#comment_244691352

В ресторане было прохладно и тихо; пальмы в кадке не было, зато в

углу зала стояло чучело медведя с алебардой в руках. Зал был почти пуст.

За одним из столиков выпивали два офицера довольно запущенного вида -

когда мы с Анной проходили мимо, они подняли на меня глаза и тотчас же

равнодушно отвели. Я, признаться, плохо понимал, обязывает ли мой нынешний

статус открывать по ним стрельбу из браунинга или нет, но, судя по

спокойной реакции Анны, такой необходимости не было; к тому же погоны с их

мундиров были спороты. Мы с Анной сели за соседний столик, и я заказал

шампанского.

- Вы хотели попить кофе, - сказала Анна.

- Верно, - сказал я. - Обычно я никогда не пью днем.

- Так в чем же дело?

- Исключительно в вас.

Анна хмыкнула.

- Очень мило, Петр. Но я хочу сразу попросить вас об одолжении. Ради

Бога, не начинайте опять за мной ухаживать. Перспектива романа с раненым

кавалеристом в городе, где бывают перебои с водой и керосином, совершенно

меня не привлекает.

Ничего иного я и не ждал.

- Ну что ж, - сказал я, когда официант поставил бутылку на стол, -

если вам угодно видеть во мне раненого кавалериста, милости прошу. Но

кого, в таком случае, я должен видеть в вас?

- Пулеметчицу, - сказала Анна. - Если вам угодно точнее - льюисистку.

Я предпочитаю дисковый "льюис".

- Знаете, как кавалерист я ненавижу вашу профессию. Нет ничего

мрачнее перспективы атаки на пулемет в конном строю. Но поскольку речь в

идет о вас, я поднимаю этот бокал за пулеметное дело.

Мы чокнулись.

- Скажите, Анна, - спросил я, - а что это за офицеры за соседним

столом? Какая вообще власть в этом городе?

- Вообще-то, - сказала Анна, - город занят красными, но в нем есть и

белые. Или можно сказать, что он занят белыми, но в нем есть и красные.

Так что одеваться лучше нейтрально. Примерно как мы сейчас.

- А где наш полк? - спросил я.

- Дивизия, вы хотели сказать. Наша дивизия рассеяна в боях. Сейчас у

нас совсем немного людей, не больше трети эскадрона. Но поскольку здесь

нигде нет крупных вражеских сил, мы, можно считать, в безопасности. Здесь

глухомань, тишина. Ходишь по улицам, видишь вчерашних врагов и думаешь -

неужели та причина, по которой мы пытались убить друг друга всего

несколько дней назад, реальна?

- Я вас понимаю, - сказал я. - На войне сердце грубеет, но стоит

поглядеть на цветущую сирень, и кажется, что свист снарядов, дикие выкрики

всадников, пороховая гарь, к которой примешивается сладковатый запах крови

- все это нереально, все это мираж, сон.

- Именно, - сказала Анна. - Вопрос в том, насколько реальна цветущая

сирень. Может быть, это такой же сон.

Однако, подумал я, но развивать эту тему не стал.

- А скажите, Анна, какая сейчас ситуация на фронтах? Я имею в виду

общее положение.

- Честно говоря, не знаю. Как сейчас стали говорить, не в курсе.

Газет здесь нет, а слухи самые разные. Да и потом, знаете, надоело все

это. Берут и отдают какие-то непонятные города с дикими названиями -

Бугуруслан, Бугульма и еще... как его... Белебей. А где это все, кто

берет, кто отдает - не очень ясно, и главное, не особо интересно. Война,

конечно, идет, но говорить о ней стало своего рода mauvais genre. В целом

я бы сказала, что в воздухе чувствуется усталость. Какой-то упадок

энтузиазма.

"Чапаев и Пустота", В. Пелевин

В рабочем чате, где мы не только обсуждаем рабочие моменты, но иногда и просто прикалываемся, коллега из соседнего филиала написала, что к ней только что зашли, чтобы спросить: "Где здесь оперетта?". Другая коллега её поддела: "Видимо, ты похожа на Монсеррат Кабалье". Я поправила: "Монсеррат Кабалье - это уже опера". В ответ обе девочки (каждой не более 22 лет) спросили: "А в чём разница?".

Придя домой, я со смехом рассказала об этом мужу, вздыхая: "Ох, молодёжь, молодёжь". Однако муж не разделил моего недоумения, спросив:

- А, действительно, что такое оперетта? Опера - я знаю. А оперетта что?

- Ну, как, - принялась объяснять я. - Опера, это когда поют. А оперетта, это когда и разговаривают, и поют.

- Так это же мюзикл! - заявил муж.

- Нет! Мюзикл - это когда современные песни поют эстрадными голосами. А оперетта когда музыка максимально приближена к классической, и поют оперными голосами. "Свадьба в Малиновке"! Вот классическая оперетта.

Но муж лишь пожал плечами: "Не смотрел".

- Что? Ты не смотрел "Свадьбу в Малиновке"? Как это вообще возможно? Всё! Смотрим! Прямо сейчас!

Уютно обнявшись на диванчике, мы включили просмотр.

По окончанию фильма муж заявил:

- Что за безобразие я только что вынужден был смотреть?

- В смысле, безобразие? - удивилась я. - Талантливые актёры...

- Да ни к актёрам вопрос. Они - молодцы. И Яринка красавица. Но к чему были эти песни? Что это вообще такое, идут люди, разговаривают о чём-то серьёзном, и вдруг запели и затанцевали! Кино должно быть жизненным! А разве в жизни так бывает, что вдруг ниоткуда зазвучит музыка, и все запоют и пустятся в пляс?

Да и потом, такая серьёзная тематика, как гражданская война. Кругом разбой, бандитизм. Шайка мерзавцев терроризирует крохотную Малиновку, оставшуюся практически без мужчин. И вдруг появляется спасительная Красная армия, которая, рискуя жизнью, встаёт на её защиту. И вся эта глубокая тема под песни? В том числе и о какой-то Марусе, которая с одним целуется, с другим кусается!

Пожалуйста, любимая, обещай, что больше никогда не станешь заставлять меня смотреть оперетту!

Вот так...

А какое у вас отношение к оперетте? И к фильму "Свадьба в Малиновке"?