Я потерялась на рынке. Этот детский кошмар сбылся совершенно точно. Когда голова кружится от того, что всё одинаковое. И ты маленький, ниже всех прилавков, деревянных, металлических, символических.. Меньше женщин, сидящих на перевёрнутых вёдрах, рыбацких стульчиках или плоских скамеечках для ног... Тише жамочек, сортируемых по кулькам, а уж беззащитнее последней головки чеснока, давленой в пюрешку людьми размерами с дома. И почему-то очень жарко, печёт в голову, а я без панамки.

Грозно останавливаюсь где-то у ворот с обломанной ковкой, топаю ногой в сандалетке и, сжав кулачки, кричу во всю ивановскую: "Бабушка!". Потому как я на базар могла прийти только с ней. Кричу ещё, требую, так сказать: подайте мне её! Выберусь я уже отсюда, или что, пропадать теперь?!

Но вокруг как-то некого спросить — безлюдно всё стало. Пекла нет, я вон в пальтеце, хоть и нараспах. Только почки набухают же, травка еле лезет пока.. Вместо ягодных сандалий на мне какие-то тяги бархатные, размера так сорокового.

А уж тихо здесь!! Да оно и к лучшему — кладбище ведь, заговори кто, не обрадуешься. Я посмотрела просто вперёд, на лицо, вырезанное по камню. И сразу признала старую знакомую. Таскала им с бабушкой мороженое на рынке, когда они там, стоя рядышком, торговали своим вязаньем. Баба Поля, вот так встреча.. Через неё я однажды и потерялась, ушла к дальнему ларьку с мороженым, что был у самых ворот. Она очень плодово-ягодное просила. Вернулась я оттуда сама, вся красная, без панамки и в одной сандалете — навела шороху среди бабуль! Ох, она плакала-причитала, баб-Поля. Испугалась, конечно. По сей час извиняется вот.

А теперь этого живого воспоминания испугалась я. Но не столь самого погружения в прошлое, данного мне как реальность, сколько возвращения назад.. Той глубинной, во всё тело, во всю душу грусти о потерях наших, об утратах самого времени навсегда.

Заблудиться можно и на кладбище, заблуждаться там уже сложней.