Пожалуй, одна из самых хороших статей Кураева за последнее время.

http://www.globalaffairs.ru/number/Ne-pozhat-plody-ne-vzrast...

Концепция «Русского мира» была изначально прекрасной. Она имела аналоги – такие как, например, Институт Гёте, представительство которого Германия открывала в разных странах мира для того, чтобы напоминать о лучших образцах своей национальной культуры. Той культуры, которая для всех и которая вне политики.

К сожалению, наши горе-стратеги решили пожать плоды этой идеи, толком еще даже не взрастив их, подобно китайцам из анекдота, которые выкапывали только что посаженную картошку, потому что «кушать очень хоцца». Инициаторы поспешили с «фиксацией политической прибыли». В результате сегодняшний «Русский мир», увы, воспринимается многими его адресатами как пошлый инструмент сиюминутной и далеко не всегда продуманной политики кремлевских башен. Пошлый – потому что профанирует действительно высокие слова и имена. Посему люди – в том числе даже соотечественники, живущие в других странах – зачастую отшатываются, отказываются от того, чтобы в этом участвовать. В известном смысле теперь этот актив стал «токсичным» не только для государства, но и для православной церкви.

Русский мир – это еще и общая вера, и она могла бы способствовать смягчению, гуманизации ситуации на Украине. Но только если бы сама Русская православная церковь, патриарх Кирилл старательно следили за тем, чтобы держаться вне политики. Этого, однако, не происходит. Напротив, церковные ордена демонстративно, публично присваиваются, например, людям, которые являются наиболее активными проводниками пропагандистской линии России, и происходит это в момент наивысшего накала противостояния. Как после такого отрицать, что политическая нейтральность РПЦ и ее предстоятеля – не более чем маска, которая при этом еще и не очень аккуратно носится?

Справедливости ради надо признать, что гипотетический уход той же Украинской православной церкви из того, что можно назвать московским политическим контекстом, немедленно приведет ее в другую ловушку: она вляпается в контекст чисто украинский. Сама необходимость доказывать каждый день, что «мы свои, буржуинские», толкает именно к этому: демонстративная забота о ветеранах АТО, снабжение подразделений гуманитарной помощью, отпевание их как героев, декларации «за единую Украину» и прочее. То есть это все, конечно, неизбежные в тамошнем контексте вещи, но они означают, что сохранять политический нейтралитет не удастся.

В теории конструктивный диалог между различными конфессиями на Украине возможен, вопрос лишь в том, кто и когда поставит себе такую цель. Возьмем, например, свежий скандал зимы 2017–2018 гг. в Запорожье, где священник отказался отпевать мальчика, крещенного в Киевском патриархате. В поддержку такого решения местного священника выступил и его митрополит, и даже Москва. И в таком малозначительном эпизоде просматриваются тенденции, которые будут определять особенности межцерковных отношений на Украине на годы и десятилетия вперед.

С точки зрения канонов, крещение, совершаемое даже в расколах, признается нашей церковью – об этом говорит правило Василия Великого, действующее еще с IV века. Поэтому ни католиков, ни униатов православие не перекрещивает. Даже мирянин может крестить. Крещение, совершенное человеком, лишенным сана – это все равно крещение. Другое дело, что у каждого епископа есть право икономии (домоустроительства) – временной приостановки действия канона для данного случая, если он считает, что это пастырски необходимо. И когда принцип акривии (строгого следования канону) говорит, что крещение человека надо признавать, икономия позволяет толковать канон в сторону как его смягчения, так и ужесточения. Украинские епископы считают, что их пастырский долг состоит в том, чтобы напоминать людям о постоянно ведущейся войне, дабы не расхолаживать их, требует максимально жестко говорить о границах «канонической церкви» и не признавать «неканоническое» крещение.

Но никакого официального документа, требующего такой жесткости, нет ни у Украинской церкви (Московского патриархата), ни у Русской церкви. Ни Синодального или Соборного постановления, ни даже циркуляра какого-нибудь, утверждающего, что крещение филаретовцев мы не признаем. Получается, что здесь зона личной ответственности каждого представителя церкви и священника – возможность выбора. Реальная полемика вокруг этого события показала, что в клире самой Украинской церкви нет консенсуса по этому вопросу.

Получается, что УПЦ сознательно выбирает язык войны, максимальной демонизации оппонентов, углубления пропасти между религиозными группами. Приносит ли это им какие-то тактические плюсы, сказать трудно, но со временем, очевидно, это обернется только минусами. Ведь рано или поздно придется объединяться. Мы никуда не денемся с общей планеты и будем жить вместе на одних и тех же улицах. Надо уже в разгар конфликта начинать думать о том, как потом демонтировать воздвигнутые баррикады. А не усугублять проблему строительством новых.

Один из самых популярных способов этого самого строительства – традиционные взаимные упреки в нарушении тех или иных канонов. Еще сам Филарет на Московском соборе 1992 г. (когда его, собственно, выгоняли с Киевской кафедры) громогласно вопрошал: «Ну и что, что у меня в доме есть женщина, а у вас в домах, что ли, нет? А у кого из вас нет дома женщины, у тех есть мужчины». Церковь, которая претендует на то, чтобы быть каноничной, по-настоящему никогда такой не является – ни Московская патриархия, ни любая другая. Все мы так или иначе нарушаем каноны тысячелетней давности – не одни, так другие.

И по мере того как это становится все более и более очевидным, – по мере роста уровня богословско-исторического сознания людей – все труднее рассказывать популярные в 1980-е гг. сказки о том, что святые апостолы постановили нам все каноны, и мы с той поры ничего не меняем и так и живем. С распространением богословской литературы, культуры становится понятно, что за все двадцать веков существования церкви не было ни одного десятилетия, когда она строго соответствовала бы своим собственным канонам. И в этих условиях упрек в том, что тот или иной человек или группа людей нарушила какой-то канон, мгновенно парируется встречным упреком от мало-мальски эрудированного человека: простите, но вы сами нарушаете следующие каноны. Перебрасывание канонами, даже если кажется сиюминутно выигрышным, в перспективе таковым не будет. Есть в этом что-то от фарисейства: демонстрация собственной непогрешимости и несовершенства оппонента, анализ не доктрины, не учения, а промахов или поступков конкретных людей.

Как ни странно, единственный, кто пытается сегодня если не разрушать баррикады, то хотя бы докричаться через них до оппонентов, – это предстоятель неканонической Украинской православной церкви Киевского патриархата Филарет. В отличие от своих критиков со стороны Московской патриархии, он не имеет никаких встречных претензий и декларирует это: я признаю вас церковью, я признаю вашу благодатность и каноничность, не отрицаю ваше право на существование. Даже готов просить у вас прощения на условиях взаимности. Так что с точки зрения пиара, политики – это, несомненно, выигрышная позиция. И, конечно, подобная позиция рано или поздно и будет способствовать демонтажу баррикад. А то, что он неизбежен, показывает пример преодоления столь же политических по своей природе расколов, возникших в советские времена.

И Русская зарубежная церковь с Московской патриархией друг друга анафематствовали, и в Болгарии недавно (уже в 1990-е гг.) имел место раскол по вопросу отношения к календарю. В конечном итоге собрались патриархи и приняли решение: давайте покроем все любовью и всех простим. Раскол в Сербской церкви был еще с социалистических времен, и преодолен он раньше нашего. Наконец, на наших глазах Болгарская каноническая церковь прилагает усилия, чтобы вернуть Македонский церковный раскол в лоно большой православной семьи.

К сожалению, мне неизвестно ни одного серьезного исследования на тему «опыт преодоления церковных расколов в истории церкви». Такой опыт не изыскивается, не осмысливается, не обрабатывается. А ведь это важная и драматическая история, потому что церковь преодолевала трещины в себе чаще не посредством мирного диалога, а с применением политического принуждения. То есть не путем спокойного, миролюбивого, покаянного разговора, а в силу изменения политического контекста – сменялась власть, династия, восходил на престол новый император и «понуждал всех к миру». Внутри же самой церкви потенциал к примирению, похоже, не так уж и велик.

А если без амбиций вдруг осознать себя в политическом вакууме и задуматься об интересах простых священников и прихожан? Что дает православной Украине формальное единство с Москвой, да и самой Москве, в общем-то, тоже? Какие плюсы имеет от этого обычный священник или прихожанин? Московская патриархия ничем приходам УПЦ не помогает. Грузинская церковь автокефальна, но это не мешает принимать на бесплатное обучение в наши семинарии грузинских юношей. Единство с Москвой дает только один плюс: видимость канонического единства со Вселенской православной церковью.

Но единство это (по крайней мере с Московским патриархатом) в достаточной степени фиктивное. Так, решения московских Архиерейских соборов на Украине зачастую просто не исполняются. Сколько раз пробовали наши общие соборы запретить канонизацию местночтимых святых на Украине без согласования с Москвой, но все ограничительные постановления на этот счет, в общем, игнорируются. А на Украине идет своего рода православно-канонизаторское соревнование между разными церквами – Московской и Украинской: кто осенит нимбом большее количество национальных героев.

Были и куда более вопиющие случаи. Так, в свое время митрополит Климент, тогда управляющий делами Московской патриархии, специально тайно летал в Киев по личной просьбе патриарха Алексия II, чтобы уговорить митрополита Киевского не рукополагать его секретаря Александра Драбинко в епископы. Но митрополит Владимир Сабодан проигнорировал просьбу патриарха и все-таки сделал того епископом, а потом и митрополитом. До этого, еще в начале 1990-х, некий студент Московской духовной академии, иподьякон патриарха Алексия, был изгнан из академии и из иподьяконства за домогательства к более юным семинаристам в душевой комнате, причем прямо в патриаршей резиденции Свято-Данилова монастыря. Патриарх Алексий его выгнал, но тот отправился на Украину, и тут же митрополит Владимир сделал его благочинным Киево-Печерской лавры, а потом и епископом, кстати, на Восточной Украине. Иначе как плевком в лицо патриарху Московскому назвать подобный случай нельзя.

Нам впору говорить не о зависимости Украинской церкви от Москвы, а наоборот. Так, Киевский Синод имеет право смещать любых своих епископов без согласования с Москвой, просто уведомив ее о своих кадровых перестановках. В то же время Московский Синод не правомочен поставить епископа куда-нибудь в Сибирь без подписи киевского митрополита.

Если единство и сохраняется, то потому, что украинские иерархи не видят иного способа избежать канонического тупика. Поэтому, когда Константинополь предложит какой-то вариант легитимации украинской автокефалии, подозреваю, что большинство украинского епископата и духовенства с готовностью такой вариант примут.

Украинская церковь может дать нам очень важный пример – если пойдет путем своего рода «евроинтеграции» раньше нас. Освоит язык, который начал пробиваться у нас в 1990-е гг., но напрочь забытый сейчас – язык разговора с точки зрения меньшинства. Не «мы – русские, мы большинство и поэтому дайте преимущества», а напротив – «мы русские, православные, в глобальной деревне это меньшинство», и как меньшинство призываем соблюдать европейские нормы, гарантирующие меньшинствам их языковой и религиозный статус.

В свое время, когда в Херсоне был архиепископ Ионафан Елецких (один из двух этнически русских архиереев УПЦ МП), на него пытались давить ющенковские власти. И он отбивался от этого давления, подчеркивая, что его приход – единственный на Украине, где есть служба на русском языке. Упрекал власти в нарушении Хартии о языках, в попытках ликвидации общины на том лишь основании, что службы там ведутся на русском – то есть в притеснении меньшинства. И это действовало. Если представители и юристы УПЦ освоят этот язык европейских, страсбургских бюрократов, это им даст гораздо больше, чем обычный набор из тех слов, что они привычно используют.

В целом же (и в контексте перспектив «Русского мира» в том числе) затруднительно прогнозировать то, что будет происходить на Украине. Многое, конечно, зависит не от России, а от самой Украины, это и есть самая большая неизвестность. Нынешний «Русский мир» развивается и расширяется не благодаря своим заслугам, а из-за ошибок и глупостей соседей – как это было, например, в Грузии в 2008 году. Если нечто подобное произойдет в жизни Украины – а украинцы прекрасно умеют сами себя загонять в кризис – «Русский мир» в его нынешнем изводе получит такой повод для экспансии, от которого просто не сможет отказаться.

Универсальная формула – «нашими грехами сильны наши враги». Если украинцы развалят свою державу, то мы, естественно, как соседи этим воспользуемся. Иначе и быть не может. Но есть и российский опыт, который они могли бы воспринять с пользой для себя. Россия отличается от Украины тем, что она честно признает себя федерацией, пробует воспринимать собственную многоукладность как плюс, а не как минус: мы разные – и это хорошо. Украинский политикум этому еще не научился. Если он сможет не декоративно, а всерьез утвердить и гарантировать существование разных «украин» – тогда это будет один сценарий. А если не сможет (условия милитаризации сознания этому не способствуют) – последствия будут абсолютно непредсказуемы.

И одна из причин этой непредсказуемости – то, что все же даже украинский опыт показал, что у русских нет инстинкта самосохранения, самообороны. Это общая наша немощь – Великой России и Малой России, Новороссии, к продуктивной самоорганизации мы не способны. Та же «русская весна» показала, что группы борцов за «Русский мир» весьма ограничены – массы людей за ними не пошли.

Непредсказуема судьба самой Украины, малопредсказуемо самостоятельное политическое действие ее русскоязычных граждан. Одно лишь не вызывает сомнения: бессмысленно реанимировать проект «Русский мир», пока миграционный поток по направлению Россия–Европа движется в одну сторону. «Русский мир» не может быть миром мобилизационной обязаловки. Менять надо не рекламный фасад, а самоощущение гражданина внутри самого нашего здания