Первая часть здесь: https://pikabu.ru/story/demon_pryachetsya_v_igre_rasskaz_626...
6
Мы загуливали с Ники пьяными где-то по ночному Чертаново, где она снимала жильё. И вот, проходя мимо закрытой на ночь палатки и стоящей рядом какой-то сваренной из железных полос клети с арбузами, Ники вдруг отчетливо поняла, что именно арбуз она больше всего на свете сейчас и хочет.
Не долго думая, я подобрал валявшуюся неподалеку железную трубу, и минуты через три полосы решетки были отжаты так, чтобы какой-нибудь смелый арбуз мог с нами отсюда бежать. И делать этого, конечно, никак не следовало по целому ряду причин.
Невдалеке от арбузов, в раздолбанных “жигулях”, наверняка ночевал какой-нибудь сторож-абрек. Кроме того, могли элементарно приехать менты. И, наконец, паспорт у меня с собою хотя и был, и паспорт хороший, но - безусловно левый. Но дело уже было сделано.
Итак, Ники принялась выбирать лучший арбуз. Почти сразу из “жигулей” выскочил чернявый пацан и, что-то запальчиво крича, вытянул из кармана и уставил на нас какую-то пуколку наподобие газового пистолета.
Надо сказать, меня не в первый раз уже поражало, как ловко ориентируется в подобных ситуациях Ники. Рюкзачок, как всегда, и на этот раз был за ее спиной - и вот она неуловимым в темноте движением уже выхватывает из-за спины свою знаменитую “телескопичку”, делает два быстрых шага к абреку и наносит молниеносный, неуловимый удар по его руке с пуколкой. Тот издает визгливый крик, и рука его повисает, как плеть. Ники замахивается на него еще раз, но абрек прячется за свою машину и стонет. Немая пауза. Тут я решаю выложить ему на крышу машины денег - за материальный и моральный урон. Он это видит.
Беззаботное наше настроение было слегка подпорчено, но мы все же выбрали здоровенный арбуз и двинулись с ним прочь. Но я чувствовал, что это еще далеко не конец приключений на сегодня. На такие вещи у меня просто феноменальное чутьё. Так и оказалось.
Через какое-то время за нашими спинами завизжали тормоза, и, обернувшись, я увидел две прилично покоцанные старенькие иномарки, остановившиеся в пяти метрах со включенными на полную фарами. Из них тут же выскочило человек пять или шесть. В руках у кого-то из них я заметил биту, а у другого - что-то вроде монтировки. И совершенно не исключалось, что в их карманах имеется и что-то посерьезнее.
Я аккуратно положил арбуз на тротуар и попробовал найти глазами свою трубу. Мне показалось, что в любом случае это как-то глупо - бить тут об асфальт арбуз, который, похоже было, достанется нам не совсем бесплатно.
Не могу сказать, что они нас как-то особо грамотно окружили. Они просто встали толпой напротив и чуть оттеснили нас этим к стене дома. Но нас очень слепил свет фар их машин, а самих нападавших видно было плохо - лишь черные силуэты. Всё это время они приглушенно гомонили на ломаном русском и выставляли вперед свои орудия устрашения. Ники, между тем, сунула мне в руку дубинку и принялась тыкать пальцами в свой телефон.
Конечно, я не раз и не два бывал в похожих ситуациях. Примирительно выставив руки перед собой, хотя и с дубинкой, я старался кидать в воздух какие-то общие слова. Плохо было то, что мы всё ещё были прилично пьяны и даже слегка шатались. А Ники уже с кем-то отрывисто базарила по телефону и оглядывалась на стену дома - по-видимому, пыталась назвать адрес.
Смысл того, что тараторили абреки, сводился примерно к тому, что я им должен еще пять штук за решетку и отдельно - за сломанную руку, и что сейчас подрулят менты. Но столько у меня с собой просто не было. А Ники уже вернула себе свой “телескоп”, выставила его вперед и отпугивала противника внезапными выпадами. Ее успех в таких ситуациях всегда был связан с тем, что от такой хрупкой на вид тёлки никто просто не ожидал серьезной угрозы. И совершенно напрасно.
Но тут расклад сил вдруг резко поменялся: шелестя шинами, к нам плавно подкатил какой-то черный лимузин, и из него вышли двое. Они неспешно вошли в полосу света между нами и теми. Первый из них, руки в карманы, выразительно поглядел на нас с Ники и повернулся к нападавшим. Рядом с ним встал второй здоровенный мужик, на плече которого я сразу же заметил ремень - от короткого “калаша” за его массивной спиной.
Первый что-то спросил у одного из абреков и начал было слушать, но очень скоро прервал того властным жестом руки и снова обернулся к Ники. Лица его мне почти не было видно, но показалось, что он даже усмехнулся. Потом он достал из внутреннего кармана пиджака что-то вроде визитки и протянул это парню с битой. Потом было еще что-то негромко сказано с обеих сторон, после чего нападавшие молча сели в свои колымаги, развернулись и отвалили.
В общем, это и был Иван Збарский, ее отец. И я прекрасно понимал, как выгляжу в этой тупой истории в его глазах. Ладно - Ники, но я-то… Взрослый тёртый мужик, ворующий ночью арбузы у каких-то чухонцев. Все вчетвером мы с минуту помолчали. Наконец Ники коротко представила нас друг уг другу.
- Это мой папа, Иван Аркадьевич. Это папин друг Феликс. А это мой друг Леон.
И мы сухо обменялись рукопожатиями. Потом нас повезли туда, где Ники на тот момент снимала жильё. Ники с отцом всю дорогу говори о чем-то на заднем сидении, и временами говорили довольно резко. Я их не слушал и думал о том, что мог этой ночью реально очень круто попасть - и не под биту, а под ментов. На прощание мы оставили этим двоим свой огромный арбуз.
7
Итак, трижды у меня уже “катали”. В старом, классическом смысле слова, катран – это конспиративная нейтральная территория, что-то вроде подпольного игорного дома, где, по негласным законам, никто из правильных людей не должен вести никаких разборок, кроме карточных. Н-да, хотя, как известно, в любых правилах бывают самые непредсказуемые исключения…
В первый раз отца и еще троих привезла сама Ники, на двух машинах. Номера машин я охранникам на шлагбауме дал заранее. Прибывшие вышли и не спеша осмотрелись. Я поприветствовал их со своего крыльца и подошел. Збарский что-то негромко говорил им, и, по-видимому, не о чем-нибудь ином, а именно обо мне. Мы сухо обменялись рукопожатиями.
Я уже упоминал: посёлок наш на удивление мало заселен, хотя вся инфраструктура вполне налажена. Двадцать километров от МКАД, немного в стороне от Рублево-Успенского шоссе, в направлении Минского. Но, наверное, с точки зрения соотношения “цена-качество”, устраивал он не многих, да и слава богу.
- Что же, место очень удачное, тихое. Тебя можно поздравить. Надо бы еще внутри посмотреть, конечно, - Збарский вполне дружески похлопал меня по плечу, и все мы вошли.
Внутри у меня всё было довольно аскетично, хотя и не без претензии на стиль… Сам не знаю, на какой. Во всяком случае, мне всегда нравилось что-то вроде бунгало. Гости осмотрелись и тут, поднялись на второй этаж, спустились. Збарский сдержанно поинтересовался насчет соседей. Я всё объяснил, как есть. Надо сказать, за всё это время трое незнакомцев так и не представились и вели себя поначалу чрезвычайно холодно и молчаливо.
Ники же сходу плюхнулась на мягкий диван и наблюдала за происходящим с явной заинтересованностью и даже с хитроватой улыбочкой.
На вид эти люди могли оказаться… Да бог знает кем. Кем угодно. Возраст - от пятидесяти до шестидесяти - точнее сказать я бы не смог. Одеты очень добротно, но не броско. Ухоженные лица и прически. Сами лица - разной степени интеллигентности и “непростоты”... В общем, черт их разберет!.. Кто-то из них вполне мог оказаться каким-нибудь серьезным адвокатом или чиновником, кто-то - дипломатом или банкиром средней руки, а кто-то и “законником” из воров.
Я предложил кофе или “чего покрепче”, и мы присели за овальный стол в гостиной. Шторы больших окон во дворик я заранее предусмотрительно прикрыл. Мне показалась, что, усевшись здесь, гости как бы примериваются к стенам, к столу, ко всей этой новой для них обстановке, ко мне самому, наконец. Но их впечатления оставались для меня, конечно, не вполне ясны - что называется, ни один мускул не дрогнул ни на чьем лице... Кроме лица Ники, разумеется.
Она буквально скакала по кухонному пространству, невдалеке от стола, и скоро уже приготовила кофе. Теперь она выставляла на стол, с краю, большой серебряный поднос с чашками, бокалами и чем-то еще. (Поднос этот я видел в своем доме впервые - она притащила его с собой!..)
Собственно, я-то сам, начиная с какого-то неуловимого момента, почувствовал, что не очень здесь, за этим столом, сейчас и нужен. Ну что ж, я вышел не веранду с сигаретами.
Вернувшись в гостиную минут через двадцать и обходя стороною стол, я увидел на нем какую-то изящно выполненную из темного дерева полузакрытую коробку, из которой Збарский как раз вытягивал, как бы не глядя, новую запечатанную колоду. Отыгранные карты валялись уже на столе там и тут, и, между прочим, валялись они - среди нескольких неаккуратных, но не маленьких пачек купюр… “Началось” - с нелегким сердцем отметил про себя я и ушел, теперь на второй этаж. Еще раз подумать. Как я и ожидал, скоро ко мне поднялась и Ники.
- Значит так, - сказала она и разлеглась на диване, головой на моих коленях. - Твоя задача теперь по жизни очень простая - делай, что я говорю, и помалкивай. Им всё понравилось, ты же сам видишь!..
- Как скажете, мой фюрер.
Я смотрел на нее, смотрел на ее шрам. Я начал к нему привыкать - осторожно трогать его, целовать, но вопросов о нем не задавал.
— У тебя когда-нибудь был секс с мужчиной? — ни с того, ни с сего залепляет вдруг она после некоторой паузы.
Я разворачиваю к ней дикий взгляд, не понимая, всерьез она или нет. Я набираю в легкие воздух…
— Нет, ты не думай… Один раз не означает, что ты гей, — не дает ответить она.
Провоцирует. Запрокидывая голову, со смехом хватает меня руками за шею.
— Когда-нибудь я тебя грохну. А у тебя? Был секс с женщиной?
Я беру ее в охапку, но она с визгом сопротивляется. Потом протяжно сопит и молчит, разглядывая бежевого цвета, плоского глиняного слона на стене. Улыбается. Играет.
В общем, они начали катать. И приезжали еще дважды, уже человек по шесть. Некоторые из игроков менялись, по одному или по двое, и приезжали новые. Катали в терц, очко, секу, буру, рамс, покер, во что-то еще. Причем я не мог не обратить внимание, что в правила этих вполне известных игр они - по всеобщему согласию - иногда вносили изменения, несущественные, но обострявшие игру. И в долг не играли, у всех была наличка — в портфелях, саквояжах, чемоданчиках.
Иногда складывалось впечатление, что все они с какого-то момента как будто теряли чувство реальности, и оттого не слишком радовались выигравшие и не очень-то огорчались проигравшие. Иные пачки баксов, перехваченные резинкой, по нескольку раз за ночь переходили из рук в руки, из саквояжа в чемоданчик, из него - в портфель. Или наоборот. И в большинстве случаев никто не удосуживался хотя бы пересчитать деньги.
В последний раз двое, в том числе и Иван, даже не стали уносить саквояж и сумку с баблом с собой, считая, видимо: зачем таскать, если на неделе опять предстоит игра. Мне пришлось долго ломать голову над вопросом, куда бы их спрятать. Наконец я выбрал закрывавшийся на ключ узкий металлический шкаф для хранения оружия. Шкаф у меня уже был, а оружия - пока еще нет, не считая “рюгера”. Но я давно подумывал о каком-нибудь помповом ружьишке из магазина Тимурчика.
После всего этого я понял, что степень моей ответственности за происходящее взлетает до небес. Вернее, не до небес... Просто она приравнивается к цене моей жизни.
8
Но теперь можно вернуться к истории с выстрелом. Да, в сущности, виноват был я сам. Да, Олли не знала. Черт же меня дернул сказать про зажигалку… Изучив записи видеокамер, я наконец увидел, как это было. Вспышка выстрела, в моей руке разлетается вдребезги бокал с вином, я рушусь назад и вбок, бьюсь головой о кирпичный угол стены. Олли наклоняется ко мне, щупает пульс, хватается за телефон и потом бросает его, выливает из бутылки в траву остатки хреновухи. Отвешивает несколько сильных оплеух Тимурчику, приводя его в чувство. Тот не сразу, но продирает глаза и ошалело смотрит на нее и на меня, валяющегося в крови и вине. Шатаясь, встает, склоняется ко мне и что-то яростно кричит ей, тыча пальцем то в меня, то куда-то на стол, то как раз-таки в видеокамеру, которая всё это и снимает. Хватает обе моих руки и, пятясь, тащит меня по земле к калитке между нашими двориками.
Провалялся я два дня, и несчастная моя голова чувствовала себя, как полурасколотый об асфальт арбуз. А в зеркало я не мог на себя смотреть вообще. На третий день Олли каким-то изощренным способом вытащила из моей щеки эти нитки, которые всё же оказались не простыми, а хирургическими.
Ники жила всё еще у себя, и я позвонил ей лишь на третий день. Собственно, пистолетик-то дала мне именно она. Сказала, чтобы на всякий случай я во время игры держал его при себе. А то мало ли что... Когда играли последний раз, она видела, что среди прочих приехал и какой-то очень мутный, по ее мнению, мужик - кажется, то ли вор, то ли кто-то в этом роде.
Теперь Ники, конечно, сразу прилетела. Увидев моё лицо, она непроизвольно прыснула со смеху и подскочила обнять мою бедную голову. -Неосторожное обращение с оружием, - вяло констатировал я, уворачиваясь от ее поцелуев в свои раны.
- Слу-у-ушай, вот у нас теперь парочка будет - люди со шрамами!.. Какая круть!.. - она мечтательно закатила глаза.
- Теперь ты просто обязана выйти за меня. Иначе я буду совсем уже никому не нужен.
-Нуу, выйти… Выйти - это тебе не хухры-мухры. Если только подаришь бриллиантовое колье!..
- Не в моем стиле.
Кажется, мой шрам становился мне к лицу.
9
Прошло несколько дней, и они приехали катать снова. Приехал в том числе и тот Мутный, о ком говорила Ники. Как обычно, сразу сели за стол. Игра пошла какая-то нервная и даже злая, на очень высокие ставки. Хотя никто почти ничего не произносил - лишь короткие выкрики о ставках, по делу. Но в воздухе над столом словно бы что-то нависло…
На этот раз катали в покер. В первые же полчаса двое сразу очень крупно проигрались, и им не терпелось вернуть своё. С очередной раздачи ставки снова пошли резко в гору, и их, естественно, поднимали проигравшие, Мутный и кто-то еще, а также двое новичков - какие-то нефтебароны из Тюмени.
Позже Иван рассказывал, что это редкое выигрышное сочетание ему порой даже снилось в картежных снах. Теперь следовало никак не выдать своего состояния.
А ставки продолжали расти и без его вмешательства, и он, словно подчиняясь всеобщему гипнозу, тоже поддался гонке на повышение. Сумма скоро стала для кого-то неподъемно-опасной, так что двое, отрезвев, сошли с дистанции, а спурт продолжили четверо: тюменцы, Збарский и Мутный.
Тут уже за столом всё стихло собой: игра приняла слишком серьезный оборот - такой куш разыгрывался на катране впервые. Один из тюменцев шепотом попросил Нику налить виски (тележка со спиртным и кое-какими закусками всегда стояла неподалеку от стола). Но стакан, конечно, ему не помог: уже минут через пять оба нефтяника, перекинувшись взглядами, открыли карты, и стало понятно, что фактически они играли на один карман, но теперь это не имело уже особого значения.
Итак, Збарский и Мутный остались один на один. Иван раскрыл саквояж, достал несколько внушительных пачек баксов и, поскольку был его черед увеличивать ставку, сказал:
— Предлагаю в последний раз поднять ставку и открыться. Не будем доводить друг друга до разорения. Вы согласны?
Мутный ссохшимися губами что-то прошептал и кивнул.
- Сколько вы ставите? - он кивнул на деньги Збарского.
Иван назвал сумму.
— Ваш черед, - сказал он очень тихо, но внятно.
Мутный поднял с пола узкий коричневый кейс, поставил его на стол рядом с собой и после паузы произнес:
— Здесь недостаточно, но на остальное ставлю хату на Кутузовском, которую ценю с обстановкой в миллион баксов. Идет?
В принципе, Збарский не имел тут права отказываться: квартира того, в общем-то, стоила, и он это знал. Он оценил взглядом кейс, прикидывая, сколько надо было Мутному еще доложить. Выходило, тысяч пятьсот, от силы...
После некоторого раздумья, в гробовой тишине Збарский согласился, и оба они, разом, карта за картой, стали открываться... Еще до открытия последней карты Мутный уже понял, что проиграл: у него было каре, а у Ивана - то, что могло выпасть лишь теоретически, то есть тоже каре, но каре старшее.
Развязка эта вызвала у присутствовавших возгласы и восторга, и ужаса. Кто-то опрокинул стул. Бледный как полотно Мутный продолжал неподвижно сидеть в той же позе, в какой его застало открывание последних карт. Потом он очнулся и огляделся вокруг, словно бы мало что узнавая.
- Дочка, а организуй-ка мне чифирочка кружечку, - как-то очень по-старчески попросил он попавшуюся ему на глаза Ники.
Никто из игроков некоторое время просто не решался громко о чем-либо говорить. Но из-за стола все уже поднялись и теперь стоя выпивали или курили в стороне.
Изредка отхлебывая принесенный ему крепчайший чай, Мутный поднял с пола из-под стола и положил себе на колени еще один кейс (оказалось, был у него и второй). Он в задумчивости глядел на него, барабаня пальцами по крышке. Потом тяжело поднялся, с кейсом под мышкой, неопределенно всем кивнул и двинулся в прихожую.
10
- Между прочим, в порядочных катранах для увеселения гостей положено иметь помещение с девушками, рассуждала Ники из-под одеяла.
- О, я уже работаю над этим.
- Ах ты скотина!..
На утро мы собрались в Москву: я - как раз посмотреть, по наводке Тимура, помповое ружье, а Ники - на каратэ. Машины ни у кого из нас не было, и после электрички мы расстались на Беговой.
Все дальнейшие события этой истории происходили с какой-то калейдоскопической быстротой, но почти все они происходили - без моего участия, то есть их свидетелем я не был, а лишь узнавал о них каким-то образом потом.
Итак, в одном из оружейных магазинов Тимура я выбрал и купил себе очень симпатичную штуку - короткое помповое ружье с пистолетной ручкой, чехол к нему и пару коробок патронов. Позвонил Ники - недоступна. Потом мне вдруг позвонила Олли и рассказала очень странные вещи: к шлагбауму поселка с час назад подъехали на двух машинах люди, и почти сразу у них пошел какой-то резкий замес с нашей охраной. Продолжилось тем, что человек пять пешком прошли именно к нашим таунам, стали дергать ручки дверей и нагло ломиться. (Лично у меня на всех окнах и входных дверях обоих этажей были поставлены хорошие металлические ролл-ставни, которые я закрывал каждый раз, когда покидал таунхаус.) Она всё это наблюдала тайком из своих окон. И, короче, “пока не приезжай: всё как-то стремно, и они еще где-то здесь, на территории”.

Ну вот, уже началось, подумал я. Как-то слишком быстро… Что такого особого могло случиться? Кто-то решил наехать из-за слишком крупного проигрыша Мутного? Но игра была честной, и тому есть много свидетелей. И это совершенно не по карточному закону - устраивать разборки из-за проигрыша. А если не это, тогда что? А Ники была всё так же вне зоны доступа, и мне в голову начали закрадываться самые нехорошие мысли. А куда вчера девался кейс с деньгами? Иван увез его с собой или оставил? Мне он ничего не отдавал. Передал Ники? Я этого не видел. Но тут новая мысль заставила меня вздрогнуть: а закрыта ли сейчас с моей стороны дверь в сауну Олли? С моей стороны она выходила прямиком в в огромный стенной шкаф и была завешана верхней одеждой.
Тут тренькнул мой телефон. Звонок был от Збарского. Голос его срывался и дрожал. Пропала Ники!.. Час назад ему позвонили, и незнакомый голос очень жёстко потребовал вернуть кейс, который он получил вчера от Мутного. В ответ на его протесты было сказано, что в кейсе не деньги. на это Иван сказал, что кейс еще не открывал, кейс сейчас не у него и оборвал разговор. Но ему перезвонили снова и сообщили, что Ники у них, и пока не вернут кейс, ей будет очень плохо.
Я впервые слышал, чтобы его голос звучал так растерянно. Мы хотели было договориться о встрече, но потом вдруг не сговариваясь поняли, что нас сейчас легко могут слушать. И тут он сказал:
- Кстати, арбуз очень вкусный был. Где брал?
И я его понял:
- Где брал, там уже нету.
И через час я его ждал в известном нам месте в Чертаново. Как обычно, с ним был и Феликс.
Картина у нас вырисовывалась такая.
После ухода Мутного он, оказывается, отдал кейс Ники, и сейчас было ясно, что кейс где-то у меня дома. И что бы там в нем ни было, нам предстояло это вернуть. Но где кейс? А ведь в поселке, скорее всего, меня пасут. Идти домой в открытую, чтобы бандюки перевернули всё вверх дном? Можно было поступить и так. И тут я решил перезвонить Олли.
Её голос мне не понравился. Я спросил, открыта ли сейчас с моей стороны наша с ней дверь. На том конце повисла тяжелая пауза, и было похоже, что она не может говорить свободно. Наконец она произнесла почти шепотом:
- Тимур всё знает. С твоей стороны там открыто. Не могу больше говорить.
Что он знает, что “всё”? Про нас с ней, про дверь?
В любом случае, надо было ехать туда. План был такой: я прикидываюсь работягой и под любым предлогом захожу в таун к Олли, а дальше - по ситуации.
Феликс остановил машину чуть не доезжая поселка, у леса. С этой стороны была еще одна калитка для входа на территорию, и ключ от калитки у меня имелся. В багажнике нашлась старая роба, и в ней-то я и отправился на дело.
На Олли не было лица. Оказалось, Тимур с час назад собрал сумку и уехал. Я сходу направился к сауне.
- Ты, наверное, за кейсом?
Услышав это, я резко обернулся.
- Ты откуда знаешь про кейс?
На глазах её выступили слёзы.
- Тимур сразу дверь нашел, но молчал. У него тут везде видеокамеры скрытые, и у тебя там, как выяснилось, тоже. Он мог видеть всё, что у тебя происходило. Кажется, я побледнел.
Она продолжала:
- А сегодня утром, когда вы уехали, он открыто пошел к тебе, запер дверь изнутри, а потом вышел с каким-то кейсом. Заперся в кабинете, но скоро собрался и уехал.
- Как думаешь, куда мог поехать? - спросил я без особой надежды.
Она пожала плечами:
- Может, в офис.
Прекрасно. Тимурчик мог видеть всё. И он видел всё - и игру, и мою спальню, и даже кейс. Пусть так, но по крайней мере теперь ясно, кого искать. Что всё-таки в этом проклятущем кейсе и куда он теперь едет? На звонки Тимурчик не отвечал. Может, сдать его данные бандитам, и дело с концом? Или даже ментам?
Я не видел уже особых причин не рассказать Олли о сути происходящего.
- Любишь ее. Вижу, - только и сказала она.
Потом я хмуро сказал ей “спасибо” и вышел. Услышав всю историю, Збарский в сердцах выругался отборным матом. В конце концов решили сдать Тимура всем - и бандитам, и кому-то из ментов. Сами мы бы его сейчас не нашли. После этого Иван дважды выходил из машины звонить. В кейсе - ядерный заряд, бриллианты и заодно образец новой наркоты?.. Иван, кстати, вспомнил, что кейс был не очень тяжелым.
Наконец кто-то сообщил Збарскому, что из офиса “Odonata”, из фирмы Тимура, только что заказали авиабилет до Праги. До вылета оставалось часа четыре.
Пока мы неслись к МКАДу, Збарский рассказывал про того, кого я называл для себя Мутным. Знал он его не близко, но всё же знал. Оказывается, до недавнего еще времени Мутный был положенцем по Московскому региону. Но люди видели, что постепенно он становится чудаковат да и просто стареет. И вот он отошел от дел, и положенцем стал другой. Компьютером и интернетом Мутный не владел и поэтому собирал в тайне от всех кое-какой бумажный архивчик в папочках, и во вчерашней игре от волнения попутал кейсы - во втором действительно были деньги. А архивчик на следующий день собирался сдавать преемнику. Но тут и обнаружилась невольная подмена. Мутному сказали всё, что о нем думают, но делать было нечего - подняли всех.
Скоро Збарскому снова позвонили, и сообщили, что кто-то видел, как Тимур суматошно снаряжает у своего офиса микроавтобус с белорусскими номерами.
Итак, к офису “Odonata” выдвигались с трех разных сторон: мы втроем, какой-то его знакомый - бывший мент и машина с четырьмя бандитами (в которой, как предупредили Ивана, содержалась и Ники, а также и кейс с выигранным им баблом).
11
К офису мы подъехали последними. К этому времени у нападавших получилось двумя своими мощными кроссоверами загнать микроавтобус в ворота офиса, во двор. Но Тимур прятался где-то внутри, за сидениями. На заднем сидении черного бандитского “лэндкрузера” я наконец-то разглядел рыжую голову Ники!.. Но один их бандюков сидел при ней.
Доводить дело до приезда ментов никому из нас не хотелось. Район был не жилой и довольно пустынный, но кто ж их знает!.. А Тимур, похоже было, как раз тянул время. И было понятно, что при его-то специализации - оружие у него было точно, и еще неизвестно какое…
Наша экипировка была всё же далека от спецназовской: пять пистолетных стволов у бандитов и мента, “калаш” у Феликса и помповое - у меня. Да, и еще мой маленький “рюгер”. Ни тебе каких-нибудь светошумовых гранат, ни даже бронежилетов.
Один из бандитов стал из-за машины громко орать Тимуру: -Мужик, отдай кейс по-хорошему, и мы тебя не тронем!.. Выкини из окна! Ты нам не нужен!
Тимур молчал. Збарский, бывший мент и старшой бандит устроили совещание. Самым радикальным и простым решением казалось просто покрошить микроавтобус, а вместе с ним и Тимура из “калаша” и помпового. Бандиты, разумеется, настаивали на том, чтобы покрошить. Но было понятно и то, что это вызовет в округе дикий шухер. И Тимур наверняка уже позвонил кому только смог - и ментам, и бог знает кому ещё… Надо было что-то делать немедленно.
И тут у меня словно бы что-то щелкнуло и переключилось в голове. И я увидел всю эту картину, как в какой-то замедленной вспышке - всё, что сейчас мне надо сделать, и всё, что будет. За машиной я сорвал с себя куртку и майку, оставшись голым по пояс, и вынул свой маленький “рюгер”. Примерил его в ладони. Остальные молча глядели на всё это и наверняка не понимали, что я затеял. И только Збарский вдруг полез в карман, вытащил и протянул мне… пикового туза.
- Держи, парень. Он счастье приносит, - только и сказал.
Я плюнул себе на ладони, вышел из-за машины и сделал три шага к микроавтобусу. Я высоко поднял руки, но так, чтобы Тимуру не было видно, что в моих открытых ладонях, потому что в правой я едва удерживал липший к ней пистолетик, а в левой - пикового туза. Я знал, что он меня видит. Расстояние между нами было метров около десяти.
- Тимур, слушай меня… Ты же умный. Так уж сейчас выходит - у тебя то, что тебе не принадлежит. Отдай, и разойдемся с миром. Люди за моей спиной - серьёзные, зря базарить не будут. Тебя никто не тронет, гадом буду.
- Падлой буду, не тронем!.. - раздался за моей спиной и голос бандита.
Я сделал еще несколько медленных шагов. И наконец я увидел глаза Тимура и рядом с ними - ствол.
- Стой, где стоишь, - крикнул он, словно бы издалека. Но я сделал еще один шаг вперед. Его глаза начали скрываться ниже, и остался лишь глядящий на меня ствол. И тут я хлопнул поднятыми руками в ладоши, и туз взлетел немного вверх и в сторону. Ухнул выстрел, и туз, наверно, трепыхнулся в воздухе, падая, но я этого видеть уже не мог, потому что выстрелил сам. А потом я подошел. Его глаза так и остались открытыми, но между ними, в переносице, что-то краснело и растекалось.
И была суета, и подбегали Збарский, бандиты и остальные, и вытаскивали из-под сиденья кейс, что-то кричали мне и били по плечу… Но я уже ничего не слышал.
Вместо эпилога
Ники категорически настояла, чтобы мы жили теперь на Кутузовском, в той самой... Ну, вы понимаете. И, стало быть, таунхаус приходилось выставлять на продажу и собирать вещички.
Теперь у нас были наконец машины, целых две. У меня - неброский серый “финик”, у Ники - почему-то выбранный ею “jeep wrangler” - правда, тоже рыжий. Но он ей очень шел.
Собирать в коробки кое-какое последнее своё барахло я приехел сегодня один. -Не могу понять одного: тогда, после выстрела твоего, когда я оклемался, что это за хрень происходила с футбольным матчем? - спрашивал я у Олли. Она равнодушно наблюдала за моими сборами и курила стоя, опершись спиной на ту самую нашу маленькую дверь, теперь прикрытую. Сесть уже было не на что.
- Да в записи шел матч, угомонись. А Тимур был не на стадионе в это время, а в кабаке. Мне захотелось, чтобы ты был из будущего. А кстати, ты знаешь, что такое “Odonata”?
Я в недоумении взглянул на нее.
- Какая еще “Odonata”?
- Ну, фирма та его. Стрекоза, по латыни! Стрекозы - идеальные убийцы, чтоб ты знал.
Ясно. В задумчивости я глядел на эти стены, теперь уже опустевшие. Так, а где же все эти проклятые “жучки” и прочее, подумалось тут мне...
Наверное, она поняла, о чем я, и улыбнулась краем рта.
- Понятия не имею. Может, кое-что из этого ты уже отсюда увёз. Туда.
На прощание мы все-таки поцеловались в губы. Я отдал ей ключи, вытащил последние коробки и вышел, вышел уже навсегда. Наконец влез за руль, включил двигатель и, как обычно, посмотрел, на счастье, на простреленного пикового туза в маленькой нише, чуть правее руля.