Автор: Дмитрий Хандога.

Русская армия может быть страшной не только для противника, но, также, и для своего командующего. Особенно, когда тот, в общем-то добрый малый, но в воинском деле смыслит немного: вся его военная карьера, как это для того времени не парадоксально, прошла мимо рукопашных схваток и «маршей в ногу» под картечь. Формально – да, начинал он службу, как и все дворяне времен Петра Великого, с солдат гвардейского полка, но по факту в серьезных битвах ему участвовать не доводилось, хотя он и состоял в русско-турецкую войну 1735-1739гг при армии Миниха, но в качестве штабного офицера. Естественно, это наложило на его образ жизни свой отпечаток. Степан Федорович Апраксин любил обворожительных женщин, любил красиво одеться, при том не из солдатского сукна (дескать, грубая казенная ткань больно натирает тело, да так, что швы впиваются во все известные Анатомии промежности). Ещё наш генерал-фельдмарщал очень любил вкусно покушать и его почти бесформенное тело служило примером того, что соблюдать режим питания очень бы даже не плохо (да вот беда, холодильников тогда не было и запирать после 18:00 на кодовый замок было нечего).

Степан Федорович Апраксин… Просто няш!

Назначение командовать армией, которой выпала честь воевать с солдатами прусского короля, Степана Федоровича несказанно «обрадовала»… Ну так да! Венец (или-таки капец?), можно сказать, карьеры, командовать огромной кучей пехотных и кавалерийских полков, где половина состава существует только на бумаге, а также инженерными частями, рабочий инвентарь которых помнил чуть ли не времена Алексея Михайловича Тишайшего.

Понимая, что дело швах, Апраксин, как только его "допустили до тела" мягкосердечной императрицы, тут же все это и изложил, на что Елизавета Петровна "включила" слабую женщину и задала вопрос Петербургской Конференции «а какого ж …. вы, многоуважаемые господа, говорили, что и армия у меня сильная, и провианта, мол, достаточно?». – и генерал-фельдмаршал, получив от царедворцев за свою откровенность по шее, отбыл обратно.

Однако Степан Федорович нашел чем ответить Петербургу: с него требовали активных действий, но как требовали – Конференция писала письма смысл которых мог пониматься двояко. Таким образом, все прекрасно понимали что из себя представляет наша армия и ответственности за возможное поражение брать на себя никто не хотел. Так прошел весь 1756 год: Апраксину писались «скользкие письма», а он их исполнял ровно так как там написано, НО прежде пытался привести вверенные ему силы в надлежащий вид хотя бы численно.

Итак, в начале лета 1757 года мы перешли границу и ступили на землю королевства Пруссия.

Русская армия времен Семилетней войны. 1 — гусар (если не ошибаюсь, молдавский), 2 — кирасир, 3 — драгун (только кафтан у него почему-то серый, а не васильковый), 4 — конный гренадер, 5 — гренадер артиллерийских команд, 6 — мушкетер армейской пехоты.

Да, надо сказать, что в рядах российских войск на тот момент состояли казачьи части (донцы и небольшая часть запорожцев, всех вместе – около 20 000), а также башкиры (около 1500 человек) и калмыки (около 2000 человек). Связано это было с тем, что в регулярной кавалерии был серьезный некомплект и наше правительство вспомнило, что помимо «титульной нации» Россию населяет ещё немалое число других народов, у которых конная езда и воинское дело воспитываются в людях с младенчества. Притом в поход были отобраны лучшие из лучших в прямом смысле этого слова!

Вид наших иррегулярных частей приводил пруссаков в ужас, но это не относилось к обычным солдатам нашей пехоты и кавалерии. О чём я? А вот о том, что настолько немцы нас презирали, что обыватели смели нападать на отдельных солдат, а у кавалеристов даже забирали лошадей. С чего так? Ну, во-первых, у нашего войска был четкий приказ: обид не чинить. Во-вторых, немец тогда для русского – это учитель, это тот, кто умнее и грамотней тебя самого (плоды реформ Петра Великого, а также засилье иностранцев во времена Анны Иоанновны… ну так, а вы как думали, такое даром и быстро не проходит!).

Ну, и в-третьих, дорогой читатель, Фридрихом Великим восхищалась в те годы вся Европа, и тут мы, у которых последняя крупная войнушка была при царице Анне, да и то с османами! Русско-шведская война 1741-1743?? Я вас умоляю! Не тот масштаб, не тот противник!

Таким образом, наши военнослужащие, по состоянию на 1757 год, не имели опыта серьезной европейской войны и больше половины состава были новобранцами, которые и шагать в ногу-то даже толком не научились. О скорострельности линий я молчу.

Ко всему прочему прибавьте то, что русская армия имела невообразимое количество полковых обозов, что существенно затрудняло передвижение, а также полностью отсутствовала разведка и шли чуть ли не наобум, потому что осматриваться не умели совершенно. Кстати, калмыки, казаки и башкиры вскоре проявили себя как грамотные разведчики, и эта брешь была закрыта.

Так вот, говорю, когда командованию очень сильно надоела «бессмертность» прусского обывателя и было разрешено наказывать гражданских лиц поднимающих руку на наших солдат, то первыми этим правом воспользовались иррегулярщики. Да так, что в ответ на немецкое «Ваня/Джангар/Акрам, хватит, я больше так не буду!» - говорилось что-то вроде: «это тебе на будущее, Йохан, на будущее, что б вообще неповадно было!». В общем, орднунг восторжествовал!

Хорошо нам хоть за Семилетнюю войну «миллиард» изнасилованных немок не приписывают!

Естественно, европейские газеты тут же заверещали о звериной жестокости «славяномонголов». Никто не писал о том, как прусские крестьяне и горожане вплоть до тяжких телесных расправлялись с русскими солдатами, а те им даже никак не отвечали, хотя что стоило даже средне обученному солдату уложить при помощи шпаги и фузеи пару-тройку обывателей… Вы мне не верите? Что ж, прошу вас тогда взглянуть на воспоминания Андрея Тимофеевича Болотова, русского офицера и участника Гросс-Егерсдорфского сражения:

«…всего важнее и достопамятнее, …что не только неприятельские войска, но самые прусские обыватели возмечтали себе, что все мы хуже старых баб и ни к чему не годимся. Почему ополчились уже на нас и самые их мужики и начали стараться причинять нам повсюду вред и беспокойство. <…> [Апраксин], будучи разгорячён и раздосадован всем тем, дал то злосчастное повеление, чтоб впредь, ежели где подобное тому случится и обыватели поднимут на нас руку, не щадить бы и самих жителей и разорять селения таковые. Но таковое несчастное повеление не успело излететь из его уст, как тотчас нашими казаками, калмыками и другими лёгкими войсками употреблено было во зло. Они, будучи рассылаемы всюду и всюду для разведывания о неприятеле, не стали уже щадить ни правых, ни виноватых, но во многих местах от жадности к прибыткам начали производить великое разорение и жителей не только из селений разгонять, но оных мучить, бить, грабить, дома их опустошать и такие делать злодейства, бесчеловечия и беспорядки, какие одним только варварам приличны и кои не только влияли величайшую к нам ненависть и злобу, но и покрыли нас стыдом перед всем светом… Учинённые ими разорения самим нам обратились после в существенный вред и сделали то, что все предпринимаемые в сие лето и толь многочисленные труды приобрели нам только единое бесславие, а пользы не принесли ни малейшей …»

«Дед, который воевал» в XVIII столетии выглядел так. Портрет Андрея Тимофеевича Болотова

Андрей Тимофеевич, конечно, сожалеет о том что случилось, но ему оное положено (дворянин всё-таки!), я же скажу: САМИ НАПРОСИЛИСЬ!

В общем, в такой вот обстановке, скрипя телегами, мы усиленно маневрировали. Поскольку Его Величество король Пруссии не искал себе славы победителя «азиатских орд», то восточную часть своего королевства он оставил на пожилого генерала-фельдмаршала Иоганна фон Левальда, мол пусть старик порадуется на склоне лет тем, что русских разбил, а у меня дела, дела, и ещё раз дела! Король как-никак! А что б радости у старого вояки совсем не было предела – вот ему армия в чуть меньше 30 000 солдат… Ой, я вас умоляю, и что с того что русских 100 000? Они воевать-то умеют? Да и разделиться они решили: часть пошла с Фермором на Мемель, а другая часть, с Апраксиным – на Гумбинен. Справится!

фон Левальд смотрит на тебя как на Апраксина

Короче, фон Левальд не сильно обрадовался такому ходу событий, но человек военный, а, значит, приказ превыше всего (прибавьте к этому прусскую военную школу). Однако, и Апраксина совсем не грело то, что против него не сам король, а только один из его фельдмаршалов. Немцы и русские усиленно маневрировали, при том с одной стороны будто желая встретиться, а с другой – не слишком к тому стремясь. Прусский военачальник рассчитывал на внезапный удар, который мог бы свести на нет численное превосходство русских, ну а Степан Федорович, видимо, просто хотел что бы от него отстали, мол ходили мы, ходили, никого не нашли… А не пора ли нам, господа, на зимние квартиры?

Прусская пехота. Слева солдат, а справа унтер-офицер

Однако, после переправы через реку Прегель, как раз у Гросс-Егерсдорфа, и попадания в болотисто-ручейную местность, наша армия 19 (30) августа 1757 года с удивлением обнаружила пруссаков… Почему с удивлением? А потому что Апраксин, оставаясь верным себе, не производил никакой разведки местности отправляя 55 000 человек через речку наобум! Да ещё и 2 дня бездействовал. Единственное играло в нашу пользу что рядом был дремучий лес, а, значит, пехоту фон Левальд, имевший под своим началом 28 000 штыков и сабель, применять будет ограниченно ибо лес – первый друг дезертира!

Вместе с тем, радости у нас очень мало: ряды смешались, куча телег создала пробку, да тут ещё немцы не теряются и открывают по нашим «сбродным» частям огонь. В первые часы сражения наш генерал Василий Абрамович Лопухин, части которого подверглись наиболее серьезному удару, получает тяжелое ранение, успевает попасть к пруссакам в плен и быть тут же отбитым своими. Истории известны его последние слова, которые он сказал, умирая на руках у своих солдат: «Теперь я могу умереть спокойно. Я выполнил свой долг перед государыней». Наша надежда на лес не оправдалась – Левальд, видимо используя для «сохранения» своей пехоты кавалерию, смог его преодолеть. Ко всему прочему, утренний густой туман застилает поле Гросс-Егерсдорфа и противники, порою, ориентируются друг на друга только интуитивно и по звуку барабанов и флейт.

На наши ряды устремилась прусская кавалерия, а ей в противодействие тут же были направлены казаки, башкиры и калмыки, которые были вооружены значительно слабее кавалеристов противника, не имели такой организации, и все же рубились столько, сколько могли, но были вынуждены отступить. Увы, не знали бравые немецкие конники, что всё это «конкретное заманилово», и понеслись во след нашими иррегулярным частям. Те же, в свою очередь, вывели их ровно под огонь русских пушек.

Пруссаки продолжают наступать стремясь добить наши уже измотанные части, которые не получают подкрепления, но мы держимся, хоть и с трудом, используя все имеющиеся ресурсы, отбивая атаки прусской пехоты и кавалерии, «раскаляя» свои пушки добела. Наша кавалерия, порой уже в смешанном виде (драгуны вместе с казаками и башкирами), систематически контратакует, сдерживая агрессивный порыв неприятеля. Долго так продолжаться, конечно же, не может, и тут возникает вопрос: или стоять насмерть или организованно отступить.

Нет, это не дуэль клонов Боярского, как сказал один читатель. Слева — русские (в зеленых кафтанах), а справа — пруссаки (в синих).

«Я вам покажу отступить!» - наверное крикнул генерал Петр Александрович Румянцев, и пробравшись с одной только пехотой через лес (а наша армия могла себе такое позволить – ходить через лес и не бояться, что войско разбежится), ударил свежими силами по противнику. Враг был ошеломлен и дрогнул. Более того, возможно, что пруссаки решили что столкнулись с крупными силами русских пришедших на подмогу, а, потому, «пора удирать», при том драпать попав под огонь собственной артиллерии. Такие дела!

Кстати, ещё больше они были бы ошеломлены, если бы узнали, что Румянцев действует на свой страх и риск, никого о том не ставя в известность!

Потери в сражении у нас были примерно равными: 5 000 у Левальда, и 5500 у Апраксина (в других источниках – 4500 и 5000).

В общем, победив в сражении и положив там несколько тысяч солдат, Степан Федорович Апраксин, вместо того чтобы следовать дальше, решает вот так вот просто бросить все и отступить (при том оставив ещё и раненных на милость врага). Как он потом на следствии скажет, у него не было возможности для дальнейших действий из-за нехватки провианта, а также отсутствия достаточной суммы для его закупки. Что это было: некомпетентность, трусость, боязнь будущего императора уже один Господь ведает.

Кстати, Гросс-Егернсдорф вскрыл ещё одну проблему в русской армии: отсутствие организованной медицинской помощи в полевых условиях, когда раненных было негде разместить, а также отсутствие достаточного количества квалифицированных кадров от военной медицины. Всё это приводило к тому, что раненный рисковал если не умереть, то стать инвалидом.

Что ещё сказать…

Государыней-императрицей Елизаветой Петровной был высоко оценен вклад калмыков и башкир в наше общее дело (т.е. в защиту внешнеполитических интересов государства) и их храбрость на поле боя: им, наравне с солдатами регулярной армии, было велено выплатить денежные средства в размере трехмесячного жалования. Однако, получили они это только через 10 лет, ибо царские казнокрады и бюрократы никогда не стеснялись обворовывать честных слуг нашего Отечества.

С уважением ко всем прочитавшим,

Хандога Дмитрий

Источник: https://vk.com/wall-162479647_31070

Автор: Дмитрий Хандога. Альбом автора: https://vk.com/album-162479647_257533688

Личный хештег автора в ВК - #Хандога@catx2, а это наш Архив постов. Январь 2020

Просто диву даёшься, какая замысловатая цепочка причин и следствий нередко ведёт к судьбоносным событиям. Казалось бы, какое отношение может иметь Государственный Эрмитаж в Санкт-Петербурге к капитуляции Берлина в разгар Семилетней войны? А связь между всемирно известным художественным музеем и рейдом русско-австрийских войск на столицу Пруссии в 1760 году всё же есть, пусть и не самая очевидная.

Начнём, пожалуй, с того, что государь император Пётр Алексеевич за время своих подростковых гульбариев в Немецкой слободе нажил стойкий положительный рефлекс ко всему немецкому. Пользуясь служебным положением, Пётр, со свойственным ему прилежанием, всё своё царствование прививал этот рефлекс нашему отечеству, не пренебрегая никакими средствами. Как следствие этих трудов, на Матушке Руси немцев вскоре стало с некоторым избытком — настолько, что в XVIII столетии они регулярно оказывались даже на престоле, не говоря уж о непосредственной к оному близости.

Так что ничего удивительного не было в том, что в 1760 году капитуляцию Берлина принимал командовавший авангардом русской армии генерал Готтлоб Курт Генрих Тотлебен.

Это, бесспорно, был типичный продукт XVIII века — трикстер, не ведающий ни добра, ни зла, пекущийся только о своих интересах, авантюрист и космополит. Родился Тотлебен в Тюрингии, выслужил при саксонском дворе титул графа, проворовался и сбежал, получив в спину несколько запоздалый приговор к пожизненному изгнанию. В соседней Баварии у него не заладилось, поэтому в итоге он купил чин полковника голландской армии — практика торговли патентами на воинские звания была в ту эпоху широко распространена. Впрочем, всю Войну за французское наследство Тотлебен просидел в глубоком тылу, всячески развлекаясь. Одним из таких «развлечений» 36-летнего офицера стало соблазнение 15-летней дочери местного миллионщика, закончившееся бегством влюблённой четы в Пруссию. Там парочка немедленно обвенчалась, но юная супруга и богатая наследница очень быстро разочаровалась в своём соблазнителе и подала на развод. Прусский двор принял её сторону, а сам Тотлебен в очередной раз был выдворен за пределы государства.

Так в 1757 году наш бедный Готтлоб оказался в России, гостеприимно распахивающей двери для всякого проходимца, которому по воле слепого случая повезло родиться немцем.

Оказался он в России как нельзя вовремя. Империя совсем недавно ввязалась в Семилетнюю войну (ту самую, которую Уинстон Черчилль впоследствии назовёт «первой Первой мировой»), и ей срочно требовались военачальники с передовым европейским опытом. Неудивительно, что в России Тотлебена моментально произвели в генералы, дали армию и послали воевать против всё той же Пруссии — благо обиду на тамошние власти Готтлоб затаил нешуточную. Тут нашему орлу всё же пришлось проявить себя отнюдь не на привычных альковных фронтах. Кстати, по легенде именно Тотлебен ляпнул служившему под его началом казаку, что тот поразительно похож на наследника российского престола, герцога Гольштейн-Готторпского Карла Петера Ульриха — и Емельян Пугачёв запомнил эти слова.

В 1760 году корпус Тотлебена, шедший в авангарде армии Захария Чернышёва, взял Берлин. Не то чтобы это было таким уж большим достижением: беззащитный, никогда не имевший ни крепостных стен, ни других фортификаций город кто только не брал за всю его кучерявую историю, — но моральный эффект был вполне реальный. Нельзя удержаться от одного ещё примечания: Берлин капитулировал перед русской армией 3 октября — и очень трудно поверить в случайность того, что именно этот день 230 лет спустя был избран датой объединения Германии.

В октябре 1760 года, за столом переговоров о капитуляции Берлина прусскую сторону представлял крупный промышленник Иоганн Эрнст Гоцковский. По итогам переговоров Тотлебен милостиво согласился снизить контрибуцию с жителей города с четырёх миллионов рейхсталеров до полутора. Очевидно, не последнюю роль в такой милости победителя сыграл сделанный Гоцковским скромный презент в размере 200 000 рейхсталеров якобы для поощрения армии, которым Тотлебен немедленно поощрил себя любимого как оной армии командира. Если называть вещи своими именами, Гоцковский из своего собственного кармана дал Тотлебену взятку — и тот взял. Дело, в общем, житейское.

Гоцковский, к слову сказать, как и полагается доброму лютеранину, всю жизнь честно тянул свою лямку, по возможности ни в какие плутни не встревая. Рано осиротел, много работал, разбогател, основал целый ряд предприятий самого разного профиля — от фарфоровой мануфактуры до шёлкопрядильни. Особенной любовью Гоцковского была живопись, в которой тот очень и очень неплохо разбирался, со временем став одним из крупнейших в Европе арт-дилеров и личным поставщиком прусского короля Фридриха. Заодно промышленник собрал и весьма недурственную собственную коллекцию.

Когда три года спустя русский оккупационный корпус покидал Пруссию, Гоцковский заключил выгодный, казалось бы, контракт по снабжению армии продовольствием. Но предпринимательская удача изменила ему: в результате начавшегося после Семилетней войны экономического кризиса Гоцковский оказался на грани разорения. Его долг перед российской стороной составил… ну да, те самые 200 000 рейхсталеров, которыми он буквально вчера купил снисхождение Тотлебена. Тогда-то, спасаясь от разорения, он и предложил русскому послу в Берлине князю Владимиру Долгорукову приобрести своё живописное собрание.

Так в 1764 году в Петербург прибыли 37 ящиков, в которых находилось больше трёхсот работ Рафаэля, Рембрандта, Рубенса, Снейдерса, Рени и множества других старых мастеров Италии и Голландии, положивших начало собранию, которое сегодня носит название Государственный Эрмитаж.

Любопытно, что было бы, откажись тогда Тотлебен от взятки?

источник

Победу решает военное искусство

и храбрость полководцев и неустрашимость солдат.

Грудь их — защита и крепость Отечеству.

Петр I Великий

Древний мир, Эллада, Древний Рим-1, Древний Рим-2, Византия, Раннее Средневековье,

Классическое Средневековье, Позднее Средневековье, Древняя Русь, Чингизхан, Рейтары,

Тридцатилетняя война, XVI-XVII вв,

Северная война

Организация постоянной регулярной армии в России принадлежит всецело Петру Великому и составляет одну из его наиболее крупных заслуг. До того, как начала действовать рекрутская система, когда в солдаты набирались люди из разных социальных слоев, в подавляющем большинстве — крестьяне (от 20—30 дворов — 1 человек) в 1699 г. был издан указ о наборе в полки «всяких вольных людей» и чуть позже — «даточных». Они-то и стали основным материалом для комплектования армии.

Но первый русский регулярный драгунский полк к этому времени уже существовал. Он был образован 1 сентября 1698 г. из дворянских и шляхетских недорослей, московских чинов и царедворцев. Командиром полка был Автоном Михайлович Головин. Поскольку драгуны изначально дислоцировались в селе Преображенском, такое же название получил их полк. Состоял он вначале из 4-х рот, а к 1700 г. делился уже на 12.

Первые регулярные всадники вооружены были самым разнообразным оружием. От казны им было выдано 1000 сабель и некоторое количество фузей, но в остальном всё покупалось на собственные деньги солдат. Конская амуниция тоже не была однородной. Например, сёдла использовались ногайские, русские, гусарские и т. д.

В 1700 г., кроме Преображенского, были сформированы ещё два полка, а к концу года в русской армии их насчитывалось 12.

Вооружение в них также отличалось большой пестротой. Фузеями удалось снабдить большинство драгун, пистолетами они обеспечивались в разной степени: некоторые полки — полным комплектом, другие — частично, а иные не получили вовсе. Из холодного оружия имелись сабли, тесаки, шпаги, палаши, багинеты, причём не было ни одного полка, в котором вооружение было бы однотипным.

Драгуны Петра, спешившись, могли вести бой против противника, состоявшего из всех родов войск. Так было под Калишем, где Меншиков, имея только драгун, разбил польско-шведскую армию, состоявшую из всех родов войск; так было и у Лесной.

Драгуны были и в западноевропейских армиях, но они составляли незначительную часть конницы и могли выполнять ограниченные задачи.

Петр и в отношении конницы сумел из всех существующих ее видов выбрать наиболее передовой, способный выполнять многочисленные задачи и соответствующий условиям театра военных действий.

Состав русской конницы, совершавшей рейды в 1701— 1702 годах, характерно описан И. А. Желбужским:

«Нынешнего 1702 г. июня в… день, по указу Великого Государя царя и Великого князя Петра Алексеевича… генерал и фельдмаршал и военный кавалер свидетельственный мальтийский Борис Петрович Шереметьев с полки конными и пехотными, из города Пскова в поход пошёл в Шведскую землю, а с ним пошло конных драгунских 9 полков, да Москвичей, и гусар, и копейщиков, и рейтар, было 3 полка, казаков и калмыков и Юкиных татар было 3 000».

Как видно, наряду с регулярными частями ещё продолжали существовать «поместные» и «полки нового строя», позднее переформированные в драгунские.

Большинство офицеров для обучения солдат приглашали из-за границы. Был также переведён на русский язык ряд западноевропейских уставов, по которым предполагалось учить драгун. В одном из них практически всё внимание уделялось стрелковому боя с коня.

Там предписывалось солдатам, выстроившись фронтом в 3 шеренги, ружья брать наизготовку. Причём, для нормального ведения стрельбы всадники первой шеренги должны были по команде наклониться «в пояс», а третья заезжала «в стремя»; то есть, каждый кавалерист находился между двумя драгунами второй шеренги, в шахматном порядке:

«1. Заряжай ружьё все вдруг

2. Мушкет на караул

3. Сомкни шеренги и ряды

1. Первая шеренга наклонись в пояс

2. Вторая приступи в близость

3. Третья приступи и стань в стремя

1. Задняя шеренга пали

2. Вторая шеренга пали

3. Первая шеренга пали».

Конников учили сдваивать ряды и, образовав колонну из шести шеренг, вести стрельбу методом караколирования. После выстрела передняя шеренга уходила вправо и влево за заднюю и там выстраивалась.

Существовали понятия стрельбы «наступным боем» и «отступным». В первом случае, видимо, всадники размыкались на интервалы, примерно в 2-х метрах в шеренгах и рядах.

Первая шеренга давала залп и оставалась на месте перезаряжать ружья или карабины; вторая сквозь интервалы выезжала вперёд и становилась перед первой. Затем снова следовал залп. Потом наступала очередь третьей шеренги, которая выезжала в первую линию.

При «отступном» бое размыкаться уже не было нужды, поэтому все действия выполнялись методом караколирования, только шеренги, следующие за первой, не продвигались вперёд, а оставались на месте.

По «штатам» 1711 г., каждый драгунский полк русской армии состоял, в среднем, из 1000 всадников.

Он делился на 5 эскадронов по 2 роты в каждом. Необходимость разделить полк на 5 эскадронов, а не на 2, как в шведской армии, была вызвана тем, что из-за слабой подготовки драгун их строили не по ротам, а эскадронами, которые и являлись минимальными тактическими единицами. По-видимому, и глубина строя в отдельных случаях могла быть более 3-х шеренг. Причины, вынудившие командование выбрать такой боевой порядок, уже обсуждались нами ранее. Полки, прошедшие более сносную подготовку, могли уже строиться поротно.

Драгунскому полку придавалась одна конногренадерская рота.

Это были отборные конники на лучших полковых лошадях. Строились они обычно на одном или обоих флангах. Кроме обычного драгунского вооружения, конногренадеры имели 2—3 гранаты, и на роту получали несколько мортириц, стрелявших железным ломом и картечью, или гранатами. В последнем случае стрельба производилась в пешем строю при штурме укреплений. Метать гранаты конногренадеры обучались пешими и с коня; это подтверждают некоторые французские гравюры эпохи Людовика XVI. Обращение с гранатами требовало осторожности и отработанных навыков, поэтому гренадер обучали очень серьёзно.

К 1708 г. главный штаб, возглавляемый Петром, успел пересмотреть устаревшую тактику, согласно которой основная роль отводилась стрельбе. Теперь русские, научившись воевать у шведов, чаще атаковали клинковым оружием в плотном строю. Пётр во время сражения рекомендовал командирам обращать внимание на следующие детали:

«Не надобно, чтоб наша кавалерия гораздо далеко за неприятелем гналась; но потребно, чтоб оная, разбив его, паки в швадроны собралась и в добром порядке маршировала и ожидала указа от своих командиров. Она может только отрядить некоторые малые деташаменты для проследования неприятеля, а всей прочей надлежит тотчас построиться, и сие дело есть такой важности, что не можно оного довольно явственно изобразить, ни довольно рекомендовать.

Ежели кавалерия от неприятеля прогнана будет, то надобно, чтоб она уступала к инфантерии, чтоб там паки собрався устроиться в ордер-де-баталии.

Ежели такой швадрон имеет указ неприятеля атаковать, то не надобно другим швадронам оному следовать без имянного указа (повеления главнокомандующего).

Хотя одна линия имеет указ идти на неприятеля, не надобно, чтоб другая ей последовала без указу; ибо оттого часто место отменяется и теряется, и должно гораздо смотреть генералам, которые командуют линиями, и давать потребные указы, чтоб то предостережено было. Усмотрел я, что когда неприятеля атаковали и в разных местах прогнали, случалось, что ордер-де баталии помешался, и кавалерия, не уступая с места баталии, в одно место собралась и с неприятелем, хотя довольного места и не имела, билась; однакоже гораздо не таким действом, как когда я ей больше места занять и больше фронта взять велел, чтоб линиями, а не колоннами, как прежде чинено было, атаковать можно, чтоб в конфузию не пришли.

Также накрепко надобно смотреть, чтоб друг другу секундовать, и когда неприятель пойдёт на одно крыла, то другому крылу неприятеля с тылу во фланг атаковать.

Когда неприятельская кавалерия свою инфантерию оставит, не надлежит по прогнании оной мешкать, но тотчас искать неприятельскую инфантерию с тылу или со флангов атаковать. Или ежели со своею случиться (соединиться) может, то надобно со всею возможною силою оную атаковать; например, в последней баталии мы с шестью швадронами наступали на четыре и принуждены были мимо инфантерии идти, которая имела у себя пушки. — Как мы оную прошли, то хотел я из сих двух швадронов назад вернуть, дабы сию инфантерию с тыла атаковать и пушки у ней отнять; но сие невозможно было к действу привесть, понеже сии швадроны с прочими с излишней горячностью за неприятелем гнались»

Назревающая война с Турцией заставила Петра создать ещё и гусарские части. Собственно, первый гусарский полк был образован ещё в 1707 г. Основой для его формирования послужили венгерские, сербские, валлашские, молдавские конники, в своё время служившие в австрийской армии, а затем участвовавшие в освободительной войне против Габсбургов под знамёнами Ференца Ракоци (1703— 1711 гг.). Командовал легкоконным отрядом из 300 человек некто Апостол-Кизен (или Кизич). Отряд назывался «Воложская Хоронива».

К началу Прутского похода (1711 г.) в русской армии насчитывалось 6 валлашских (или воложских) полков и 2 хоругвии (хоронивы).

После похода, окончившегося неудачей, гусары были расформированы, но Пётр I, сам видевший пользу от легковооружённых отрядов, стремясь организовать их на постоянной службе, в 1723 г. дал грамоту сербскому майору Альбанезу на формирование одного гусарского полка.

Семилетняя война

Первые изменения в организации драгун времени Петра I последовали в начале царствования императрицы Анны, в период общих преобразований по военному ведомству, по проекту Миниха.

Миних, проектируя переформирование целой трети наших драгунских полков в кирасирские, руководствовался только стремлением ввести то, что ему было известно у иностранцев, без малейшего внимания к прошлому.

Последнее, несомненно, подтверждается следующей выдержкой из Полного Собрания Законов. "Понеже в российском войске иной кавалерии кроме драгунских полков, а именно: рейтаров и кирасир, не бывало, и при других при всех европейских войсках имеют больше рейтаров, нежели драгун, а некоторые, особливо при римском цесарском войске, имеют кирасирские полки, которые против турецкого войска действовали лучше драгун, и легкие драгунские полки против рейтаров и кирасир не могут с авантажем действовать", то на основании этих соображений предписывалось: "учинить десять кирасирских полков на немецких лошадях», вместо 10-ти же драгунских".

Только когда вспыхнула уже Семилетняя война, Киевский, Новотроицкий и Казанский драгунские полки обращены в кирасирские, а Каргопольский, Нарвский, Рижский, С.-Петербургский, Рязанский и Астраханский – в конно-гренадерские. Но при всем том у нас оставались еще 20 драгунских полков.

Таким образом, до конца царствования Елизаветы преобладающее значение имели драгуны. Мало того, вооружение конно-гренадер ни чем почти не отличалось от драгунского. Даже кирасиры, все без исключения, имели карабины и, хотя в «наиважнейших случаях», могли все спешиваться в полном составе. Этим последним кирасиры и конно-грнадеры резко отличались от тех же видов конницы главных иностранных армий, не исключая и прусской.

Перед последним крупным сражением Семилетней войны — при Кунецдорфе (1759 г.), в котором участвовала русская армия, в её коннице насчитывалось 5 кирасирских, 5 конногренадерских, 2 драгунских, 3 гусарских полка и несколько отдельных эскадронов от 2-х гусарских полков. А также донские и украинские казаки.

В процессе боевых действий выучка регулярной конницы всё время повышалась, а её недостатки компенсировались тем, что регулярным частям придавались отряды природной кавалерии. Против таких команд прусские всадники однозначно пасовали. Например:

«Вчерашнего числа семисотная прусских гусар команда, прибыв к местечку Рагниту, кое отсюда расстояние в милю на левом крыле нашего лагеря лежит, и совокупясь с обывателями, в сражение с нашими калмыками и донскими казаками вступило, но нашим лёгким войскам, кои кавалериею, под командою генерал-майора Шилинга для прикрытия фуражиров послана, подкреплены будучи, гусар разбили и из города выгнали, при котором случае в полон взято 1 подпрапорщик Малаховского и 3 человека гусар Чёрного полков…»

Тактика была довольно проста; пока регулярные части русской конницы встречали атаку сомкнутых линий пруссаков в строю, противника врассыпную обходили с флангов казаки или иная иррегулярная кавалерия. Неготовые к таким действиям прусские кавалеристы были вынуждены рассеиваться и расстраивать свои ряды, а в одиночном бою они уступали природным всадникам, которых, в свою очередь, поддерживали плотные колонны регулярной конницы.

Для того, чтобы эффективно противодействовать такой тактике, пруссакам нужно было обладать собственной природной кавалерией. Но таковой в Пруссии не было, а ландмилицкие, ополченческие эскадроны для этой роли не годились.

Именно в Семилетнюю войну в русской коннице впервые в Европе стала применяться тактика атакующих колонн, не использовавшаяся со времён средневековья. Распространённая в то время линейная тактика не предусматривала таких действий. Колоннами строились только на марше, а в бою фронт должен был быть непременно развёрнутым, тем самым добивались максимальной мощи огня, а шансы охватить фланги противника возрастали пропорционально длине фронта. П. А. Румянцев первым осознал эффективность атак, производимых колоннами.

источники: В. В. Тараторин КОННИЦА НА ВОЙНЕ, Д.Ф. Масловский Строевая и полевая служба русских войск времен императора Петра Великого и императрицы Елизаветы, Джордж Тэйлор Денисон История конницы

часть 1: http://pikabu.ru/story/samaya_pervaya_mirovaya_voyna_chast_1...

Начавшись в 1756 и закончившись в 1763 году, Семилетняя война вовлекла в себя Великобританию, Францию, Испанию, Португалию, Австрию, Пруссию, Россию, Швецию и множество мелких германских государств. Боевые действия проходили на всех материках кроме Австралии и Антарктиды, в боях сходились десятки тысяч солдат.

МИНДЕН

Атака британского 37-го пехотного полка в битве при Миндене

На европейском театре Семилетней войны французам определённо не везло. Хорошо начав и почти добившись выхода Англии из войны на континенте, гордые галлы более успехов не имели. Назначенный командующим союзной армией принц Фердинанд Брауншвейгский – фигура, в массовом сознании незаслуженно забытая – бил французские войска с завидным постоянством. Ещё до Цорндорфа он учинил французской армии графа Клермона жуткий разгром при Крефельде и был готов бить врага и далее. Но численное превосходство оставалось на стороне французов, и французские полководцы вновь и вновь гнали своих солдат вперёд. Очередная битва состоялась при Миндене 1 августа 1759 года.

Основу войск Фердинанда составляли войска Ганновера и Гессена, в одном ряду с которыми стояли 9000 англичан. Таким образом, против 50–60 000 французов принц Брауншвейгский сумел развернуть 30–40 000 немцев и англичан. Французы построили свои войска необычно – кавалерия расположилась не на флангах, а в центре, чтобы при случае прийти на помощь флангам.

Битва обернулась славой английской пехоты и невиданным в истории Нового времени чудом: шесть полков английских пехотинцев сомкнутым строем неизвестно по чьему приказу пошли в атаку на французскую кавалерию. По всем законам тактики, конница должна была вмиг растоптать храбрецов, но те шквальным огнём отбивали атаки и шли дальше, истребляя эскадрон за эскадроном. В итоге французская конница перестала существовать как боевая единица, а позже войска Фердинанда Брауншвейгского разбили и французскую пехоту. От полного разгрома французов спасла необъяснимая медлительность английского командующего Джорджа Саквилла, так и не двинувшего кавалерию на преследование бегущих. Сражение при Миндене в очередной раз похоронило намерения французов достичь успеха в войне на континенте и стало днём славы британской пехоты – с тех пор 1-го августа в Великобритании отмечается Minden’s Day.

КУНЕРСДОРФ

Битва при Кунерсдорфе

Кампанию 1759 года русская армия начала с новым командующим – генералом Петром Семёновичем Салтыковым, ранее ничем не прославившимся. Вопреки ожиданиям, Салтыков проявил себя как решительный и энергичный полководец, предприняв смелый марш к Одеру, который пруссаки вынуждены были отражать, послав против русских корпус генерала Веделя. Под Пальцигом Ведель проявил неоправданную горячность, набросившись на превосходящую и занимающую оборонительные позиции армию Салтыкова. Потерпев неудачу в первой атаке, Ведель рассвирепел и продолжал наступать в лоб – под артиллерийский и ружейный огонь. В результате прусский корпус был полностью разбит, понёс огромные потери, и на Салтыкова пришлось идти уже самому Фридриху. Одержав победу, Салтыков соединился с австрийским корпусом Лаудона.

12 августа началось сражение при Кунерсдорфе. К битве Салтыков подготовился основательно: позиции русской армии были усилены полевыми укреплениями по всему фронту. Тем не менее, Фридрих с самого начала имел решительный успех. Разбив русский левый фланг на высоте Мюльберг и захватив стоявшие там орудия, он приготовился ударить своей пехотой во фланг русским, стоявшим на высоте Шпицберг. Однако рельеф местности не позволял провести атаку на широком фронте: пруссаки сгрудились на небольшом пятачке и потеряли преимущество манёвра. В это же время перегруппировавшаяся русская артиллерия открыла по ним шквальный огонь. Пруссаки раз за разом атаковали позиции на Шпицберге, и раз за разом откатывались. Русские бились отчаянно, не отступали, и неистовые атаки прусской пехоты терпели неудачу.

Пытаясь переломить ход боя, Фридрих приказал кавалерии таранным ударом проломить фронт русской армии, пока пехота атакует позиции Салтыкова с фланга. В какой-то момент коннице удалось даже прорваться на вершину Шпицберга, но удержаться там она не смогла – кавалеристы были чудовищно измотаны. В итоге всё решила русская и австрийская кавалерия, ударившая усталым пруссакам в тыл и фланг. В совершенном механизме прусской армии будто что-то надломилось – началось повальное бегство. Потери пруссаков составили почти 20 000 человек убитыми, ранеными и пленными. Только нечеловеческая энергия Фридриха и пассивность русских и австрийцев при преследовании позволили ему воссоздать армию и продолжить сопротивление. Кунерсдорф стал самым страшным поражением прусской армии в Семилетней войне – на следующий день после этой битвы у Фридриха оставалась лишь неорганизованная толпа.

КАНАДА

Смерть английского генерала Вулфа

Для Франции Канада была важной колонией, но защищать её без помощи извне было почти невозможно: малочисленное население (70–80 000 на всю страну), крошечные вооружённые силы и коррумпированная администрация не давали повода для оптимизма. Английские колонии с 1,5 млн населения и постоянной поддержкой со стороны метрополии находились в несравнимо лучшем положении.

Прибытие в 1756 году нового командующего маркиза Луи де Монкальма дало французским колонистам новый импульс. Несмотря на численное превосходство англичан, французы наголову разгромили их при Карильоне, убив и ранив свыше 4000 человек. Однако численный перевес англичан был очень велик, и уже летом 1758 года они взяли Луисбург, форт Дюкен и заняли долину реки Огайо.

13 сентября 1759 года талантливый британский полководец генерал Джеймс Вулф и маркиз Монкальм сошлись в крупной битве в долине Авраама близ Квебека – Монкальм вынужден был дать сражение. Армия французов потерпела поражение, маркиз был убит, но погиб и сам Вулф. 18 сентября Квебек капитулировал, а попытки вернуть его в 1760 году оказались бесплодными. 8 сентября англичанам сдался Монреаль, и история Французской Канады завершилась.

ЛАГУШ И КИБЕРОН

Битва в Киберонском заливе

Англо-французская борьба на море началась ещё до того, как прусские войска вошли в Саксонию, но с началом войны боевые действия резко активизировались. В 1756 году герцог Луи де Ришельё захватил Менорку, а пытавшаяся противостоять ему британская эскадра адмирала Джона Бинга потерпела поражение от кораблей французского флотоводца ла Галиссоньера. Англичане сделали нужные выводы из этого поражения, и череда французских удач на море закончилась, едва начавшись. Британский флот блокировал французские эскадры в портах, осуществлял рейды на побережье самой Франции, нацеливался на «сахарные острова» – Гваделупу и Мартинику, дававшие Франции 2/3 национального дохода. Мартинике удавалось отбиться, а Гваделупа пала 1 мая. В начале года англичанами были заняты Сенегал и Гамбия – африканские оплоты Французской империи. В ответ французы планировали высадиться на самих Британских островах и задать англичанам перцу. Мешало этому не только противодействие Королевского флота, но и то, что французский морской министр Берьер ничего не смыслил во флотских делах. Отправка в Вест-Индию эскадры Бомпара в тщетной попытке защитить «сахарные острова» лишила французский флот восьми линкоров, и теперь он существенно уступал английскому. Чем прикрывать десант в Англию, было решительно непонятно.

В попытке хоть как-то увеличить свой флот Берьер вызвал из Тулона в Брест эскадру адмирала Ла Клю. 16 августа британский флотоводец Эдвард Боскауэн обнаружил французов вблизи португальского побережья – и Ла Клю, понимая невозможность сопротивления, увёл флот в португальские территориальные воды. Боскауэн без раздумий последовал за французами, и Тулонская эскадра перестала существовать – часть кораблей была захвачена, часть французы сожгли сами.

Финальная точка в морском противостоянии была поставлена в бухте Киберон в Бискайском заливе. Британский адмирал Эдвард Хок наголову разбил французского маршала Юбер де Конфлана – как организованная боевая единица флот Франции перестал существовать. Интересно, что после этой битвы английским морякам существенно ухудшили продовольственное снабжение, и они сложили злую песенку, обращённую к Адмиралтейству:

«Прежде, когда Хок стерег мосье Конфлана,

вы присылали нам говядину и пиво,

теперь же, когда Хок поколотил мусье,

нам нечего есть, потому что вам некого бояться».

После битвы при Кибероне Англии и вправду не стоило бояться угрозы своему морскому владычеству.

БЕРЛИН

Взятие Берлина русскими и австрийскими войсками

Под занавес кампании 1760 года, после боёв под Дрезденом и Лигницей, основные силы Фридриха находились в Саксонии. Ввиду этого австрийцы и русские предприняли рейд на Берлин. Русский командующий Салтыков писал:

«От города требовать знатную контрибуцию… Тамошние арсеналы, пушечный литейный завод, все магазины, оружейные и суконные фабрики вконец разорить и паче потребным для армии воспользоваться».

3 октября русский авангард под командованием Готтлоба Тотлебена добрался до Берлина и попытался взять его с ходу. Берлинский гарнизон атаки не ожидал, но к обороне приготовился – возглавили её престарелый фельдмаршал Иоганн фон Левальд и находившийся на излечении в столице кавалерист Фридрих Зейдлиц. Первый штурм Берлина 3–4 октября 1760 года Тотлебен провалил, бомбардировка города также оказалась неудачной. Тогда Тотлебен отошёл к местечку Кепеник, чтобы дождаться основных сил. Подкрепление подошло и к защитникам города – берлинский гарнизон пополнили солдаты принца Вюртембергского. 5 октября к Берлину подошли основные силы русских под командой генерала Захара Чернышёва, 8 октября прибыл австрийский корпус Франца де Ласси, и 9 октября было решено штурмовать Берлин. Прусские генералы приняли неожиданное решение – боя не принимать, Берлин оставить и идти на соединение с армией Фридриха. После ухода вражеских войск Тотлебен сумел договориться с комендантом Берлина генералом Гансом Роховом о сдаче города – при этом комендант убедил оппонента, что в столице нет никаких военных объектов. Тотлебен объяснения принял, но после сдачи города пороховые мельницы были взорваны, а арсенал сожжён. И русские, и австрийцы взяли с города контрибуцию, а к 13 октября, когда появились слухи о приближении Фридриха (позже оказавшиеся ложными), союзные войска покинули Берлин, и первая русская оккупация прусской столицы завершилась.

ТОРГАУ

Фридрих II перед битвой при Торгау

Пока австрийско-русский корпус занимал Берлин, другие австрийские отряды оттесняли пруссаков из Саксонии, а потеря этой земли была чревата для Фридриха поражением в войне. Поэтому прусский король двинулся на помощь не своей столице, а войскам в Саксонии, соединившись с частью войск, ушедших из Берлина. К 3 ноября 1760 года Фридрих вышел к посёлку Торгау, где его встретила объединённая австрийская армия под командованием Дауна и Лаудона (55 000 человек). У Фридриха было немного меньше – 47–48 000 бойцов.

Прусский король разделил свою армию на две части – основной 30-тысячный отряд во главе с ним самим должен был обойти австрийцев с фланга, а остальные солдаты во главе с генералом Гансом фон Цитеном – ударить по центру. Сражение изначально развернулось не по плану – в лесу армия Фридриха столкнулась с австрийскими отрядами, Цитен также встретил по дороге «незапланированные» части австрийцев, синхронность и темп движения нарушились. В результате Фридрих, решив по отзвукам далёкой стрельбы, что Цитена надо спасать, бросил свои полки прямо с марша в атаку – и их встретил жуткий огонь из 200 австрийских орудий. Батальон за батальоном погибал, и казалось, что всё потеряно. К 4 часам дня обессилевшие пруссаки прекратили атаковать, и Даун посчитал себя победителем.

Но там, где проиграл король, выиграл генерал: Цитен внезапно перешёл в наступление, когда австрийцы уже раскладывали бивуак и готовились к отдыху. Атака пруссаков застигла Дауна врасплох, сам он был ранен, а победа превратилась в поражение. Несмотря на большие потери (победители-пруссаки потеряли те же 17–18 000 человек, что и проигравшие австрийцы), Фридриху удалось удержать Саксонию за собой.

ИНДИЙСКИЙ ФИНАЛ

Руины Пондишери после разрушения города британцами

После неудачной осады Мадраса французы прекратили попытки наступательных действий, и англо-французская война стала позиционной. Авторитет губернатора Шарля Бюсси позволял французам договариваться с местными феодалами, но денег не хватало хронически – только за 1759 год произошло несколько бунтов солдат, которым месяцами не платили жалованье. 27 декабря 1759 года оперативная пауза, наконец, закончилась: произошла самая крупная англо-французская битва в Индии – две армии встретились при Вандеваше. Французские войска, деморализованные постоянными невыплатами, показали себя крайне плохо. Конная атака на фланг англичан провалилась по причине того, что сипайская кавалерия поскакала не на врага, а в сторону, где принялась ждать, что будет дальше. Французские драгуны с места трогаться отказались. Когда же убитой лошадью был придавлен сам Бюсси, армия окончательно смешалась, и победа осталась за англичанами. Бюсси попал в плен, откуда был отпущен под честное слово.

В течение 1760 года британцы полностью прибрали к рукам французские владения в Индии. Военачальник Томас Лалли готовил Пондишери к осаде, попутно подавляя бунты своих солдат, которым также не нравилось, что им не платят. Попытка ещё раз атаковать Мадрас также закончилась бунтом – наступать французские солдаты не хотели.

Осада Пондишери началась осенью 1760 года, а 18 января 1761 года город капитулировал. Вся Французская Индия оказалась в руках англичан.

ЧУДО ДЛЯ ПРУССИИ

Коронационный портрет императора Петра III

В конце 1761 года Пруссия держалась из последних сил, и спасти её могло лишь чудо. При этом Фридрих отлично знал, какое чудо ему поможет – смерть русской императрицы. Елизавета Петровна умерла 5 января 1762 года – её кончина мгновенно перевернула всю российскую политику. На престоле оказался Пётр III, не думавший скрывать своего восторга от Фридриха и во время войны бывший кем-то вроде его добровольного агента. Уже 5 мая 1762 года в Петербурге был заключён мир. Русская армия, громившая пруссаков, занявшая в 1761 году Кольберг, присоединившая Восточную Пруссию и собиравшаяся сделать то же самое с Померанией, была отозвана, более того – в рамках стремительно оформившегося русско-прусского союза один из её корпусов был передан Фридриху в качестве вспомогательных войск. Бытует мнение, что у России просто закончились деньги на войну, и нужно было заканчивать её любой ценой.

Разумеется, о какой-то популярности политики Петра III говорить не приходилось – вскоре произошёл очередной дворцовый переворот, и «пруссофила» Петра сменила «патриотка» Екатерина. Однако после восшествия Екатерины на престол война не возобновилась, а в 1764 году был заключён новый русско-прусский союз, который просуществовал больше двадцати лет.

ГАВАНА

Обстрел англичанами крепости Эль-Морро

На момент начала войны испанская Гавана представляла собой неплохо защищённый город, морской и политический центр Карибского региона. Мощный форт, обновлённый в 1720-х годах, имел гарнизон в 2000 человек и был крепким орешком. После того как 13 февраля 1762 года капитулировала французская жемчужина в регионе – Мартиника, англичане решили заняться и Гаваной. Для захвата был собран огромный флот из 20 линейных кораблей и 200 меньших судов с 11 000 десанта. 6 июня 1762 года армада прибыла к городу (руководство которого из-за перерезанных коммуникаций толком не знало, что Испания, оказывается, с кем-то воюет), и началась его планомерная осада. Город сопротивлялся свыше двух месяцев. 30 июля был взят прикрывавший Гавану порт Эль-Морро, сам город сдался 11 августа, ещё через два дня была подписана капитуляция, по которой весь военный и торговый флот выдавался британцам (кроме того, они захватили ценностей на 3 млн песо). Потери победителей были огромны: болезни выкосили 5366 солдат и 1300 матросов – потери, сопоставимые с количеством убитых в крупном сражении. Узнав о чудовищном количестве заболевших и умерших, знаменитый лондонский доктор Джонсон воскликнул: «Да не пострадает впредь никогда моя страна от подобного завоевания!»

МАНИЛА

Полковник Уильям Дрейпер

Вступление испанцев в войну на стороне Франции стало тяжёлым ударом для… Испании. «Непобедимых Армад» некогда сильнейшая морская держава уже не собирала, а французский флот ничем не мог помочь, так как перестал существовать после битв при Лагуше и Кибероне. Поэтому Британия приступила к демонтажу Испанской колониальной империи. Военные действия вела не столько британская корона, сколько Ост-Индская компания, которой испанские владения были крайне нужны задолго до начала войны.

К 1762 году руководство компании решило, что Филиппины – это как раз тот заманчивый кусок пирога, который можно легко и быстро отрезать от короны Его католического Величества. Полковник сэр Уильям Дрейпер разработал план, Ост-Индская компания профинансировала экспедицию, и мигом были снаряжены 8 линейных кораблей, 3 фрегата и 2 вооружённых «купца». Возглавил эскадру адмирал Корниш. На кораблях находился десант общей численностью 1700 человек, две трети которых составляли сипаи. 23 сентября эскадра прибыла к Маниле, столице Филиппин, и началась планомерная осада. К 10 октября, потеряв всего 26 человек, англичане взяли город и подвергли его грабежу – Дрейпер говорил о своих бойцах: «…такие бандиты, каких со времён Спартака не собиралось».

30 октября Манила капитулировала, и все Филиппины перешли под контроль британцев. Победители стребовали с архипелага 4 млн песо (нужно было «отбивать» потраченные средства – экспедиция обошлась в 250 000 фунтов стерлингов). К некоторому разочарованию, англичане открыли для себя тот факт, что тихоокеанская жемчужина испанской короны была бедна и еле кормила сама себя. В результате за всё время оккупации с островов было взято не более миллиона песо. Однако без добычи англичане не остались: к ним вовремя попали сведения, что незадолго до того из манильской гавани ушёл галеон с деньгами, направлявшийся в Испанию. Погнавшись за кораблём и захватив его в конце октября (при этом было потеряно 72 человека – почти втрое больше, чем при штурме Манилы), британцы стали обладателями ещё 3 млн песо.

Вторжение англичан сопутствовало расцвету местного партизанского движения под руководством Диего Силанга, которому произошедшие события показались хорошим шансом установить полную автономию Филиппин. Смерть Силанга ничего не изменила, хаос продолжался – с участием порядка 6000 партизан под руководством Симона де Анда, воевавших за Испанию. В результате контролируемая англичанами территория съёжилась до собственно Манилы.

По результатам мира, заключённого в 1764 году, британцы вернули архипелаг Испании, а в 1765 году Филиппины покинул последний английский солдат.

ОКОНЧАНИЕ ВОЙНЫ

Подписание Парижского мирного договора

По итогам разгромов французских сил в Европе, на морях и в колониях, руководство страны наконец-то поняло, что продолжение войны бесперспективно. Окончания войны жаждали и в Англии – британцы уже добились своего, а продолжать боевые действия было накладно. Переговоры о мире начались ещё в апреле 1761 года, но дело несколько затянула начавшаяся война с Испанией. Англия захватила у испанцев Гавану и Филиппины, после чего снова намекнула Франции, что пора мириться. 10 февраля 1763 года стороны подписали Парижский мирный договор. Французы теряли Канаду, долину Огайо, территории на восточном берегу Миссисипи, владения в Сенегале, а также возвращали Англии Менорку и выводили войска из Ганновера. Взамен Франция получала обратно Мартинику и Гваделупу, делила с Англией Малые Антильские острова (Сент-Люсия отходила французам, а Сент-Висент, Доминика и Тобаго – к Англии). Кроме того, Франция получала назад пять индийских городов, включая Пондишери и Шандернагор, но при этом французы навсегда лишились возможности влиять на регион политическим и военным путём. Испании британцы вернули Гавану и Манилу, отобрав Флориду. При этом французы должны были уступить испанцам часть Луизианы, находившуюся к западу от Миссисипи.

После того как умерла Елизавета Петровна, остальные участники антипрусской коалиции также начали искать выхода из войны. Сначала прекратила боевые действия Россия, а затем и Швеция, имевшая колоссальные проблемы с экономикой. 22 мая 1762 года сторонами был заключён мир на условиях статус-кво.

Оставшаяся в одиночестве Австрия ещё некоторое время пыталась воевать (последняя битва Семилетней войны произошла при Фрайберге в октябре 1762 года), но надежд на победу у неё уже не оставалось. 13 февраля 1763 года был заключён Губертусбургский мирный договор на условиях статус-кво. Мечта австрийцев вернуть в состав своей державы богатую Силезию была окончательно похоронена. В Европе наконец воцарился мир.

источник: warspot.ru

авторы: Д. Бурковский, А. Варава

Начавшись в 1756 и закончившись в 1763 году, Семилетняя война вовлекла в себя Великобританию, Францию, Испанию, Португалию, Австрию, Пруссию, Россию, Швецию и множество мелких германских государств. Боевые действия проходили на всех материках кроме Австралии и Антарктиды, в боях сходились десятки тысяч солдат.

Этот конфликт начался со слома устоявшейся системы дипломатических союзов и закончился полной сменой расстановки сил в Европе и мире. Именно после Семилетней войны Великобритания стала «владычицей морей». Именно в этой войне во весь голос заявила о себе пока ещё небольшая Пруссия, выстоявшая в борьбе против сильнейших армий Европы. Именно эта война выковала могучую русскую армию, которой предстояло одержать множество славных побед.

ПРЕДПОСЫЛКИ

Прусский король Фридрих Великий

Незадолго до начала Семилетней войны участники будущего конфликта были сгруппированы следующим образом. Одним традиционным союзом был блок Австрия-Англия-Россия с привлечением множества мелких германских государств. Традиционные враги австрийских Габсбургов – французские Бурбоны – находились «по другую сторону баррикад», а их союзником до поры до времени был король молодого Прусского королевства Фридрих II. Однако в середине XVIII века старая система союзов начинала трещать по швам. Двухвековое дерби «Австрия-Франция» уходило в историю, сменяясь более серьёзными и актуальными противостояниями «Англия-Франция» в колониях и «Австрия-Пруссия» в центральной Европе. Вместе с тем, традиционная неприязнь Англии и Пруссии перестала быть проблемой – интересы Фридриха, всецело сосредоточенные на Европе, и Георга II, искавшего главных выгод в колониях, нигде не пересекались. Примерно то же можно сказать о противоречиях Бурбонов и Габсбургов – Луи XV стремился за моря, в то время как Мария-Терезия укрепляла своё положение в центральной Европе.

Имелись и иные причины процесса, позже названного «Дипломатической революцией». Английский король одновременно был и курфюрстом небольшого Ганновера на северо-западе Германии. Защита этого маленького клочка земли заставляла его строить свою политику по принципу «Кто защитит наш Ганновер, с тем и дружим».

До поры до времени роль главного защитника Ганновера играла Россия. Но с Россией не удавалось договориться касательно государств, с которыми она была готова воевать за Ганновер. В результате, более не доверяя русским, в 1756 году английский король заключил аналогичный договор и с Пруссией. Истинные причины этого, конечно, лежали глубже: Георгу нужен был не только «щит» для курфюршества, но и «шпага» в самой Европе, которая смогла бы биться с врагами Англии – прежде всего, с Францией – в Европе, пока английские десанты отбирают у Бурбонов их заморские владения.

Англо-прусское соглашение произвело эффект разорвавшейся бомбы. В глазах европейских дворов предательство совершили обе стороны – Фридрих, изменивший традиционной союзнице Франции (формально предательством это не являлось, так как срок прусско-французского договора к тому времени истекал), и Георг, предавший Россию ради Фридриха, которого Елизавета ненавидела. Ещё больше была оскорблена австрийская императрица Мария-Терезия, традиционная союзница Англии, которая из-за переформатирования альянсов вдруг становилась в одном ряду с нахалом, всего восемь лет назад отнявшим у неё Силезию. В результате комбинация Великобритании, видимо, рассчитывавшей создать громадную антифранцузскую коалицию, потерпела полный крах. Франция мигом перечеркнула два века вражды, договорившись с Австрией и заключив 1 мая 1756 года Версальский союзный договор. Тогда же началось активное сближение Франции и России, а Петербургский союзный договор России и Австрии существовал уже на протяжении десяти лет – сохранив его, обе державы просто сменили общего союзника с Англии на Францию.

Дипломатическая революция, потрясшая Европу, завершилась формированием доселе невиданных альянсов: с одной стороны – Франция, Австрия и Россия; с другой – Англия и Пруссия. Казалось бы, на континенте будет доминировать австро-русско-французский союз, ведь Фридрих остался один против трёх великих военных держав. Но сам прусский король так не считал, и хоронить себя заранее не планировал. Его армия была многочисленна, превосходно экипирована и готова к бою как никакая другая в Европе.

29 августа 1756 года 56 000 прусских солдат вступили в Саксонию. Последняя едва успела собрать семнадцатитысячную армию, которая, не видя возможности эффективно контратаковать, отступила в укреплённый лагерь под Пирной, преградив врагу путь в Богемию и положившись на скорый приход союзных австрийцев. 9 сентября Фридрих II въехал в беззащитный Дрезден – саксонскую столицу.

Семилетняя война началась.

ЛОБОЗИЦЕ И ПИРНА

Капитуляция саксонской армии 16 октября 1756 года

Быстрое занятие пруссаками Дрездена и крупнейших саксонских городов и крепостей вызвало в Европе шок. Фридриха обвиняли в грубом нарушении суверенитета Саксонии, в ответ тот обвинял Марию-Терезию и саксонского короля Августа III в заключении секретных антипрусских договоров.

Дипломатией оппонентов примирить не удалось, и теперь предстояло говорить оружию. Австрийцы, которым предстояло вместе с саксонцами сразиться с прусским королём, отреагировали оперативно. К границам Саксонии и Силезии выступили две армии, одной из которых преградил путь фельдмаршал Курт фон Шверин с войском, прикрывавший силезскую землю – атаковать его австрийцы не решились. Вторая австрийская армия фельдмаршала Максимилиана Вильгельма фон Брауна отправилась в Саксонию деблокировать Пирнский лагерь. Саксонские войска у Пирны уже испытывали серьёзные проблемы: запасов продовольствия создано не было, и тысячи солдат начали голодать.

Против сил Брауна Фридрих отправил Обсервационный корпус генерала Джеймса Кейта, к которому затем присоединился и сам. 1 октября 1756 года 26 000 пруссаков и 43 000 австрийцев сошлись в битве близ местечка Лобозице. Неудачно начав битву, Фридрих всё же смог переломить ситуацию, и к вечеру 1 октября австрийское войско обратилось в бегство. Потеряв 3000 человек, Фридрих выиграл важную битву, и теперь саксонцев не могло спасти уже ничто. Попытка деблокировать Пирнский лагерь австрийцам не удалась, и 16 октября около 18 000 саксонских солдат при 80 орудиях капитулировали. Со свойственной ему практичностью Фридрих немедля зачислил пленных в прусскую армию. Этот шаг позже вышел прусскому королю боком – служить под началом врага саксонцы не хотели и при первой возможности дезертировали целыми полками.

ПРАГА

Прусский фельдмаршал Курт фон Шверин за минуту до геройской смерти в битве под Прагой, 6 мая 1757 года

Остаток 1756 года Фридрих II провёл, налаживая экономику покорённой Саксонии, которая отныне должна была работать на прусское королевство и прусскую армию. Между тем ряды врагов Пруссии росли. Франция, изначально занимавшая оборонительную позицию, решилась воевать не только с Великобританией на морях и в колониях, но и с Пруссией в германских землях. Сейм германских государств в Регенсбурге провёл заочный суд над Фридрихом, постановив выставить против него объединённую армию. Совокупные антипрусские силы доходили до полумиллиона солдат, поэтому Фридрих решил действовать быстро. Австрийцы тоже не медлили. Потерпевший поражение Браун вновь собирал войска у границ Саксонии, планируя весной 1757 года разбить пруссаков в покорённой стране. Между тем 65 000 солдат Фридриха уже маршировали к австрийским границам, в Богемию. Счастьем для Фридриха стала внезапная кадровая перестановка в австрийской армии – в разгар приготовлений Брауна сняли с поста командующего и заменили куда более осторожным принцем Карлом Лотарингским. Прусские войска четырьмя колоннами вступили в Богемию, и первые встреченные ими австрийские отряды обратились в бегство.

6 мая колонны пруссаков соединились около Праги, и Фридрих решил дать сражение. Силы противников были примерно равны – около 60 000 человек в каждой из армий. Узнав от своих разведчиков о возможности совершить фланговый обход, Фридрих отправил левое крыло фельдмаршала Шверина атаковать австрийцев с фланга. Последние, заняв выгодную позицию, буквально сметали пруссаков картечным огнём, и ряды атакующих заколебались. Видя волнение среди солдат, 72-летний прусский фельдмаршал совершил свой последний подвиг: со знаменем в руках двинулся на австрийцев, увлекая полки за собой. Картечь убила старого полководца буквально сразу, но солдаты доблесть оценили – бешеный поток пруссаков, мстящих за своего командира, буквально смёл австрийцев. Практически сразу же был смертельно ранен и командующий флангом австрийцев фельдмаршал Браун.

Вскоре австрийская армия была разорвана надвое. Часть бегущих австрийцев во главе с Карлом Лотарингским добралась до Праги и заперлась в городе, другие – отступили на юг с целью соединиться с подходившим корпусом фельдмаршала Леопольда фон Дауна.

Победа далась Фридриху нелегко – тысячи его ветеранов были убиты и ранены. Но главное, казалось, было сделано: крупнейшая армия Австрии была большей частью блокирована в Праге со скудным запасом продовольствия. Казалось, Фридриху оставалось лишь подождать, пока голодная вражеская армия не капитулирует подобно саксонцам в Пирне.

КОЛИН

Прусский лейбгвардейский батальон в битве при Колине

После победы под Прагой Фридрих мог торжествовать. Десятки тысяч австрийцев заперлись в городе, неприспособленном для содержания такого огромного гарнизона. Осаждённых ожидала сдача или смерть – хотя на помощь им шёл фельдмаршал Даун, надежда на него была слабой. Этот военачальник спешки не терпел и на помощь своим шёл больше месяца. Тем временем Фридрих отбил у австрийцев стратегически важную гору Жижки и с неё нещадно обстреливал город из артиллерии (за три недели на Прагу упало 180 000 бомб и ядер).

Фридриху осада Праги тоже была не в радость – кроме австрийцев, в числе его врагов были французы и русские, и их появления на границах Пруссии можно было ожидать в самом скором времени. Это, а также опасные манёвры Дауна побудили Фридриха вновь лично принять участие в битве – оставив осадную армию под командованием фельдмаршала Кейта, король с небольшими силами двинулся навстречу австрийцам. Влив по дороге в свои войска контингент герцога Бевернского, он приготовился разбить силы Дауна. Битва состоялась 18 июня 1757 года под Колином. Против более чем 50 000 австрийцев прусский король мог выставить только 33–34 000 своих солдат. Однако на его стороне была весьма прогрессивная тактика – так называемая «косая атака». Сгруппировав свои силы на левом фланге и пользуясь превосходством в выучке кавалерии, Фридрих планировал смять правый фланг противника и ударить по вражескому центру сбоку. Правый фланг пруссаков должен был сковывать силы левого фланга противника, не ввязываясь в серьёзный бой.

Бой начался точно по прусскому плану – правое крыло австрийских войск было разбито. И тут всё испортил генерал Кристоф Манштейн. Прусский полководец, стоявший на правом крыле и обязанный лишь сдерживать врага, увлёкся преследованием бегущих австрийцев и разорвал линию своих войск. Австрийцы смогли ударить по пруссакам с нескольких сторон, а вскоре последовала контратака кавалерии Дауна. Пруссаки были опрокинуты и побежали, при этом погибло три четверти личной гвардии Фридриха. Контратаки прусской конницы успеха не имели: кавалеристам пришлось атаковать врага в лоб, шквальный огонь мушкетов и пушек отбрасывал их назад.

Фридрих приказал отступать. Под прикрытием почти не пострадавшего правого крыла прусская армия уходила назад к Праге, осаду которой пришлось снять. Больше 13 000 прусских ветеранов полегли под Колином, а грандиозные успехи начала кампании развить не удалось. Пруссакам пришлось уходить из Богемии…

ПЛЕССИ

Встреча Роберта Клайва и Мир Джафара после битвы при Плесси

К началу XVIII века Англия и Франция уже активно обосновывались в Индии, деля наследство империи Великих Моголов. Европейская дисциплина и новейшее вооружение позволяли диктовать туземцам свои условия – формально индийские владыки были независимыми, фактически же европейцы делали с ними что хотели.

Положение французов в Индии было непростым. Финансы страны были расстроены, промышленность уступала британской, а необходимость всё время отвлекаться на континентальные интересы приводила к тому, что Индией интересовались мало. На момент начала войны позиции сторон были таковы: французы контролировали юг полуострова, государства Декана и имели опорную базу Шандернагор в Бенгалии. Англичане имели сильные позиции в той же Бенгалии и торговые фактории по всей Индии.

Как ни странно, боевые действия в регионе начали не англичане или французы, а Сурадж-уд-Доуле – наваб Бенгалии. Внезапно поняв, что белые контролируют политику в регионе, а он почему-то им не мешает, правитель начал с британцев. В июне 1756 года бенгальцы захватили главную базу англичан в регионе – Калькутту. Не обошлось без зверств – 146 белых попали в так называемую «Чёрную яму» – тесную комнату без окон и иных отверстий. Европейцев заставили провести в ней ночь, которую пережили только 23 человека – остальные попросту задохнулись.

Месть англичан была быстрой и неотвратимой. 11 марта 1757 года полковник Роберт Клайв предъявил губернатору Шандернагора ультиматум, требуя немедленной сдачи крепости под предлогом якобы сотрудничества с навабом. Французы отказались, и Клайв ударами с суши и реки взял город, ликвидировав французское присутствие в регионе. В июне того же года Клайв «навестил» наваба в его владениях. В битве при Плесси армия бенгальского правителя численностью в 50–70 000 человек не сумела ничего противопоставить отряду британцев и сипаев, насчитывавшему всего 3000 человек. Пытавшегося сбежать наваба поймали и пытали, пока он не умер.

Теперь вся Бенгалия находилась под контролем британцев. Клайв обогатился на 300 000 фунтов стерлингов, а новый наваб Мир Джафар дополнительно выплачивал ему 30 000 фунтов пенсии ежегодно.

ХАСТЕНБЕК

Битва при Хастенбеке

Фортуна, благоволившая Фридриху первые полгода войны, после Колина решительно изменила ему. Откатившись в Саксонию и потеряв надежду быстро разбить Австрию, король оказался перед лицом ещё и французской угрозы. Перейдя Рейн, французы под руководством маршала Луи д’Эстре быстро взяли Везель, заняли Клеве и восточную Фрисландию, прошли Вестфалию и обложили контрибуцией Ганновер.

Больших сложностей французское командование не ожидало: Фридрих был далеко, и сопротивление оказать могла лишь «сборная солянка» под названием Обсервационной армии. На стороне Англии и Пруссии выступил ряд мелких государств, войска которых и составили этот контингент – армия Ганновера, гессенцы, брауншвейгцы и другие. Пруссаков в войске насчитывалось всего несколько тысяч. Командовал армией герцог Уильям Август Камберлендский – сын английского короля Георга II.

Сражение между соединёнными германскими войсками и французами произошло 26 июля у Хастенбека. Не очень удачная позиция Обсервационной армии привела к быстрому захвату её центральной батареи, находившейся на одной из высот – после этого герцог Камберлендский решил, что с него достаточно, и приказал отступать. В это же время наследный принц Фердинанд Брауншвейгский, командовавший частью Обсервационной армии, отбил батарею, а ганноверская пехота и конница полковника Макса фон Брайденбаха ударила на французов с тыла и взяла множество пленных и 22 орудия. Увы, об успехах своих подчинённых английский герцог узнал слишком поздно – по собственному мнению, битву он проиграл. Французов можно было считать победителями – даже при вдвое больших потерях и отсутствии серьёзного преимущества даже на финальном этапе боя. Впрочем, д’Эстре плодов этой победы лично для себя так и не дождался: вскоре из-за придворных интриг его заменили герцогом Луи де Ришельё.

8 сентября было подписано Цевенское соглашение – фактически, капитуляция союзных войск. Ганновер вышел из войны и был фактически сдан французам, а Обсервационная армия перестала существовать. Многие считали, что Фридрих обречён – союзников на континенте у него не оставалось. Но в конце сентября прусский король воспрянул духом. Георг II не признал унизительных условий Цевенского соглашения, а сына лишил поста командующего – его место занял принц Фердинанд Брауншвейгский, едва не добывший победу при Хастенбеке. Англия подтвердила все свои обязательства перед Пруссией, и война продолжалась.

ГРОСС-ЕГЕРСДОРФ

Атака прусских гусар под Гросс-Егерсдорфом

Несмотря на то что «Дипломатическая революция» застала Россию врасплох, решимость русских воевать с Пруссией была велика. Правда, масштабы будущей войны понимали не все – например, канцлер Алексей Бестужев-Рюмин полагал, что конфликт с Фридрихом будет простой диверсией за австрийские деньги. Такая беспечность сильно вредила подготовке к войне. В результате Россия, располагавшая едва ли не крупнейшей армией в Европе, сумела начала активные действия только летом 1757 года. Главной целью русских сил под командованием фельдмаршала Степана Апраксина была Восточная Пруссия, которую оборонял корпус престарелого фельдмаршала Иоганна фон Левальда численностью всего в 22–24 000 человек.

Битва произошла 30 августа 1757 года у деревни Гросс-Егерсдорф, причём появление пруссаков оказалось для Апраксина неприятным сюрпризом. Русская армия шла двумя колоннами под командованием Фермора и Лопухина, отдельно двигался авангард Сибильского. Перейдя реку Прегель, Левальд выдвинулся навстречу русским и занял удобные позиции. Несмотря на обилие в русской армии конных разведчиков, Апраксин не знал о расположении противника ровно ничего, и его войска, вышедшие из Норкиттенского леса походным порядком, с удивлением увидели уже разворачивающуюся для боя прусскую армию. На авангард Лопухина обрушился сильнейший удар пруссаков, его 2-ю дивизию охватили с фронта и фланга, кавалерия принца Голштинского ударила в стык авангарда и главных сил Апраксина, а другие прусские конные части теснили русских кавалеристов на обоих флангах. Генерал Лопухин был смертельно ранен – казалось, близится разгром.

Несмотря на внезапность нападения, особого тактического дарования Левальд не показал, флангового охвата не последовало, и бой свёлся к серии сильных, но фронтальных ударов по русским войскам, разворачивающимся в боевые порядки. В один из моментов боя прусская кавалерия, прорвавшаяся через ряды русской пехоты, попала под кинжальный огонь фузей и артиллерии и понесла огромные потери – счастье начало клониться на сторону русских. Положение окончательно выправил 32-летний генерал-майор Пётр Румянцев – его резерв в составе четырёх полков без приказа свыше и в нарушение правил тогдашней тактики «просочился» через лес и ударил в тыл пруссакам, окружавшим 2-ю дивизию. Одновременно с этим соединение генерала Сибильского, ранее не принимавшее участие в бою, начало двигаться к полю основной битвы: его гренадёры больше не боялись контрудара прусской кавалерии, полёгшей под картечью. Поняв, что дело плохо, Левальд приказал отступать. Кое-где отступление походило на бегство, но в целом пруссакам удалось уйти невозбранно, не оставив русским знамён (при этом 29 орудий стали добычей победителей).

Казалось, Гросс-Егерсдорфская победа открыла русским дорогу на Кёнигсберг…

РОСБАХ

Битва при Росбахе

После победы при Хастенбеке французы чувствовали себя хозяевами положения. Их войска заняли Брауншвейг, Везель, Ганновер, вторглись в прусские владения на Эльбе и нещадно грабили их.

Фридрих не мог позволить себе бросить на французов значительные силы – войска нужны были и в Силезии, и в Саксонии. 7 сентября 1757 года армия Карла Лотарингского атаковала прусские войска при Мойсе и разбила 13-тысячный корпус (в бою погиб его командир Ганс фон Винтерфельд, близкий друг Фридриха). Прусскому королю грозил полный разгром. Французский полководец принц Субиз уже пришёл в Саксонию с 43 000 франко-имперской армии (мелкие германские государства выставили против Пруссии свои контингенты, которые составили так называемую Имперскую исполнительную армию под руководством генералиссимуса Иосифа Саксен-Хильдбургхаузенского). Против них прусский король сумел выставить только 22–23 000 человек, так что будущая битва казалась французам лёгкой разминкой.

Разминка оказалась нелёгкой: близ селения Росбах Фридрих в полной мере использовал преимущества косого боевого порядка и высокой манёвренности своей армии, разбив вдвое большую французскую армию менее чем за два часа. Имперские союзники французов, и ранее не отличавшиеся высокой боеспособностью, попросту разбежались. Главной причиной поражения французов стало неумелое использование ими одного из видов колонной тактики (колонны Фолара). Через полвека уже отработанная колонная тактика Наполеона раздавит пруссаков при Йене, но сейчас западные границы Пруссии были в безопасности.

ЛЕЙТЕН

Атака прусской пехоты в битве при Лейтене

Пока Фридрих громил французов на западе, на востоке его дела шли очень плохо. Австрийцы, несмотря на многочисленные стереотипы, оказались хорошими воинами – опытные прусские генералы отходили шаг за шагом. Соратник прусского короля Август Брауншвейг-Бевернский отступал по Силезии под натиском принца Карла Лотарингского. Был взят Швейдниц, где в плен попали 6000 пруссаков, после ожесточённой битвы был оставлен Бреслау – недавно завоёванная Силезия ускользала из прусских рук. Подобно метеору, маленькая армия Фридриха ринулась в Силезию, пройдя за 12 дней почти 200 км. Соединившись с корпусом Ганса фон Цитена, прусский король решил дать противнику бой. Карл Лотарингский был не против – его 80 000 человек казались убедительным аргументом против вдвое меньшей прусской армии.

5 декабря 1757 года армии встретились у города Лейтена. Австрийский командующий предугадал использование Фридрихом «косой атаки», но тот сумел обмануть его. Имитация прусской атаки на правый фланг побудила Карла перебросить туда резервы, тем временем против левого фланга австрийцев был сосредоточен сокрушающий кулак – причём перестроение произошло непосредственно во время боя. Стратегически Фридрих сыграл безупречно, его войска навалились на фланг австрийцев и потеснили его. Ни попытки создать новый устойчивый фронт, ни контратаки австрийской конницы успеха не имели. Армия Карла дрогнула и стала беспорядочно отступать в тыл – в город Лиссу.

Дальнейшие действия Фридриха походят на подвиги героев авантюрного романа. Вместо того чтобы наслаждаться триумфом, король собрал небольшой отряд и во главе него поскакал к Лиссе, чтобы овладеть важным мостом, позволявшим продолжить преследование. Любая случайная пуля могла убить Фридриха, но всё же он решил рискнуть – и выиграл, обеспечив и захват моста, и капитуляцию австрийского штаба, захваченного прямо в местном замке. Армия Карла была разбита, 52 знамени легли к ногам Фридриха, а его «копилка» пополнилась славной победой.

ЦОРНДОРФ

Сражение при Цорндорфе

После победы при Гросс-Егерсдорфе армия Апраксина, ослабевшая от болезней, боевых потерь и нехватки снабжения, на Кёнигсберг не пошла. Напротив, фельдмаршал повёл её обратно к русским рубежам – со стороны это отступление походило на бегство проигравших. Русские войска бросали своих раненых, сжигали повозки, а деревни, города и нивы предавали огню. Осмелевший прусский командующий Левальд организовал преследование, и в итоге русская армия оказалась за Неманом, а кампания 1757 года была ею провалена. Русская императрица Елизавета талантов Апраксина не оценила – он был смещён с поста командующего, арестован и умер во время следствия. В 1758 году русским предстояло начинать всё с нуля.

Впрочем, начинать предстояло в более благоприятных условиях, чем годом ранее: Левальд воевал со шведами в Померании, и сопротивляться русским было некому. Поэтому уже 22 января 1758 года был без боя взят Кёнигсберг. Новый командующий Виллим Фермор незамедлительно объявил его русским городом, а Восточную Пруссию – русской провинцией. Позже были взяты города Эльбинг и Торн – русские свободно хозяйничали в прусских землях.

Тем временем Фридрих, отвоевав у австрийцев почти всю Силезию, сумел ускользнуть от окруживших его австрийских войск и вознамерился наказать русских. В это же время Фермор осадил прусскую крепость Кюстрин, где хранились громадные запасы для прусской армии. Кюстрин русские не взяли, но легче от того Фридриху не стало: от бомбардировки в крепости начался пожар, запасы сгорели, и в итоге королю достались руины. Теперь разбить Фермора стало для Фридриха делом чести, и 14 августа 1758 года две армии сошлись при Цорндорфе. Манёвры прусских войск сделали своё дело: русская армия начала битву, будучи обойдённой с тыла. Впрочем, знаменитая «косая атака» Фридриха не удалась из-за особенностей местности. Эта неудача пруссаков вполне компенсировалась тем, что Фермор почти с самого начала битвы самоустранился от командования, и русские солдаты бились без какого-либо единого плана. Стойкость русских войск поражала современников – гренадёры, лишившиеся поддержки конницы, расстреляв все патроны, в бегство всё же не обращались. Потеснив правое крыло русской армии, Фридрих не смог добиться большего. Битва закончилась практически вничью: русские потеряли больше людей, чем пруссаки, но остались на поле боя. Цорндорф стал пренеприятной новостью для прусского короля – «русские варвары» оказались достойным противником.

ХОХКИРХ

Фридрих Великий и его войско при Хохкирхе

Воспользовавшись отсутствием Фридриха, воевавшего с русскими, австрийский фельдмаршал Даун снова перешёл в наступление. Огромные армии австрийцев шли и на Силезию, и на Саксонию, прикрываемую братом прусского короля принцем Генрихом. Вскоре Даун решил не разбрасываться силами, а также идти на Саксонию, чтобы совокупной мощью выдавить оттуда пруссаков.

10 сентября 1758 года под Дрезден явился и Фридрих, и старые враги вновь стояли друг против друга. Пока прусская армия напряжённо ожидала боя, Даун спокойно отправил часть своих войск в Силезию, где и осадил Оппельн и Нейсе. Фридриха очередная потеря Силезии не устраивала – он решил бросить всё и идти выбивать австрийцев оттуда, а заодно погромить и захватить магазины Дауна. Последний, видя перспективу остаться без еды, приобрёл удивительную прыть, и когда Фридрих 10 октября подошёл к деревне Хохкирх, его взору открылось невиданное: австрийцы умудрились обогнать пруссаков и занять отличную позицию! Фридрих приказал разбить лагерь тут же, хотя практически весь штаб умолял этого не делать – опасность была очевидна.

В два часа ночи австрийские войска пошли в обход неприятеля, а корпус Лаудона был отправлен в тыл. В пять часов утра тишину разорвал треск выстрелов, и австрийцы набросились на спящий прусский лагерь со всех сторон. Любая другая армия была бы вмиг уничтожена, но знаменитая дисциплина пруссаков и в этот раз оказалась на высоте: в считанные минуты люди заняли свои места в боевых рядах, и начался упорнейший ночной бой при свете пожаров. В сражении погибли высшие военачальники пруссаков – Франц Брауншвейгский и фельдмаршал Кейт. Бой продолжился и после наступления утра. Полководческое искусство Фридриха, стойкость и дисциплина его солдат спасли положение – пруссакам удалось отступить и не быть уничтоженными. Прусская армия потеряла 9000 человек убитыми и ранеными, 101 орудие, 28 знамён и весь лагерь.

ОСАДА МАДРАСА

Форт Сент-Джордж в Мадрасе

12 декабря 1758 года французский командующий Томас Лалли начал наступление на Мадрас. Подготовиться к обороне англичане успели неплохо: город защищало 1700 англичан и 2000 сипаев (силы французов составляли 3266 европейцев и и 4000 сипаев). 14 декабря французская армия подошла к Мадрасу, причём британцы сразу отдали ей «чёрный квартал», укрепившись в форте Сент-Джордж. Ещё не завершив операцию, французы начали дикий грабёж (предугадав его, британский командующий Стрингер Лоуренс оставил в квартале все запасы вина, которые были немедленно употреблены гордыми галлами). Понадеявшись на то, что пьяный француз воевать не сможет, Лоуренс попытался выбить врагов быстрым ударом, но французы оказались вояками хоть куда – с большими потерями британцы отступили в форт. Началась осада Сент-Джорджа, продолжавшаяся до 16 февраля 1759 года и не сулившая успехов осаждавшим: из-за отсутствия запасов французская армия попросту голодала. Характерной чертой осады стало… массовое дезертирство французов в осаждённый форт. Доподлинно известен случай, когда сразу 150 человек перебежало к англичанам, которые накормили их и немедленно поставили в ряды защитников форта.

16 февраля 1759 года на горизонте появились паруса британского флота, был высажен десант – и французам пришлось уйти.

источник: warspot.ru