Подарок от теле2

Могу подарить любому абоненту теле2 по 5 гигов, пишите телефоны. БМ ругался на второй скрин

Поступил вопрос от читателя блога:

Как воспитывать ребёнка, чтобы он не вырос стеснительным?

0. А каким хотите вырастить его ? (откажитесь здесь от частицы «не»). Найдите качества, которые хотели бы видеть в ребёнке и говорите о них чаще.

1. Откажитесь от ярлыков (глупая, дурачок, неумеха, неряха итп), если что-то не так - оценивайте не самого ребёнка, а действие.

2. Соблюдайте баланс критики и поддержки, поощрений. Поддержки должно быть гораздо больше.

3. Хвалите ребёнка! Не бойтесь перехвалить! В своей практике консультирования ни разу не видела перехваленных детей. Зато детей ожидающих негатива, опасающихся ошибки и критики - предостаточно.

4. Благодарите ребёнка. За мелочи, за внимание к вам, за помощь по дому.

5. Простите о помощи других (при ребёнке) и обращайтесь за посильной помощью к ребёнку. Так вы примером показываете, что нормально обращаться за помощью. Показывать своё несовершенство и слабые места - можно. А откликаясь на ваши просьбы, ребёнок сам чувствует себя важным и нужным.

Популярное объяснение такое: мы привыкли слушать себя изнутри головы через кости черепа, которые придают голосу более низкие частоты, в то время как для окружающих он звучит выше. Никто в здравом уме не ассоциирует себя с Микки Маусом, а вот это писклявое нечто из динамиков воспринимается шлепком по чувству собственного достоинства.

В 2013 года ученые провели прикольный эксперимент: они просили участников оценивать голоса незнакомцев, записанные на диктофон, а ближе к концу давали испытуемому послушать свой собственный голос. И если он не понимал, что слушает себя, то ставил этой записи более высокую оценку.

Этот феномен пытались объяснить еще в 60-х годах: психологи Фил Хольцманн и Клайд Роузи пришли к выводу, что проблема с неприятием собственного голоса заключается не только в разнице в частотах, но и в штуке под названием экстралингвистические подсказки. Это когда вам кажется, что ваша речь транслирует окружающему миру только то, что вы ей позволяете, а на деле она вас разоблачает, выдавая какие-то подавляемые черты характера (например, неуверенность или несдержанность).

Как если бы вы, прогуливаясь по улице, случайно бросили взгляд на зеркальную витрину и увидели себя голым или почти голым.

Догадку подтвердило последующее исследование Хольцманна и Роузи: людей, знающих два и более языка, сильнее всего раздражает своя речь на родном, а не на иностранном. Но только при условии, что второй язык они выучили после 16 лет.

Матери своей – Шуры – Наташа стала стесняться лет в тринадцать. Как раз ее начали интересовать всякие «взрослые» женские штучки. Тут-то она и заметила, что ее мать не как другие женщины их довольно крупного поселка.

Шуру не интересовали ни модные шмотки, ни косметика. Маникюра она отродясь не делала. Да и речь у матери была простоватая, «колхозная», как говорила Наташа. А профессия так и вообще полный позор – птичница. Образованности ей тоже явно не хватало.

Прочно засела с той поры в Наташиной голове мысль, желание стать городской, вырасти поскорей и до капли высосать из себя поселковое детство, освободиться от него. Росла она девочкой умной, хорошо училась. Тут явно повлияли неизвестные отцовские гены. Как-то Наташа спросила у матери про отца.

- А бог его знает, где он, - просто ответила Шура, и Наташа больше не интересовалась.

Через несколько лет уехала в город, поступила в техникум. И ни разу – ни разу! – за все время учебы к матери не приезжала. Даже летом. Так и жила в общаге. А Шура регулярно моталась к своей Наталочке с полными сумками картошки и солений. Ужасно стесняясь материных нелепых беретов и дурацких вязаных кофт, Наташа никогда подолгу не позволяла Шуре находиться в их с девчонками-однокурсницами комнате.

- Мам, ну чего там сидеть, пошли во двор на скамейку.

Простая и наивная Шура о дочериных терзаниях не подозревала. Как любила ее всем своим добрым материнским сердцем, так и продолжала любить. А ведь молодая еще была Шура-то. Двадцать лет ей всего исполнилось, когда Наталочка на свет появилась.

Наташино нежелание приезжать даже на каникулы в родной поселок принесло, однако, свои плоды – обзавелась девушка самым настоящим, всамделишным женихом Сергеем. Шуру на свадьбу не позвали. Очень уж Наташа боялась, что та оплошает и опозорит ее. Да и не делали шикарной свадьбы. Матери она позвонила за день до росписи в ЗАГСе и поставила перед фактом.

- Доченька! Да как же это?

- Что это, мам? Ничего особенного, студенческая свадьба. А ты к нам через недельку приезжай знакомиться.

Знакомства этого Наташа ждала в муках. Новообретенная свекровь сразу стала ее кумиром. В мыслях она уже мысленно компенсировала недостатки матери свекровиными «заслугами». А ими были (ни много ни мало) постоянна укладка, макияж-маникюр, модная одежда и масса бижутерии. Мечтала Наташа, что станут со свекровью подругами и не замечала ни ее эгоистичности, ни недалекости. В семейную жизнь сына та не лезла. Казалось, сбыла с рук – и хорошо. Жилищный вопрос молодых решили так – Сережина бабушка по отцу переехала к сыну с невесткой в бывшую Сережину комнату, а новобрачные стали жить в ее квартире.

Шура должна была приехать на электричке. Когда Наташа вместе с мужем вышла на перрон и увидела стоящую там мать, то чуть не содрогнулась от ужаса. С огромным рюкзаком за спиной и двумя баулами в руках, в ярком берете, защитного цвета ветровке и резиновых сапогах, Шура беспомощно озиралась, ища глазами опаздывающую дочь.

- Мама, ну вот и мы! Знакомься, это мой муж Сережа.

- Здравствуй…те, Сережа, - робко произнесла Шура.

- Рад познакомиться, Александра Борисовна,- весело ответил Сергей, забирая у тещи и баулы, и рюкзак, - ого, и чего это вы туда наложили?

- Так как же…картошечки думаю вам, огурчиков…

- Картошечка – это хорошо! - снова весело сказал Сергей и бодро зашагал вперед.

- Не могла поприличней одеться, в город все-таки приехала,- зашипела Наташа на мать.

- Доченька, так кто ж на меня смотрит?

Наташа закатила глаза. Дома она выставила на стол тарелку с мини-бутербродами, нарезанный кружочками апельсин и тонкие ломтики сыра. Шура недоуменно смотрела на все это.

- Доченька, а хлеб-то чего такой маленький?

- Мама! Это называется ка – на – пэ-э!

Шура, вконец растерявшаяся от строгости дочери, промямлила:

- Так может это… картошечки пожарить?

Сергей, до того с тоской взиравший на Наташины кулинарные изыски, вдруг оживился:

- А давайте, Александра Борисовна! – и сурово посмотрел на жену.

- А вот тут у меня еще капусточка вам, - Шура вытащила из рюкзака трехлитровку с квашеной капустой.

Сергей аж застонал от удовольствия. Приободренная поддержкой зятя, Шура принялась освобождать свои огромные сумки от даров, сопровождая каждый пояснением:

- Грибочки вот, сама солила. А это маринованные. Грузди. Вареньице клубничное. А это брусничка моченая. Помидорчики. Еще моей бабки рецепт. Ты их, Сережа, под водочку. Икра кабачковая. Огурчики. Завсегда у меня хрустящие получаются.

За минуту стол был уставлен банками разных калибров, победно потеснивших Наташины тарелочки к самому краю так, что они рисковали упасть.

Сергей бурно выражал восторг.

- Лучший подарок на свадьбу! Мои-то никогда этим не занимались. Вот это теща у меня мировая! Наташка, ну ты чего куксишься?

Наташе оставалось две недели до родов, когда неожиданно на пороге их квартиры возникла Шура. Как всегда, нагруженная гостинцами.

- Мам, ты чего это? Без предупреждения.

- В отпуске я, доченька. Приехала вот проведать, помочь тебе. А чего предупреждать-то?

На следующий день Сергей вернулся с работы и заявил:

- Наташка, меня неожиданно в командировку отправили, так что хорошо, что с тобой мама.

- Как в командировку? Надолго?

- Сразу после выходных вернусь.

- Ну так что со мной может случиться? Рожать-то через две недели.

- Ну мало ли. На всякий случай. Александра Борисовна, вы ведь останетесь?

И, чмокнув жену в кончик носа, Сергей начал собираться. На самом деле ни в какую командировку ему было не надо. Просто за долгие месяцы Наташиной беременности он устал от ее капризов, частого недовольства и смены настроения и потому с легким сердцем уезжал на выходные к другу, жившему за городом у озера, отдохнуть от общества жены и порыбачить.

Утром у Наташи начало тянуть живот. Она не обращала внимания, но к вечеру боль стала очень сильной.

«Рано ведь еще, - думала Наташа, - свекрови позвонить?»

Сказать бы матери, да что ее глупая мать сделает. Только закудахтает, как курица, за которыми она ухаживает на работе. Шура в этот момент ушла помыться в ванну. Наташа набрала номер Сережиных родителей.

- Милочка, так это тебе не мне нужно звонить, а в скорую, - заявила своим высоким голосом свекровь, услышав от Наташи, что она «кажется рожает», - а что, Сережи рядом нет?

- Не-ет, он в командировке.

- Странно, мог бы отказаться в таком случае. Я-то тебе чем могу помочь.

От неожиданного пренебрежения свекрови Наташе стало еще больнее.

Шура выключила воду и услышала слабые вскрики дочери. Выскочила, обмотанная полотенцем, и обнаружила дочь, сидящей на полу и прислонившейся спиной к дивану. Она корчилась от боли.

- Доченька! Неужто началось? Сейчас я в скорую позвоню!

Шура вмиг стала какой-то собранно-деловитой. Позвонила в скорую, четко указав все данные.

- Доченька, сумка-то у тебя собрана?

Наташа помотала головой, растягивая от боли рот, не в силах произнести ни слова. Шура собрала все необходимое в роддом.

- Держись, доченька, держись, ничего оно, ничего,- приговаривала Шура, поглаживая Наташу по спине и плечам до самого приезда скорой.

В роддоме Наташу быстро осмотрели и увезли. Шура услышала брошенное врачами «ягодичное предлежание». Что это такое, Шура знала. Сама так свою Наталочку рожала. Ох и намучилась тогда.

- Женщина, нельзя тут сидеть. Езжайте домой.

- Как же я поеду. Дочь ведь моя.

- Нельзя, нельзя, женщина. Не положено.

Но упрямая Шура осталась на скамеечке в «предбаннике», где слегка прикорнула. Сердобольная медсестра только покачала головой и накрыла Шуру стареньким шерстяным одеялом.

Утром ее растолкали в плечо.

- Родила. Слышите? Родила Ваша дочь. Мальчик. Три пятьсот. Все в порядке. Отдыхает она. Идите домой. Передачки по вечерам можно приносить.

По лицу заспанной Шуры растеклась счастливая улыбка. Она съездила на квартиру к Наташе, умылась, позавтракала, потом пробежалась по магазинам и уже к обеду наматывала круги вокруг роддома. Наконец услышала родной голос:

- Мама!

- Доченька!

Кинулась на голос, к окну, за которым стояла ее Наталочка, бледная и улыбающаяся. Здание роддома было стареньким, окна на первом этаже низкие, так что можно было спокойно заглянуть в палату.

- Ну как, доченька? Все хорошо? Я вот тут тебе принесла…,- Шура перекинула через подоконник пакет.

- Мама, куда так много? Ну ты чего?

- Кушай, доченька, кушай. Тебе сейчас нужно. Ну как, видела?

- Видела! Ма-а-аленький, - Наташа от умиления уронила слезинку, а Шура в ответ – целый водопад.

- Мама, ну ты чего?

- Ничего, доченька, это я от счастья. Доченька, - сказала Шура после паузы,- ты уж меня прости, что я про отца-то твоего… Тут он живет. В городе. Только семья у него. Карточку твою я ему показывала. Училась ты тогда. Пятнадцать тебе было. Только он сказал – а чего я ей скажу.

- Да зачем он нам, мама? Нам и вдвоем хорошо, правда ведь? Ой, мама, - Наташа вдруг засмеялась, - а ты ведь теперь бабушка, представляешь? В сорок лет. Бабушка, - смеялась Наташа.

- А и правда, - улыбаясь, Шура выдала новую порцию слез.

- Мама, ты ведь останешься у нас, пока в отпуске?

- Останусь, доченька, останусь...

© Рассказы Забавной Леди