Пять лет назад мы с моей подругой Светкой пошли гулять с собаками.
Прогулка проходила в коттеджном посёлке пускай будет А.
Проходим мимо детской площадки, а там сидят три парня и орут "пацан, спрячь пиструн!"
Я сначала дёрнулась, но потом вспомнила, что никакой я не пацан.
Сразу стало интересно, и я пошла присматриваться.
На детской горке стоял мальчик лет трёх-четырёх.
Я, естественно, как мать, побежала к нему и стала задавать вопросы:
Почему ты не следуешь советам парней с детской площадки и не прячешь пиструн??
Мальчик молча стоит и ничего не говорит, но немножко видно, что стесняется.
Начинаю крутить головой в поисках хоть какого-то объяснения эксгибиционизма или хотя бы родителей пацана.
Нахожу у качелей детские трусы.
Немножко, как бы это помягче сказать, обосранные
Ситуация проясняется, и я уточняю у мальчика прямо — это твои?
Мальчик твёрдо отвечает — нет, не мои.
Странное, думаю, совпадение, но ладно. Пойду гулять с собаками дальше. Тем более пацан на контакт не идёт.
Доходим со Светкой и собаками до речки, как вдруг к нам подбегают те парни, которые советовали пацану спрятать пиструн.
И наперебой мне кричат — Ваш сын там орет!
А у меня нет сына, но я очень волнуюсь, когда он орет.
Поэтому отдаю Светке собак и бегу обратно на детскую площадку к голому пацану.
Пацан всё ещё стоит на горке и действительно орет всем собой.
Я повторяю анкетирование:
Как зовут, сколько лет, где мама, где твой дом, где твоя одежда и мотоцикл, это ты обосрал трусы?
Пацан на все вопросы орет и периодически отвечает, всхлипывая — самокат.
Я понимаю, что это зацепка!
Начинаю бегать искать самокат. Самокат приведёт меня к ответу.
Нам срачна нужно найти самокат, и всё образуется само собой.
Пацан орет, зовёт маму, ищет самокат.
Я пытаюсь его успокоить, предлагаю пойти помыть жопу в речке, снова уточняю, как его зовут, и не его ли это трусы валяются у качелей?
Пацан уверяет, что трусы совсем не его, он их видит в первый раз, и нет, он ни в коем случае не обосрался.
И даже немножечко обижается от моих подозрений.
Как вдруг вижу — идёт женщина. Спокойно себе идёт.
Кабутта ничего не происходит.
Кабутта ничей сын не орет на весь поселок, стоя с обосранной жопой без трусов на самой высокой точке детской площадки.
Пацан замечает женщину, слезает с горки и бежит к ней, плача.
Женщина видит бегущего пацана и орет страшным голосом "Вадя! ВАДЯ!! Ты чо? ГОЛЫЙ??? Почему ты голый, Вадя?"
Вадя бежит навстречу женщине, не объясняя причину своей голости.
Женщина берет его на руки к себе лицом.
Хватает его руками за жопу.
И орет ещё более страшным голосом "ВАДЯ! Ты что, ОБОСРАЛСЯ??? Ты обосрался, ВАДЯ???"
Мальчик орет, мама орет, я стою рядом с горкой, смотрю на всю эту ситуацию с видом "ага, Вадя, так-то! Я была права, обосрался всё-каты ты!"
Потом робко говорю — тут у качелей трусы лежат, возможно, его.
Женщина смотрит на меня внимательно, говорит "спасибо, да, это наши!"
Потом вдруг резко ей приходит что-то в голову, и она ещё более страшным голосом спрашивает у меня "А ГДЕ ЕГО САМОКАТ??? Где самокат??"
А я не знаю, где его самокат и вообще не понимаю, что здесь происходит!!! Почему вообще в такой ситуации мать в первую очередь вспоминает о самокате???
Женщина смотрит на меня так, как будто я не осознаю, что сейчас её главная проблема — это потерянный самокат, а не всё остальное происходящее.
Я потом ещё пять дней себя винила, что потеряла самокат бедного пацана.
