Сказ о том, как барин Ивана к лешему послал
Едут сани через лес заповедный. Едут сами, без коня. То сани не простые – самоходные. Кулибины столичные их придумали и в жизнь претворили. Ученые мужи эти силу пара обуздали и себе на службу поставили. Пар тот внутрях саней заточен. Давит он на поршеньки всякие, а поршеньки крутят колесики малые. Колесики затем крутят колеса побольше, а от них уже и сами сани в движение приходят.
И везут они значит работничков в лес. И все они хороши, как на подбор. Светловолосые, могучие, у каждого косая сажень в плечах. Улыбки их – чистый перламутр. Приезжают работнички на делянку лес заготавливать. Из саней выходят, да инструмент готовят, приспособы всякие. И чего там только нет – молоты, да молоточки, и топоры большие и маленькие, и клещи всякие. И есть там еще вот что за диво – такие пилы, которым сила мужская вовсе и не требуется. Сами дерево в клочья изгрызут. Все что требуется от работничка, это удерживать пилу за специальную ручку, чтобы направлять ее работу. Мужички поят пилы специальной мазутой черной. Разок ее налил и потом можешь полдня шпарить пилой без передыху. Да только бывает, что поперхнется пила, подпрыгнет, да сплюнет на чистый снег черную маслянистую кляксу.
Приступают мужички к работе. И двух часов не минуло, как проредили густую чащу. Могучие дубы, которых самая стылая стужа не выморозила, самый крепкий ветер к земле не загнул – спилены аккурат под корень и сложены в штабеля.
За работой мужички не приметили, как появился на деляночке старичок в старом войсковом бушлате. Сидит старичок на пенечке, махорочку из кисета в трубку набивает, да на работничков поглядывает.
- Это же для какого делу столько леса надобно губить? – обращается старик к работничкам.
А работнички, только сейчас и заприметив старика, сквозь грохот инструменту ему и отвечают.
- Так это работа наша такая – валить лес большой да маленький, да к барину свозить, да расчет свой следом получать. А для какого дела дерево сойдет, знать нам не надобно.
- Так то оно может и так. Да только сегодня за гривенник деревцо срежешь, а на завтра избу себе не из чего будет поставить.
Но не отвечают старику мужички, заняты работой своей.
- Зимой то денечки покороче, нежели летом. Так не долго и до ночи заработаться, - молвит старик, щурясь на полуденное солнышко.
Работнички в ответ только руками отмахиваются, нет дела им до старика. А старичок посидел минутку-другую, выколотил трубочку, да и пропал, будто бы и не было совсем.
Солнышко между тем катиться к закату, багрянцем отливает, уже и смеркаться начало. Мужички и понять не могут, то ли замаялись они так со своей работой, что и не заметили, как день пролетел. То ли и правда солнышко быстрей за горизонт побежало. Как бы то ни было, пора рабочий день кончать. Глушат работнички свои пилки прожорливые, да бревна на сани слаживают. Пока в обратный путь снарядились, уже и стемнело. Но мужички темноты не пугаются, включают на санях фонари електрические. Эти самые фонарики горят каждый как пятьсот свечей церковных, ночную мглу будто ножами вспарывают.
Раскочегарили машину свою вездеходную, она чихнула, дыхнула, чем то грохнула, вздрогнула, да с места тронулась. Едут мужички на санях, и байки травят, кто где бывал, да кто какую бабу и за какое место щипал. Уже и наговорится успели, да тут только глянули вокруг себя повнимательней. И видят, что также они в своих санях на деляночке сидят, будто бы и с места не тронулись. Усмехнулись, да снова прочь с делянки поехали. И каждый другому улыбается, да только в душу мысли недобрые тянутся. А лес все темнее с каждой минуткой.
Едут они значит теперь уже молча, и каждый в темноту вглядывается, будто бы ждет, когда появиться там за деревьями что то неведомое, да недоброе. И как только мужички не глядели, да только снова очутились на той самой делянке. Вот и пенек от первого деревца, что еще до полудня свалили, вот и клякса, которую чудо-пилка сплюнула, когда березкой поперхнулась. И уже мнится им, что сам лес стал плотнее, ствол, к стволику, словно бы безмолвные деревья сошлись к этому самому месту, заступится за погубленных днем собратьев. Хоть и одеты мужички в курточки фирмовые, да тепленькие, да только у всех озноб по коже и страх внутри.
- Не иначе, дед тот колдуном оказался, да мороку на нас наслал, - говорит т мужичок, что санями правит.
- Давай полного ходу машине нашей, а иначе задавят нас деревья эти, - отвечает ему один из напарников.
И выжал возница из самохода всю силушку, на какую только способна техника продвинутая. Так рванули с места, словно все черти с преисподней их подгоняли. Да может, так оно и было, кто его знает. Несутся они значит сквозь чащу, совсем земли не касаясь, да только в один момент бьет камень под полоз саней. Вся машина как подпрыгнет в воздух, словно и не несет на себе работничков, да добрую тысчу пудов леса. А как приземляется, так уже стало на одного мужичка в санях меньше. И не поймешь, то ли вылетел от удара, то ли сама чаща лесная его прибрала. Еще мгновение, и другого мужичка лапа еловая прочь смахнула. Так и версты возница не проехал, а глядит, что уже один на санях остался, и только еще пуще на рычаги нажимает. Уже мысленно заупокойную по себе отпел, да с жизнью своей распростился, как вдруг расступился лес дремучий - выпустила его чаща из себя.
Не жив, ни мертв, доехал он до усадьбы бариновой, до спальни евоновой дорвался, да ему и поведал всю эту историю удивительную. С барина то от страстей таких сонливость как рукой сняло, принялся думу думать, как работничков вызволить, да имущество свое возвернуть. До самого утра он просидел, совсем измаялся, чуть ум за разум не заходит, а выдумать не может, как дальше ему быть. А как понял, что ума то своего на дело такое не хватает, так вышел из барского дома, и у дворни спрашивает, что это за силы такие непостижимые за работничков его принялись, да как сладить с ними. А те в ответ только руками разводят, да крестным знамением себя осеняют. Тут подбегает к барину мальчонок приблудный, уже и неизвестно, как здесь прижившийся, да и рассказывает про Ивана, которого Дураком кличут. Мол, уж если Иван с делом то таким не сдюжет, то уж более и никто.
Неохота барину с дураками связываться, да только деваться некуда, посылает он за Иваном. А Иван лежит на печи, да жует калачи, в окошко поглядывает, иней на стекле разглядывает. И в такой самый благостный момент, без предупредительного стука и звона, входят в дом к нему работнички, и требуют немедля к барину пожаловать. Да только не привык Иван к тому, что у него так с сходу чевой то требовали.
- Вы голубчики то в двор выйдете, да в звоночек на двери позвоните, три раза в дверь постучите. Затем в сени входите, снег отряхните. Бушлаты скиньте сверху на лавку, сапоги поставьте снизу под лавку. Тут ко мне проходите, да и потолкуем за дело ваше, - наставляет Иван работничков.
Да только мужички те крутого нраву, манерам хорошим не учены. Ведут себя по-свински, доброго совета слушаться не хотят. Видит Иван, что словом здесь не сладить, деваться ,значит, некуда, приходится сползать с теплой печи. Да только пока Иван с лежака спускался, на одного мужичка шайку с водой невзначай спустил, другому пяткой за ухо засадил, а третьему ногу отдавил и затрещину отвесил. Опомнится мужички не успели, как выставил их хозяин из дому, да дверью хлопнул. Мда, осрамились посланники барские, но деватся некуда, начали со двора через дверку Ивану дело свое излагать. Так мол и так, требует хозяин к себе, да события ночные ему излагают.
- А что же барин ваш сам-то не пожаловал, - спрашивает Иван.
- Господам не пристало время свое драгоценное по пустякам тратить. И по холопам ездить, срамится, по статусу не положено, - отвечают ему работнички.
- Пусть тогда холопы сами к нему и едут.
- Мы-то поедем, а тебя повезем, дабы не зазорно было, - неприятно мужичкам принижать себя, да деватся некуда, барин воспретил без дурака возвращаться.
- Крепко вас барин держит, раз уж вы так из шкуры лезете. Да бог с ним. Вы, братцы, в обратку поезжайте, да не горюйте, справится ваше дело.
Вот так и завернул Иван послов хозяйских, отбыли не солоно хлебавши. Обратно возращаются, кручинятся, дескать знают, что барин их без содержания оставит за промах, за такой. Да только к усадьбе подъезжают, глядят во все очи, и поверить себе не могут. Не иначе, та самая печь из дома ивановского поперек двора стоит. Вот и сам Дурак в тулупе овчинном с печи спрыгивает, и в сени проходит. Подвились мужички чуду такому, и в след за Иваном поспешили.
Проходит Иван к барину в кабинеты, каковые сейчас модно офисами прозывать. А барин Ивана привечает, да жестом сесть предлагает.
- Знаешь ли ты, Иван, что это за напасть такая с нами приключилась? – спрашивает барин.
- Это все Фрол Фомич, его проделки. Тут дело ясное, - отвечает ему Иван.
- Кто таков этот Фомич, где искать его, как к ответу призвать за такие преступления?
- Какие такие преступления?
- Ты и правда дурак, что ли? Работничков моих погубил, а если не погубил, то так наморочил, что они в чаще заплутали. Технику попортил, урон делу нанес. Убыток причинил.
- Фрол Фомич не меньше полувеку у нас на должности егеря пробыл. За хозяйством лесным присматривал. С силами теми, что в местах диких, да нехоженных обитают, наладил он взаимодействие. Да так наладил, что всегда и дичь ко столу праздничному у каждого была, и деревце, чтобы баньку свою поставить, находилось. И в ответку требовал уважения к природе. Дубочек завалил – два посади. Охотничкам браконьерничать не дозволял. А как понял, что конец ему близок, ушел в самую чащу густую, в которой только его нога и ступала, да и завернулся там. А природа мать обратно его в лоно свое приняла и на должность лешего поставила. С тех пор он пуще прежнего за порядочком следит. А работнички твои шалят, лес не уважают, вот и обидели старика.
- Ты мне, Иван, голову своими сказочками не морочь. Вот у меня грамота столичная на разработку богатств лесных. И сказано здесь, что имею я право полное здешний лес изымать.
- Рас сказано, так изымай. Я-то с какого боку к этому делу, - отвечает Иван и на работничков кивает. Отправляй работничков в лес, пусть дальше шпарят пилами своими.
А работнички как услышали слова Ивана, аж побелели от страха при мысли ехать в лес колдовской.
- Послушай, Иван, ты мужик местный, кумекаешь че к чему. Справь дело с лешим, а я в долгу не останусь. Пожалую кафтан новый, серебра отсыплю, хочешь на работу приму. В начальники поставлю, - заманивает барин.
- По что мне кафтан этот. Одно его достоинство, что красочный он, аки птица заморская – павлин. А греет не лучше косоворотки. Серебро оно конечно хорошо, да только как обходился без него раньше, так и дальше обойдусь. В начальнички пойти резону не имею, и надо мной с батагом кроме отца ни кто не стоял, и сам такого желания не имею.
- Все-таки не зря тебя дураком кличут, видно, что за дело. Нет в тебе уму понять, к чему стремится надо.
- Значит и делу конец. Пора уж мне и честь знать, упарился в ваших апартаментах, - сказал Иван, шапку на лоб напялил, да подался прочь из офисов барских.
- Постой, Иван, ну сам скажи, чего желаешь, - слова барина остановили Ивана уже на выходе из кабинету.
- Мы то народ дремучий, да простой. Больших наук не ведаем. Все больше ножками своими ходим, нежели на транспорте выгребаем. И ежели какой груз, так своим горбом его и тащим. От такой тенденции щемит диски позвоночные, да сухожилия разные. И славно, ежели, от износу этого сразу в могилу сойдешь, а токмо бывает, скрутит так, что руки-ноги отнимутся, оглоблей на лавку повалишься, и мертвым грузом на родне своей лежишь. Не ложку сам к устам не поднесешь, ни чарку хмельную не опрокинешь, ни срам свой, простите за прямоту, ручкой из-под себя не выгребешь.
- Все это конечно, очень печально. Так может тебя на курорт отправить, на воды. В Ессентуки. Там и ручьи полезные, и грязи целебные. Костоправы тамошние в раз твой столб позвоночный на родное место поставят. А хочешь – так барышню за собой зацепи, дабы от скуки там не маяться. Я дескать так и быть, вторую путевку уплачу. Но если вдруг и некому тебе компанию составить, так из местных горяночку подыщем – будет и для глазу, и для души услада. Ну, Иван, соглашайся, но сначало только дело мое справь, а за уплатой дело не встанет. Я не то, чтобы не доверяю, да просто порядок такой, сам понимаешь.
- Я чем хребтину свою почем зря снашивать, да после на заповедных курортах отмачивать, так лучше саночки бы твои самоходные освоил. Вещь в плане пользы исключительная. Лес, а ли какой другой груз на себе привезет, нас с Василисой в соседнюю слободку свезет. И здоровье сбережет, и силы сэкономит. С такого ракурсу пожалуй и сладился бы наш с вами диалог.
Слышит барин такие слова от Ивана, да от жадности зубами поскрипывает. Жалко ему простому выселковскому парню технику прогрессивную отдать, да только деваться некуда. Сейчас дурня этого не уваж, так вмиг шапку за ухо заломит, да прочь ходу даст, только его и видели. А имущество вызволять надо.
- Да Бог с тобой, Иван, будь по твоему. Хоть и сам кумекаю, что не стоит работа твоя и половины требуемых вложений, да только не жаль мне простого мужика таким чудом подогреть. Но и ты, в очередь свою, припоминай меня, человека широкой души и большого сердца. И как припомнишь – оборотись на святой угол, да молитву во честь мою сотвори.
- Для вас, отец родной, всенепременно. Токмо обождать придется, пока предыдущих своих благодетелей перед богом вымолю.
- Значит, сговорились. Ты тогда выступай без задержки. Двинешься на дело вместе с хлопчиками моими. Они тебя на самоходе доставят, куда укажешь, - говорит барин и кивает работникам. Все выходят во двор.
Тут же работнички снаряжаются, готовят сани, провиант, да топливо, да все прочее, что к делу такому потребно. И каждый, значит, на поясе на своем пистолю несет. А в пистоле той пульки свинцовые схоронены – как дернешь за крючок на рукоятке, так вылетит пулька в цель со ствола, да, ежели верно нацелился, наповал уложит.
- Я, барин, пожалуй, своим ходом доберусь, - говорит Иван, да на печи устраивается.
Смотрит барин на такое диво, но виду не подает своему удивлению, где же это видано, чтобы на печи разъезжать. С одной стороны, может дуркует Иван, сейчас шутки свои дошутит, да слезет, а с другой стороны – как то же печь на барском дворе очутилась.
- Зачем же тебе тогда сани самоходные, ежели у тебя транспорт хлеще моего, - скрывая раздражение, спрашивает он у Ивана.
- Так- то саночки нужны женушке моей Василисе. Да к тому же, вдруг Емеля решит взад хозяйство свое стребовать.
- Емеля, что еще за Емеля? – устало вздыхает барин, а дворня ему только руками махнула, мол, еще один дурак местный, не обращайте внимания.
(конец 1 части)