Восьмой класс я встретил с сердцем полным надежд. Признаться честно, я надеялся, что в новой школе мне наконец удастся установить с одноклассниками хорошие отношения. Моя школа была совершенно новой, и мой класс должен был быть первопроходцем в этом огромном, холодном здании из стекла и бетона, воздвигнутом по американскому образцу. Однако, проблема состояла в районе расположения школы. Она была построена в большом гетто, прилепленном точно печёночный сосальщик к калужскому шоссе. Сегодня район всё больше маргинализируется.
Основной контингент моих одноклассников составляли либо мажоры, жившие в коттеджах, за высокими заборами, либо одичавшие провинциалы, приехавшие в Москву ради хорошей жизни. Слой интеллигенции в моём классе, да и в школе, начал появляться ощутимо позднее. Все попытки наладить нормальный контакт потерпели полное поражение, и месяца через два меня начали травить. Наиболее тяжким в этих обстоятельствах я считаю то, что мои родители совершенно не учили меня постоять за себя. Они так за меня тряслись, что боялись, как бы я никого не стукнул, или, что ужаснее никто не стукнул бы меня. Это начало приводить к тому, что я начал понимать, сколь дефективна наша система образования.


На третий день моего пребывания в этом аду, называемом "школа", у меня должна была начаться география и биология. Географию у нас вёл необычайно фактурный мужчина, из старых ВУЗовских преподавателей, перебравшийся из Волгограда в новостройки на юге Москвы, необычайно суровый, неподкупный и педантичный, иногда до занудности. Мне доставляло удовольствие смотреть, как он потешается над особыми утырками, выставляя им двойки в журнал. Очень быстро я понял, что забивать на географию тут я не смогу, и сделался по этому предмету главным отличником. Географ, увидев мои старания, как можно быстрее начал совать меня во все возможные олимпиадные списки. В первые три месяца я учился как проклятый, в результате чего заработал себе репутацию ботаника почти по всем предметам, даже по математике, которая шла у меня в тот год неожиданно легко.


В ту же среду я познакомился со своей учительницей по биологии. Эта энергичная, и очень жизнерадостная женщина искренне радела и фанатела от своего предмета. В ней чувствовалось сильное академическое образование. Как она призналась мне позднее, до этого она работала в одной из соседних школ, и только на тот год решила перевестись в мою школу. Я этот факт счастливым знамением. Мало какой фанат своего предмета испытывает жгучую радость от необходимости преподавать его тем, кому он не нужен. Через неделю, я подошёл к ней, и сообщил о всех своих результатах. Контраст с моими старыми биологами был потрясающим. Уже потом я узнал, что в своей предыдущей школе она выпустила двоих девочек-всеросников, и дружит с несколькими другими крутыми учителями. Мы достаточно сильно подружились, с поправкой на субординацию, и я впервые в жизни понял, что я понадобился хоть какому-то учителю. Да, олимпиады дают школам баллы, дают преференции учителям, да, за всеросников платят деньги школе, но как показывала моя практика, учителя либо забивают на учеников, либо просто не видят в этом смысла. В моей школе было пять корпусов, и могло учится в ней около десяти тысяч человек. Чисто гипотетически, школа могла ничего и не делать, чтобы оставаться в рейтинге, ведь за каждого ученика дают балл. Это я считаю первой несправедливостью нашей образовательной системы. Не буду строить меркантильных догадок, может быть школа была новой, и потому за меня ухватилась завуч. Я считаю по сей день, что всеми заслугами я обязан своему учителю, который на меня не забил. Довольно быстро, мы установили, помимо множества общих интересов то, что олимпиаду по биологии я не тяну, да и она неоправданна сложна, и так я впервые в восьмом классе попал на экологию.
Я спокойно сидел на перемене, и читал, кажется, томик Юнгера, когда ко мне пришла моя учительница, и начала мне объяснять, что в биологии я могу участвовать сколько захочу, но навряд ли я её возьму, а потому, стоит переквалифицироваться в экологи. Вечером она уведомила моих родителей, о том, что я пошёл по пути общей деградации и идиоадаптации.


Я согласился, и моё имя вписали в листок участника школьного этапа.
Школьный этап был совершенной профанацией. Я легко отвечал на все тестовые вопросы. Иногда, учителя помогают своим ученикам, и они просто пишут школьный этап вместе, но в моём случае всё было совершенно честно. Не помню чтобы он вызвал у меня затруднения. В итоге, я писал муницип в соседней школе, сидя за компьютером. Я помню о муниципе лишь то, как стоял в очереди на регистрацию по паспорту. Забавное воспоминание состоит в том, что я приехал туда в черных, яловых сапогах, и я до сих помню этот стук каблуков по совковому линолеуму, и то, как они тёрли мне ногу. Помню мне попался там какой-то дурацкий вопрос про амниотов и анамний. Моя школа разорилась, и наняла для олимпиадников из всех корпусов микроавтобус. Нас привезли на место, на улице было изрядно холодно и мокро, и мы мерзли под этим снежным дождём. Дальше меня, и двух девочек из моего корпуса (ещё человек 8 было из других корпусов) повели, зарегистрировали по паспорту, и отправили писать экологию. Писал я её через специальный сайт, на каком-то совковом, пухлом мониторе. Я вышел оттуда с сильной мигренью, и отправился спать.

Постепенно дни перетекали в недели, книги которые я читал, становились мрачнее и депрессивнее, и приближался региональный этап, проходивший в здании биофака МГУ. Мне выделили сопровождающую, которая должна была меня конвоировать. Меня всегда поражало, то, насколько рано надо выезжать на олимпиаду. Если олимпиада начинается в 10.00, то выезжать по мнению моей школы на неё надо в районе 6.00. Всю дорогу я слушал песню Herr Mannelig, и думал о жизни. На удивление с регистрацией на регион у меня никогда не возникало сложностей. Сидя в маленькой аудитории, за исцарапанной, полугнилой партой я думал о преемственности поколений, и о том, что может быть на этом месте сидел кто-то вроде Вавилова. Написав олимпиаду, я вышел из аудитории, и стал ждать результата. Это была моя первая ошибка. Я стал призером регионального этапа, даже по меркам девятого класса, хотя, учился в восьмом. Если бы мне кто нибудь сказал, что я имею право участвовать за девятый класс, я бы взял всерос.


Сегодня я с ужасом вижу людей, которые серьезно учат экологию. Мне не приходилось ничего учить и повторять, мне хватало широкой эрудиции. Единственное с чем у меня были проблемы, так это с различными международными организациями и запоминанием законов и правил. Модели Лотки-Вольтерра и правила Гауса до сих пор иногда снятся мне. Но моё ментальное упущение я исправил за неделю.

Ещё в сентябре, ко мне подошла моя учительница, и спросила, что я знаю о биоиндикации? Я сказал, что совершенно ничего. Тогда она объяснила мне, в чём состоит суть моего исследования, которое я представлю на всеобщее обозрение.
Суть состояла в том, что мне необходимо было измерять листья берез. Лист растет все лето, постепенно накапливая в себе все вредные вещества, и деформируясь в результате тератогенного воздействия. Это приводит к тому, что в конце года можно измерить уровень кривизны листа, и понять, насколько загрязнена атмосфера в районе сбора листьев. Методику эту предложил господин З, и этот факт сыграет потом злую шутку. Уже в сентябре, на первых выходных, я собрал листья, около 400 штук, и измерял их всю зиму, положив сушится в книгу. Всего мною были взяты четыре точки. Итоговый проект получился длиной в 28 страниц.
Я быстро составил маленькую презентацию, не в семь слайдов, с которой и выступил.
Через два дня после теоритического тура, мне пришло время защищать проект.
В конечном итоге, мне сняли за защиту два балла. Одна из противных тёток, сидевших в жюри, спросила меня, знаю ли я, что такое мониторинг. Я ответил, что это и есть мониторинг, на что она заметила, что мониторинг это долгосрочное исследование. На основании этой оговорки, мне понизили балл, но я все равно стал призером регионального этапа.

В свободное время я пытался заниматься общественной работой. Пытался избираться в президенты школы, и даже предложил географу восстановить метеостанцию, которая была в школе. Однако он показал мне накладную, в которой было сказано, что половины деталей, необходимых для функционирования станции куплено не было. Так она и стоит ныне брошенная, и пустая.
Потом я пытался восстановить школьное радио, поставить спектакль по Роберту Мёрлю, и даже пытался издавать школьную газету.
Однако, о всех этих инициативах, вроде выборов, (которые ничем не кончились), или же о наличии метеостанции, я узнавал задним числом, и меня точно не замечали. Я пытался оббивать пороги завучей, и показывал им свои планы, но им было все равно. В итоге, я отправился в главное здание школы, к директору. Но его не оказалось на рабочем месте, в его же рабочее время. В итоге, я перестал пытаться строить из себя общественника.

После победы на регионе, я вел обычную жизнь. Каждое утро я уходил в школу, где учился на отлично, однако имел одну двойку, среди всех остальных пятерок- по математике, которую я совершенно не понимал. Весь восьмой класс у нас преподавала очень умная и мягсердечная калмычка, из Новосибирска родом. Однако, руководители школы решили, что она не даёт им нужных результатов, и заменили ее на тётку, из ближайшего физматлицея.

Моя новая учительница, строгая, надменная до мерзости женщина невзлюбила меня, поскольку не желала понимать, что я занимаюсь чем-то ещё. В довесок ко всему, за меня ей давали по шапке, как за первого и единственного олимпиадника школы, и потому она гнобила меня ещё сильнее. В итоге, поняв,что ей все равно на меня, я начал прогуливать уроки. В конце десятого класса это аукнулось мне, тем, что в четверти у меня выходило два, однако я смог взломать сайт, через который она высылала нам тесты, и "сделать" все ее задания на отлично. После уроков, я уходил в лес, и сидел там часами, любуясь красотой природы, и читая книги. Я никогда не читал столько, как тогда. В это же время, я начал много пить, катался на лошадке, и обзавелся курительной трубкой, с которой обращался из рук вон дурно, по причине её не менее дурной конструкции.

Каждую ночь мне снились голые поля первой мировой войны, отравленные хлором, и сотни людей, которые мчались по ним на пулемёты, падая в грязь...

Я перешёл в девятый класс, и надо сказать, совершенно забил на олимпиаду. Передо мной стояла задача, хорошо сдать экзамены. Я учился по прежднему хорошо, однако, начал скатываться на четверки. В свободное время я начал изучать курс химии, и биологии.
За чтением трудов Либиха меня и застукала моя учительница, которая предложила учительница, которая сказала мне, что за меня серьезно взялась школа, которая проплатила мне подготовительный лагерь. Не долго думая, я согласился.

Летний лагерь находился в маленьком поселке, под Истрой, рядом с большим гидроузлом. Уйти или сбежать оттуда было невозможно, по причине крайней режимности этого объекта. Первые дни мне пришлось очень туго, потому как я не мог привыкнуть к графику жизни в лагере. Однако, со временем я свыкся, и даже начал ценить их дурацкие конкурсы, которые они давали нам каждый вечер. Каждое утро, после завтрака нам читали лекции, с первом на обед, посвященные биохимии и биологии. В лагере совершенно не ловило интернет, что огорчало меня, однако на его территории был небольшой кусочек леса, где я читал книги. Местные ребята были достаточно умны, и я подружился с несколькими из них.
Со временем, однако, меня начало тяготить общение с ними, по причине их крайне левых взглядов.
Я просто не мог бесконечно слушать постоянные повторы тем про необходимость борьбы за права ЛГБТ, легализацию наркотиков, зажравшихся попов, и феминизм. Со временем меня начало это раздражать, да и биохимию я быстро перестал понимать. Меня поражало то, как эти молодые будущие учёные ненавидят свою Родину, ненавидят христианство, ненавидят искренне и взахлёб. Я думал об Игоре Курчатове, об этом великом человеке и патриоте, и о том, что он один стоил их всех. Я мило улыбался им, думая о том, насколько губителен для человека фанатизм в любом деле.


Я вернулся домой, и продолжил учится в школе, в свободное время занимаясь хозяйством.

Со временем поездки в эти лагеря стали регулярными, и я съездил на многие базы от той организации, что меня посылали. Больше всего мне понравилось на базе для юнармейцев, где я жил с парнем из моей школы в комнате вдвоём. Его звали Маркуиз. Он ездил на английский язык. Там был интернет, и один душ на этаж, в котором все равно никто не мылся.
Все очень варьировалось от выезда к выезду.
В девятом классе я не стал призером региона, и на всерос не прошел, не набрав необходимого количества баллов. По правде сказать, мне было не до того. В итоге, я сдал химию, самый сложный для меня предмет на 5, биологию на 5, а русский и математику на 4, хотя совершенно не знал последней.

Все лето я ходил в школу, где определял растения, собирал гербарии, и изучал мерзкого вида белёсых личинок вертячек, выловленных из луж. В это же время, к нам в школу приехала с циклом лекций по биологии девушка, поступившая на биохимика, и выигрывшая всерос в 2015 году. Это весьма вдохновило меня. До сих пор, она болтается у меня в друзьях.

.

На следующий год, я решил расширить свой проект, превратив его в тот самый злополучный мониторинг. Я собрал ещё одну порцию листьев, и убедился в правдивости своих результатов. Я решил сразу начинать участие в Олимпиаде с муниципального этапа, что и реализовал. Пройдя на регион, я написал его снова, на сей раз расписывая ответы на задания максимально подробно.

После Олимпиады, моя учительница сказала мне, что я должен посветить своим проектом на одном из конкурсов экологических исследований. Я поехал туда, и к своему удивлению выиграл его без особого труда. Иронично то, что я прямо на конкурсе переписал часть своей работы, видя как парень передо мной, с точно таким же проектом провалился, потому как не оценил свои деревня по одной из методик Алексеева. Я быстро сляпал то, что было нужно жюри, и занял призовое место. Я ездил на этот конкурс три раза с одним и тем же проектом, который я дорабатывал, и в итоге, жюри запретило мне появляться там, видимо потому, что я их задолбал.
Когда мы с учительницей ехали с этого конкурса на поезде домой, был вечер. Именно тогда, я зашёл на сайт олимпиады, и увидел, что я прошёл, и мне предстоит самое серьезное испытание в моей жизни...