1. Вопрос об обращении и производстве в домарксовой политической экономии. Меркантилисты

2. Вопрос об обращении и производстве в домарксовой политической экономии. Физиократы

3. Вопрос об обращении и производстве в домарксовой политической экономии. Адам Смит и Давид Рикардо

4. Вульгарная теория стоимости и вульгарная теория прибыли. Роберт Торренс и Томас Мальтус

Если политическая экономия как действительная наука начинается, по заявлению Маркса, «лишь с того времени, когда теоретическое исследование переходит от процесса обращения к процессу производства», то верно и обратное: политическая экономия перестает быть наукой, как только она покидает процесс производства. Она из научной политической экономии превращается в вульгарную.

Первыми вульгаризаторами были: Сэй во Франции, Мак-Куллох в Англии и т. д. Вульгарный элемент был и в классической политической экономии. Это было неизбежно, поскольку она

отождествляла капиталистическое производство с производством вообще, послемарксовская вульгарная политическая экономия полностью выбросила производство за борт своих исследований.

Представители разных направлений «обосновывают» это по-разному, но все они сходятся в том, что процесс производства не является предметом исследования их «науки».

Производство — явление обычнoe, не зависящее от сознания и воли людей, И это вполне правильно, но согласно вульгарным воззрениям названных экономистов политическая экономия изучает субъективные оценки хозяйственных благ, отношение человека к вещи, а потому она не имеет дела с производством. Сторонники же так называемого социального направления не видят ничего социального в производстве, они его относят к технике. Производство они понимают по Сэю и Мак-Куллоху, а социальное они противопоставляют материальному.

Один из столпов этого направления, Штольцман, уверяет, что социальное в противоположность материальному должно исследоваться не методом каузальности, а целевым методом, так как

социальное регулируется, мол, законом нравственной свободы. Так, «круто расправившись» с производством, представители названных направлений вульгарной политической экономии

гораздо «милостивее» относятся к обращению, к той сфере, где вульгарный экономист чувствует себя вообще недурно. В сфере обращения все поставлено на голову; это — царство разных фетишей и превращенных форм. Но для субъективистов и «социальников» обращение имеет еще особый интерес.

Возьмем представителей социального направления. Для них социальное не обусловлено производством, но оно возникает и может возникнуть при общении людей между собой, при их взаимной связанности и воздействии друг на друга. Экономически это возможно если не в производстве (в последнем человек имеет дело якобы только с природой), то в обращении.

Рынок, биржа, банки — вот «истинное» царство социального. Оно возникает в обмене, в конкуренции, в борьбе покупателей и продавцов между собой, в борьбе покупателей с продавцами и т. д.

Буржуазная политическая экономия в лице «социальников» благополучно вернулась к своей исходной точке: в центре ее внимания опять обращение. Правда, в современной капиталистической действительности торговый капитал не господствует, но зато господствует финансовый капитал и финансовая олигархия. Организовать рынок, т. е, по возможности его монополизировать, регулировать цены, т. е. держать их на известной высоте, строить всевозможные финансовые комбинации и спекуляции — все это составляет основную деятельность королей промышленности и банков.

Представители другого крыла послемарксовской вульгарной политической экономии — австрийской школы — также черпают свою премудрость из сферы обращения. Правда, для

конструирования важного понятия политической экономии — стоимости — они удаляются в пустыню: там они «изучают» отношение пустынника к стакану воды, ломтю хлеба и т. д. Но это они делают для того, чтобы показать, что стоимость — категория не социальная и не

историческая; она, мол, коренится в психике индивидуума как живого существа, вытекает из его потребностей и соответственно его отношения к нужным ему вещам.

Сконструировав таким образом «вечную» категорию стоимости, «австрийцы» оставляют пустыню и возвращаются на капиталистический рынок; здесь субъективная стоимость превращается у них в объективную стоимость; из столкновения разных субъективных оценок получается объективная оценка, или, выражаясь проще, рыночная цена!

Следовательно, настоящим предметом исследования и для австрийской школы является сфера капиталистического обращения. Категория субъективной стоимости, полученная от «наблюдения» за ... пустынником, нужна этой школе для того, чтобы подвести солидный фундамент под рыночную цену и в конечном счете под капитализм в целом, основную особенность которого они видят в обмене благ и т. д.

В отношениях между рабочими и капиталистами они тоже видят только меновые отношения, эксплуатация ими отрицается. Действительно, увидеть ее в сфере обращения — дело нелегкое. Здесь, по меткому замечанию Маркса, царствуют свобода, равенство и Бентам.

До сих пор мы говорили о тех вульгарных экономистах, которые по крайней мере претендуют на то, что их теории монистичны, вытекают из единого принципа. «Австрийцы» свои вульгарные меновые концепции обволакивают глубокомысленными изысканиями в области социологии. Но есть вульгарные экономисты, являющиеся открытыми эклектиками, стремящиеся помирить классиков с их вульгарными последователями. К ним в первую очередь относятся представители англо-американской школы.

Теория стоимости строится ими на основе теории издержек производства и предельной полезности (Маршалл); теория прибыли — на основе теории трех факторов производства и предельной производительности (Кларк).

А в целом их «концепции» являются ничем не прикрытыми меновыми концепциями.

Качественный анализ везде заменяется ими количественным анализом — и это дает многим из них возможность объявить математический метод всеобъемлющим методом политической

экономии. Последняя, по их уверениям, имеет всегда дело с величинами, находящимися в функциональной зависимости; цена, например, есть функция спроса и предложения, а спрос и

предложение — функция цены. И дело экономиста показать, как определенному спросу и предложению соответствует определенная цена и как с изменением первых меняется последняя.

Последний и исходный пункт их исследования есть сфера обращения; вся хозяйственная жизнь представляет своего рода биржу, где одни хозяйственные блага обмениваются на другие,

хозяйственные блага — на услуги (сюда включается и труд), а также услуги — на услуги. Даже в производстве они видят обмен: издержки производства обмениваются на готовый продукт. Один из вульгарных экономистов этой школы — Джевонс рисует такую умилительную картину.

Допустим, что все общество собралось в одном месте, скажем, на парижской бирже; в центре ее находится предприниматель, который то и делает, что покупает у собравшихся все необходимое ему для производства и продает им произведенный. У него готовый продукт. Само производство находится где-то за кулисами, и весь кругооборот капитала сведен только к купле-продаже.

Современные буржуазные идеологи утверждают, что путем государственного регулирования сферы обращения можно «улучшить», «оздоровить», «реформировать» капиталистический- способ производства, устранить такие его коренные пороки, как кризисы,безработица, нищета масс и т. п. Особенно много об этом писали Кейнс и его последователи в различных странах капиталистического мира.

Джон Кейнс

Реформисты и ревизионисты не говорят открыто о сохранении капитализма, они выдают себя за сторонников перехода к другому общественному строю — социализму. Однако этот переход они

мыслят осуществить реформистским путем. По мнению теоретиков социал-демократии, для перехода к социализму нет надобности обобществлять средства производства, ликвидировать

частно-капиталистическую собственность, для этого якобы достаточно «социализировать» сферу обращения и через нее перестроить все отношения между людьми.

Особенно подробное развитие это положение получило в работах австрийского правого социал-демократа К. Реннера  и его последователей (так называемая «австромарксистская» школа).

Эта концепция по существу смыкается с буржуазными теориями «улучшения» капитализма.

Капитал приемлет лишь такие реформы в сфере обращения, которые облегчают процесс его самовозрастания. Если бы реформы в сфере обращения стали затрагивать основы процесса

самовозрастания капитала, то весь класс капиталистов решительно выступим бы против подобных реформ, используя для этого государственный аппарат, всю свою политическую и экономическую мощь.

Чтобы осуществить радикальные изменения в сфере обращения, необходимо сначала провести коренные изменения в сфере производства, устранить капитал как классовое производственное

отношение, покоящееся на монополизации решающих средств производства в руках капиталистов и эксплуатации наемного труда капиталом. Если общественное производство организовано как капиталистическое, то обращение должно осуществляться только по законам

капитализма.

В связи с рассмотрением различных вариантов «меновой концепции», нельзя хотя бы в самых общих чертах не остановиться на работе австрийского социал-демократа Гильфердинга «Финансовый капитал» и на критике этого произведения Лениным. Хотя Ленин отмечал, что «это сочинение представляет из себя в высшей степени ценный теоретический анализ «новейшей фазы в развитии капитализма» ...» он критиковал автора «Финансового капитала» за перенос центра тяжести анализа из сферы производства в сферу обращения.

Рудольф Гильфердинг

Гильфердинг начинает свое исследование с простого обращения, с выяснения необходимости денег в товарном хозяйстве, затем переходит к роли денег в «обращении промышленного капитала» и дает теорию кредита. Таково содержание первого отдела «Финансового

капитала». Этот отдел служит основой, на которой Гильфердинг строит все последующее: от кредита он переходит к «мобилизации капитала», т. е. к акционерному капиталу, бирже, банкам, а от «мобилизации капитала» — к «финансовому капиталу и ограничению свободной конкуренции»; четвертый отдел посвящен проблеме кризисов, а пятый — «экономической политике финансового капитала».

Нас здесь интересуют не отдельные теории Гильфердинга, а его общий подход к проблеме финансового капитала и империализма, Гильфердинг считал, что финансовый капитал есть «капитал, находящийся в распоряжении банков и применяемый промышленниками». Ленин отметил неполноту этого определения по целому-ряду пунктов, и прежде всего в связи с тем, что оно оставляет в стороне самое главное — рост концентрации производства, с необходимостью

рождающий капиталистическую монополию.

«Это определение неполно постольку, поскольку в нем нет указания на один из самых важных моментов, именно: на рост концентрации производства и капитала в такой сильной степени, когда концентрация приводит и привела к монополии» .

Гильфердинг, по мысли Ленина, оставляет в стороне те существенные качественные изменения в сфере непосредственного капиталистического производства, которые конституируют

империалистическую стадию и составляют исторически и логически исходный пункт развития финансового капитала.

«Комментарии к "Капиталу" К.Маркса» Д.И.Розенберг.

1. Вопрос об обращении и производстве в домарксовой политической экономии. Меркантилисты

2. Вопрос об обращении и производстве в домарксовой политической экономии. Физиократы

3. Вопрос об обращении и производстве в домарксовой политической экономии. Адам Смит и Давид Рикардо

Роберт Торренс

Аармейский офицер и экономист. Придерживался количественной теории денег, являлся одним из теоретиков «денежной школы».

Капиталистический предприниматель не может продавать товары ниже издержек производства, он также не может продавать их по издержкам производства. В первом случае он разоряется, во

втором — действует не как капиталист. Поэтому «капиталист склонен считать издержки производства действительной внутренней стоимостью товара, потому что это — цена, необходимая для простого сохранения его капитала».

Это «обыденное представление агентов производства» полностью воспринимается и вульгарными экономистами. Они заменяют теорию трудовой стоимости теорией издержек производства, согласно которой стоимость товара определяется не трудом, а издержками

производства. Одним из творцов этой «теории» был английский экономист Роберт Торренс, который считал ее «шагом вперед, сделанным политической экономией по сравнению с. Рикардо».

Но сведение стоимости товара к одним издержкам производства автоматически исключает прибыль из стоимости товара: прибыль может быть только излишком над последней.

Далее: если прибыль не составляет части стоимости товара, то она не возникает в производстве,  ведь в последнем вследствие затрат капитала, т. е. издержек производства, создается лишь стоимость. Для прибыли остается один источник — обращение. Торренс к этому и приходит.

Вульгарная теория стоимости неминуемо ведет к вульгарной теории прибыли.

Мальтус

Священник и учёный, демограф и экономист, автор теории, согласно которой неконтролируемый рост народонаселения может приводить к снижению благосостояния и массовому голоду. В некоторых источниках считается основателем классической макроэкономики благодаря влиянию его теории на Джона Мейнарда Кейнса (которого считают основателем классической макроэкономики большинство источников)

Мальтус решительно поддерживал принципы laissez-faire и свободы торговли: «богатство нации будет лучше всего обеспечено тогда, когда каждому человеку позволено, до тех пор, пока он придерживается правил справедливости, преследовать свои собственные интересы».

«Правительства не должны вмешиваться в регулирование потоков капитала и промышленность, но предоставить каждому человеку свободу деятельности и получения прибыли, пока он подчиняется законам справедливости».

Эти положения Мальтус описал это как «великий принцип» и как одни из самых общих правил политической экономии.

Благодаря идеям Мальтуса, британский парламент в 1834 году переработал Законы о бедных, отменив пособия неимущим, рассчитываемые в зависимости от численности их семей, и направив их на создание рабочих мест для принудительного труда бедных в работных домах, где бедняков (пауперов) фактически считали преступниками и заставляли выполнять тяжёлую работу, невзирая даже на их возраст.

Сторонником теории издержек был и Мальтус; в этом отношении он солидаризировался с Торренсом: оба они ожесточенно полемизировали против трудовой теории стоимости Рикардо. Но Мальтус под издержками производства в отличие от Торренса понимает затраченный

капитал плюс прибыль на весь авансированный капитал.

Если Торренс возводит в «ранг теории» обыденное представление агентов производства о стоимости как о «себестоимости», то Мальтус исходит из обыденного представления о нормальной цене. Последняя не только не может быть ниже себестоимости, но не может быть равна ей. Мальтус «грубо и просто», по выражению Маркса, провозгласил:

«Капиталист ждет одинакового барыша от всех частей авансированного им капитала». Так эту цену практически мыслит капиталист, так ее «теоретически» мыслит Мальтус. И эту-то цену Мальтус называет издержками производства, образующими стоимость товара.

Прибыль для Мальтуса есть, таким образом, не излишек над стоимостью товара, а часть ее. Но откуда она все-таки берется, где ее источник? Ведь тем, что она включается в издержки производства, проблема не разрешается; она все же остается надбавкой к затраченному капиталу. И у Мальтуса остается тот же «выход», что у Торренса: источник прибыли приходится искать в обмене, в «отчуждении» товара. Потребитель, мол, оплачивает и стоимость затраченного капитала, и прибыль на весь авансированный капитал.

Следовательно, и «учение» Мальтуса подтверждает, что вульгарная теория стоимости ведет к не менее вульгарной теории прибыли.

«Комментарии к "Капиталу" К.Маркса» Д.И.Розенберг.

1. Вопрос об обращении и производстве в домарксовой политической экономии. Меркантилисты

2. Вопрос об обращении и производстве в домарксовой политической экономии. Физиократы

А́дам Смит — шотландский экономист и философ-этик, один из основоположников экономической теории как науки, основоположник её классической школы.

Развитие промышленного производства в XVIII веке привело к росту общественного разделения труда, что потребовало увеличения роли торговли и денежного обращения. Складывавшаяся практика вступала в противоречие с господствовавшими представлениями и традициями в экономической сфере. Возникла необходимость пересмотра существовавших экономических теорий. Материализм Смита позволил ему сформулировать идею объективности экономических законов.

Смит изложил логичную систему, которая объяснила работу свободного рынка на базе внутренних экономических механизмов, а не внешнего политического управления. Этот подход до сих пор является основой экономического образования.

Дави́д Рика́рдо — английский экономист, классик политической экономии, последователь и одновременно оппонент Адама Смита, выявил закономерную в условиях свободной конкуренции тенденцию нормы прибыли к понижению, разработал законченную теорию о формах земельной ренты. Развил идеи Адама Смита о том, что стоимость товаров определяется количеством труда, необходимого для их производства, и разработал теорию распределения, объясняющую, как эта стоимость распределяется между различными классами общества.

Смит и Рикардо. Классическая политическая экономия в лице Смита и Рикардо продолжает двигаться по пути, проложенному физиократами. Основным предметом исследования является

производство. И в то же время делается дальнейший значительный шаг вперед. Смит, а вслед за ним и Рикардо переносят свои исследования в те отрасли промышленности, где капитал впервые,

развивается самостоятельно. Им они уже не кажутся «непроизводительными» и «простыми придатками земледелия». Более того, ренту — доход земельных собственников — Рикардо уже сводит к части прибыли (Смит еще считал источником ренты большую производительность труда в земледелии), к добавочной прибыли, которую дают лучшие и средние участки земли в сравнении с худшими.

Между тем для физиократов единственной и всеобщей формой дохода (нетрудового) была рента; прибыль как определенную категорию Кенэ еще не признавал. Объясняется это в первую очередь тем, что капитализм в Англии — родине Смита и Рикардо — был гораздо более развит, чем во Франции, родине физиократов. Капитализм в Англии уже успел покончить с феодализмом, в недрах которого он возник, и классическая политическая экономия уже не является «буржуазным толкованием» феодального общества.

Английский капитализм, представляя могучую мировую силу, базировался на широко разветвленной международной торговле, пронизавшей своими щупальцами почти все части земного шара. Поэтому у классиков и иное отношение к обращению, в частностик торговле. Правда, и они (особенно Смит) довольно резко полемизируют с меркантилистами, но их борьба направлена против меркантилистской системы в той мере, в какой эта система была

выражением господства торгового капитала. Классики как идеологи промышленного капитала не могут отрицать значения, торгового капитала, но они развенчивают его как господствующую силу.

Классики не отрицают значения торгового капитала, но сущность капиталистического обращения как такового ими не была понята и они даже не подозревали, что тут есть какая-нибудь проблема.

В этом отношении они не продвинулись ни на шаг дальше физиократов. Смиту и Рикардо, как и физиократам, совершенно чуждо понимание капитала как классового отношения и как

движения. Отсюда процесс обращения капитала для них не был и не мог быть процессом смены форм капитальной стоимости, а был, как отмечено раньше, техническим процессом, сопровождаемым юридическим актом, т. е. передачей собственности одним лицом другому.

Этим объясняется также отсутствие для классиков проблемы единства производства и обращения; и то и другое представлялось им разными видами хозяйственной деятельности, фактически связанными между собой.

Промышленный капитал Маркс определяет как «капитал, который в ходе своего полного кругооборота принимает и снова сбрасывает эти формы (т. е. денежную, товарную и производительную.—Д. Р.) и в каждой из них совершает соответствующую ей функцию, есть промышленный капитал...»

Классическая политическая экономия, отождествляя капиталистическое производство с производством вообще, не понимает и не может понять ни сущности капитала, ни форм ее проявления. Она сводит промышленный капитал к производительному капиталу, который в свою очередь отождествляется ею со средствами производства. А товарный капитал и денежный капитал для нее не являются различными формами промышленного капитала, представляют собой разные капиталы, точнее,разные виды капитала.

Этим также товарный капитал полностью отождествляется с торговым капиталом, а денежный капитал — с ссудным капиталом. Поэтому, хотя классики как идеологи промышленного капитала развенчали торговый капитал, — в их учении, как и в действительности, первенствующее место занимает промышленный капитал, — они не были в состоянии вывести торговый капитал из промышленного, представить его как обособившуюся форму промышленного капитала.

Торговый капитал у них с самого начала выступает как капитал, стоящий рядом с промышленным капиталом, и различие между ними фактически сводится только к различиям, существующим между разными капиталами, занятыми в разных отраслях производства.

В одном отношении — и принципиально важном — классики делают даже шаг назад в сравнении с физиократами. Они не только в противовес последним объявляют всякую отрасль

промышленности производительной, что вполне правильно, но таковой они считают и торговлю; фактически они ее возводят в «ранг» особой отрасли производства.

И Маркс констатирует, «что современная политическая экономия, даже в лице своих лучших представителей, смешивает торговый капитал с промышленным капиталом и фактически совершенно не видит его характерных особенностей».

«Комментарии к "Капиталу" К.Маркса» Д.И.Розенберг.

Вопрос об обращении и производстве в домарксовой политической экономии. Меркантилисты

Термин «физиократы» вошел в употребление лишь в XIX в.; при жизни Кенэ и его учеников они себя называли «экономистами», а своё учение — «политической экономией». Название «физиократия» дано Дюпон де Немуром — первым издателем сочинений Кенэ — ввиду того, что единственным самостоятельным фактором производства эта школа считала почву, природу.

Впрочем, это название могло бы характеризовать учение физиократов и в другом отношении, так как они были сторонниками «естественного порядка» (ordre naturel) в хозяйственной жизни общества — идеи, родственной понятиям естественного права или естественного закона в рационалистическом смысле философии XVIII в.

Все главные основания физиократической теории как политико-экономического учения были изложены уже основателем школы, а потому о них вполне достаточное понятие даёт учение Кенэ.

В главной работе Кенэ «Экономическая таблица» (1758) проведён анализ общественного воспроизводства с позиции установления определённых балансовых пропорций между натуральными (вещественными) и стоимостными элементами общественного продукта.

Фактически, сгруппировав всех хозяйствующих экономических субъектов Франции XVIII века на классы: земледельцев (фермеры и сельские наёмные рабочие), собственников (землевладельцы и король) и «бесплодный класс» (промышленники, купцы, ремесленники и наёмные рабочие в промышленности) — Кенэ составил первый вариант схемы-таблицы межотраслевого баланса «затрат-выпуска»

Физиократы. Капитал окончательно овладевает производством. На историческую арену выступает промышленный капитал, роль же торгового капитала коренным образом меняется. Маркс об этом пишет:

«При капиталистическом способе производства, — т. е. когда капитал овладевает самим производством и придает ему совершенно измененную и специфическую форму, — купеческий капитал выступает лишь капиталом с особой функцией. При всех прежних способах производства, — и тем в большей мере, чем более производство есть непосредственно производство жизненных средств для самого производителя, — купеческий капитал представляется функцией капитала par excellence».

И дальше:

«При капиталистическом производстве купеческий капитал от своего прежнего самостоятельного существования низводится до такой роли, когда он является лишь особым моментом применения капитала вообще, а выравнивание прибыли сводит его норму прибыли к общему среднему уровню. Он функционирует уже только как агент производительного капитала. Особые общественные отношения, складывающиеся с развитием купеческого капитала, теперь уже не являются определяющими; напротив, там, где преобладает купеческий капитал, господствуют устаревшие отношения»,

Совершается переворот и в политической экономии — «теоретическое исследование переходит от процесса обращения к процессу производства». Переход этот сделан был физиократами, и Маркс вполне заслуженно называет их «отцами современной политический экономии», так как лишь с этого времени политическая экономия становится настоящей наукой.

Источником прибыли физиократы уже считают производство. В обращении, по их воззрениям, происходит лишь распределение произведенного прибавочного продукта; обращение является также необходимым условием непрерывности производства, т. е. воспроизводства. И физиократы ставят перед собой грандиознейшую задачу: изобразить производство, обращение и распределение всего общественного продукта в целом.

Но свое научное здание физиократы стали строить, не заложив необходимого прочного «фундамента». Не имея еще представления о товаре, деньгах, капитале вообще, они уже пытаются дать анализ общественного капитала. В этом была их сила и слабость. Они сразу

становятся неизмеримо выше меркантилистов; ими отбрасываются все иллюзии последних, питаемые наблюдениями поверхностных явлений, в частности, сферы обращения индивидуального капитала.

Но физиократы отождествили исторически обусловленный способ производства с производством вообще; капиталистическое производство представляется им как естественнотехнический процесс, являющийся условием существования всякого общества. Более того, их исключительный натурализм в понимании производства выражается еще в том, что они под производством понимают только земледельческое производство, где, по их представлениям, происходят рост и увеличение самой материи.

«Так как, — говорит Маркс, — заслугой и отличительным признаком физиократии является то, что она выводит стоимость и прибавочную стоимость не из обращения, а из производства, то она,

в противоположность монетарной и меркантилистской системе, начинает по необходимости с той отрасли производства, которую вообще можно мыслить обособленно, независимо от обращения, от обмена, и которая предполагает не обмен между человеком и человеком, а только обмен между человеком и природой»

Положив в основу своих исследований отрасль производства, «которую вообще можно мыслить обособленно, независимо от обращения», физиократы лишили себя возможности понять процесс

обращения капитала, особенность разных форм капитала и разных форм кругооборота капитала. Обращение общественного капитала изображается ими, правда, в форме кругооборота товарного капитала:

T' —Д’ — Т ... П ... Т'.

Д - Деньги

Т - Товар

П - Производство. Точки обозначают, что процесс обращения прерван, а Т', равно как и Д', означает Т и Д, увеличенные на прибавочную стоимость.

Но последний для них не является особой формой капитала в отличие от других форм капитала; они лишь ощупью подходят к этой форме кругооборота капитала, единственно пригодной для изображения движения общественного капитала.

«Т' ... Т' лежит в основе «Экономической таблицы» Кенэ, и то обстоятельство, что он в противоположность форме Д ... Д' (форме, которой исключительно придерживалась меркантилистская система) избрал именно эту форму, а не форму П ... Я, свидетельствует о его

большом и верном такте».

Если меркантилисты из-за обращения не видят производства,то физиократы, наоборот, из-за производства не видят обращения; последнее для физиократов, как производство для меркантилистов, лишь необходимое условие, «неизбежное зло». И если для меркантилистов богатство есть скопление денег, то для физиократов оно — скопление материальных благ.

Правда, последние должны пройти через каналы обращения, но обращение не обусловлено самим способом производства, а существует рядом с производством и выполняет определенные функции, функции необходимые, но не имеющие отношения к сущности самого производства.

Однако игнорировать связь обращения с производством физиократы не могли уже по одному тому, что они были теоретиками воспроизводства общественного капитала; в воспроизводстве эта связь дана непосредственно как некий первичный факт. Поэтому у физиократов мы встречаем и первые попытки определить те формы капитала, которые связаны с оборотом капитала, с периодичностью обращения отдельных его частей.

«Кроме этого анализа вещественныхэлементов, — говорит Маркс, — из которых состоит капитал в пределах процесса труда, физиократы исследуют те формы, которые капитал принимает в обращении (основной капитал, оборотный капитал, хотя термины, употребляемые физиократами, — еще иные), и вообще устанавливают связь между процессом обращения и процессом воспроизводства капитала».

«Комментарии к "Капиталу" К.Маркса» Д.И.Розенберг.

В буржуазной политической экономии имеют место и недооценка обращения, и переоценка его. Первая ведет свое начало от физиократов, вторая — от меркантилистов. Начнем с меркантилистов.

Меркантили́зм — система доктрин, выдвигавшихся авторами трактатов XV—XVII веков, обосновывавших необходимость активного вмешательства государства в хозяйственную деятельность, в основном в форме протекционизма: установления высоких импортных пошлин, выдачи субсидий национальным производителям и так далее.

Термин ввёл в научный оборот французский экономист А. Монкретьен. Позже термин был подхвачен Адамом Смитом, критиковавшим труды меркантилистов. Смит утверждал, что меркантилисты, которые в большинстве своём являлись экономистами-практиками, отстаивали интересы торгово-монополистических институтов: Ост-Индской компании и др.

Однако впоследствии такая трактовка была оспорена. По мнению английского историка Ч. Уилсона, в конце XVII века в Англии в выработке меркантилистских законов участвовал более широкий круг людей, чем только купцы и промышленники. Как на результат меркантилистской политики этот автор указывает, помимо удовлетворения интересов английских купцов и промышленников, также на увеличение занятости, на снятие предпосылок для спекуляций на продовольствии, на увеличение поступлений в госбюджет и на упрочнение национальной безопасности.

Меркантилизм во многом исходит из представлений доиндустриального периода: предполагается ограниченность индивидуальных потребностей, неэластичность спроса, экономика мыслится в рамках игры с нулевой суммой (выигрыш одного равен проигрышу другого участника)

Возникновение меркантилизма связывают с Англией, позднее он появился во Франции, Италии и многих других странах. Меркантилистов интересовали вопросы богатства страны, формах этого богатства, путях его роста. Это было время, когда капитал торговцев и ростовщиков господствовал в сфере торговли и кредита, но уже начали возникать промышленные мануфактуры. В этот период из Америки хлынул большой поток нового серебра и золота, которое начало распределяться через внешнюю торговлю и посредством войн между европейскими государствами.

В этот период меркантилисты достаточно поверхностно понимали природу богатства и сосредотачивали внимание не на производстве, а на торговле и денежном обороте, особенно движении золота и серебра. Меркантилисты требовали от государства создания условий для притока натуральных денег в страну и снижения оттока за её пределы. Ранние меркантилисты добивались этого чисто административными методами путём прямого запрета вывоза денег, более поздние меркантилисты считали, что наиболее полно эти цели реализуются через развитие внешней торговли.

Как простое обращение, так и обращение капитала сопровождается целым рядом производственно-технических моментов, как то: транспортировкой, упаковкой и развеской товаров, хранением их и т. д. Это порождает иллюзию, будто обращение сводится к указанным производственно-техническим операциям. Этим стирается всякая грань между производством и обращением или — что по существу одно и то же — различие между ними сводится к различию между видами организационно-технических процессов.

На такой точке зрения стоит буржуазная политическая экономия: она видит сущность обращения и торговли в переброске товаров в места производства к месту потребления, в доставке их потребителю (об этом ниже более подробно).

Совсем иначе подходит к обращению Маркс. С одной стороны, для него обращение и производство составляют единство, а с другой — они принципиально отличаются друг от друга.

Меркантилисты. Предметом исследования политической экономии в период ее возникновения было исключительно обращение. Маркс говорит об этом следующее:

«Первое теоретическое освещение современного способа производства — меркантилистская система — по необходимости исходило из поверхностных явлений процесса обращения в том виде, как они обособились в движении торгового капитала, и потому оно схватывало только внешнюю видимость явлений... Отчасти вследствие того преобладающего влияния, какое он имел в первый период переворота в феодальном производстве, в период возникновения современного производства. Подлинная наука современной политической экономии начинается лишь с того времени, когда теоретическое исследование переходит от процесса обращения к процессу производства» .

Меркантилисты, как теоретики торгового капитала, исходят из формы движения этого капитала: Д—Т—Д'.

Д - Деньги

Т - Товар

Д' -  это Д + ΔД, т. е.  первоначально авансированная сумма плюс некоторое приращение. Это приращение, или избыток над первоначальной стоимостью,  называется прибавочной стоимостью. Таким образом, первоначально авансированная стоимость не только сохраняется в обращении, но и изменяет свою величину, присоединяет к себе прибавочную стоимость, или возрастает. И как раз это движение превращает её в капитал.

Процесс обращения капитала они представляли как кругооборот, состоящий только из

двух фаз обращения: Д—Т и Т—Д. Поэтому они считали обращение источником прибыли и источником богатства вообще. А это у них увязывалось, далее, с их представлением о богатстве как накоплений денег. Действительно, для купца купля и продажа товаров есть лишь средство для увеличения своего денежного капитала, для превращения Д в Д'. Купец извлекает из обращения больше денег, чем он бросает туда. Но постепенно торговый капитал начинает овладевать производством: купец начинает контролировать подпавших под его власть мелких товаропроизводителей — ремесленников-кустарей; появляется так называемая капиталистическая домашняя промышленность.

И политическая экономия не может игнорировать процесса производства; на смену ранним меркантилистам приходят позднейшие меркантилисты (систему ранних меркантилистов Маркс называет монетарной, а систему позднейших меркантилистов —меркантилистской системой).

Кругооборот капитала только в форме Д—Т—Д' уже не соответствует действительности; купец уже не ограничивается только куплей и продажей готовых изделий, он покупает и сырье, которым снабжает зависимых от него мелких товаропроизводителей, он часто снабжает их и орудиями труда. Следовательно, кругооборот его капитала уже начинает принимать форму

Д—Т ... П ... Т'—Д'.

П - Производство. Точки обозначают, что процесс обращения прерван, а Т', равно как и Д', означает Т и Д, увеличенные на прибавочную стоимость.

Из этой формы движения капитала уже фактически исходят позднейшие меркантилисты, т. е. представители меркантилистской системы. Хотя кругооборот капитала становится более развернутым, не ограничивается одними лишь фазами обращения, однако процесс производства еще выступает как нечто подчиненное, примат принадлежит обращению. Это — во-первых.

Во-вторых, весь кругооборот капитала все еще существует в денежной форме: и исходный, и конечный пункт его суть деньги, а все движение капитала выступает как процесс самовозрастания денег.

Характеризуя односторонность кругооборота денежного капитала, т. е. Д—Т ... П ... Т'—Д' Маркс пишет: «... процесс производства является лишь неизбежным посредствующим звеном, необходимым злом. Поэтому все нации с капиталистическим способом производства периодически переживают спекулятивную лихорадку, во время которой они стремятся осуществлять делание денег без посредства процесса производства»

«Комментарии к "Капиталу" К.Маркса»  Д.И.Розенберг.

"Язык жизни. Ненасильственное общение" Маршалл Розенберг

Вы можете совсем не увлекаться психологией, ничего не знать о психологии, у вас нет никаких проблем которые вы хотели решить, но эту книгу вам стоит прочитать)) Вообще если бы меня просили назвать одну книгу по психологии которую стоит почитать то это была бы она. Она одна заменит вам целую библиотеку литературы! Эта книга для всех и помогает очень во многом, от депрессии и гнева до успешной простой коммуникации со всеми людьми. В книге содержится самая чётка грамотная универсальная и понятная инструкция как нужно общаться с людьми. Единственный её минус, как мне кажется, это её тон)) автор ну такой очень добрый и милый человек, профессия которого всех успокаивать, отсюда какая-то проф. деформация, он реально местами звучит как кот Леопольд)))

Мы впадаем в депрессию, потому что не получаем того, чего хотим, и мы не получаем того, чего хотим, потому что нас не учили получать то, что мы хотим. Вместо этого нас учили быть хорошими маленькими девочками и мальчиками, хорошими матерями и отцами. Если мы намерены стать хорошими, лучше сразу привыкнуть к состоянию депрессии. Депрессия - награда за "хорошее поведение". Но если вы хотите почувствовать себя лучше, я попросил бы вас описать то, чего бы вы хотели от окружающих, чтобы сделать вашу жизнь лучше.

В принципе суть книги сводится к 4 принципам ненасильственного общения: 1 наблюдения (видеть факты и не оценивать ситуацию) Люди этим очень часто грешат, это заложено в нашей природе сразу выносить суждения по поводу и без. Если ваша девушка занята то она холодна и бесчувственна к вам, если вы заняты и не можете уделить внимание то она вам кажется капризной. Люди придурки или придираются к вам, в общем оценки и суждения мы выносим сразу, мозг просто не хочет тратить лишние калории на аналитику и в итоге у нас куча проблем)) Сортировка на хороших и плохих, критика, сравнение и даже комплименты! это всё оценки и ярлыки от которых следует избавляться. Кроме того мы используем язык долженствования (типа как я вначале "вам стоит прочитать") и люди в ответ сразу напрягаются как будто у них нет альтернатив, им приказывают и будут обвинять и попрекать если они этого не сделают. Ещё есть язык избегания ответственности "я убираю потому что так надо" "я пью потому что алкоголик" как будто причина этих всех действий таинственная безличностная сила)) "Кто чего заслуживает" ещё один паразит и таких дофига и больше))

2 чувства. Это самый непонятный пункт для людей у которых смутное представление о психологии. Всё остальное звучит логично но здесь очень многие спотыкаются)) Автор пишет что наша культура с детства учит не обращать внимание на наши чувства и даже игнорировать их и поступать вопреки. "Большие мальчики не плачут", мы учимся преодолевать себя, терпеть страдания. Самая частая проблема супругов "Я чувствую себя как будто живу со стеной" У нас даже нет словаря для чувств, максимум хорошо или плохо, когда мы пытаемся их выразить то говорим о том что думаем. "Я чувствую себя как неудачник, что это бесполезно" Помните предыдущий пункт? вот они оценки полезли)) Но самая опасная идея что это другие люди источник ваших чувств! что это они заставляют вас сердится, гневаться, ревновать)) Нет, источник мы, а ситуация это повод. И когда мы это понимаем меняется очень многое. Кроме того мало кто знает что чувства это наша энергия. Нам кажется что вот мы все такие рациональные и когда нужно выучим англ., а бессознательное говорит ага ща и будет нас отвлекать на всё что угодно но когда нас прёт тема мы способны выучить эльфийский!))) хоспади кому он нужен? а ведь учат потому что нравится)) Кроме того мы рационализируем многие свои чувства искажая их вместо того чтобы честно и искренне к себе прислушаться. А ещё есть такая неприятная вещь как эмоциональное рабство это когда мы считаем себя ответственными за чужие чувства- боимся разочаровать родителей плохим поведением оценками, Такое поведения это причина очень многих расстройств. так что чувства это очень важный пункт!

Одна пара, посещавшая тренинг, чтобы уладить свои разногласия, являла собой яркую иллюстрацию, как неясный язык может препятствовать пониманию и общению. «Я хочу, чтобы ты позволил мне быть собой», — объясняла женщина своему мужу. «Я так и делаю!» — отвечал он. «Нет, не делаешь!» — настаивала она. Когда ее попросили выразиться на языке позитивных действий, женщина сказала: «Я хочу, чтобы ты дал мне возможность расти и быть собой».

Такое утверждение было все еще очень неопределенно и могло вызвать желание защищаться. Она изо всех сил пыталась сформулировать свою просьбу, а затем проговорила: «Это немного неуклюже звучит, но если я должна выразиться как можно точнее, то я, кажется, хочу, чтобы ты улыбнулся и похвалил что-нибудь из того, что я делаю». Зачастую использование неопределенного и абстрактного языка может скрывать такие деспотичные межличностные игры.

Похожее недопонимание случилось в одной семье между отцом и его пятнадцатилетним сыном, которые пришли ко мне на консультацию. «Все, что я хочу, — это чтобы ты начал демонстрировать хоть немного ответственности, — требовал отец. — Неужели это так много?» Я предложил, чтобы он определил те действия сына, которые демонстрировали бы необходимую ему ответственность. После обсуждения того, как именно следует делать просьбу, отец ответил застенчиво: «Ладно, это не слишком хорошо звучит, но, когда я говорю, что хочу большей ответственности, я имею в виду, что я хочу, чтобы мои требования выполнялись без каких-либо вопросов — когда я говорю «прыгай», он должен прыгать, и прыгать с улыбкой». После чего он согласился со мной, что если бы его сын действительно повел себя так, это демонстрировало бы повиновение, а не ответственность.

3 потребности. То есть мы наблюдаем ситуацию, пытаемся понять свои чувства по этому поводу и как только это делаем то обнаруживаем потребности которые нам нужно удовлетворить. "Ты забыл купить хлеб! А ведь я просила купить" и жене очевидно что она просит метнутся в магаз а мужу кажется что его обвиняют! Или ещё хуже, люди отрицают что просят что либо "Почему ты не пострижёшься? Я ничего не прошу, но хочу сказать..."

4 ну и из предыдущего вытекает автоматом просьба. Вы просите удовлетворить свои потребности. Потому что очень часто это выглядит как ты должен, это твоя работа)) И тут важно развернуть весь этот процесс в обратную сторону. То есть сосредоточится на другом человеке, понять его чувства, понят его потребности, задать вопросы чтобы подтвердить догадки, выражая таким образом свою эмпатию. Эмпатия вообще очень важная вещь, очень часто нам нужно не подбадривание и совет в решении проблем а именно понимание. В книге есть воспоминания одного рабби который описывал как ранили его чужие подбадривания когда умирал его сын и хуже всего было осознание того что он сам это делал в течении 20 лет по отношению к другим людям.

работая в начальной школе, где сотрудники и директор часто жаловались на трудности в общении. Районный инспектор попросил меня помочь им решить конфликты. Сначала я должен был поговорить с учителями, а затем с учителями и директором вместе. Я начал встречу с того, что спросил сотрудников: «Какие действия директора идут вразрез с вашими нуждами?» «Он страшный болтун!» — последовал быстрый ответ. Мой вопрос призывал к наблюдению, а определение «страшный болтун» сообщало мне только о том, как этот учитель оценивает своего директора. Оно никак не рассказывало о том, что руководитель сказал или сделал, чтобы вызвать такую реакцию.

Когда я указал на это, второй учитель пояснил: «Он имеет в виду, что наш директор слишком много говорит!» Это также было оценкой, а не наблюдением: оценкой того, насколько разговорчив директор. Тогда попробовал высказаться третий учитель: «Директор считает, что только он может здесь сказать что-либо стоящее». Я пояснил: заключение о том, что думает другой человек, — не то же самое, что наблюдение его поведения. Наконец четвертый преподаватель рискнул предположить: «Он все время хочет быть центром внимания».

После того как я отметил, что это тоже попытка интерпретации, сразу двое учителей в один голос воскликнули: «Знаете, на ваш вопрос очень трудно ответить!»

После этого мы взялись работать над списком, чтобы выявить случаи особенного поведения со стороны директора, которое причиняло им неудобство, но в то же время постараться исключить из этого списка оценки. Например, они рассказали, что директор на совещаниях принимался рассказывать истории о своем детстве или о войне, из-за чего иногда всем приходилось задерживаться минут на двадцать сверх установленного времени. Когда я спросил, сообщали ли они хоть раз о своем недовольстве директору, они ответили мне, что пробовали сделать это, но только посредством оценочных замечаний. Они никогда не

ссылались на конкретные действия — например, на его рассказы — и согласились обсудить это, когда мы будем встречаться все вместе. И едва эта встреча началась, я стал свидетелем тому, о чем мне рассказывали. Независимо от темы обсуждения директор мог сказать: «Это напомнило мне одну историю...» и начать рассказывать о своем детстве или военном опыте. Я ждал, когда сотрудники заговорят о том, что они недовольны поведением директора. Однако вместо ненасильственного общения они воспользовались невербальными способами выражения неодобрения. Кто-то закатывал глаза, кто-то отчаянно зевал; один демонстративно уставился на часы.

Я наблюдал за тем, как развивается этот болезненный сценарий, и наконец спросил: «Никто не хочет высказаться?» Последовала неловкая тишина. Учитель, который заговорил первым на нашей встрече, собрался с духом, посмотрел на директора в упор и сказал: «Эд, вы ужасный болтун». Эта история наглядно иллюстрирует, как нелегко избавиться от старых привычек и научиться отделять наблюдение от оценки. В итоге учителя сумели разъяснить директору, какие именно его поступки вызывали их недовольство. Директор выслушал их с большим вниманием, а затем воскликнул: «Но почему ни один из вас ничего не говорил мне об этом раньше?» Он признал, что знает за собой привычку рассказывать истории, а затем немедленно начал рассказ, связанный с этой его привычкой! Я прервал его, заметив (добродушно), что именно сейчас он это и проделывает. Мы закончили встречу на том, что сотрудники выработали способ деликатно давать директору понять, что его истории кажутся им неуместными.

Ну и в конце немного о гневе и депрессии.

Гнев

Причина гнева - неудовлетворенная потребность, а не действия Другого, поэтому каждый раз испытывая гнев меняем "я злюсь, потому что они..." на "я злюсь, потому что мне необходимо ___ / моя потребность ___ / я хочу ___."

Не обвиняйте и не наказывайте других. Насилие начинается с убеждения, будто другие люди являются причиной ваших страданий и заслуживают наказания за это.

Гнев - сигнал тревоги об неудовлетворенной потребности. Энергия тратится на гнев вместо того, что удовлетворять потребность.

Четыре шага выражения гнева:

- остановиться и подышать

- осознать оценочные мысли

- осознать свою потребность

- вербализовать гнев в ННО сообщении: выразить свои чувства и потребности.

Депрессия это очень часто самообвинения у себя в голове и тут нужно остановить этот процесс, посмотреть на ситуацию, переформулировать обвинения чтобы убрать оттуда оценки и понять потребности и вам сразу полегчает))

Такая вот книжка, там много примеров, упражнений для понимания)) в общем очень полезно для всех))