Ветерану Великой Отечественной войны Александру Филипповичу Тимофееву 94 года. Он живет в подмосковном Фрязино со своей женой Евгенией Николаевной. О том, как попал на фронт, о встрече с маршалом Рокоссовским, и как, благодаря местным чиновникам и риелтору в мирное время, ему пришлось залезть в долги для покупки квартиры – ветеран рассказал главному редактору федерального сетевого издания «Время МСК» Екатерине Карачевой.

-- Александр Филиппович, в каком возрасте Вы попали на фронт?

Родился я 24 августа 1926 года в городе Павловском Посаде Московской области. Когда началась война в 1941 году, мы 14-летние школьники вступили в комсомол. Такая была ответственность, долг перед страной, особенно когда получил комсомольский билет. И с этой ответственностью я прошел всю войну, послевоенное время, и сейчас живу с ней.

В 1943-м, когда мне исполнилось 17 лет, я учился в 10-м классе. К нам пришли работники военкомата и сказали: «Ребята, кому исполнилось 17 лет, будьте добры на приписку в военкомат (встать на учет – Ред.)». Мы пришли на приписку, нас начали распределять кого куда, в какой род войск. Так как у меня уже было почти десятилетнее образование, мне сказали, что меня направят в авиацию. Прихожу домой через три дня, а мать говорит: «Тебе повестка». В повестке сказано явиться 3 ноября 1943-го к восьми часам утра на сборный пункт.

Прибыл я как было указано. Там формировались разные подразделения новобранцев, которые должны направляться в различные рода войск. Нас семь человек в авиацию отобрали, выделили офицера из военкомата, и он повез нас в авиационную школу в город Переславль-Залеский Ярославской области.

Через два дня нас переодели в военную форму, но пока мы не приняли присягу, нас считали вольнонаемными. Нас учили по ускоренной программе, потому что нужно было быстрее выпустить специалистов и направить в действующую часть громить фашистов. Самое значимое за это время было – это присяга. Было торжественно. Мы сразу как-то взрослыми стали, полностью отвечающими за все свои действия, на нас была большая ответственность, мы стали военнообязанными.

Через три месяца обучения нас всех отправили в действующую часть, мы прибыли в 657-й штурмовой авиационный полк, который базировался под Брянском в городе Карачев. Пришли новые самолеты, летный состав пополнился нами, и уже после отработки тренировочных полетов, полк в конце мая 1944-го прибыл ближе к фронтовой полосе. Тут уже чувствовалась серьезная подготовка к будущим операциям, мы видели, как по ночам завозились разные боеприпасы, шла техника. И вот 23 июня 1944-го началась операция «Багратион» по освобождению Белоруссии. Это было что-то страшное для немцев. Фашисты буквально бежали в панике, им было страшно.

Я был воздушным стрелком на бомбардировщике ИЛ-2. Задача пилота – сбросить бомбы в нужную точку, а моей задачей было – прикрывать зад самолета, чтобы никто не мог внезапно подкрасться к нему и сбить. Правда стрелял не столько по самолетам фашистов, сколько по вражеским наземным оборонительным сооружениям, технике, прибывавшим войскам в качестве подкрепления. Пилот пикировал для сброса бомб, а я стрелял по уцелевшим нацистам во время выхода из пике.

В день мы делали по четыре-пять боевых вылетов по ликвидации немецких укреплений. В результате действий, в том числе и нашего авиационного полка, и наземных войск были ликвидированы все немецкие оборонительные сооружения на границе, и наши войска пошли вперед по Белоруссии довольно быстро. Мы не успевали порой даже менять точки аэродромов. Вылетали с аэродрома, делали несколько вылетов, и оказывалось, что фронт ушел вперед, нужно опять перебазироваться. Белоруссию быстро прошли.

-- Было страшно, пусть и из кабины такой надежной боевой машины?

Когда говорят, что кто-то не боялся, я не верю. Я не скажу, что я был бесстрашным. Нет. Страшно было всегда. Почему-то страх накатывал каждый раз при взлете. Ведь если при взлете у самолета вдруг откажет двигатель, он упадет, и тогда смерть. Посадка с задания – легче уже.

А в воздухе было уже не до страха. К тому же мы на боевые задания всегда вылетали под прикрытием наших истребителей. У нас же как было. Мы летим на ИЛ-2, пролетаем над аэродромом, где базируются истребители, они, обычно 8 самолетов, взлетают и сопровождают нас во время выполнения боевого задания. Они оберегали нас от немецких истребителей, а мы работали по наземным мишеням врага. Чтобы нас немецкие истребители задолбали – таких случаев не было. Спасибо истребителям нашим за это.

-- Куда ваш полк перебросили после освобождения Белоруссии?

Потом мы пошли в Польшу, наши войска стали продвигаться на Запад в сторону Германии. В одном месте, на реке Нарев, были очень сильные укрепления противника для наземных войск. Мы делали по 3-4 вылета и уничтожали эти наземные укрепления и живую силу противника.

У немцев там очень хорошая противовоздушная оборона была в виде зенитных комплексов – «Эрликон» (20-миллиметровая малокалиберная пушка – Ред.). Если его снаряд попадал в самолет, все – насмерть. Там от этих зениток мы потеряли три экипажа…

Катюша, помнишь фильм «В бой идут одни старики»?

-- Конечно.

Так вот, у нас почти как в этом фильме было. На смену погибшим трем летчикам нам прислали молодых лейтенантиков необстрелянных, только окончившим летную школу. Им дали по новому самолету каждому. Один из них хорошо рисовал. Он себе на фюзеляже нарисовал картину – сидят четыре черта и играют в карты. А на фюзеляже своего приятеля нарисовал витязя, который душит тигра. Ну, нарисовали и нарисовали. Все остальные посмотрели – красиво. А когда они полетели в первый боевой вылет, наших истребителей-защитников мало как-то оказалось, зато прилетела восьмерка немецких истребителей. Немцы увидели, два разрисованных картинами самолета. А у немцев разрисовывали самолеты только если летчик – ас. И они подумали, что на наших разрисованных тоже летят какие-то очень знаменитые асы, а на самом деле были молодые сопливые мальчишки в своем первом боевом вылете. И немцы стали рваться, чтобы сбить наших «асов», ведь если немец сбил аса – ему сразу уважение, почет и крест на грудь.

Началась заварушка в небе между нашими и немецкими истребителями, которых было больше. Наши истребители сбили двух немцев, не дали им до наших «летчиков-асов» добраться. Потом, когда все это кувыркание кончилось, командир истребительного полка спрашивает – а что случилось-то, почему немцы к нашей молодежи на ИЛ-2 так рвались? Потом догадались в чем дело. Вызвали этих ребят-художников, они говорят – сотрем рисунки с самолетов. Им говорят – нет, коль вызвались под «асов» работать, так и продолжайте. Так они до конца войны и летали на своих разукрашенных самолетах.

-- Куда вас дальше занесло?

Дальше была битва за Кенигсберг (Калининград – Ред.). Нас тогда перевели в состав второго Белорусского фронта под командованием Константина Рокоссовского (маршал Советского Союза – Ред). Рядом шел третий Белорусский фронт, которым командовал генерал Иван Черняховский (генерал армии – Ред.), но он трагически погиб от случайного попадания снаряда, его даже не успели до самолета донести.

Так вот третий Белорусский фронт шел на Кенигсберг, у них были большие потери. И нам сказали, что мы должны помочь этому фронту во взятии Кенигсберга. И наш полк из Польши перебросили чуть ли не на берега Балтийского моря, аэродромы оборудовали. И мы начали обрабатывать оборону противника перед Кенигсбергом. Там были очень мощные укрепления. И мы делали по пять-шесть вылетов в день, еле специалисты успевали подвязывать бомбы, заряжать пушки-пулеметы. Это было такое горячее время. После выполнения задач всем наливали по сто грамм боевых, а потом мы валились спать.

Кенигсберг наши войска взяли буквально за три дня.

Потом нас бросили дальше в Данциг, Гдыня – все по берегу Балтийского моря. Там мы уничтожали базы немецких самолетов на аэродромах. У них были базы стратегического назначения, где формировались и отрабатывались конструкции ракет «Фау-2» (первая баллистическая ракета дальнего действия, была принята на вооружение в 1944 году – Ред.). Эти базы мы сначала бомбили, а затем на них же сами базировались.

Наши войска ушли за Одер (река в Германии – Ред.) , и нашему полку сказали, что скоро будет готовиться операция по взятию Берлина. Ближе к 9-10 апреля 1945-го нам был отдан приказ идти на помощь войскам, которые должны были брать Берлин. И мы с боями, по несколько вылетов в день, пробивались в направлении Берлина. Задача нашего полка была – не подпускать подкреплений врага в Берлин. Немцы ведь как говорили, пусть идут американцы, а Берлин они за собой хотели оставить. Когда я был в Берлине уже после его взятия, там были такие плакаты, если перевести: «Берлин останется немецким», что вроде русским он не достанется. Поэтому немцы старались стянуть все войска в Берлин. Задача нашего полка заключалась в том, чтобы не допустить подкрепления к войскам противника.

Седьмая танковая гвардейская армия прошла западнее, а другие наши войска должны были подтянуться и замкнуть кольцо вокруг Берлина. Когда наши войска шли на соединение с другими частями, то немцы очень хорошо укрепились. У них появилось новое оружие – реактивные гранатометы «Фаустпатрон» (одноразовый ручной гранатомет – Ред.), мы их прозвали «фуст кулак». Если в танк попадал этот гранатомет, машина вставала.

За немцев воевали там почти дети, по 14-15 лет, устраивали засады, не пропускали наши танки. Они постоянно подбивали наши танки, те останавливались, и дальше идти не получалось. И здесь уже наш полк привлекли – прочистить эти места-засады с «фаустниками». Несколько самолетов у нас там подбили, садились на вынужденную, но все возвращались в полк. Погода была очень хорошей, прямо помогала нам двигаться к Победе. Наш авиационный полк не проводил боевых операций в самом Берлине, только около него. Берлин взяли 2 мая 45-го. А мы базировались под Берлином в городишке Миров. Так и кончилась война.

-- Были ранены?

Нет, как-то пронесло меня, за два года войны ни одной царапинки, можно сказать. Когда мы шли вперед, побеждали, немцы нас боялись – мы их допекали по полной. А вот живого немца вблизи так ни разу и не довелось увидеть, все с высоты только. Но даже с высоты было видно, насколько они боялись, особенно на подступах к Берлину.

-- После Победы Вас демобилизовали?

Нет, после войны я еще шесть лет срочной службы отслужил в Польше. Некоторые части после войны отправили на Дальний восток. А наш полк оставили в Польше, там до конца службы я и прослужил. Мы назывались Северной группой войск, которой командовал Рокоссовский. В то время после войны срок службы был три года. Прошло почти пять лет после войны, к нам приехал Рокоссовский. Я спрашиваю: «Товарищ маршал, не пора ли нам домой?». А он отвечает: «Ребята, вы выполняете такие задачи, которые даже не сравнимы с боевыми действиями во время войны. Это очень важно. Так что – потерпите». Ну мы потерпели еще два года. Во время срочной службы осваивали новую технику. Без конца учения различные были, испытания, приближенные к боевым.

-- А как население Польши к русским солдатам относилось?

Скажу так. Когда мы вошли в Польшу, там у них были партизаны, отряды такие специально создавались, чтобы русских солдат уничтожать. После войны столько национальных банд было в Польше... Однажды нас даже подняли по тревоге, вооружили, направили ликвидировать одну из банд. Вошли в лес, там выкопана большая землянка, а на дереве висит туша коровы. А до этого одна жительница говорила, что у нее корова-кормилица пропала. В тот раз не было никого из состава банды. Потом мы еще не раз участвовали в ликвидации националистических банд.

Мы, когда в Германии стояли до перевода в Польшу, не было ни одного случая, чтобы немцы кого-то убили. Было даже так, наши ребята в увольнительной чуть поддадут, так их немцы под руки в часть приводили. А в Польше – убивали наших солдат, при мне были такие случаи.

-- Как относитесь к попыткам переписать историю Великой Отечественной войны некоторыми странами, той же Польшей, к примеру?

Еще когда-то Ленин говорил, что Польша – это международная проститутка, вот она такая и осталась – мое мнение. Все ей не так. Нас, когда в Польшу перевели – в 1946-м году в СССР была страшная засуха, неурожай. Тогда была карточная система, хоть война и закончилась, но карточная система продолжалась и люди жили очень плохо. Так вот в Польшу из СССР гнали эшелоны с хлебом, колбасой… Зайдешь в Польше в магазин, покупай, что хочешь. Мы под закуску-то в увольнительной всегда покупали, чего только не было. Хоть бы вообще поляки спасибо сказали, что в послевоенное время им так помогали.

-- В каком звании вернулись на гражданку? Где работали?

С войны я вернулся в звании старшего сержанта. В общей сложности я в армии прослужил восемь лет. Два года во время войны, и после войны еще шесть.

Вернулся в родной Павловский Посад, не имея среднего образования и гражданской специальности. Ну, что – пошел учиться в вечернюю школу, хотел десятый класс отучиться. Учиться взяли снова только в девятый класс, потому что восемь лет пропустил. Отучился я снова в девятом и десятом классах. Потом поступил в Щелковский техникум. Пока учился – женился. Со своей женой познакомились в Павловском Посаде на новогоднем балу в клубе.

-- С первого взгляда любовь?

Да, да.

-- Евгения Николаевна, что улыбаетесь?

Катенька, доченька, это можно с ума сойти, сколько я с ним «мучаюсь» – 65 лет уже (смеется – Ред.).

-- И что потом, Александр Филиппович?

Окончил техникум в 1954 году по специальности электронные приборы, пошел на завод «Исток» в Щелковском районе, во Фрязино. Он тогда назывался «Почтовый ящик 17». В 1964-м заочно окончил Политехнический институт по этой же специальности, только стал инженером. И 64 года я на «Истоке» и отработал. Меня иногда приглашают на предприятие – помочь советом.

-- Александр Филиппович, какая самая памятная награда для Вас?

Самые памятные – медаль «За боевые заслуги», «За взятие Кенигсберга», и еще орден «Отечественной войны».

-- А почему у Вас квартира на 16-м этаже, как Вы так поселились?

Катенька, все хорошо, пенсии хватает на жизнь, здоровье пошаливает, конечно, недавно вот из больницы только выписался. Президент вот к 75-летию Победы подарок сделал – ждем выплату единовременную. Но тут дело такое, в 2016 году нас с женой можно сказать обманули. Местные чиновники никак жилплощадь не хотели выделить мне, как ветерану. Пришлось в суд обращаться. Выиграли мы суд, но комитет по управлению имуществом и жилищным вопросам Фрязино вместо муниципальной квартиры придумали нам выдать сертификат на жилплощадь в размере около 2 млн. рублей. Причем в глаза его я так и не видел.

Там подключилась риелтор, как мы поняли, они часто работают вместе – риелтор и чиновники. Нам было сказано, что сертификат на квартиру действует всего три дня и вот как раз есть квартира на 16-м этаже без отделки и техники. Но еще попросили доплатить один миллион рублей, который они обещали нам потом вернуть. При этом сказали – если сейчас не найдем деньги, то сертификат сгорит. Пришлось занять по знакомым, поверили мы местной администрации на слово. Во время сделки оказалось, что квартира будет не муниципальная, а у нас в собственности. Причем не вся сумма прописана в договоре купли-продажи, 600 тысяч рублей мы передали риелтору под расписку.

В администрацию писал. Администрация отказывается компенсировать мне займ, ответили, «бюджетное финансирование не предусмотрено действующим законодательством». Не понимаю, почему со мной так поступили. Мне обидно, что нас просто обманули, и все это тянется четыре года уже. Куда обращаться, не знаю, мы ведь уже старенькие. Я внес свою долю в достижении Великой Победы над фашизмом. И хотелось бы встретить этот величественный праздник с большим патриотизмом, радостно и без грусти за долги.

Источник "Время МСК" http://mskvremya.ru/article/2020/060-vov-interviy-timofeev-v...

Добрый день. Это мой первый пост тут, так что не судите строго.

Решила написать из-за того, что произошло со мной позавчера на дороге. Так как считаю, что о таких случаях писать нужно. И важно.

13.03.2021 я и мой дядя решили отправиться из Москвы на дачу в районе Павловского Посада одним днем. Почистили снег, забрали кое какие вещи и двинулись в обратный путь на моей старой (2014 год) верной Suzuki sx4. За рулем была я. Наверное, вообще не стоило никуда ехать в такой день - на дорогах жидкая каша, да и видимость из-за снегопада была так себе.

Спокойно проехали Павловский Посад и двинулись по новой дороге в сторону Электроуглей. Шел сильный снег, было пасмурно, дорогу постепенно засыпало тонким слоем. Дорога с поворотами, но ехали нормально, на небольшой скорости. На одном из поворотов, у деревни Субботино что-то пошло не так. Очень не так. На скорости 50 км/час машину повело. Однажды я уже попадала в небольшой занос и сразу поняла, что происходит. Но сделать ничего было нельзя. Как в замедленной съемки в голове проносились мысли "Сейчас нас заносит" , чувствовались беспорядочные рывки машины , давлю на тормоз изо всех сил, рулю в сторону заноса, вылет на встречку , перед глазами как на нас несется какая-то темно синяя машина, все вращается , мысли какие-то меланхоличные "О, нас несет в лобовое". Резко кручу руль в сторону от встречки, вправо, летим в кювет. Облегчение на доли секунды, когда понимаю, что от машин мы увернулись. "Сейчас перевернемся" , трещат кусты, машина крениться на правый бок, " Переворачиваемся" , хлопок, пар из под капота.

Дядя кричит заглушить двигатель, но ключ намертво застрял, писк машины. Открываем верхнюю теперь дверь, навстречу уже тянуться руки. Нас вытащили. Откуда здесь взялись люди так быстро? Мне показалось что не прошло и секунды. Наверное, в состоянии шока время идет иначе. У самой машины нас вынимало человека 3, еще человек 5 стояли на верхушке склона, под который мы улетели. Я хочу сказать вам спасибо.

Спасибо водителю черного Land Cruzera, который порвал два тросса пытаясь нас вытащить. Спасибо тем, кто эти троссы давал. Тем, кто помог вызвать в этой глухой местности эвакуатор. Спасибо тем, кто был просто рядом с готовностью помочь. Спасибо тем, кто толкал машину и лез под нее изо всех сил. Я даже не знала, что так может быть. Что с тобой приключиться беда и тебе будет готово помочь столько незнакомых прежде людей.

Отдельно хочу поблагодарить Александра, он был с нами с самого начала и до конца, все 4 часа помогал как только мог. Он ехал по дороге по работе и бросив все дела, был с нами. Совершенно незнакомыми ему до этого людьми. У Александра есть одна история, связанная с дтп. Когда нибудь я ее расскажу с его согласия. Но человек на себе узнал, что такое быть пострадавшим на дороге. И вообще большой души человек. В зимнее время долго стоять на обоичине и ждать, пока вытащат машину сложно, и очень холодно. Александ пустил погреться в свою машину, напоил горячим чаем, дал зарядить умирающий телефон, довез до сервиса, когда эвакуатор все же смог спустя 3 часа вытащить нашу Сузуки. Александр, ты потрясающий!  Такие как ты возвращают веру в добро и человечность. Просто ради добра и человечности.

В иное время это может показаться несущественным, но не зимой на обочине и без возможности куда-то уйти.

К слову эвакуатору пришлось сильно постараться , чтобы вытащить машину из под горки (на фото не видно, снимала уже стоя снизу). Что будет дальше, время покажет. Главное , что все остались живы и даже целы. Бог взял деньгами, а нам, как я считаю, сказочно повезло.

Пост добра и благодарности всем неравнодушным людям на дороге!

М.О. Павловский Посад прибился котенок..орет под дверью..себе взять не можем..своих 4ре .Имеются неадекватные соседи.,которые грозятся и наших переубивать. Не хочу нагнетать обстановку но надеюсь на лучшее..