Долго смеялись
Отсюда - https://t.me/memes_street/440
Ришелье. Интриги и котики. Ч. 10
Ура! У нас тут юбилейный пост, потому будем лечить тяжелый случай баянизма, котикита и недостатка контента убойной двойной дозой!
(Да, я не умею в фотошоп, я умею в Ришелье).
Итак, в прошлом посте мы разобрались с интригами Марии Медичи, но у нас остался её любимый сынок. И вот про сыночку-корзиночку наконец нужно сказать подробнее.
Про агрегатные состояния Гастона
Гастон – это такой образцово-показательный наследник трона (закатать в банку, поместить в Палату Мер и Весов). У Гастона есть несколько основных агрегатных состояний: «Месье гадит», «Месье бежит» и финальная – «Месье кается». Если у Гастона спросить, хочет ли он продать родину, Гастон тут же задаст два вопроса: «Таки почём?» и «Таки опять?!» – доказывая этим, что уж духовно-то он явно не сын Генриха Четвёртого, но сын одной гордой и избранной нации, продвинутой в торговле.
Продавать Гастон умеет и любит, а потому барыжит без разбора принципами, сторонниками, родственниками… В наше время Гастон точно был бы бизнес коучем: он настолько обаятельный чертяка, что ему всё равно все верят и каждый раз вступают вместе с ним в заговоры, а потом оказывается, что совсем даже не в заговоры, а гораздо глубже. «Ой-ёй, – огорчается Месье на этом этапе. – А не срослось!» После чего сдаёт всех своих сторонников и идет мириться с братиком, интересуясь попутно – а не перепадёт ли ему за жест доброй воли, так сказать, гешефт?
Людовик и Ришелье переглядываются и пытаются Месье задобрить (потому что дешевле купить его, чем устраивать гражданскую войнушку с наследником престола). Потому Месье не только выходит сухим из воды – после каждого заговора у него прибавляется земель и денег. Потом Гастону становится скучно, и история повторяется.
Смотрите, какая няша!
По заговору де Шале мы примерно уже всё это видели, но после «дня одураченных» Гастон решил выйти на новый уровень. Поорав под окнами Пале-Кардиналь («Там март, что ли?» – «Нет, там Дитя Франции Ришелье ругает») – Гастон рванул просить помощи прямиком у испанского короля и герцога Лотарингского. Наделав при этом изрядной шумихи: наследник французского престола внезапно объявляется на землях вероятного противника! К тому же ещё и с воплями: «Мне нужны ваши деньги, ваша армия, ваша одежда и мотоцикл, я пойду воевать с тираном-Ришелье!»
– А как там насчёт ключа от квартиры, где деньги лежат? – поинтересовался Карл Лотарингский, который тоже отличался повышенным духовным родством с избранными народами. – Вот ежели ты, скажем, на сестре моей женишься…
Проект «женитьба» Гастон обещал рассмотреть. А пока что сгонял гонца к маме в Нидерланды, попросил мелочёвку на боёвку («Вам всего 100 тыс., а я с Ришелье воевать пойду!») и в короткие сроки навербовал себе внушительную армию в Лотарингии: наёмники Валленштейна + солдаты герцога Лотарингского, всего больше 20 тыс. человек. Причём, на секундочку, Валленштейну было обещано, что он сможет сохранить за собой все французские города, какие захватит (очень патриотично).
Радужному плану помешал плохой патриот и католик Ришелье, который уже успел договориться со швейцарскими протестантами. После упредительного протестантского «кусь» герцог Лотарингский со всей своей армией вспомнил, что ему срочно надо… надо, словом – и Гастон остался без защиты, с огрызками от армии, в целом ощущая себя старухой рядом с корытом в сказке Пушкина.
«И куда б остатки армии деть? – занервничал Гастон, озираясь по сторонам. – Наёмников жалко – за них деньги плочены! О, вон мама в Нидерландах, а пойду я к маме!»
– Не-э-э-э-э-эт! – драматично возопила нидерландская инфанта, которая рада была приютить бедную королеву-изгнанницу, но вот её мятежный сыночка да с войсками – это уже как-то нехорошо пахло войнушкой, а из Франции же слышатся боевые мявы и звуки точения когтей!
– Да-а-а-а-а! – выдохнул Гастон, посылая один из своих полков прямой наводкой в сторону Люксембурга. Полк даже пересёк тогдашнюю границу Испанских Нидерландов, но тут оказалось, что в военном марафоне приняли участие и французские войска.
– Ой, мама, – сказали наёмники Гастона и разбежались. Оставшиеся принялись бузить и вселять в ужас в местное население. Потом ещё была неудача в Седане – это там, где Гастон уже почти выдвинулся с армией, чтобы основать там штаб сопротивления, но город оказался в кольце французских войск, и Месье мудро решил основать штаб где-нибудь в другом месте.
В общем, мятеж не складывался. Проект «Женитьба» угрожающе замаячил на горизонте, и Дитя Франции сдалось, объективно перейдя в своё первое агрегатное состояние «Месье гадить».
Тайный брак с лотарингской принцессой был заключён, и новому родственничку все сразу начали давать денег и армии. Правда, про армии Гастон бубнил, что что-то солдаты там какие-то подозрительные, но зато теперь он мог развоеваться, прямо как старший брат!
Дело оставалось за тем, чтобы «правительство в изгнании» поддержали во Франции. Но из Франции на Гастона смотрели косо и бубнили что-то про «спутался с испанцами» и «прямо хуже Ришелье» (вот это уже было обидно).
Потому на сцену выступил Лангедок.
Лагнедок – это такой очаг вечных бунтов и недовольства, вроде Ла-Рошели, но гугенотов и стен поменьше и не порт. Мы говорим «Опять двадцать пять», Ришелье с Людовиком говорят «Опять Лангедок». В описанное время в Лангедоке с переменным успехом пытались внедрять новую систему налогообложения имени Ришелье. Потому недовольство достигло очередного пика, а тут ещё влез благородный Монморанси – и пошло-поехало.
Монморанси, как это водится, был принцем крови, маршалом Франции, храбрым воякой и вообще общим любимцем. К Ришелье он относился неплохо и даже как-то предлагал ему убежище. Но раз – жена – родственница Марии Медичи, два – хочется шпагу коннетабля, а Ришелье не даёт, три – все помнят, что казнённый дуэлянт де Бутвиль тоже был, в некотором роде, Монморанси? В общем, ещё и за родича обидно, айда, ребяты, бунты бунтовать и революции безобразничать!
Ришелье для пущего предупреждения вытащил из тюремного маринада другого маршала Франции – Марильяка (в маринаде тот был со «дня одураченных»). Бедного заговорщика показательно судили и укоротили на голову. Ещё более показательно войска короля захватили Лотарингию, где окопались союзники Гастона.
Монморанси решил, что это не к нему относится, затеял бунт и пригласил в гости Гастона с армией.
– Аз есьм спаситель Франции от злого Ришелье! – провозгласил Месье, вступая на французские земли во главе испанских войск. – Давайте, открывайте крепости и выворачивайте карманы! Будем вместе бороться за прекрасную Францию будущего! Эх, где же ты, любовь народная?
…где-то недружелюбно стрекотали сверчки. В отдалении раздавались торопливые голоса: «Валим, это брат короля! Сейчас и нас кому-нибудь заложит!» Любовь народная была видна воочию.
В паре городов Гастона просто оплевали с крепостных стен, кое-где открыли, но даже не особо кланялись. А одна прогрессивная крепость бахнула в сторону королевского братца из пушек.
– О, приветственный салют! – не унывал Гастон. – Господа, не будем задерживаться, пойдёмте в Лангедок!
Города Лангедокской провинции тоже не то чтобы все поддержали развоевавшегося наследничка. Они-то помнили, что король и кардинал тоже развоевались! Ага, а вон и две французские армии на горизонте, нет уж, тут без нас, нафиг-нафиг.
– И без нас, – сказали испанские солдаты и обратились в бегство.
– Прорвёмся! – воскликнул отчаянный Монморанси и поскакал прямиком на ряды французских пехотинцев с воплями: «Ребяты, Лангедок за нами, помрём за Лангедок!»
– А… как-то… не очень мотивирует, – отозвались ребяты, и Монморанси продолжил скакать на обалдевших французов во главе небольшого конного отряда.
Видели сцену конной атаки роханцев во «Властелине колец»? Вот скакал Монморанси примерно так же, только воинов у него было в двадцать раз меньше, перед ним была регулярная французская армия, а в армии было огнестрельное оружие.
Потому в лихого герцога незамедлительно начали пулять. Нужно отдать ему должное – он доскакал до шестого ряда французов, когда под ним убили лошадь. К тому времени сам вояка уже получил с десяток пулевых ранений – но с учётом доспехов, это было не очень-то и опасно.
Опасно было другое: Монморанси оказался в руках развоевавшихся Ришелье и Людовика. Хотя какая тут опасность – ну и что, что бунтовщик? Он же принц крови, народный любимец, маршал Франции, таких же не казнят…
– Крепко ты попал, вояка, ща мы вспомним Марильяка, – зарифмовал Ришелье, который, как известно, кропал на досуге стихи.
– Не везёт Монморанси – быть ему на небеси, – не растерялся тонкий ценитель поэзии Людовик – и заровнял в рифму: – А его предупреждали – мол, сиди, не мороси!
Наклёвывалась небольшая поэма с предсказуемым итогом. За Монморанси просили ВСЕ – даже офицеры охраны к королю с прошениями бегали. Говорят, флешмоб «Попроси за бунтовщика» поддержал даже Ришелье – мол, а может, мы этого принца крови… того? Замаринуем пока, будем вытаскивать, Гастона пугать: мол, у-у-у-у-у, смотри, чего со сторонником сотворим!
– Голову с плеч! – рубанул ладонью Людовик, который начал чувствительно относиться к попыткам свержения себя с престола.
В общем, Монморанси присоединился к Марильяку и де Бутвилю, которые как раз выясняли на том свете – зачем они связались с Ришелье.
Гастон же немедленно перешёл во второе и третье агрегатные состояния, покаялся и отрёкся от всех сподвижников, согласился на мирный договор, по которому должен был жить там, где прикажет король, не иметь никаких сношений с Испанией или королевой-матерью, удалить от себя всех, на кого король косо посмотрит…
– Да-да, - кивал Месье и делал щенячьи глазки, – меня, бедного… обманули-завлекли-настроили, да-да, буду предупреждать короля обо всех заговорах, если что… а денег не дадите? В смысле, да-да… и они называли его величество земляным червяком!
Как можно представить, договора Дитя Франции придерживалось недолго.
– А денег-то не дали, – вздохнул вскоре Гастон и перешёл опять в первое агрегатное состояние. А за ним потом закономерно и во второе, и в третье.
Про игру в «перетяни Гастона»
Тут надо вспомнить про гастоновский возраст. Месье был младше своего братика на 7 лет, а потому долгое время его агрегатные состояния списывали на «молодо-зелено». Например, на момент заговора де Шале Гастон мог чётко пропеть про себя «Ах, много, сударь, много – восемна-а-а-адцать!» – так что на него даже Ришелье не особенно сердился. Мол, ну и что, что он меня убить хотел – вона, наш добрый король в шестнадцать Кончини завалил руками свиты, так что ж, может, младшенькому тоже хочется. Ребёнок здоровый, пробует свои силы, мозг отрастёт со временем, энергию бы в мирное русло…
Но годы шли, мозг Гастона оставался того же веса и объёма, отрастали эго и борзота, и метания французского Митрофанушки (источник обзывательства – «Недоросль» Фонфизина) стали выглядеть уже не так уж и забавно. Хотя всё равно местами доставляли кардиналу и королю много забавных минут. Взять хоть мятеж в Лангедоке и то, что случилось после.
После битвы при Кастельнодари, где герцог Монморанси, в некотором роде, доскакался, Гастон подписал с братом неимоверно позорный мир – в котором, понятно, заложил всех и от всех отрёкся. Ушлый Ришелье, конечно, постарался, чтобы союзники Месье об этом узнали. Союзнички принялись супить бровь и подумывать, как бы предательского принца наказать. Но круче всех выступил почти-что-мертвый Монморанси.
– А минуточку, – сказал он, уже практически идя на плаху. – Я тут важную новость забыл сказать. Кхе-кхе. ГАСТОН ЖЕНИЛСЯ! СКАНДАЛ! ГАСТОН ЖЕНИЛСЯ БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ КОРОЛЯ!!
Лучше напрыгнуть принцу на мозоль было ну вот просто невозможно. Поскольку 1) Гастон был подданным своего брата и не имел права жениться без его разрешения. 2) Гастон был наследником французского престола и дважды не имел права жениться без разрешения короля. 3) Лотарингия была в союзе с Испанией, и получалось, что наследник французского трона напрямую породнился с противником. И это когда войну уже видать на горизонте.
Людовик набрал в грудь воздуха для космического: «Чивоооо?»
– По-моему, примирение с братом было недолгим, – заметил Гастон уже во время панического бегства в сторону испанских Нидерландов. Срочно надо было попросить у кого-нибудь денег.
Лотарингские, испанские и всякие другие соратники на Гастона сперва косились недружелюбно, а денег давать совсем не хотели, потому что он вообще-то был должен всем 400 000 ливров, да, и Карлу Лотарингскому в том числе. Но ясно было, что рано или поздно денег и войска таки опять дадут: Гастон же обаяшка, да и вообще, по-родственному…
– Насчёт родства еще посмотрим, – заметил Людовик и принялся при помощи кардинала убеждать Папу Римского брак Гастона и Маргариты Лотарингской аннулировать. Потому что раз – без разрешения короля, два – брак вообще насильный. А произведен посредством похищения. То есть да, набежали во Францию гнусные лотарингцы, а им тут навстречу юный, невинный двадцатипятилетний Гастон. А они ему – «Вах, какой пэрсик, слюшай, садысь в карету, дарагой!» – а он взял да и сел, наивное летнее дитя. В общем, увезли, творили непотребное, окрутили жестокими узами второго брака (в первый раз Гастон уже успел овдоветь), сорвали цвяточек принцевой невинности.
Подлая похитительница, Маргарита Лотарингская
Почерк Ришелье во всей этой истории опознавался безупречно. Пока Папа пытался отойти от шизофренической картины «Гастон – принцесса в логове дракона-Маргариты Лотарингской», Мария Медичи сделала ход конём. Брак Гастона и Маргариты был вторично освящён. Но Людовик его всё равно не признавал и как-то даже так разозлился, что взял Лотарингию. Даже дважды, на всякий случай (а то заключаешь с этим Карлом Лотарингским мирные договоры, а он их не соблюдает, сейчас мы подоходчивее поясним!). Потому супруге Гастона пришлось ехать в те же Нидерланды, где уже окопалась Мария Медичи. И брак Месье завис в непонятном статусе на длительный срок (почти на десятилетие, до смерти короля).
Но вот в сторону брата король выдал очередное: «Вернись, я всё прощу, верну имущество и дам денег!» Тут в игру вступила Испания и предложила: «А давай ты заключишь с нами договор, а мы дадим тебе войско и сорок пять тысяч ливров?»
Бедный Месье выдал "синий экран смерти", не зная, кого ж ему предать. Пораздумав немного, он решил предать вообще всех. Во-первых, он подписал таки договор с Испанией (и между прочим, обещался в нём два года с братом не мириться, пока ему не позволит испанский король). Во-вторых, ускорил примирение с братом и начал тайно интересоваться: а сколько дадите? А когда? А раньше, чем Испания?
Тут события в Тридцатилетней войне повернулись так, что Испания наконец-то решила вдарить по Франции как следует. Гастону дали войско и часть денег, с широким жестом заявили: «Вторгайся давай во Францию, сокрушай Ришелье!»
Но Гастон уже пару раз видел, как пытались сокрушать Ришелье. Потому обеспокоился логичным вопросом: «А ну как кардинал помолится? Вона, при Ла-Рошели он уже помолился…» – и тут же почувствовал себя неистовым патриотом.
Ещё у Ришелье котики - + 100 к удаче
От воплей «Да я против своих не пойду, мне за державу обидно!» – испанцы присели, а Мария Медичи схватилась за сердце.
– И вообще, денег мне испанцы пока что тоже не дали! – прибавил Гастон и поехал якобы на охоту. А там ускоренным ползкогалопом вместе со свитой пересёк границу, прибыл во Францию и пал в братские объятия. Попутно, правда, получил от брата 45 000 ливров – столько же, сколько обещала Испания. И заботливо отправил жене в Нидерланды – мол, не тужи, не скучай, купи себе чего-нибудь, а я занят, я каюсь.
«Чи-и-и-иво-о?!» – возопила в свою очередь Испания, а с ней за компанию и Мария Медичи. Поскольку любимый сыночка даже не чмокнул мамулю на прощание. Более того – во Франции начал валить на мамулю как на мёртвую, так что совершенно ей закрыл дорогу назад.
Мама Гастона так и не простила. А Испания ещё как простила, потому что знала, что Гастон же не успокоится.
И точно, не успокоился, так что Ришелье таки пришлось помолиться.
_______________________________________________
Фух! Нет, скажите пожалуйста - а ведь про Гастона ещё не всё. Там есть ещё заговор Суассона, плюс начало войны с Испанией... Плюс надо бы и о рождении долгожданного дофина рассказать! В общем, если на то будет воля читателей - автор свое черное дело продолжит.
Воля читателей выражается путём открытого и честного голосования комментами и стрелками.
Ах да, и конечно...
Предыдущий пост: Ришелье. Интриги и котики. Ч. 9
Ришелье. Интриги и котики. Ч. 9
А сегодня у нас тут про Марию Медичи с её мытарствами, зятьями, долгами и попугаями.
Мы закончили на том, что в "день одураченных" случилось невероятное. Король между мамой и кардиналом выбрал последнего.
Про долги и попугаев
Мария Медичи не была бы собой, если бы покинула нашу сцену просто так. После «дня одураченных» она ещё поприсутствовала на королевских советах, притом, делала вид, что кардинала в упор не видит (какое-такое Ришельё? Никаких ришельёв не знаю).
И всё прошло бы нормально, и помирилась бы мать с сыном, но тут в бедовую головушку Дитяти Франции пришло, что раз мама (не Франция, а та, что настоящая) ругала кардинала, то надо продолжать до победного! Так что Гастон как-то раз заявился прямиком в Пале-Кардиналь с воплями: «Ришелье, выходи! Выходи, подлый трус!» – а потом толкнул зажигательную речь в духе: «Да мама тебя облагодетельствовала по самое не могу, а ты её чернишь и предаёшь, и вообще, тебя спасает только твой сан!»
– И ещё немного гвардейцы и коты, – не согласился Ришелье. – Стоп, а как на это отвечать-то? … а где Месье, собссно?
Месье поступил по своему основному кодексу: «Нагадил – беги» и произвёл до того стремительное отступление, что оказался аж в Орлеане. И это он сделал правильно, потому что разбираться с милой выходкой братишки прискакал аж сам Людовик из Версаля.
– Только не надо опять рыдать, – предупредил он кардинала. – Сказал – прикрою от всех врагов! Кстати, насчёт врагов – а не матушка ли моего братца-то на вас науськала? В Компьень!
В Компьени Людовик поинтересовался у матери – а вскую ли вообще и собирается ли она мириться с первым министром. «Несть ему прощения, скотыняке! – завопила в ответ страстная итальянка. – Да я ему…»
…в общем, мы уже поняли, что позиция королевы-матери не изменилась и составляла всё то же «Или он, или я!»
Людовик хлопнул дверью и пошёл спрашивать у своего совета – что, собственно, выше, сыновий долг или государственный. Совет, поглядывая на разбушевавшегося короля, заверил, что государственный, конечно. В конце встал расстроенный кардинал и сказал, что ему очень-очень жаль, но… как бы это сказать… у нас тут королева-мать, которая будет строить интриги против короля и пытаться грохнуть первого министра. Может быть, мы её… того… в ссылочку, а?
– В ссылку! – согласился Людовик и хлопнул дверью повторно.
«На фиг!» – не согласилось мудрое эхо.
Поскольку Мария Медичи что по статям своим что по всему остальному была примерным эквивалентом ядерной бомбы – стеречь такую красоту пришлось аж восьми полкам солдат. Король передал матушке, что потом определит – где ей жить, и уехал, даже не полобызав на прощание.
«А мне и тут хорошо», – хищно сказала Мария Медичи и начала заниматься интригами и готовить побег. В общем, последняя встреча сынка и мамы прошла очень не очень.
Ещё хуже прошли попытки Марию Медичи из Компьеня извлечь и направить в более отдалённое место ссылки. Отмазкам королевы-матери мог бы позавидовать интроверт, которого друзья настойчиво зовут на шашлыки. «Денег нет», «Ой, что-то здоровье не то», «Ой, там чего-то дороги плохие, не проехать», «Фу, тот замок мне не подходит, можно другой?» – а когда королю всё-таки надоело слушать отмазки, прозвучало финальное: «И вообще, у меня лапки, и никуда я не пойду, ты меня оттуда за волосы потащишь!»
Такое упорство объяснялось тем, что Мария Медичи уже списалась со своими сторонниками и готовилась к мгновенному броску: окопаться на окраинах Франции, встретиться с сынулей-Гастоном, который к тому времени сбежал аж в Испанию, и вместе замутить восстание против Ришелье.
Доверчивый Людовик в знак доброй воли ещё и убрал из города войска. Так что мама-королева просто вышла из дворца и села себе в карету, оставив стражу с носом и ошеломительной легендой: «Да это просто придворная дама на свидание едет».
Правда, окопаться на окраинах не получилось, потому что менее доверчивый Ришелье просчитал маневр. И при подъезде к той самой крепости, с которой планировалось начинать бунт, Мария Медичи обнаружила крупную надпись: «Медичи вход воспрещён, комендант – сторонник кардинала».
– Заграница нам поможет, – повторила Медичи сомнительный мем ла-рошельцев и укатила сперва в Бельгию, а потом в Испанские Нидерланды. «Скатертью дорожка», – сказал Людовик и позволил забрать маме свиту и драгоценности. Так у королевы-матери появились двадцать гвардейцев французских, три придворные дамы отечественные, семь фрейлин обычных и попугай.
Попугая королеве-матери, как ни странно, когда-то подарил Ришелье. Который то ли пожадничал дарить котика, то ли вдохновлялся пиратской экзотикой.
В общем, королева-мать возопила «Йохо-хо» и принялась лелеять ужасные помыслы. И хотеть затравить Ришелье зятьями (на секундочку, там правители Испании, Англии и Савойи). Пугающая перспектива (тёща и три всадника зятьпокалипсиса) разбивалась о нежелание зятьёв воевать с Францией вотпрямщас, военные неудачи Гастона и хитрость Ришелье.
В общем, 11-12 лет отношения между королевой и Ришелье слегка напоминали теннисный матч.
«И-и-и-и-и мощная подача королевы-матери Рубенсом, который ведёт переговоры в Седане! Какие планы! Этот город наверняка станет очагом сопротивления королевско-кардинальской власти!» – «О нет, Ришелье отбивает Рубенса к горизонту! Город окружен! Ведутся переговоры, неужели, неужели… миииииир!!!»
Питер Пауль Рубенс, художник и дипломат
«Королева и её сын играют вдвоём! Лотарингия и Лангедок! Какие мощные удары, неужели кардинал что-то может противопоставить этому натис… ох-х, кажется, это было не по правилам, но… за кардинала играет вся французская армия, Лотарингия и Лангедок взяты…»
«Какая сенсационная подача! Королева-мать пасует посла к Валленштейну, чтобы его армия наёмников вторглась во Францию! Стоп! Где посол?! Где посол?! Кому засчитывать очки, если посла просто украли по пути, увезли в Париж и обезглавили?!»
Попутно Мария Медичи пописывала против Ришелье открытые письма и памфлеты и пыталась кардинала как-нибудь да убить. Но хитроумное убийство почему-то провалилось (возможно, потому что убийцы использовали во всех поездках любимую лошадку самой Марии Медичи, что было всё равно что в деревне кататься на «Ламборджини»).
Тогда Ришелье решено было сглазить, но защита в виде четырнадцати котиков отразила порчу, и дела королевской матери начали плохеть. Содержания её сын лишил из-за всяческих интриг и хамского тона в письмах. Испанский король на нервные вскрики «Пиастры!» так же нервно вскрикивал: «Не дам!!» – а потом с каким-то совсем уже не испанским акцентом интересовался, а не хочет ли таки дорогая тёща проехаться к каким-нибудь другим зятьям?
А тут ещё началась наконец война Франции и Испании, и королева с её двумя вечными припевами «Ришелье – сволочь» и «Дай миллион, дай миллион» стала совсем неуместна, ибо о первом все знали, а второго не хватало самим. Потому Марию Медичи щемили обысками, зажимали денег на содержание и всячески намекали, что тёща подзадержалась в гостях.
– Полундр-ра! – не растерялась Мария Медичи и сиганула вместе с попугаем в протестантскую Голландию. Но там тоже всем очень быстро надоела, ибо вела себя примерно как тот же попугай: постоянно жрала ресурсы и орала заученную фразу про Ришелье, который придёт и забодает-забодает. А ещё злостно нарушала голландский этикет – например, не давала прошаренным голландцам целовать себя в губы (никаких тебе, понимаешь, страстных брежневских приветствий от этих итальянок!).
Потому голландцы королевскую мать (её так!) тоже сплавили. По морю, как им привычнее. На сей раз к ещё одному зятю – королю Англии.
Бедный Карл почему-то не проникся ситуацией: «Здравствуйте, я ваша тёща, я приехала к вам из Франции, где много диких-диких Ришельёв». И денег, по английской жадности, вообще не дал. Тем более что тёща принялась строить прокатолические интриги (в стране, где основная церковь – англиканская). Так что и здесь Медичи как-то не загостилась. Мягким намёком на нежелательность её пребывания на английской земле стали орущие толпы с камнями и факелами вокруг её особняка. А потом уже зятёк дал более жёсткий намёк и выдворил тёщу.
Тут нужно сказать, что королева-мать любила жить на широкую ногу: чтобы дорогие подарки, драгоценности, фавориты, вот это вот всё. Так что должна она была буквально всем в Европе кругленькую сумму до четырёх миллионов ливров. В попытке раздобыть немножечко пиастров королева-мать даже попыталась помириться с Ришелье через его племянницу Мари Мадлен. Звучало это как-то так: «Да вы только пустите меня назад во Францию, а я буду жить, где скажете… ну, или дайте денег…» Ришелье разжалобился, прислал 100 тысяч ливров и пообещал ещё 300 тысяч в год от короля, если королева возьмётся за ум, перестанет в интриги и будет паинькой.
На сей раз испортил дело новый фаворит королевы, какой-то Фаброни. Он живо прикарманил присланные кардиналом денежки, а в ответном сразу взял тон прожжённого гопника: «Слышь, 300 тыс. вперед давай! Доходы от земель есть? А если найду?»
В Пале-Кардиналь какое-то время после этого сверкали молнии, летали коты и раздавалось громовое:
– …больше ни экю! Комбалетта, переписываться с Медичи запрещаю!
А потом кардинал в своей обычной сволочной манере отписал, что денег нетути, оне, видите ли, на укрепление приграничных крепостей пошли в это неспокойное время.
Доживать Марии Медичи пришлось в Кельне – причём, сначала она жила в доме, который ей предоставил Рубенс. С этим художником и немножко даже политиком королеву-мать связывали очень хорошие отношения, и в своё время Рубенс даже её биографию в огромных полотнах писал по заказу из Парижа.
Хотя фокус... не всегда был на самой Марии Медичи
Слуги разбегались, зятья не слали денег, в долг уже никто не давал, а самым разумным из сподвижников был, в некотором роде, попугай кардинала. Теперь Мария Медичи надеялась только, что она переживёт кардинала и короля чисто физически. Последнюю ставку она сделала на заговор Сен-Мара, собралась было нагрянуть в Париж с финальным «Йо-хо-хо…»
И тут померла, проведя почти 12 лет на чужбине. Не дождавшись, что иронично, буквально чуть-чуть. Ибо через полгода умер Ришелье, а через год – Людовик.
Последние, узнав о смерти Марии Медичи, покряхтели, но выплатили все её долги. Кардинал даже позаботился, чтобы тело королевы перевезли во Францию.
А попугай, кстати, отошёл к Ришелье и был с ним до самой его смерти, но о какие приветы от покойной королевы передавал – было неизвестно.
А как же любимый сыночек Гастон, спросите вы?
А он первый предал маму, помирился с братом и убежал во Францию, а с ней даже не попрощался, вот.
_______________________________________
Тут нам опять надобно будет отмотать к "дню одураченных" и посмотреть на поведение Гастона. Ибо там тоже куча всего интересного: челночный бег между сторонами войны, мятеж в Лангедоке, сражение при Кастельнодари, казнь всеми любимого Монморанси и всё такое прочее. Но это если читатели хотят, конечно.
Ну, и традиционно...
А нет её! А есть ссылка на предыдущую часть.
Слепые персонажи в играх всегда ИМБА / Epic NPC Man на русском - Приколы, юмор #shorts
В некоторых РПГ играх есть такой класс персонажей, как медиумы или могущественные маги, которые часто могут быть слепыми. Как правило, это очень сильные и могущественные персонажи, которые точно помогут в битве. Или че? Или как?
Готовы к Евро-2024? А ну-ка, проверим!
Для всех поклонников футбола Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
А если не любите полагаться на случай и сразу отправляетесь за техникой Hisense, не прячьте далеко чек. Загрузите на сайт и получите подписку на Wink на 3 месяца в подарок.
Реклама ООО «Горенье БТ», ИНН: 7704722037
Слепые персонажи никогда не промахиваются / VLDL на русском (Watcher of Realms)
Еще один забавный ролик от ребят из VLDL team, и на этот раз он снят по игре Watcher of Realms. А вот вы когда-нибудь обращали внимание на то, что слепые персонажи в играх очень меткие и никогда не промахиваются? Что ж, этот ролик раскроет вам глаза!