Это был заказ - нарисовать нескольких примархов из вахи как современных смертных людей. Впервые их рисую, узнаете кто где?

Здравствуйте . Сделал рендеры 3D модели Кулона Сангвиния с переделанными крыльями и головой .

Продолжение этой статьи…

Рассуждая о том, кому из сыновей Император раскрыл истину в самом начале его пути, немногие вспомнят Ферруса Мануса. Отчасти потому, что комьюнити ещё не избавилось от некоторых заблуждений, вроде того, что Горогон погиб в самом начале Ереси Хоруса и поэтому недостаточно раскрыт. Однако моя серия стримов о нём доказывает несостоятельность этого утверждения. Скорее дело в том, что Железнорукий был скрытен до угрюмости и суров до жестокости. Второе, кстати, роднит его с отцом.

С отвлечённой позиции, без детализации, Манус действительно не похож на того, кому Повелитель Человечества мог бы доверить свою главную тайну. Но если пройтись по подробностям становления медузийца, которых у нас к настоящему моменту предостаточно (хотя белых пятен не меньше), получается совсем другая картина.

Начну с аналогий, так нагляднее. Почему на прошлом стриме мы решили, что Лев Эль’Джонсон подходит на роль «того единственно»? В первую очередь потому, что он рос на Калибане – мире, который был отравлен варпом с незапамятных времён. Благодаря Ордену Волка примарх довольно близко познакомился с Имматериумом. Настолько близко, что запретил приближаться к библиотеке Ордена, но не уничтожил её (за что Боги Хаоса должны сказать ему спасибо, ведь Лютера совратили во многом благодаря тем самым книгам).

Но ведь Медуза тоже была непростым миром. В таймлайне 40к Ордо Астра полагает, что некогда планета стала полем битвы между некронами и Древними (информация из дополнения к кодексу Железных Рук, 8-е издание). Сложность исследования Медузы заключается в высокой геологической активности, природа которой до сих пор неизвестна. Кто знает, может в её сердце живёт свой Уроборос? Тем более, что легендарный Азирнот, сражённый Феррусом, тоже был змием.

Но я упомянул Уробороса по другой причине. Как и Тухульху с Чумным Сердцем, его создали Древние, но при этом они использовали некие технологии, связанные с варпом (информация из «Ковчегов Знамений», спасибо Дэну и Лёхе за наводку). Похоже, с Азирнотом дело обстояло так же. На последнем стриме про Мануса я уже анализировал образ змия, который подробнее всего описан в новелле «Горгон Медузы» Дэвида Гаймера. Вот ключевая цитата из поединка между Азирнотом и Феррусом:

Змей напал на него, возникнув из ниоткуда. Он отбросил тварь ударом посоха наотмашь, выбив из её чешуи осколок длиной с меч. Тот вновь стал жидкостью и испарился, даже не коснувшись лавы. Кираал сотряс вой, рождённый из нечеловеческой, недоступной смертным ярости, и внезапно всё огненное море превратилось в круговорот чешуи и клыков, и железный посох замелькал в руках, отражая гневные атаки беснующегося Азирнота…

Тут для нас важно то, что осколок чешуи, отделившись от тела змия, просто исчез. Однако с некродермисом так не происходит. Чтобы в этом убедиться, достаточно прочесть описание любого боя имперцев с некронами, например, такой бой есть в романе «Велизарий Коул: Великий Труд» Гая Хэйли, когда архимагос пробуждает осколок К’Тан. А вот цитата из романа «Мертвецы идут» Стива Лайонса:

Устыдившись своей слабости, Карвен наконец загнал батарею на место и поспешил за гвардейцем, задержав дыхание и стараясь не смотреть на лужу жидкого серебра.

Тут описывается некрон, которого мельта превратила буквально в лужу. И эта лужа никуда не исчезает. Да, мы знаем, что критически повреждённые некроны могут телепортироваться в ближайшую гробницу для восстановления, в том же романе Лайонса немало таких эпизодов. Но если так происходит, то некрон телепортируется в гробницу весь, а не по частям, при этом телепортация сопровождается вспышкой и хлопком. Я акцентирую на этом внимание потому, что исчезнувшая чешуя Азирнота совершенно непохожа на стандартную некронскую телепортацию.

Кому интересно углубиться в тему, можете посмотреть тот стрим про Ферруса, так как сейчас я опущу многие моменты насчёт Азирнота. В контексте нашей сегодняшней темы важно одно – «Горгон Медузы» Гаймера прямо говорит, что змей не является некронской технологией. В противовес этому у нас есть «Неисчислимый и Предсказывающий» Роберта Рафа, где присутствуют следующие строки:

И над всеми этими стазисными экспозициями витал огромный металлический змий-завоеватель, которого выпускали на планеты проходящие мимо флоты некронов, чтобы он истреблял население под корень.

Когда я прочёл это произведение, мне стало сложно отрицать вероятность того, что Азирнот всё-таки является порождением некронов. Однако последнюю точку для меня поставил роман «Конец и Смерть, Том 2» Дэна Абнетта. Там есть момент, когда Сангвиний встречает Ферруса. Толи призрак, толи буквально Горгона, которого Четвёрка на короткое время вернула в материальный мир.

Феррус Манус пытается улыбнуться, но не может. Его доспехи выглядят чистыми и целыми, будто только что из мастерской. Он безоружен. Громадная фигура кажется такой же твёрдой, как каменный саркофаг за его спиной. Сангвиний видит ртутный блеск некродермиса на руках брата. И только потом замечает, что точно так же сверкают горло, подбородок и лицо, будто железо расползлось по всему телу Горгона. Крылатый примарх понимает, что брат огромным усилием воли сдерживает себя и не поддаётся всепоглощающему гневу.

Впервые нам прямо сказали, что руки Мануса – из некродермиса. Сначала мне это показалось странным, ведь в таймлайне 30к никто в Империуме не знал о некронах. Но на самом деле как минимум один представитель Человечества с ними встречался. И это был Сангвиний. В рассказе «Слово Безмолвного Царя» Лори Годинг есть следующий эпизод:

– Это не так, Данте из Кровавых Ангелов, – прервал его герольд. – Могучий Сарех, последний и величайший из Безмолвных Царей, чтит вашего отца-ангела и соглашение, что мы хотели заключить с ним в прошлом.

При этих словах у меня перехватило дыхание. Даже Данте дёрнулся.

– Ложь, – пробормотал он. – Он ни за что не стал бы договариваться с иноземной мразью.

– Безмолвный Царь не способен лгать, Данте из Кровавых Ангелов, ибо он не говорит. И не станет. Не с тобой. Но ваш отец-ангел счёл бы благоразумным подобный союз, и мы надеемся, что вы тоже сможете. Тираниды на подходе, и не важно, кто из нас решит остаться или уйти. Конфликт между нами был ошибкой. Наш успех уже высчитан.

На одном из предыдущих стримов я уже рассуждал о том, что это мог быть за договор и почему Сангвиний никому о нём не рассказал. Хотя, скорее всего он рассказал отцу, но, вероятно, это произошло в ходе Ереси Хоруса, когда перед человечеством стояли более насущные задачи. Потом Сангвиний погиб, а Император потерял возможность общаться со своими последователями. Так договор и забылся.

Получается, к моменту Осады Терры Великий Ангел действительно мог узнать некродермис, и это технически гарантирует нам, что Азирнот – творение некронов. Но как же тогда исчезнувшая чешуя и другие несоответствия? Например, в таймлайне 40к есть история Пазаниуса Лисана, который сражался с осколком Т’Кан и потерял руку. Однако частица некродермиса попала в его плоть и когда Лисану позже поставили аугметику, некродрмис вступил с ней в контакт, покрыв всю поверхность искусственной конечности.

Обращаю ваше внимание – некродермис не реагировал на плоть Астартес, он объединился с бионикой. Это вступает в противоречие с историей о том, как свои руки получил Манус, который сам утверждал (цитата из «Неймерельских Свитков»):

Я так давно и так сильно полагаюсь на эту уникальную аугментацию, что плоть под ней теперь не более чем далекое воспоминание... Но придет день, когда я сниму это с себя, чтобы не забыть свою настоящую силу.

Сейчас не имеет значения, что Феррус, похоже, знал, как избавиться от своих серебряных рук. Важнее, что он называет их аугметикой и утверждает, что под ними осталась плоть. То есть это буквально его вторая кожа.

Я вижу только одно объяснение, позволяющее ужиться этим несостыковкам. Похоже, моя изначальная гипотеза верна и неверна одновременно. Азирнот был машиной некронов, но – не только. Как и в случае с калибанским Уроборосом, Великий Змий, очевидно, является продуктом гибридных технологий. Если Уробороса сделали Древние, использовав варп, тогда Азирнот – это союз некронского механизма и того же варпа.

Или правильнее говорить не про варп, а про Хаос? Ведь Уроборос, как и его братья по Триумвирату, определённо имел связь с Хаосом, а не просто с варпом. По аналогии, с Азирнотом может быть то же самое. Это подтверждается цитатой из сольника Горгона, который я привёл выше. Там Феррус видит ярость в глазах змея – яркую всепоглощающую эмоцию, которой теоретически неоткуда взяться, если мы говорим о бездушном некронском механизме, созданном с одной механической целью – зачищать миры.

Добавьте сюда то, что Манус десятилетиями странствовал по Медузе, исследуя её. Пусть даже Азирнот был единственным проявлением Хаоса, которое он встретил (что не кажется вероятным, исходя из контекста), но контакт всё же имел место. Причём настолько близкий, что часть Азирнота стала Манусу второй кожей на руках. А это значит, что Феррус ещё до встречи с Императором мог что-то знать о Хаосе с не меньшей вероятностью, чем его калибанский брат.

Кстати, у этих двоих есть ещё кое-что общее. Я упомянул, что Лев спрятал библиотеку Ордена Волка, отлично зная о том, что она несёт в себе запредельную опасность. То же самое он (очевидно, не без одобрения отца) сделал потом с Эксциндио. Так вот Феррус Манус поступал аналогичным образом, подтверждением чему служит комплекс технологий, известный как Ключи Хель.

Многие знания, обнаруженные им в ходе Великого крестового похода, Горгон передал Марсу, за что получил безмерное уважение Красной планеты. Но о Ключах Хель он никому не рассказал, спрятав архивы на своих кораблях. Даже те из его воинов, кто знал о тайных отсеках с древними технологиями, не имели права их использовать ни при каких обстоятельствах. Впрочем, после гибели примарха некоторые из его капитанов решили, что со смертью отца умерли и его запреты.

Полагаю, Император знал, какие секреты хранит Феррус. Не только потому, что Горгон немало своих открытий передал Механикуму, хотя это происходило открыто и на виду у Повелителя Человечества. Есть куда более однозначное подтверждение, но о нём позже. Сейчас сосредоточимся на мысли о том, что Император не просто знал о тайнах Мануса, он допускал само существование этих тайн. Почему? Ответ кажется очевидным – потому что он доверял Горгону. Так же, как и Рыцарю Калибана. Но у меня есть ещё одна любопытная аналогия с отсылкой к предыдущему стриму.

В прошлый раз ещё одним вероятным кандидатом на роль «того единственного» примарха мы определили Корвуса Коракса. И хотя в конце концов мы увидели, что это маловероятно и Корвус всё же ничего не знал о Хаосе до Ереси, в его истории есть важный момент, который сейчас уместно вспомнить.

Когда Ворон завершил свою маленькую победоносную революцию на Ликее, ему ещё оставалось покорить Киавар. Он нанёс ядерный удар по планете и стал ждать, но гильдийцы затянули с ответом, так что Император решил не доводить до греха и явился на Ликей. Отец общался с сыном в Шпиле Воронов на протяжении терранских суток за закрытыми дверями. После этого Корвус не стал завершать кампанию против гильдий, а просто отдал Киавар Механикумам и отбыл с Императором.

Причём тут Феррус Манус? Притом, что факт приватного разговора между Кораксом и Императором часто ставят в подтверждение гипотезы о том, что отец рассказал Ворону правду о Хаосе. Так вот, с Феррусом у Повелителя Человечества встреча вышла куда более эпичная и подразумевающая некое откровение.

Мы точно не знаем, как именно Император встретился с Манусом. Единственное упоминание об этом событии есть в «Песне странствий», эпосе медузийцев, где запечатлены мифические деяния Горгона, свершённые им на родном мире. Но встреча примарха с отцом не цитируется ни в одном источнике. На данный момент у нас есть только мимолётное воспоминание самого Ферруса из «Горгона Медузы» Гаймера:

Для бога среди людей победы были ежедневной рутиной. Но поражения? Они поистине драгоценны. Каждое из них чему-то научило примарха, и в тот день, когда свет Императора озарил Медузу, отец преподал Манусу величайший урок.

Примарх позволил себе оглянуться на осколки разбитого пси-миража. Владыка Людей, безупречный и величавый, стоял перед Феррусом, направляя на него пламенеющий меч. Манус осознал: если они сразятся снова, исход будет иным.

Кажется, это довольно многогранный эпизод и трактовать его можно с разных точек зрения. Контекст о поражениях подразумевает, что в день встречи Император победил Мануса в бою. Но что тогда значит замечание «если они сразятся снова, исход будет иным»? Феррус полагает, что если вновь дойдёт до поединка, то отец больше не будет его щадить и убьёт? Но откуда такие мысли? Логичнее предположить, что либо Манус по какой-то причине уверен, что в следующий раз победа достанется ему, либо в тот день он вовсе не проиграл.

Обратите внимание, как примарх вспоминает о той встрече. Он думает о том, что отец «преподал ему величайший урок» и при этом не испытывает гнева (хотя, например, вспоминая о столкновении с Дорном, Феррус едва подавляет ярость). Тут явно читается уважение и принятие чего-то важного. Так может Император действительно не победил? Может, победил Манус и тем самым открыл для себя непостижимую истину о том, что непобедимых нет. Тем более, что дальше по сюжету он сбрасывает психическое наваждение и с яростью бросается на Владыку Гардинаала, в конечном итоге побеждая его.

Допустим, это правда и Император проиграл Феррусу. Тогда его мысль «если они сразятся снова, исход будет иным» можно трактовать двояко. Быть может, Феррус осознал, что отец поддался ему, чтобы сын воспринял тот самый урок? Или же они сразились вничью, а теперь Горгон, умудрённый десятилетиями Великого крестового похода, посчитал, что сможет одолеть отца? А может наоборот, он убедился в том, что Император – величайший воин галактики?

Было бы интересно узнать ответ, но для сегодняшней темы он не особенно важен. Важно то, что в том эпическом поединке отец и сын многое узнали друг о друге. Что-то произошло между ними, что определило дальнейшее становление Ферруса в роли примарха. Повторюсь – он не гневался на отца за тот случай, а был благодарен ему. Я вижу здесь ситуацию куда более глубокую и значимую, чем те сутки, что Император провёл с Кораксом за закрытыми дверями.

Учитывая, что Феррус Манус вполне вероятно столкнулся с Хаосом до прибытия Императора (как минимум, в лице Азирнота), тот вполне мог дополнить догадки сына точными знаниями, чтобы объяснить ему природу врага. Прямых подтверждений этому нет, но тезис логично выводится из имеющихся фактов. Не менее логично, чем считать Льва и Коракса подходящими кандидатами на роль «того самого» примарха.

Кроме того, Горгон и Император походили друг на друга больше, чем можно было бы предположить. Вот, как Ферруса видели смертные (цитата из «Горгона Медузы» Гаймера):

Примарх стал олицетворением жажды завоеваний Императора, живым воплощением гнева в железных латах.

А вот, как о нём пишет сам Гаймер:

Манус был не освободителем людей, а их завоевателем.

На самом деле, «тема завоевателя» пронизывает весь сольник Горгона. Медузиец видит это даже во Владыке Гардинаала, с которым сражается. В этом эпизоде примарх позволяет себе мимолётное сожаление о том, что нечасто встречает таких противников.

Что касается Императора, его можно охарактеризовать по-разному и привести целый ряд отличительных черт этого персонажа, как однозначно положительных, так и в лучшем случае спорных. Но нет сомнений, что его наиболее выдающаяся черта, сюжетный стержень и ключевой мотив всех поступков – это жажда завоеваний. Неважно, для кого он хотел завоевать мир – для себя или для Человечества. Важно, что он этого хотел и Манус стал воплощением устремлений своего отца, о чём прямо говорится в его сольнике. Кажется логичным, что такому сыну Император мог бы доверять настолько, насколько он вообще способен на доверие.

Единственный вопрос, который лично для меня остаётся открытым, это знал ли Повелитель Человечества, что его сын умирает? Знал ли он, что именно убивает Горгона? Болезнь Ферруса описана в нескольких произведениях, основными источниками выступают «Славословие» и «Горгон Медузы» Гаймера, а также «Прочность железа» Кайма. Например, из «Славословия» мы знаем, что изначально у Ферруса были зелёные глаза в золотую крапинку. Потом они стали серебряными, но это произошло ДО встречи с Азирнотом.

На последнем стриме про Мануса я предположил, что он чем-то отравился. Ведь до встречи с людьми прирмах питался землёй, буквально, его организм был в состоянии её переварить и получить необходимые питательные вещества. А ещё Горгон поедал кибер-зомби и других противников, которых побеждал. Если верно утверждение о том, что Медуза, как и Калибан, была в определённой степени отравлена Хаосом, то Феррус вполне мог «что-то подцепить» в своих странствиях.

Повторюсь – его глаза сменили цвет ДО встречи с Азирнотом. А значит, скорее всего, он заболел до того, как сразил змея и получил серебряные руки. С другой стороны, «дар змия» вполне мог усугубить ситуацию. В книгах по Ереси Хоруса нет эпизодов, где указано, что живой металл пытался перебраться с рук Ферруса на другие части тела. В «Горгоне Медузы» медике Тулл Риордан обращает внимание на то, что граница между плотью и необычным материалом на руках Ферруса слишком уж ровная и стабильная. Она не смещается, что удивляет медике.

В этом эпизоде Тулл говорит, что не верит в битву с Азирнотом, которая по легенде происходила в лавовой реке. Ведь тогда, по словам Риордана, на стыке плоти и металла должны были остаться характерные следы ожогов. Тулл недвусмысленно намекает на аугментацию и это соотносится с приведёнными выше словами Мануса о том, что он в состоянии избавиться от серебряных рук.

На самом деле, бой со змеем вызывает много вопросов, причём сам Феррус никогда не утверждал, что легенда правдива в том виде, в котором её рассказывают. Выше я привёл описание поединка с Азирнотом в лавовой реке. Этот эпизод Владыка Гардинаала выдернул напрямую из памяти Горгона. То есть поединок всё же имело место, как и лавовое море. Но чем всё это закончилось – мы не знаем.

Так или иначе, со временем Горгону становилось хуже. Например, во время Покорения Гардинаала (869.М30) Феррус отлично контролирует свой гнев. Подтверждают цитатой из «Горгона Медузы» Гаймера:

Поистине сверхчеловеческую вспыльчивость Ферруса превосходила только его сила воли.

Вот ещё:

Феррус неотрывно смотрел на размещённые вокруг экраны, где отображались тактические выгрузки. Гудение доспеха резало ему слух, раздражающе отдавалось под складками кожи на висках. Манус заставлял себя стоять неподвижно и держать руки подальше от Сокрушителя. Сейчас он жаждал только взять оружие, прошагать к ближайшей посадочной палубе и отправиться в своей «Грозовой птице» на Гардинаал Прим.

И кто бы решился остановить Ферруса Мануса?

Примарх глубоко вздохнул. Именно такого порыва ожидали бы от него Жиллиман, или Дорн, или даже Фулгрим. Он лишит братьев подобного удовольствия. Ещё один долгий глубокий вдох. Зарождающаяся головная боль отступает в недра черепа. Ладони по-прежнему зудят от желания обхватить рукоять могучего Сокрушителя, но ничего страшного. Это ведь не его длани.

И ещё:

С тяжким гневом Феррус заметил, что его легионеры, проявив небрежность, не отключили больше десятка установок.

От раздражения у него началась сверлящая головная боль. Разжав мёртвую хватку на подлокотнике, Манус потёр лоб костяшками пальцев и глянул вбок.

Там, на возвышении у трона, стоял Сокрушитель — огромный молот примарха. Направленное вверх эбеновое древко словно приглашало взяться за него. Оголовье, сработанное в форме орлиных крыльев, приковывало рукоять к базальтовым плитам пола.

У медузийца зачесалась ладонь. Живой металл на ней перекатывался, плавно извивался, словно клубок змей, и тихонько скулил. Жаждая уничтожить существо, которое так досадило его избранным сынам, Феррус расставил пальцы. Его кисть, скользнув по подлокотнику, почти коснулась древка Сокрушителя.

Мы видим, что Горгона преследуют приступы гнева, вслед за которыми приходит головная боль. Серебряный металл реагирует на вскипающую в примархе ярость, но сам он дистанцируется от неё, как и от своих рук. Они будто являются отдельной сущностью, своенравной, но полностью подконтрольной Горгону. То же касается гнева и боли – Феррус с усилием, но всё же унимает их своей железной волей.

Однако спустя годы Манусу, очевидно, стало сложнее справляться со своим недугом. Например, в «Прочности железа» Ника Кайма описана Кампания на Ибсене, которая протекала в 002-004.М31. И там Манус не сдерживается:

Феррус глухо рассмеялся.

– И это твое лучшее оправдание? – его серебряные кулаки сжали край стола стратегиума, вызвав паутину трещин, которые изрезали бы ландшафт катастрофическими землетрясениями, будь они настоящими. Десаан нутром ощутил воображаемые тектонические разломы.

– Это объясняет, почему наши усилия так…

Кулак Ферруса обрушился на карту, оборвав слова капитана. Карта раскололась надвое.

Чуть позже Кайм так характеризует эту ситуацию глазами Габриэля Сантара, первого капитана Железноруких:

Сантар редко видел его столь разгневанным и задумался над причиной.

Первый капитан обращает внимание на то, что раньше его повелитель редко позволял себе подобное, но теперь всё изменилось и это встревожило Сантара. К сожалению, у нас нет сведений о том, к каким выводам пришёл Габриэль. Вероятно, ни к каким, ведь он не знал правду о своём генетическом отце. Но знал ли о ней Император?

Думаю, не мог не знать. Ведь ему была известна «проблема» Альфария (мы подробно разбирали этот момент на предыдущем стриме). Он знал, что Гвозди Мясника убивают Ангрона, и даже пытался помочь сыну, но не смог. Подступающее к Кёрзу безумие также не укрылось от Повелителя Человечества, и в таких условиях кажется маловероятным, чтобы он оставался в неведении относительно недуга Горгона.

Неизвестно, изучал ли Император руки Мануса и пытался ли как-то ему помочь. Может статься, что помочь он как раз мог, но Феррус не позволил, считая эти руки, этот уникальный трофей символом своей величайшей победы, и вместе с тем – как сам он говорил – величайшего заблуждения относительно превосходства железа над плотью.

Например, в «Неймерельских Свитках» Манус обращает внимание на то, что победил Азирнота не этими серебряными руками, а своими собственными, из плоти и крови. Так что история со змием – это подлинный триумф транс-человеческого организма над самыми совершенными и смертоносными технологиями.

Кроме того, Феррус говорит, что видит проблему своего легиона, который неверно толкует его учение. Примарх намерен с этим разобраться и заодно избавиться от серебряных рук, чтобы напомнить сыновьям, как именно он совершил свой величайший подвиг. Очевидно, из-за Ереси Хоруса он просто не успел воплотить эти планы в жизнь.

Зная всё это, Император понимал, что замкнутый и суровый Феррус в действительности невероятно мудр, что он силён не только телом, но и духом. Повелитель Человечества видел, как его сын одним лишь усилием воли справляется с ужасным недугом, и это послужило лучшим подтверждением того, что Железнорукий достоин высочайшего доверия. Он выстоял на Медузе, значит выстоит везде.

Единственное, во что упирается эта гипотеза, – вышеприведённая цитата из второго тома «Конца и Смерти» Абнетта, где Сангвиний видит, как серебро покрывает не только руки Ферруса, но и другие части его тела. Ангел обращает внимание на то, что его брату едва удаётся сдерживать гнев.

Выше я обратил ваше внимание на то, что глаза Ферруса изменились ДО битвы с Азирнотом. Нечто вступило в губительный симбиоз с организмом примарха в самом начале его пути, но мы не знаем ни одного эпизода, чтобы в течение Великого крестового похода серебро с рук Мануса пыталось распространиться дальше. Более того – в «Повелителе Человечества» Аарона Дэмбски-Боудена, когда Император призывает Горгона во главе призрачного легиона, выделяются только его руки.

Объяснить эпизод из «Конца и Смерти» можно по-разному. Например, тем, что Абнетт и редакторы просто упустили из виду мимолётную несостыковку. Или, возможно, эта несостыковка – вина Хоруса, который воспроизвел в материальном мире недостаточно точный образ погибшего брата. Я вполне допускаю, что он мог добавить что-то себя, например – визуализировать развитие недуга Мануса, о котором он знал, но который едва ли понимал. Вообще в той сцене, где Сангвиний беседует с Феррусом, много странного. Например, движения губ Горгона не совпадают со звуком произносимых им слов. На эту тему тоже можно потеоретизировать, но не сейчас.

Подытоживая эту часть разговора, хочу обозначить ключевые тезисы, которые могут указывать на то, что именно Феррус Манус был «тем единственным» примархом.

• Во-первых, Горгон воплощал основополагающую черту Императора, которую я предлагаю назвать Архетипом Завоевателя. Во-вторых, они были близки, причём их связь сформировалась уже во время первой встречи на Медузе. В-третьих, Горгон вполне вероятно сталкивался с Хаосом на родной планете (будь то Азирнот или что-то ещё). Его даже могли попытаться совратить, но он выстоял. Сила воли Ферруса не могла не импонировать Императору, ведь она выступала в том числе доказательством его устойчивости к влиянию Тёмных Сил.

• В-четвёртых, Феррус был проницателен и мудр. В частности – он хорошо понимал проблемы своего легиона и намеревался их решить, но ему не хватило времени. Император не мог этого не знать, как не мог он не знать причин, по которым Манус решил на некоторое время оставить себе серебряные руки, хотя, очевидно, имел возможность удалить эту уникальную аугметику.

• В-пятых, Железнорукий был известен как великолепный стратег, что логично, исходя из его архетипа. Напомню, как в аудиодраме «Воитель» Джона Фрэнча Луперкаль сокрушался, что Ферруса нет рядом. Хорус утверждал, что вместе с Манусом он бы уже давно закончил эту войну.

А ещё в «Горгоне Медузы» Гаймера Фулгрим «по секрету» рассказывает Манусу, что Жиллиман восхищается им. Железнорукий отвечает: «Это чувство не взаимно», а сам думает о том, что Робаут «воплощает собой всё, к чему он стремился». Ну, и конечно, не могу не привести эту замечательную цитату из сольника Ферруса:

Повелитель Железного Десятого не имел склонности к рефлексии и самокритике. Его не интересовали упорядочивание и скрупулезный анализ данных – процессы, бесконечным циклом происходившие в разуме Жиллимана. Точно так же Феррусу не хватало терпения, чтобы прислушаться к сомнениям смертных, которые Вулкан, Коракс и даже Фулгрим всегда старались развеять. Лишь в случае неудачи они силой возвращали упрямую диаспору под крыло Терры. Для Мануса существовал лишь один способ вести войну – безраздельно, с неограниченным применением каждого средства и орудия в его арсенале.

Из этого же романа мы знаем, что Феррус хотел стать Воителем, и многие бы поддержали его кандидатуру, как минимум – Фулгрим и Жиллиман, чьи голоса имели в тот момент едва ли не наибольший вес. Я уже говорил об этом на одном из предыдущих стримов, где мы рассуждали о том, почему Манус в действительности хотел получить титул Воителя. Но сейчас я возвращаюсь к данной теме, чтобы подчеркнуть достоинства Горгона как кандидата на роль «того единственного» примарха.

• В-шестых, Феррус Манус, как и его калибанский брат, с самого начала хранил множество технологических секретов. Да и потом, в ходе Великого крестового похода, их число только росло. Причём некоторые секреты он хранил, несмотря на то, что безопаснее было их уничтожить. Конечно, это делалось с дозволения Императора, что говорит о доверии не меньшем, чем в случае с Эль’Джонсоном.

• В-седьмых, Манус десятилетиями противостоял некоей смертельной заразе и при этом великолепно играл роль завоевателя, покоряя мириады миров во имя Человечества. Ближе к Ереси Хоруса он стал сдавать, но задумайтесь на минуту, что если восстание Луперкаля было от и до спланировано Четвёркой, это значит, что Боги Хаоса целенаправленно вывели Горгона из игры первым. Почему? Причина может быть только одна. Даже медленно, но верно уступая своей странной болезни, медузиец оставался самым опасным противником в их рискованной партии. Вероятно, в том числе потому, что знал правду о своём враге.

Наконец, в-восьмых, у Ферруса Мануса однозначно имелись особые приказы и полномочия, о чём говорится в новелле «Сигизмунд: Вечный крестоносец» Фрэнча. Но сначала я приведу другую цитату из этого произведения:

Три примарха молчали, командный зал наполняла тишина, напряжение воплощалось в низком гудении голопроекторов и работающей силовой брони.

– Их нужно истребить,

– произнёс Феррус Манус. Повелитель Десятого легиона пристально смотрел на голоэкраны, вращавшиеся в центре зала. – Стереть в порошок. Чтобы ничего не осталось. То, что уцелеет, мой легион заберёт и похоронит во тьме.

Рогал Дорн посуровел лицом. От уголков его глаз растянулась паутина крошечных морщинок.

– Расточительно, – сказал он.

– Необходимо, – возразил Феррус. – Ты не знаешь, с чем мы имеем дело, брат.

Подавшись вперёд, Дорн опёрся на голографический стол. На его каменном лице, устланном тенями, сверкнули глаза.

– Не знаю? – мягко спросил он.

– Нет, – ответил Феррус. – Не знаешь.

Напомню контекст – Хорус, Дорн и Феррус покоряют Цивилизацию Астраниев. В этом эпизоде они обсуждают стратегию вторжения. Астрании были высокоразвитой звёздной расой, но используемые ими технологии Механикум окрестили еретехом. Как мы знаем, под понятие «еретех» попадает многое, включая искусственный интеллект и технологии, основанные на использовании варпа. Астрании занимались и тем и другим.

Согласно книге «Ересь Хоруса – Резня» Алана Блая, легион Горгона в основном сражался именно с такими противниками, поэтому примарх хорошо разбирался в еретехе. Но изначальная причина, по которой ему поручали такие кампании, заключалась, очевидно, в том, что Манус сталкивался с подобными технологиями на Медузе. Едва ли Император случайно подбирал ему миссии...

Ограничение по знакам. Продолжение здесь или здесь.

Ютуб
Телеграм
ВК

Продолжение этой статьи…

Итак, прежде чем мы приступим к анализу Мортариона в контексте его кандидатуры на роль «того единственного» примарха, давайте ещё раз вспомним слова Малкадора, породившие все эти гипотезы.

Только одному из вас хватило смелости сопротивляться шёпоту Тёмных Богов в самом начале. И… ему рассказали.

Кажется, эта характеристика идеально подходит Бледному Королю. Ведь Барбарус был планетой Властителей – некромантов, служивших Нурглу. Жнец сам был воспитан сильнейшим из этих чудовищ – Некаре, которого он впоследствии называл приёмным отцом.

Хаос пропитывал этот мир от раскалённого ядра до ледяных небес, сочащихся ядовитым колдовством. Мортарион с первого дня своей жизни здесь находился под дланью Дедушки – тот буквально стоял за плечом примарха и… шептал в его разуме. Жнец действительно слышал Нургла, но стойко игнорировал его. Подобные эпизоды есть и в «Погребённом Кинжале», и в «Свете Лампиона» Джеймса Сваллоу. Вот один из них:

Он приказал отлить эмблему Гвардии Смерти и поместить её на боевой доспех. Череп с солнцем был слишком могущественным символом, слишком близким его сердцу, чтобы отказаться от него вместе с прежней жизнью.

Череп означал смерть, которая в равной степени угрожала жизни Мортариона и была его союзником, в то время как шестиконечное солнце указывало на просвещение свободы, которую он принёс своему миру.

«Но разве наш мир теперь свободен?»

Голос прошептал вопрос, когда звездолёт вырвался из притяжения планетарной гравитации, и Мортарион позволил своему вниманию сместиться к иллюминатору.

И ещё:

После воссоединения с отцом – настоящим генетическим отцом, Императором – тот повелел Мортариону оставаться в пределах системы более одного барбарусского года. Это было нелегко.

«Представь, – сказал голос, – жить столько времени в одной комнате и не знать ничего другого. Затем распахивается настежь дверь, и ты видишь за ней улицу, город, народ, мир. Но тебе говорят, что ты не можешь выйти наружу. Какое разочарование».

Повторюсь, таких моментов в истории Мортариона много. Нургл ни на миг не оставлял Жнеца в покое, но тот упорно игнорировал Дедушку. Вероятно, он догадывался, что с ним разговаривает тот, кто стоит за Властителями или, как минимум, связан с ними. А так как Бледный Король ненавидел некромантов всей душой, он не мог позволить себе опуститься до союза с силами, которые использовали его враги.

На стриме про Каласа Тифона я подробно анализировал момент, когда Тифон не казнил одного из Властителей, а взял его в плен и привёл к Мортариону. Калас пытался доказать своему другу и названному брату, что колдовство может служить благому делу. В конце концов, он ведь и сам инстинктивно использовал псайкану в бою (хотя тогда ещё не имел ни малейшего представления о собственных способностях).

Как вы помните, Мортарион пообещал убить Тифона, если он не казнит Властителя и продолжит изучать искусство некромантов. Калас уступил Жнецу и казнил пленного, однако своих изысканий не бросил. Но сейчас для нас важнее то, что Мортарион так ненавидел Хаос (ещё ничего не зная о нём), что готов был убить самого близкого человека за один лишь намёк на связь с тёмными силами.

Попытки Нургла сломить Жнеца на Барбарусе достигли своего апофеоза в тот момент, когда из-за провокации Императора примарх в одиночку пошёл сражаться с Некаре. Вот финал этого эпизода:

– Я предупреждал, что ты умрёшь. – Некаре не пытался атаковать. Властитель просто стоял и смотрел, как собственная гордыня побеждает Мортариона. Он смотрел, как его найдёныш потерял равновесие и упал на колени, приближая свою смерть каждым вдохом.

– Теперь ты понимаешь? – произнёс мрачный голос, опускаясь вслед за ним на землю. – Одного неповиновения недостаточно. – Слова эхом отдавались в гудящем хоре, нанося ему физические удары. Говорил не Некаре, это было нечто другое. Разум, обращающийся к нему, представлял собой нечто огромное и дряхлое, древнее и бессмертное. – Чтобы победить смерть, ты должен стать…

Слова заглушил вой золотого пламени, прорезавшего воздух над Мортарионом. Он увидел, как туман рассеивается вслед за огромным мечом с широким лезвием, сделанным из блестящего металла, горящего ярче истины.

Когда серое, бескровное ничто покинуло его поле зрения, он увидел незнакомца в доспехе. Тот нёсся по почерневшей грязи. Смертоносный туман не замедлял его. Пришелец поднял своё оружие и сразил Некаре одним ударом. Молния сверкнула на мерцающем лезвии меча, и верховный повелитель Барбаруса пал. Его разорванное туловище не рухнуло на землю. Вместо этого оно распалось на большие хлопья грязного пепла, которые рассеял ветер.

Мортарион завалился на бок, чувствуя, как его тело бьётся в конвульсиях. Пришелец – единственное, что он видел. На лице незнакомца отражалось сострадание, которого Жнец никогда не знал.

– Спокойно, – сказал воин. – Ты не умрёшь сегодня… сын мой.

Это один из немногих эпизодов, когда слова Нургла, обращающегося к Мортариону, не закавычены, а оформлены как прямая речь. Здесь Дедушка говорит не в разуме Жнеца, но из контекста понятно, что это его голос Мортарион слышал в своей голове и то были вовсе не собственные мысли примарха.

Получается, Бледный Король – единственный из сыновей Императора, в отношении которого истинно каждое слово ключевой фразы Сигиллита «хватило смелости сопротивляться шёпоту Тёмных Богов в самом начале». Всё это применимо к Жнецу буквально. Никаких аллюзий, метафор, предположений и допущений.

Мы не знаем, устоял бы Жнец в роковой момент битвы с Некаре, не появись тогда Император. Или же в отчаянии он принял бы помощь Нургла? С другой стороны, без провокации Повелителя Человечества самой этой ситуации не сложилось бы. Так или иначе, я не вижу причин полагать, будто Мортарион в какой-то момент внезапно сломался бы. Он годами без особого труда сопротивлялся Дедушке на Барбарусе и позже, вплоть до Ереси Хоруса. Нургл одолел Бледного Короля под самый занавес этой эпопеи через Тифона и через его легион. Он просто не оставил примарху выбора, но об этом мы уже говорили на одном из предыдущих стримов, посвящённых Жнецу.

А теперь напомню, что Император целый год держал Бледного Короля на орбите Барбаруса, прежде чем официально представить Жнеца миру. После этого ещё один год Мортарион находился в изоляции на Терре. У нас нет сведений о том, как часто за это время Император и Сигиллит общались с примархом и что вообще с ним происходило. Но вряд ли он сидел без дела. Вряд ли они все сидели без дела. Так что вот промежуточные выводы:

• Пункт первый. Примарх, о котором говорит Малкадор, «с самого начала» находился под влиянием Хаоса. Мортарион идеально подходит, потому что Нургл точил его разум практически с рождения.

• Пункт второй. Примарх, о котором говорит Малкадор, «сопротивлялся шёпоту Тёмных Богов» и выстоял. Мортарион идеально подходит, потому что Нургл действительно нашёптывал ему, но Бледный Король не поддавался. Помогла ли ему смелость, упомянутая Сигиллитом? Стойкость? Ненависть к колдовству? Или дух бунтарства? Вероятно, всего понемногу.

• Пункт третий. Примарху, о котором говорит Малкадор, они с Императором «рассказали», потому что тот уже столкнулся с тьмой и должен был понимать, что это такое. Мортарион идеально подходит, потому что его родной мир был отравлен Хаосом даже в большей степени, чем Калибан. Вероятно, Повелитель Человечества целый год держал Жнеца при себе, чтобы понять, не поддался ли он порче. А потом ещё год на Терре, где они с Сигиллитом, убедившись в стойкости Жнеца, решились-таки раскрыть ему истину.

И вот, финальный штрих. Всё вышесказанное относительно Мортариона как идеального кандидата на роль примарха, знавшего правду, подтверждается в рассказе «Демонология» Криса Райта. В этом произведении два сюжета – один развивается в период изоляции Жнеца на Терре, другой – через семьдесят лет, во время Ереси Хоруса, а если точнее – вскоре после Второй Битвы за Просперо.

Для нас важен первый сюжет, где Сигиллит ведёт Бледного Короля по лабиринтам Императорского Дворца. Примарх возмущён тем, что так долго находится в одиночестве, что его всё время только наставляют, но не дают исполнить предназначение, о котором твердит Император. Регент спокойно объясняет, что всему своё время. Вот ключевой момент их диалога:

– Твой легион ждет тёбя, прямо сейчас осуществляются последние приготовления. Ты присоединишься к ним очень скоро.

Мортарион повернулся к нему, глаза сверкали бессильным гневом.

– Но зачем неволить меня? Он поступал так с кем-нибудь из братьев?

Малкадор уловил проблеск безумия в лице гостя и задумался, стало ли тому хуже. Все детища Великого проекта пострадали, когда их разбросало по галактике, но Мортарион – сильнее остальных. Ангрон получил физические увечья, а разум Кёрза погрузился во тьму, однако Жнец видимо унаследовал оба недуга. Желание Императора держать его некоторое время на Терре, прежде чем отправить в крестовый поход, было продиктовано высшими побуждениями, так же как и все решения, которые Он принимал совместно с Сигиллитом. Это не означало, что решение было верным, как и то, что безумие можно излечить.

– Вы получили разные таланты, – терпеливо пояснил Малкадор. – И у каждого были свои испытания.

– Никому не досталось больше, чем мне, – пробормотал Мортарион.

– Я знаю, что ты так считаешь.

Примарх вернулся к созерцанию панорамы Дворца, сощурившись от яркого света.

– С тех пор, как меня доставили сюда, ты только и делаешь, что поучаешь. Говоришь об Имперской Истине, и, в то же время, по уши погряз в колдовстве.

Он скривился, от чего серая кожа на висках сморщилась.

– Я чувствую его в тебе. Как только я уйду, ты вернёшься к своей книге заклинаний.

Малкадор подавил вздох. Снова об этом.

– Никаких заклинаний нет, Мортарион.

– Что за врата вы здесь строите?

– Я не говорил, что это врата.

– У них восемь сторон. Они окружены нумерологическими символами. Я почувствовал ладан.

– У твоего отца много проектов.

Примарх кивнул.

– Верно. Он начинает много дел и забрасывает их, когда теряет к ним интерес. Иногда я думаю, что Он, возможно, заложил слишком многое и потом пожалеет об этом.

– У Него есть цель, – ответил Малкадор. – План. Кое-что он может объяснить сейчас, остальное – позже. Всё, что мы просим и всегда просили – это немного доверия.

Мортарион отреагировал удивительно быстро.

Он развернулся и молниеносным броском схватил хилого лорда за шею, крепко сжав её. Малкадор задыхался, глядя на маску внезапно вспыхнувшей ненависти, которая нависала над ним.

– Доверия? – прошипел Мортарион. – Я вижу твою грязь так же отчетливо, как и солнце. Ты – колдун, старик, и от этого смрада меня тошнит.

Теперь Малкадору пришлось подбирать нужные слова. Он мог воспользоваться в целях самозащиты своим искусством, но это ещё больше разъярило бы примарха. На кону столько нюансов – природа псайкера, должное использование человеческого разума, но аргументы сложно формулировать, когда твоё горло сжато в генетически созданном кулаке.

Мортарион отпустил Первого лорда так же неожиданно, как и схватил. Примарх презрительно фыркнул, видя, как Малкадор едва удержался на ногах.

– Ты, должно быть, считаешь меня глупцом, – прорычал он. – Деревенщиной с Барбаруса, недостойной идти тем же путём, что и мои прославленные братья. Но я вижу тебя насквозь. Я вижу, каков ты, и скажу тебе вот что: я никогда не стану служить в твоем крестовом походе, пока среди нас есть колдуны.

Изуродованный ядами голос Мортариона дрожал от ярости, но Малкадор был спокоен. В разное время все примархи играли в его присутствии мускулами. Им, видимо, нравилось демонстрировать физическое превосходство над регентом, словно из-за постоянного недовольства его привилегированным положением подле их отца. Он привык не обращать внимания на пренебрежительное отношение к себе.

– Ты… в самом деле… так считаешь? – сумел спросить Малкадор. Свирепый взгляд Мортариона стал тем подтверждением, в котором он нуждался. – Хорошо. Я рассчитывал открыть тебе это позже… когда степень готовности будет соответствовать требуемой… но, возможно, подойдёт и этот момент.

Он поправил одежду, пытаясь не показывать, сколько боли причинила ему удушающая хватка Мортариона, и указал на двери из красного дерева, которые вели в комнату, куда обычно входили только он и Император.

– После тебя. Думаю, это будет… интересно.

Кажется, этого эпизода достаточно. Ведь Сигиллит здесь собирается показать Бледному Королю нечто, о чём знает только он сам и Император. И всё же, я не могу не процитировал продолжение сюжета:

Малкадор провел Мортариона в узкое помещение. Единственным предметом мебели был длинный низкий стол, накрытый чёрным шёлком. Когда за ними закрылась дверь, комната погрузилась в мягкую темноту.

Одно движение указательным пальцем Малкадора и над столом появился гололит. В воздухе засветились крошечные, напоминавшие бриллианты точки света. Гололит показывал трёхмерную карту галактического сектора.

– Нам понадобилось много времени, чтобы найти подходящее место, – сказал Малкадор, пока изображение постепенно увеличивалось. – Очень много.

Он наблюдал за тем, как проницательный и недоверчивый взгляд Мортариона оценивает каждую деталь – отметки траектории прибывающего корабля и данные полетного листа, которые мерцали в прокручиваемых списках.

– Затем последовали переговоры с Марсом. Я рассчитывал, что они с удовольствием помогут, но всегда возникают трудности. Тем не менее, работа продвигается.

Вращающийся гололит продолжал увеличивать масштаб. Появилась планета, её поверхность была изрезана тектоническими разломами.

– Где это? – спросил Мортарион.

– Ты говорил, что откажешься служить, если в легионах сохранится психический потенциал, – сказал Малкадор, следя за изображением. – Я верю тебе. Многие поколения Император размышлял над этой проблемой. Преодолевая немыслимые сложности, Он посвятил ей немало трудов. То, что ты видишь – часть из них.

Мортарион пристально смотрел на планету. На низкой орбите зависли зернистые образы огромных пустотных машин Механикума, а через бурную атмосферу спускались терраформирующие краулеры. Замерцали новые проекции: из пустынного вулканического ландшафта поднимался огромный комплекс, основой которой была громадная арена.

– Представь, – продолжил Малкадор. – Если бы мы нашли способ исключить варп из коммуникаций Империума. Если бы армии человечества могли перемещаться без использования гена навигатора. Если бы из легионов постепенно и осторожно удалили псайкеров. Мы уже начали готовиться к этому дню. Это будет непросто, ведь нам противостоят могучие силы, как внутри, так и вовне.

Малкадор остановил увеличение масштаба, гололит показывал недостроенную арену. Строение было колоссальным, настоящим дворцом, высеченным из вулкана другого мира.

– Это Никея, Мортарион. Судьбоносный мир, и ты сыграешь там свою роль.

Жнец, по-видимому, оказался перед сложным выбором – инстинктивное недоверие уравновешивалось инстинктивным же любопытством.

– О чём ты говоришь? – неохотно спросил он.

– О том, что тебя ценят. Ты будешь силён, как кости земли, и станешь оплотом мечты своего Отца.

Малкадор рискнул положить руку на огромное запястье примарха.

– Будь верен нам, и Он дарует тебе такую возможность. Ты выступишь там, изложишь свои доводы перед всем Империумом, сбросишь бремя, которое сейчас несёшь в одиночку. Да, в силу сложившихся обстоятельств мы должны строить своё царство запретными средствами. Но настанет день, когда во всём этом больше не будет необходимости.

Глаза Мортариона не отрывались от арены. Он словно уже представлял себе, как стоит на ней.

Долгое время он молчал. Затем его поведение постепенно изменилось.

– Расскажи мне больше, – потребовал он.

Вот мы и нашли тот самый момент, о котором Малкадор говорил Сангвинию, Дорну и Хану. В «Демонологии» Райта всё заканчивается на вышеприведённых словах Мортариона. Но, раз речь идёт о Никее, кажется очевидным, что дальше Сигиллит расскажет Жнецу о Магнусе, который помимо псайканы занимается колдовством. Соответственно, Регенту придётся дать пояснения насчёт того, откуда колдуны черпают свои силы. Так он и откроет Мортариону правду о Хаосе. Правду о колдовстве, которое Жнец так ненавидит.

Увы, в конечном итоге Бледный Король всё же сменит сторону. Он не сломается, а переступит через себя ради своих сыновей. Но сегодня не об этом. Возвращаясь к разговору о «том единственном» примархе, который знал правду, Мортарион кажется на данный момент самым вероятным кандидатом. Однако у нас остались ещё двое – Феррус и Лоргар.

На сегодня все. С лоялиста – лайк, с хаосита – коммент, с обоих – подписка. Император защищает, Аве Доминус Нокс и Славьте Солнце!

Ютуб
Телеграм
ВК