Папины хлопоты 35: отец-военный в поисках дочери в мире который когда-то посетил сэр Толкин. Вот только британцы... опять всё наврали
35. Пигалица
Если вы думаете, что я плохо спал ночью, то ошибаетесь. Отдохнул ваш покорный слуга прекрасно и никакие сны и кошмары ему не мешали. Почему? Я просто отдал приказ и чётко, по-военному, его выполнил. Ну и что, что самому себе. Сон важный ресурс, без которого мне не достичь цели, а это неприемлемо.
Ночную животинку, навестившую меня, прикрутил к стволу столетней сосны прямо напротив висельника, да так, что стягивающие её путы врезались в тело тем сильнее, чем отчаяний она пыталась высвободиться.
Приведя себя быстро в порядок (офицер всегда должен быть умыт, причёсан и опрятен), я вышел во двор башни, границы которого можно было легко угадать по остаткам полуразрушенных стен заросших шиповником, и с лёгким удивлением уставился на своего пленника. Впрочем, нет, не правильно выразился, удивляться чему-либо в этом мире я давно перестал, скорее, испытал недоумение.
Укутанная в верёвку словно в паутину старушки Шелоб, на меня уставилась девочка-подросток с огромными зелёными глазами.
- Не скажу, что сюрприз. И уж тем более не скажу, что приятный, - сказал я, вытаскивая из её рта кляп, сварганенный на скорую руку ночью из тряпки и сосновой шишки.
Полыхнув зенками, да так что хмурое утро наполнилось многоцветным сиянием (радуги нам только тут ещё не хватало), девчушка сплюнула мне под ноги комок слюны вперемешку с кровью, чешуйками от шишки и проорала:
- Я тебе сердце вырву! Освободи меня немедленно!
Голос у неё был звонкий и мелодичный от чего перезвоном колокольчиков разнёсся по округе.
- Ещё раз пигалица попытаешься так со мной разговаривать и вот этот клинок отправит тебя на тот свет, - сказал я ухмыльнувшись, указав взглядом на рукоять гоблинского кинжала торчащую из ножен. – Сразу и без предупреждений.
Глаза негодницы снова полыхнули, но натолкнувшись на моё полное безразличие потухли. Ммм, какой интересный образец, убеждать в чём-либо бесполезно. Значит, придётся показывать.
- Задам тебе всего три вопроса и если ты на них не ответишь у меня не будет повода возится с тобой, - больно схватив пальцами подбородок пленницы я развернул её голову к себе. – А если попытаешься соврать…
Та что-то зло прошептала, попыталась вырваться, но в итоге согласно кивнула.
- А если я отвечу, отпустишь меня?
- Развяжу, да.
Девчонка хотела спросить что-то ещё, но в последний момент передумала.
- Вопрос первый. Как тебя зовут?
Хмурые бровки, сморщенный лобик, прямо-таки задачку решает по математике.
- Алиса
- Хорошо. Вопрос второй. Давно это с тобой?
- Что это? – нервно дёрнула подбородком оборотень.
- Бегаешь полуголая по лесу, воняешь псиной и пытаешься напасть на одиноких путников. Достаточно ясно выразился?
- Меня укусили в шесть лет.
- То есть в таком состоянии ты пребываешь ровно полжизни?
- Мне скоро четырнадцать!
- Тон на порядок ниже. Последний вопрос. Как часто это с тобой случается?
- Раз в месяц. В заключительной фазе полнолуния.
Верёвка, перерезанная в двух местах, упала под ноги девчонке чем та тут же не преминула воспользоваться и совершила хищный прыжок в мою сторону.
Шлёп!
Звонкая оплеуха, от которой у Алисы из глаз посыпались искры отбросила подростка обратно к стволу дерева.
- В следующий раз я не буду сдерживаться и просто выбью тебе мозги. Веришь?
- Я поняла, - потирая след от пятерни на щеке, Алиса ловила взглядом каждое моё движение.
- Сомневаюсь, но теперь будешь опасаться.
Во взгляде оборотня появилось, что-то новое. Нет, она не покорилась, разве может пылающий огонь такой силы во взгляде потухнуть? Она скорее заинтересовалась. Начало положено. Макаренко моё уважение.
Передо мной была обыкновенная девчонка. Растрёпанные грязные волосы странного тёмно-серебристого цвета в которых застряли листья и репей, худое скуластое лицо с парой тонких, но длинных вертикальных шрамов на щеке справа, опускавшихся по шее до самой ключицы и огромадными глазищами, смотрящими на мир слишком серьёзно для тринадцати лет. В остальном же Алиса была обыкновенной пигалицей чуть более полутора метров ростом, острыми кулачками и нервными, порывистыми движениями. Как все подростки чуть угловатая и смешная.
Нет, так не пойдёт. Оставив девчонку на улице, я вернулся в башню и с помощью кинжала сделал из безнадёжно испорченного куска парусины что-то вроде пончо, то есть проделал в прямоугольном куске ткани отверстие для головы посередине.
Вернувшись, моя особа нашла оборотня на том же месте, где оставила.
- Надень на себя! – бросил я одёжку Алисе под ноги.
- С чего это вдруг?! – рыкнула пигалица на меня
- ТЫ забыла про то, что со мной нельзя так разговаривать?
Девчонка рывком схватила тряпки и накинула на себя. В качестве пояса я протянул её кусок веревки, которым она совсем недавно была связана.
Следующий час прошёл в абсолютном, идеальном молчании. Я снова набрал котелок воды в ручье, накопал картошки, кусты которой приметил ещё накануне, почистил и сварил вместе с оставшимся куском копченого мяса, морковкой, приправами, имеющимися в фургоне. Получилась конечно не каша из топора, но приличный супик. Всё это время Алиса ходила за мной. Ничего не спрашивала, просто смотрела, разве что иногда фыркала под нос.
Когда еда приготовилась, я налил в глиняную миску суп и протянул девчонке с куском чёрствого хлеба. Ну, извините другого не было.
Некоторое время оборотень смотрела на протянутую еду, а затем, сглотнув слюну, схватила тарелку и начала жадно есть.
Бедный ребёнок.
Моя персона кушала неспешно, я вообще не любил торопиться во время еды, для меня это был не только процесс насыщения, но и эстетического удовольствия. Лизка всегда смеялась надо мной, говоря, что я даже по тарелке еду красиво раскладываю. А почему нет?
- Ты убийца, - безапелляционно, без какого-либо вступление заявила девчонка, уминая кусок разваренного мяса который я полностью отдал ей.
- Когда я ем я глух и нем.
- Что?
- Ничего, - отрезал я, отправляя очередную ложку с супом в рот.
Хрум-хрум! Хруп!
- Почему ты меня оставил в живых? Я убила много людей. И не только людей.
Эта были очень сильные слова. Нет, серьёзно, другой на моём месте, наверное, бы ужаснулся, бросился бежать или испустил крик ужаса. Сказано это было абсолютно обыденно, скучающим тоном и от этого фраза была ещё более страшной.
- Солдат ребёнка не обидит, - сказал я, даже не повернувшись к оборотню.