, сейчас...

Открыв дверь маяка, Герман вошел внутрь. Ни один из гостей не последовал за ним, все они остались снаружи и замерли в ожидании. На поиск поломки ушло около получаса. Всё оказалось просто – из строя вышел топливный насос, который он уже давно собирался заменить на новый. Этим он и занялся, стараясь не думать о том, кто прямо сейчас стоит за дверью. Справившись с этой задачей, он запустил генератор и снова включил лампу, опустив рубильник. В этот же момент он снова услышал тот самый звук, похожий на шелест ветра, усиленный в сотни раз. Почему-то только в этот момент ему стало по-настоящему страшно. Будто бы, избавившись от одной проблемы, его мозг обратил внимание на то, что его окружает проблема не менее важная и страшная.

Герман подошел к двери и, слегка приоткрыв ее, выглянул наружу. Мертвые, будто забыв о нем, снова начали заниматься привычными делами – бродить по пляжу, лежать на камнях, замирать, уставившись пустыми глазницами в море. Герман выдохнул, захлопнул дверь и сел на пол, прислонившись к ней спиной. Он и сам не заметил, как задремал. Видимо, перенесенное волнение дало о себе знать.

Проснулся же он от ощущения страха, от которого не слушались конечности, от которого пот не просто выступал на лбу, а катился с него градом, от которого хотелось забиться в какую-нибудь маленькую щель и остаться там навсегда. Он буквально кожей ощутил, что причина его страха находится совсем рядом – прямо за дверью. Но при этом какой-то внутренний голос убеждал его в том, что эту дверь нужно открыть. Не в силах сопротивляться, он поднялся на ноги, схватился трясущейся рукой за ручку и потянул на себя.

Перед ним стоял Капитан. За его спиной, у самого берега, освещаемый лунным светом возвышался фрегат, к которому со всех концов острова брели мёртвые.

– Маяк не светил. Я искал, – произнёс Капитан своим странным голосом.

– Пээ... поломка случилась и... эээ... починил вот.

– Маяк не светил, – повторил Капитан.

– Но сейчас же светит? Светит же? Работает? – пробормотал Герман.

– Я искал. Они могли остаться здесь навсегда.

– Они? Вот эти? Кто это такие, объясни мне уже, наконец! Кто это? Трупы, духи, демоны? Кто?

– Те, кого забрал океан. В ночь исхода они идут на маяк. И я иду на маяк. Я забираю их. Маяк должен светить. Маяк не светил.

– Но сейчас же светит?! Вы же нашли его? И они уже почти все на корабле.

Капитан уставился на Германа своими тусклыми огоньками, наклонился и повторил:

– Маяк должен светить. Всегда. И живым, и мертвым. Идём.

– Куда?

– С нами. Маяк не светил.

Капитан грубо схватил Германа за локоть и потащил за собой. Казалось, для него это не составляет никакого труда. С такой же легкостью он тащил бы за собой и ребенка, и груженный сухогруз. Когда до корабля оставалось несколько десятков шагов, Капитан вдруг остановился, отбросил от себя Германа и будто бы принюхался, с шумом втягивая в себя воздух. Затем подошёл к смотрителю и наклонился, вплотную приблизив свою голову к его лицу. Еще раз втянув воздух, он тихо произнёс:

– Женщина. Твоя женщина и твой ребёнок. Они там, за водой. Ты хочешь их видеть.

Герман молча смотрел на Капитана. Ему нечего было на это ответить. Тот чувствовал и знал всё.

– Останешься здесь. Среди живых. Это наказание. Умрёшь – за тобой никто не придёт. Я так сказал.

– Но... стой, подожди! Я никогда их не увижу? Скажи!

– Увидишь. Когда я решу. А пока... маяк должен светить.

Капитан развернулся и направился к кораблю, на который по сходням забирались последние моряки, рыбаки, утопленники и все те, кого забрал океан. Герман смотрел на них со страхом, но и с завистью. Все они скоро увидят своих родных, но не он. Теперь он точно увидит их не скоро. Но это было справедливым наказанием, а самое главное, что у него был хотя бы какой-то, пусть абстрактный и размытый, но всё же срок.
– Ну как ты здесь, Гер? – забрасывая мешок с мукой на склад, спросил матрос с гидрографического судна, которое бросило якорь недалеко от острова на следующий день, – кукуха еще на месте? Слушай, что ты здесь сидишь за эти копейки? Молодой же ещё. Давай к нам, у нас как раз дизельщик уволился.

– Нет, – покачал головой Герман, – маяк должен светить.

– Так другого найдут смотрителя. Не проблема. Какого-нибудь пенсионера с материка, которого жинка заела. Там очередь из таких страдальцев-романтиков. Правда до первой зимы, но всё же... Не пропадёт без тебя твой маяк.

– Маяк-то не пропадёт, – закуривая, произнёс Герман и задумчиво посмотрел на горизонт, – я без него пропаду.

– Да ну, брось. Как сказал какой-то умник – к одиночеству привыкают годами, а отвыкают за один день. Это тебе сейчас кажется, что здесь хорошо, а как в общество к живым людям попадёшь, сразу забудешь об этом маяке.

– К живым людям, – усмехнулся Герман.

– А что ты смеешься? Знаешь легенду про души погибших моряков, которые смотрителей маяков жрут? Мне её один дед в порту рассказывал. В общем, по ночам к маяку выползают...

– Да заткнись ты уже со своими историями! – вдруг вспыхнул Герман, – понаслушаются всяких дедов полоумных, потом разносят эти байки по свету. Что ты знаешь про эти маяки? Ничего! Вот и закрой рот. Что там в катере осталось? Насос топливный запасной привезли? Вот и неси давай.

– Ну, точно кукуха поехала, – пожал плечами матрос и направился к катеру, – нормальные здесь не живут.

©ЧеширКо

Валерий Николаевич был из тех людей, о которых редко вспоминают, обсуждая в курилках коллег по работе, или родственников и друзей на кухнях. Другими словами, он был очень положительным, неконфликтным и добрым человеком, что в наше время по тяжести правонарушения приравнивается к государственной измене, ведь если ты не был замечен в каком-нибудь скандале, не плёл интриг, не участвовал в подковёрных играх и не воровал еду из общего офисного холодильника, то получается, что ты и не человек вовсе, а какое-то безликое и бесплотное существо, которое достойно лишь одного – забвения на веки вечные. Ничего так не объединяет людей, как обсуждение мерзавцев и подлецов. Говорить же о том, какой Петр Иванович или Федор Ильич хороший человек и как он помогает всем – неинтересно и скучно.

Обычно Валерий Николаевич ложился спать ровно в десять вечера, чтобы утром быть на работе бодрым, весёлым и полным сил. Сегодня же он решил лечь в половине десятого, чтобы проснуться на полчаса бодрее, веселее и сильнее. Умывшись и почистив зубы, он переоделся в ночную пижаму и забрался под одеяло, повернувшись на правый бок, потому что врачи из телевизора говорили, что на левом боку спать опасно.

Дремота уже окутала его своей паутиной и Валерий Николаевич стал плавно проваливаться в сон, пробираясь сквозь заросли дремотных видений. Сначала ему казалось, что он плывёт на огромной лодке по океану, затем вдруг его подбросило в небо и он стал парить среди облаков. Но эту сонную идиллию прервало чьё-то назойливое пыхтение. Валерий Николаевич поморщился, не желая возвращаться из мира приятных иллюзий в реальный мир, но пыхтение не прекращалось, а даже усиливалось, порой переходя в какое-то бормотание.

– Да встань ты уже! – чей-то возглас, прозвучавший прямо из подушки, окончательно вырвал Валерия Николаевича из мира грёз.

– Кто здесь? – испуганно прошептал он.

– Да подними ты голову свою бычью!

Валерий Николаевич тут же выполнил приказ и, вскочив с кровати, ринулся к выключателю, по пути раздумывая о том, почему это у него бычья голова. Не найдя ответа, он включил свет и принялся осматривать комнату. Не обнаружив никого постороннего, он снова улёгся на кровать. Но лишь поднеся голову к подушке, как уже знакомый голос снова заверещал где-то рядом:

– Да не ложись ты, идиотина!

Валерий Николаевич выполнил и это приказание.

– А кто это говорит?

– Я!

– А кто вы? И где?

– На подушке, голова твоя баранья!

Даже не удивившись очередной метаморфозе, случившейся с его головой, Валерий Николаевич взглянул на подушку и увидел на ней какое-то маленькое пятнышко. Нащупав на прикроватной тумбочке свои очки, он нацепил их на нос и приблизил свою многострадальную голову к подушке. Но тут же отпрянул, так как на ней шевелилось что-то живое и очень неприятное. Сбегав за увеличительным стеклом, с помощью которого он разгадывал сканворды, Валерий Николаевич приступил к изучению говорящего пятна.

Сложно было назвать его суеверным человеком, но разглядев пятно сквозь стекло, Валерий Николаевич машинально перекрестился, потому что черным пятнышком оказался самый натуральный чёрт с рогами и копытами, только уменьшенным до размеров спичечной головки. Чёрт то хватался за свою голень, то размахивал руками, то грозил Валерию Николаевичу маленьким кулачком. И судя по активной артикуляции, он сопровождал всё это явно не лестными высказываниями в адрес хозяина квартиры.

Валерий Николаевич оказался в такой ситуации впервые и совершенно не понимал, как нужно поступить в этой ситуации – звонить в церковь или в полицию. Пока он раздумывал над этим вопросом, чёртик немного успокоился и принялся жестами показывать Валерию Николаевичу, чтобы он прилёг на подушку, потому что тот его не слышит.

Поколебавшись, тот выполнил и эту просьбу, аккуратно положив свою голову рядом с нечистью.

– Видишь, что ты наделал?

– А что я наделал? – скосил глаза Валерий Николаевич.

– Отдавил мне ногу своим ухом! А если там растяжение? Что тогда?

У Валерия Николаевича не было ответа на этот вопрос, поэтому он решил сменить тему разговора. Тем более, что у него тоже хватало вопросов к незванному гостю.

– А что вы, собственно, здесь делаете? И почему вы такой маленький?

Чёртик поморщился, потёр мохнатой ладошкой лодыжку и вздохнул.

– Дефектный я. Не видно что ли? Мог бы и не обращать на это внимания. Пытался я к твоей душонке через ухо пробраться, а ты башкой своей верблюжьей мне лапку отдавил.

– А зачем, собственно, вы к ней пытались пробраться?

– Вот же ты тугой, а?! Затем, что она у тебя тоже дефектная. Чего ты весь такой положительный? Самому не противно? «Здрасти-до свидания, спасибо-пожалуйста»... Фу, гадость, – чёртик помолчал, – а если честно, то питаемся мы вашими душами. Такая у нас эта... физиология, вот. Чем чище душонка, тем она питательнее и вкуснее.

– А у меня чистая?

– А то ты сам не знаешь, – хмыкнул чёртик, – чистейшая. Поэтому тебя нормальные черти и не трогают – чуть ковырнёшь, а оттуда добро фонтаном. Мы такое не любим. Ну, то есть, они такое не любят, а я же маленький, с разных сторон поцарапаю немножко и всё – и душа целая, и я сыт на неделю.

– Простите за вопрос, возможно, что он покажется странным, но черти нормальных размеров... Они тоже через уши к людям пробираются?

– Нет, конечно. Они их когтями снаружи расковыривают. Не знал что ли? Находят место, где душа тонкая и ковыряют её по ночам. Дырочку сделают, а через неё можно хоть всю руку совать и изнутри душонку в клочья рвать. У меня так не получится – дефектный же...

Чёртик снова жалостливо вздохнул, чем вызвал у Валерия Николаевича чувство вины и сожаления.

– Вы уж простите меня. Я же не видел, что вы на подушке сидите. Сильно нога болит?

– Уже легче, спасибо. Тьфу ты, от тебя опылился что ли? «Спасибо» – надо же такое ляпнуть!

– У меня в аптечке есть бинт эластичный, но я не уверен, что он вам подойдёт.

– Да какой бинт... – махнул рукой чёртик, – мне бы отлежаться где-нибудь пару дней и всё пройдёт. Вроде бы перелома нет.

– Что ж... – вздохнул Валерий Николаевич, – раз уж я стал причиной вашего несчастья, то мне вам и помогать нужно. Вы можете отлежаться в моём ухе эти пару дней.

– Правда? – обрадовался чёртик, – а три дня можно?

– Но не больше четырёх, пожалуйста. Я по пятницам чищу уши ватными палочками.

– А душу? Малюсенький кусочек, самую крошечку? Можно?

– Можно, но только чтобы дырок не осталось. Я тебе потом расскажу, где лучше погрызть.

– Всё будет в лучшем виде, не переживай.

Чёртик с трудом поднялся на ноги и неуклюже захромал к уху Валерия Николаевича.

***
В курилке дым стоял так густо, что в нём не то что топор, но и висельника никто бы не заметил. Ещё бы – туда сбежались все самые заядлые сплетники офиса чтобы обсудить невероятные события.

– Я ему позавчера говорю – Николаич, ты же всё равно отчёт готовишь? Сделай и за меня, я тебе все данные на почту скину, – возмущался коллега Валерия Николаевича, – а он мне такой – тебе надо, ты и делай. Нормально? Всегда мне помогал, а тут погляди ж ты... Осмелел.

– Так он вчера ещё и к директору заявился, представляете? – подкуривая длинную тонкую сигарету, причитала секретарь, – зарплату, говорит, поднимайте мне.

– И что, поднял?

– Поднял!

– Наглый он какой-то стал. Ужас...

– Ой, мальчики и девочки! Представляете, он сегодня к нам в отдел приходил, – щебетала бухгалтер, – с букетом цветов.

– Ого! И что, и что?

– Татьяне Михайловне подарил и на свидание её пригласил.

– Да ладно! А она что?

– Говорит – пойдёт. А что ей терять то в её пятьдесят три? Нашли друг друга два старпёра.

– Ну ты посмотри... Мы-то думали, что он дефектный какой-то, а гляди ж ты!

– Да дефектный он и есть! Крышу просто снесло на старости лет...

– Во-во! Точно!

В дыму курилки не было видно, что позади каждого сплетника стоит по вполне нормальному и не дефектному чёрту, которые с наслаждением рвали души людей и запихивали ошмётки в свои зубастые рты, совершенно не обращая внимания на брызжущую из ран желчь.

Автор - ©ЧеширКо. источник