Самый смешной соблазн искусства - соблазн "подлинности"
Если вдруг окажется, что несчастные несытые и небритые люди в помятых пропотевших одежках, сидящие на деревянных чемоданах в обшапранной квартире, которых представили жертвами какой-то социальной катастрофы - это не "настоящие несчастные", а актеры - то зрители сочтут себя оскорбленными. Хотя радоваться надо как минимум двум вещам. Во-первых, на самом деле этим людям совсем не так плохо, как они изображают. Во-вторых, перед нами прекрасные артисты, раз мы им поверили, браво!
Но нет! В зрителях бушует какое-то римское чувство: чтоб гладиатор умирал по-настоящему.
Зачем? А затем, чтоб увидеть жизнь как она есть.
Но невдомек этим новым римлянам, что "жизнь как она есть" - штука в смысле эпистемологическом гораздо менее надежная, чем беллетристика, чем художественный вымысел. История Анны Карениной (Раскольникова, Свидригайлова и т.д.) в смысле фактичности безупречна: никакой критик не скажет, что "на самом деле все было не так!" Но попробуйте рассказать на ток-шоу историю реальной Анны К. из соседнего поддъезда. Вас тут же уличат в тысяче неточностей и передержек, в неведении и во вранье.
Жизнь как она есть, реальная жизнь - бесконечно лжива и неточна, в отличие от жизни-вымысла. Каждый т.н. факт - сам по себе сомнителен и требует бесконечных уточнений, которые все время переворачивают его смысл, а иногда и ставят под сомнение и самое "фактичность" (было или не было).
Поэтому стремление к "подлинности" - оно появилось не из-за усталости от вымысла и лжи, а из-за страха перед самой жизнью, перед ее принципиальной зыбкостью и неточностью. Перед необходимостью искать истину самостоятельно и безо всяких гарантий
Стремление к подлинности - тоталитарно по сути. Это желание некоего "окончательного факта". Это спрос на "окончательного учителя", который нам, усталым от сомнений людям, наконец расскажет, как оно было "на самом деле".
Дело кончается грандиозными инсценировками жизни, в которых искомая подлинность - не более чем изящный художественный прием, не лучше и не хуже, чем в классицистской пьесе, где античные герои говорят французскими стихами и наряжены в парики и камзоле. Дело кончается выставками, на которых половина экспонатов - подделки. Впрочем, какая разница. Если картина три раза перепродана на Сотбис, как подлинная, то она тем самым становится подлинной, так сказать, по рыночному определению.
Вот и все о подлинности. Не надо преувеличивать.
Denis Dragunsky