Как вы представляете невидимость?

После Герберта Уэллса и других авторов-фантастов «невидимость» для большинства – синоним идеальной прозрачности. Невидимку не видно в воздухе, как бриллианта в воде.

При этом он остаётся по-прежнему осязаемым. Его можно нащупать, можно ущипнуть, можно забить насмерть лопатой. Он становится заметным в воде, дыму или тумане – те ведь, в отличие от света, сквозь него не проходят, так что он оказывается более прозрачным, чем окружающая его среда.

Но когда мы говорим, что духи и демоны в обычном своём состоянии невидимы – не кажется ли вам, что «идеальная прозрачность» тут уже не подходит? Невидимость духов – иного рода.

Кроме всего прочего, с прозрачными предметами в русской деревне – а тем более в сибирской тайге – как-то не очень. Даже вода, хоть и пропускает свет, всё равно более чем заметна. Ну а воздух... ну да, воздух прозрачен, но он для крестьянина не предмет, а скорее само пространство, в котором находятся предметы.

А уж наукообразные эзотерические метафоры (тонкие материи, параллельные миры, другой уровень вибраций) даже сами-то эзотерики толком не понимают и уж точно не могут визуально представить, как это должно выглядеть.

И поэтому для невидимости в мифах, сказках и быличках разных народов используется совсем другая метафора.

«Тех» не видно, потому что они не показываются людям – очень хорошо умеют прятаться. А лучше всех прячется тот, кто очень-очень маленького размера.

По всей земле существуют предания, что иной мир населён крошечными существами.

Нет, это не значит, будто они слабы – эльф ростом с палец может легко одолеть здоровяка-рыцаря или наслать колдовскую порчу на целое королевство.

Нет, это не значит, что они всегда такие мелкие. Их рост ограничен, кажется, только окружающими предметами. Рядом с человеком они могут стать человеческих размеров. На улице – вырасти с дом. В лесу ходят «выше сосен». Ну а в горах и вовсе оборачиваются порой исполинами величиной с гору.

Но их истинный облик – то, каковы они у себя дома, в естественных условиях – с самое маленькое, что мог представить человек, рассказывающий историю.

«Как ребёнок», «с локоток», «с ноготок», «с ухо» – так описывают волшебных существ в разных странах. У нашего Мальчика-с-Пальчик есть среднеазиатский побратим. Зовут его Ярты-Кулак – «Пол-уха».

Из животных для сравнения рядом часто появляются мухи, но ещё чаще мыши. В Европе эльфы, тролли, черти или сами имеют облик мышей (вспоминаем Мышиного Короля из «Щелкунчика» и его мать, могущественную фею Мышильду), или ездят на мышах. А в Сибири местные лилипуты охотятся на мышей, как на оленей, и носят одежду из мышиных шкурок.

Такое небольшое существо легко поселить в коробочке, бутылке или кувшине. Иногда так делали, чтобы от них избавиться, а иногда – чтобы они тебе служили. В средневековой Европе, ещё до начала охоты на ведьм, многие держали у себя таких духов-помощников – считалось, что они приносят богатство и удачу. Одни заводили их сами, другие покупали у сведущих колдунов.

В русской деревне, где чертей опасаются называть по имени, для них придумали множество эвфемизмов. Один из них – «маленькие». И это не обратное иносказание, как злобные фэйри, которых называют «добрым народом», а буквальное представление – в деревнях охотно рассказывают о крошечных чертях, которых колдун может наслать на своих врагов.

Когда средневековые схоласты затеяли свой знаменитый спор, сколько ангелов поместится на острие иглы – это было отражение тех же представлений.

Весьма вероятно, малюткой был и Мауи – герой-трикстер островов Тихого океана. Да, тот самый, который в мультфильме «Моана» выглядел здоровяком с голосом Дуэйна «Скалы» Джонсона. В мифах его противники – краб и угорь, а оружие – рыболовный крючок, что как бы намекает.

Соответственно, и тот, кто из видимого делается невидимым, в фольклоре не растворяется в воздухе, а уменьшается, пока не пропадёт совсем.

Иногда это уменьшение оказывается «ступенчатым» – последовательное изменение облика, каждая следующая форма меньше предыдущей. Последняя, самая маленькая – настоящая. Она символизирует полное исчезновение, невидимость.

В нанайской сказке «Жадный Канчуга» заглавного шамана проклинает тигр. Раз за разом Канчуга умирает от страха. С каждой смертью он возрождается заново, но тело его становится меньше, а жадность только растёт. Из человека он делается кабаном, из кабана – рысью, из рыси – крысой, а из крысы – жуком-древоточцем. Жука главные герои убивают, и на этом сказка заканчивается, но мы понимаем: смысл её в том, что от Канчуги осталась одна только его жадность. Он стал бессмысленным и бессильным алчным духом.

У Пушкина есть стихотворение «Марко Якубович», основанное на поверьях западных славян. Там вурдалак приходит к герою трижды – и старик-знахарь трижды прогоняет его. Первый раз мертвец огромного роста, так что еле помещается в доме. Второй – просто высокого, «как цесарский рекрут». Третий – «карлик малый, мог бы он верхом сидеть на крысе». После третьего раза он уже не возвращается – знахарь окончательно изгнал его на тот свет.

Последней формой бывает и косточка. Это характерно для сюжетов, где исчезнувший персонаж впоследствии возвращается – из кости, как из семечка, его можно «вырастить» заново. Но не всегда.

Однако есть и ещё одна «невидимая» форма, характерная именно для такого превращения. И вы её знаете по русским сказкам, хотя встречается она по всему миру.

Это иголка.

В нивхской сказке «Брат и сестра» юноша-шаман дважды пытается попасть на небо, но каждый раз шаманы-стражи обнаруживают его и убивают животное, на котором он летит. Наконец, на третий раз он превращается в иголку и прячется в ухе волшебного коня. Стражи пересчитывают на коне каждую шерстинку, но не могут найти иголку.

Иван Бесталанный дважды прячется от царевны-волшебницы. Каждый раз она отыскивает его, взглянув в волшебное зеркало. На третий раз он оборачивается иголкой и прячется в платье самой царевны. И это срабатывает – посмотрев в зеркало, она видит в нём только саму себя.

А самая известная иголка – конечно же, смерть Кощеева. Теперь, сравнив этот сюжет со всеми остальными, мы понимаем: на самом деле никакая это не смерть и даже не «спрятанная душа», как думал Пропп. Это и есть сам Кощей. Это он оборачивается последовательно дубом, зайцем, уткой и яйцом, пока не становится иголкой. И вся эта сцена – не просто приключение, а самый настоящий магический поединок, в котором Иван-царевич одолевает врага при помощи волшебных помощников.

Источник