Сенатор США: Не надо питать иллюзий – мы имеем дело с «бандитом из КГБ»
Барак Обама распорядился провести полномасштабное расследование иностранной хакерской деятельности во время президентских выборов в США, сообщает MSNBC. Комментируя эту новость, сенатор от штата Коннектикут Ричард Блюменталь выразил поддержку этой инициативы и заявил о том, что она необходима для того, чтобы у будущей администрации не было иллюзий. «Мы имеем дело с бандитом из КГБ, который делает все, чтобы нарушить и подорвать наш демократический процесс», – подчеркнул политик.
Призывы провести расследование возможных российских кибератак во время президентских выборов [в США] теперь звучат и на самом верху. Как мы сообщали в начале нашей программы, президент Обама сегодня распорядился о «проведении полной оценки иностранной хакерской деятельности до того, как он покинет свой пост». Как заявляют семнадцать разведслужб США, они «с высокой степенью уверенности могут говорит о том, что за взломом национального комитета Демократической партии и Джона Подесты стоит Россия».
Избранный президент Трамп заявил, что не верит этому, однако его коллеги по Республиканской партии в верхней палате [конгресса] считают иначе. Сенаторы Джон Маккейн и Линдси Грэм также призвали провести расследование.
Сейчас ко мне присоединяется сенатор-демократ Ричард Блюменталь от штата Коннектикут, с которым мы обсудим эту тему подробнее.
Сенатор Блюменталь, как всегда рад вас видеть. Спасибо, что в эту пятницу уделили нам время. Прежде чем поговорить о России, я бы хотел спросить вас об этом голосовании по резолюции о продолжении финансирования текущих государственных расходов. Это голосование проходит прямо сейчас. Время идет. Каков текущий статус?
РИЧАРД БЛЮМЕНТАЛЬ, сенатор США: Статус следующий: мы почти наверняка проголосуем до крайнего срока, а именно до полуночи этой пятницы. Я ожидаю, что резолюция о продолжении финансирования будет принята и мы избежим приостановки работы правительства.
Теперь к новости, которая поступила от Лизы Монако, советника президента по национальной безопасности, о полномасштабном изучении возможных взломов со стороны России. Главе государства осталось провести на своем посту немного времени, зачем организовывать расследование, когда ясно, что следующая администрация не верит в виновность России?
РИЧАРД БЛЮМЕНТАЛЬ: Существует реальная срочная необходимость остановить это ядовитое, пагубное вмешательство в демократический процесс. Людям не следует питать иллюзий, нет нужды даже слушать секретные доклады – хотя я такие слушал – о вмешательстве русских в последние выборы. И я хотел бы поблагодарить моих коллег Джона Маккейна, Ричарда Берра и Линдси Грэма и выразить им признательность за то, что они возглавили эту инициативу по проведению расследования. Я уже давно призываю к этому – последний раз на прошлой неделе на слушании комитета по вооруженным силам.
Некоторые из нас настаивали на том, что конгресс должен провести это расследование. И я приветствую и высоко ценю решение президента о начале глубокого и агрессивного расследования, призывы к которому звучат сейчас. У будущей администрации не должно быть иллюзий: мы имеем дело с бандитом из КГБ, который сделает все, чтобы нарушить и подорвать наш демократический процесс. Он именно такой человек.
Но если после расследования станет абсолютно ясно, что Россия стояла за этим, в какой мере вы уверены в том, что избранный президент и его администрация предпримут что-нибудь по этому вопросу?
РИЧАРД БЛЮМЕНТАЛЬ: Я достоверно не знаю, что Дональд Трамп будет делать во время своего правления, но я определенно знаю: что-то должно быть сделано. И это точка зрения обеих партий. Должна быть политика и стратегия для противодействия кибератакам, которые ежедневно осуществляются Россией, Китаем, Северной Кореей и другими державами, намеренно стремящимися причинить нам вред. Отсутствие такой политики и стратегии в настоящее время – это один из промахов нашей внешней и оборонной политики.
Киберугроза – это, возможно, одна из крупнейших угроз будущего. И самыми ярыми сторонниками улучшения этой политики являются сами военные руководители, которые в частных беседах и публично призывают нас, конгресс, и администрацию разработать более качественную политику для сдерживания – не только для наказания, но и для сдерживания и формирования приблизительных представлений о том, что является атакой и каким будет наш ответ.
Из уничтожения КГБ нужно вынести несколько важных уроков
Совет Республик Верховного Совета СССР, принявший закон «О реорганизации органов государственной безопасности», сам по себе был нелегитимен – в качестве органа власти он не упоминался в Конституции СССР. Однако в обстановке общего хаоса на это уже никто не обращал внимания. Упразднить КГБ, согласно статье 113 Конституции, могли только обе палаты Верховного Совета одновременно. А Верховный Совет вплоть до распада Союза не изымал упоминание о КГБ из Закона СССР от 16.05.1991 «Об органах государственной безопасности».
Разобрать на запчасти
Сейчас уже понятно, что основной удар по дееспособности центрального аппарата КГБ был нанесен задолго до декабря 1991 года. Точка невозврата – 5 мая 1991 года, когда Борис Ельцин, Михаил Горбачев и тогдашний председатель КГБ СССР Владимир Крючков неформально договорились о создании самостоятельного КГБ РСФСР. РСФСР была единственным субъектом Союза, у которой не было республиканского управления КГБ – с 1965 года ее местные органы напрямую подчинялись центральному аппарату. На следующий день была обнародована декларация, согласно которой КГБ РСФСР вошел в структуру КГБ СССР как союзно-республиканский, а не как орган центрального подчинения. А уже упомянутый выше закон «Об органах государственной безопасности» юридически закрепил подчиненность союзного КГБ законодательной власти. То есть управление и контроль над органами государственной безопасности переходили от правительства к Верховным Советам республик, а в РСФСР конкретно – к Ельцину. К этому моменту уже была отменена пресловутая 6-я статья о «руководящей и направляющей роли партии» и довольно успешно проведена департизация КГБ.
Изначально штат КГБ РСФСР состоял из 14 человек, которые ютились в паре комнат в Белом доме и не имели никаких контактов с органами на местах. При этом в соглашении от 5 мая специально оговаривалось, что Управление по Москве и области остается в союзном подчинении. Возглавил республиканское КГБ Виктор Иваненко – ничем не примечательный 44-летний опер из Тюмени, работавший на тот момент замначальника инспекторского управления КГБ СССР. В августе он возглавит и опергруппы по аресту Владимира Крючкова и Бориса Пуго, а до того осуществлял руководство обороной Белого дома из кабинета Геннадия Бурбулиса. Переход на службу к Ельцину карьерных сотрудников, не имевших перспектив в союзных ведомствах, нормальное явление того времени. Пример тому – Андрей Козырев, взлетевший до министра иностранных дел РСФСР с поста в управлении МИД СССР по международным организациям.
Дальнейшая жизнь и судьба Иваненко довольно показательны. В ноябре 1991 года Ельцин переименовал КГБ РСФСР в Агентство федеральной безопасности РСФСР, чтобы стилистически откреститься от самой аббревиатуры КГБ. Генерал-майор Иваненко возглавил новую структуру уже в ранге министра, но уже через три месяца был уволен «по сокращению штатов» – после того, как на заседании Конституционного суда РСФСР выступил против объединения АФБ и МВД в монструозное Министерство безопасности и внутренних дел (МБВД). Тогда Иваненко перешел в Газпром, считается создателем его службы безопасности, но расцвел в родном Тюменском крае, проработав все 90-е годы вице-президентом, первым вице-президентом и заместителем председателя правления компании ЮКОС. Его должностные полномочия до конца так и не были прояснены, версии варьируются от руководства службой безопасности до лоббизма в госструктурах. Зато после раскрытия структуры ЮКОСа выяснилось, что активы Иваненко приблизительно равны 110 млн долларов и что он стал самым богатым выходцем из КГБ, чем заслужил прозвище «генерал и бизнесмен» по аналогии с персонажем фильма Эмира Кустурицы «Черная кошка, белый кот» – «патриотом и бизнесменом». В 2008 году ему пришлось выступать свидетелем на суде по делу Невзлина, но по делу Пичугина – фактического руководителя службы безопасности ЮКОСа, осужденного за заказные убийства, Иваненко не допрашивали, хотя он был прямым руководителем осужденного.
С мая 1991 года началось планомерное уничтожение структуры союзного КГБ, а после августовского путча это превратилось в избиение. Сперва из состава комитета были выведены 8-е Главное управление (правительственная связь и криптография) и 16-е управление (радиоэлектронная разведка и ее криптография) – их объединили в Комитет правительственной связи. В августе – сентябре в состав Министерства обороны были переданы едва ли не все подразделения войск КГБ, включая спецназ и закрытые диверсионные части внешней разведки, что привело к их фактическому расформированию и утечке уникальных кадров. В сентябре 9-е Главное управление («девятка», охрана руководителей государства) преобразована в самостоятельное Управление охраны при президенте СССР (по факту Горбачеву уже никто не подчинялся, но соблюдалась преемственность названий). Примерно тогда же упразднен 4-й отдел управления «З» («защита конституционного строя»), занимавшийся религиозными (но не сектантскими) организациями. Управление по защите конституционного строя, бывшее 5-е (идеологическое управление), упразднено целиком, что тогдашний начальник КГБ СССР Бакатин объявил главной победой демократических реформ. К 9 сентября был установлен запрет на использование оперативно-технических средств для получения информации, не относящейся к компетенции органов госбезопасности. Наконец, 22 октября согласно постановлению Государственного Совета (ситуативного, «революционного» органа власти, не существовавшего в Конституции) КГБ СССР упразднялся, а на его базе создавались Центральная служба разведки СССР, Межреспубликанская служба безопасности и Комитет по охране государственной границы – эфемерные структуры, призванные сохранять видимость преемственности. Закон от 3 декабря стал и вишенкой на торте победителей, и последней подписью.
Еще 5 сентября органы государственной безопасности на местах в большинстве субъектов РСФСР были переданы в подчинение КГБ РСФСР (Чечня, разумеется, провисла). В начале ноября 7-е управление (оперативно-поисковое, «наружка»), 12-й отдел (прослушка), следственный изолятор «Лефортово» и технические службы официально передаются туда же. Собственно, уже на этом контору можно было закрывать, поскольку центральный союзный аппарат лишился технической возможности проводить не то что контрразведывательную работу, но борьбу с коррупцией, ловлю маньяков и противоборство организованной преступности. Оставалось только охранять кукурузу и остатки архивов.
Мотивы действий Ельцина и его окружения (в первую очередь Геннадия Бурбулиса, дирижировавшего всем этим процессом) были понятны – он последовательно переподчинял себе структуры государственной безопасности, начав с 14 человек и закончив разгромом центрального аппарата. К Горбачеву вообще нет никаких претензий в силу того, что он в тот период уже по факту ничем не управлял и ему до конца остался верен один-единственный человек – его личный телохранитель полковник Дмитрий Фонарев, ныне возглавляющий Национальную ассоциацию телохранителей России (НАСТ). А вот мотивы поведения Владимира Крючкова и многих других старших офицеров КГБ СССР, добровольно пошедших на вышеописанную организационно-идеологическую гильотину, действительно интересны.
Смутное время
К весне 1991 года было покончено почти со всеми промосковскими правительствами в странах Восточной Европы. В центральном аппарате КГБ пристально следили за происходящим западнее Бреста, пустив на самотек ситуацию внутри страны. Меж тем в Москве уже более года проходят масштабные митинги и шествия, на которые стихийно собираются до миллиона человек. Эти митинги плохо организованы, практически неуправляемы и парализуют весь центр города. От греха подальше центр просто закрывают для транспорта и отдают толпе по первому требованию. Организацию по технической части – транспорт, репродукторы, трибуны – берет на себя Моссовет, в котором доминируют либералы. И стоит учитывать, что город тогда был устроен иначе, нежели сейчас: Манежная площадь представляла собой открытое пространство с двусторонним движением транспорта вдоль Александровского сада – и по ней свободно перемещались миллионы человек. Злых, голодных и требовавших перемен. В какой-то момент – уже любых
КГБ по факту самоустранилось от происходящего. Начальник УКГБ по Москве и области Виталий Прилуков ситуацию не контролировал. Большая часть личного состава, включая разведку, была погружена во внутренние проблемы, которые начались еще с момента департизации. Проблемы эти откололи Первое главное управление (внешняя разведка) от основной части КГБ, поскольку разведка демонстративно поддержала упразднение партийного контроля, что было естественной реакцией на непрофессионализм и беспринципность партийного руководства в этой особой сфере. Сотрудники разведки массово выходили из партии или прибегали к уловкам, чтобы оказаться вне контроля системы. Например, автор этих строк, переходя из Международного отдела ЦК КПСС и не будучи членом партии, просто «потерял» комсомольский билет, что было воспринято отделом кадров и самой комсомольской организацией с пониманием. А тронуть человека, с апреля 1991 года находившегося «на полевой работе» в горячей точке – Южной Осетии, с которой даже связи не было, а лавины по весне перекрывали единственную трассу, ни у кого рука не поднялась.
Так называемая демократическая улица рано или поздно предложила бы собственную систему организации госбезопасности, которая с высокой долей вероятности контролировалась бы из посольства США. На площади из ниоткуда возникли бы некие лидеры, которые в инициативном порядке пришли бы к Ельцину (скорее всего, при посредничестве Моссовета и американцев) и навязали бы ему себя в качестве альтернативной системы государственной безопасности. Кандидатурой на пост руководителя мог быть и Олег Калугин, уже находившийся в оперативной разработке по подозрению в шпионаже в пользе ЦРУ. В конечном итоге это привело бы к насильственному разрушению КГБ СССР до основания, вплоть до люстрации и физических преследований сотрудников вне зависимости от их ранга, звания и специализации деятельности. На руинах была бы создана «карманная» структура, а руководили бы ею американские советники и консультанты, как это произошло в Восточной Европе и в Прибалтике.
Самый радикальный, восточногерманский, вариант тоже рассматривался всерьез. А он предусматривал и штурм зданий КГБ, и организованное разграбление архивов, что означало бы смерть нового российского государства в утробе. В качестве «ролевой модели» упоминались и события 1956 года в Венгрии, где восставший народ первым делом напал на здание Госбезопасности, перевешал – в прямом смысле слова – охрану и вынес архивы. Кстати, облицовка нижних этажей комплекса зданий на Лубянке гранитным камнем была сделана именно после Венгрии-56.
При этом многие офицеры вполне поддерживали и перестройку, и лично Ельцина. Не было противостояния «КГБ против народа», о котором любят «вспоминать» либеральные СМИ. Другое дело, что часть сотрудников была деморализована трехлетней идеологической атакой со стороны СМИ, и даже глубоко идейные коммунисты, истово веровавшие в это учение, находились в состоянии, близком к прострации. На некоторых, особенно из старшего поколения, было страшно смотреть. И это притом что республиканские КГБ уже прекратили сотрудничество с центром, в лучшем случае дистанцировавшись от происходящего, а в худшем, как в Грузии, перейдя на сторону местных националистов. Как-то сопротивлялся только КГБ Литвы, но лишь за счет харизматичности его тогдашнего руководства. И в какой-то момент генералам Эйсмунтасу и Марцинкусу пришлось организовывать спецоперацию по вывозу архива из Вильнюса на поезде.
Крючкову и части его окружения (Агеев, Пономарев, Грушко) разумным выходом представлялся организационно-кадровый компромисс с Ельциным. Соглашение от 5 мая 1991 года должно было гарантировать, что набиравшее силу руководство РСФСР создаст свою службу госбезопасности не на основе «демократической улицы», а из старых кадров КГБ СССР, идеологически готовых работать с Ельциным и Бурбулисом (в случае последнего это было чрезвычайно сложно). Но Крючков, похоже, уже не понимал, что ситуация вышла из-под контроля, так что глубоко продуманные интриги и схемы, к которым он привык в прежние времена, уже не работают. Передача полномочий новому КГБ РСФСР переросла в разгром центрального аппарата, но хотя бы без насилия, люстраций, «запретов на профессию» и прочих прелестей Восточной Европы. Возможно, это можно считать достижением.
Кадры решают многое
В любом случае разрушение центрального аппарата привело к интеллектуальной катастрофе. Люди, всю свою жизнь отдавшие союзному государству, выбрасывались на улицу, если не декларировали свою приверженность новым идеалам, так до конца и не сформулированным. У ряда старших офицеров, работавших только в союзных структурах и не перешедших в национальную юрисдикцию, несмотря на их опыт и подготовку, просто не осталось средств к существованию.
При этом одиозные персонажи, связанные, к примеру, с идеологическими репрессиями в советский период, прекрасно прижились и в 90-х годах. В первую очередь речь идет о вечном начальнике 5-го Главного управления (борьба с «антисоветчиной») генерале Филиппе Бобкове. Все 90-е годы он возглавлял так называемое аналитическое управление (по факту – службу безопасности) АО «Группа «Мост» Владимира Гусинского – одну из наиболее одиозных по тем временам олигархических и медийных структур. Что удивительно, он регулярно допускал огромное количество ошибок (например, взял на работу автора этих строк), но продолжал работать на этой должности даже после бегства Гусинского за границу. Именно при Бобкове в «Мосте» сформировалась плеяда нынешних «лидеров общественного мнения» либерального толка. И тот же Бобков публично поддерживал сокращение резидентур российской разведки в нескольких регионах мира, хотя его мнения по этому поводу никто не спрашивал – он не имел к ней ровно никакого отношения.
Случай Бобкова – это частный случай самопиара КГБ, бытующего до сих пор. Деградация тех систем, которые отвечали за ситуацию внутри страны, началась даже не в 1987 году, когда отмена предварительной цензуры спустила на органы государственной власти всех собак. Даже сейчас принято идеализировать и сам КГБ как явление, и отдельно взятых сотрудников старшего поколения. На деле многие из них (в том числе те, кто торпедирует общество мемуарами и «экспертными мнениями») сами виноваты в разрушении как инфраструктуры КГБ, так и государства в целом. Управления со 2-е по 6-е еще с 70-х были поражены многочисленными кадровыми болезнями. Подбор сотрудников «по анкете», помноженный на разнообразные формы «советской политкорректности» (национальные кадры, «комсомольский набор», «селяне»), приводил к постепенному понижению профессионального уровня. Особое внимание стоит обратить на так называемые школы КГБ, которые стали формировать в 70-х годах. Наиболее знаменитые из них – в Минске, Киеве, Вильнюсе, Тбилиси, Ленинграде, Новосибирске и Львове – по ускоренной системе готовили к работе кадры, посланные по национальной квоте или комсомольской путевке. Не все, конечно, так страшно, есть множество прекрасных профессионалов и симпатичных людей, эти школы окончивших, но многие другие полученный набор специфических навыков затем использовали в основном в личных целях, а качество их подготовки оставляло желать лучшего. Речь, правда, не идет о внешней разведке – там были свои сложности, но до ускоренных курсов для людей чуть ли не с улицы дело не дошло.
В результате сформировалась целая система, отторгавшая новизну, нестандартное мышление и самостоятельность оценки. Мешала и военизированность КГБ – выходцы из армии, при всем к ним уважении, менее склонны к критическому мышлению. Гражданские специалисты чаще проявляют принципиальность в отстаивании своей точки зрения, нежели кадровые офицеры, в которых изначально заложено чинопочитание. Сложился и культ командования. То есть отдавать приказы и разрабатывать планы считалось более важным, чем заботиться о том, чтобы они были правильными. А судорожные попытки уже в горбачевскую эпоху создать некие «аналитические отделы» привели лишь к появлению на руководящих должностях заслуженных генералов, больше склонных к поиску вселенских заговоров, чем к объективной обработке поступающих данных.
Герои сопротивления
Традиционный вопрос о том, как это так случилось, что гигантская структура, охватывавшая весь СССР и все якобы контролировавшая, проспала распад государства, не совсем правильно сформулирован. В реальности КГБ СССР образца 80-х годов сам себя не контролировал. Распад начался с отпада части национальных отделений, с поляризации мнений внутри самой организации, с вынесения на публику внутренних идеологических дискуссий, а в дальнейшем все это только росло как снежный ком. Чинопочитание, карьеризм и общее снижение интеллектуального уровня привели к невозможности адекватно оценивать поступавшую информацию, а поступала она в огромных количествах. В той же Литве, например, националистические настроения отчасти поддерживались местным ЦК партии, который безуспешно пытался их возглавить. КГБ же не могло пойти против мнения партийного начальства, которое отмахивалось от оперативных донесений, ссылаясь на Москву и «перестройку». А в кавказских республиках рычаги управления вообще были утеряны, причем отчасти из-за давления партийной власти.
Роль КГБ СССР в истории и в событиях 1988–1991 годов – отчасти вопрос веры. Людей, считающих, что эта организация была абсолютным злом, никак не переубедить, но это и не нужно. Людям, которые отождествляют своих современников с крестьянским призывом времен Ежова, в принципе сложно что-то объяснить. Даже попытки отделить деятельность внешней разведки от одиозных мероприятий 5-го главка времен Андропова наталкиваются на неприятие самой аббревиатуры.
Возможно, главный урок событий двадцатипятилетней давности касается не общей роли органов государственной безопасности в структуре власти, а их интеллектуальной и организационной ниши в этой системе. Роль КГБ СССР в конце 80-х – начале 90-х сводилась к не свойственным государственной безопасности функциям поддержки авторитета власти на фоне идеологических изменений в обществе. Но и сам КГБ (как центральный аппарат, так и республиканские органы) разрывался от внутренних противоречий, так что требовать спасительных идей от структуры, разлагавшейся одновременно со всей системой государственной власти, было бы наивно. Даже имидж КГБ разлагался под массированной атакой СМИ, хотя в какой-то мере работает до сих пор. Внутри системы государственной безопасности, которая по идее должна была вбирать в себя лучших, просто не нашлось тех интеллектуальных сил, которые могли бы оказать политике распада и разложения достойное сопротивление.
А это и есть главный урок. Система органов государственной безопасности не может быть массовой, она не может быть основана на «анкетном» подборе кадров. Она не может быть идеальной, но стремиться к этому идеалу необходимо. А всех, кто участвовал в борьбе за единое государство – «в поле» ли, на ступеньках здания КГБ на Лукишках, на Лубянской площади, на паркетах комплекса правительственных зданий от Рыбного переулка и наверх – не стоит поминать злым словом. Случилось неизбежное. Но могло быть гораздо хуже.
КГБ 2.0: сталинская служба безопасности возвращается
© AFP 2016, Etienne Oliveau
Когда россияне в прошлые выходные шли на выборы в новую Думу, то есть нижнюю палату парламента, всеобщее внимание было приковано к «Единой России», и это понятно. Ее оглушительная победа состоялась на фоне обвинений в фальсификации результатов, также в глаза бросалась низкая явка.
Пока аналитики и прочие ученые мужи морщили лбы, пытаясь придумать умное объяснение закручиванию гаек в парламенте, российская газета «Коммерсант» опубликовала новость иного плана, которая зазвучала как эхо самого мрачного периода советской эпохи — сталинских времен.
По информации газеты, Путин и его правительство планируют большую реорганизацию служб безопасности страны. В глаза бросается намерение создать «министерство государственной безопасности» (МГБ), название которого совпадает с наименованием обширного разведывательного аппарата советского диктатора Иосифа Сталина в 1940-е и в начале 1950-х. Многие СМИ и аналитики дали простое и ясное объяснение: прежнее место работы Путина КГБ возвращается под немного другим именем.
«КГБ 2.0 станет могущественным инструментом подавления потенциальной оппозиции в стране, а также контроля и укрощения элиты», — пишет знаток России Марк Галеотти (Mark Galeotti) в своем анализе для европейского аналитического центра ECFR. По его мнению, слухи о МГБ говорят о том, что Путин испытывает политическое беспокойство.
«Красноречив и тот факт, что новый орган, по сведениям из источников, которые цитирует „Коммерсант“, будет также расследовать такие крупные преступления, как мошенничество и коррупция — а это в наше время самый распространенный способ контроля элиты», — отмечает Галеотти.
На этой неделе Кремль категорически отказывался комментировать слухи, но если неподтвержденные данные соответствуют действительности, то МГБ будет создаваться на основе главного нынешнего органа безопасности ФСБ и включит в себя также службу внешней разведки СВР и федеральную гвардия ФСО. При этом служба военной разведки ГРУ сохранит самостоятельность.
За последний год в российских органах безопасности произошло многое. В апреле была учреждена Национальная гвардия, мощная структура, чья официальная задача — бороться с терроризмом и преступностью. Но оппозиционные активисты и часть экспертов описывают ее как личную гвардию Путина, чтобы подавлять политическое или общественное недовольство. Национальную гвардию (которая, по имеющимся данным, тоже не будет подчиняться новому министерству МГБ) возглавил бывший телохранитель Путина Виктор Золотов.
Параллельно власти усложнили критику правительства или открытые выражения недовольства с юридической точки зрения. Например, они ограничили право на демонстрации, а также продавили «пакет Яровой», ужесточающий правила в отношении экстремизма. Оппозиция и демократические движения предостерегают, что с помощью этих законов будет легко заставить критиков замолчать.
Российский Следственный комитет, своего рода аналог американского ФБР, стал мишенью антикоррупционных расследований, и его ведущие деятели лишились своих постов. По данным СМИ, глава комитета Александр Бастрыкин тоже скоро уйдет в отставку. Все это похоже на чистку в рядах попавшей в немилость государственной структуры или же на последствия борьбы за власть соперников в рамках российской системы органов безопасности. Мир российской разведки скрыт от посторонних глаз, так что к любым предположениям стоит относиться с долей скепсиса.
С учетом сказанного можно выделить три предпосылки больших перестановок в российской системе.
Во-первых, власти просто хотят собрать и скоординировать органы безопасности, как можно сильнее привязав их к официальной позиции.
Во-вторых, идет борьба за власть между несколькими ветвями системы безопасности, и ФСБ одерживает верх над Следственным комитетом.
В-третьих, Кремль чувствует угрозу и хочет укрепить свои силы в потенциальной борьбе с врагами.
Эксперт аналитического «Карнеги-центра» в Москве Александр Баунов считает, что все три фактора сыграли свою роль, но в разной степени. Он выстроил их по значимости в том порядке, в каком они представлены выше.
Баунов скептически относится к мнению, что Владимир Путин хочет ужесточить меры против либеральной оппозиции в свете предстоящих президентских выборов. По планам, выборы пройдут в 2018 году, но многие считают, что перенос на 2017 вполне возможен.
Например, Национальную гвардию ни разу не применяли на выборах в воскресенье, несмотря на имеющиеся подозрения и прогнозы. Либеральной оппозиции не удалось попасть в Госдуму, и даже после сообщений о мошенничестве в стране не возникло серьезных протестов.
«Создавать специальное оружие против протестов, которых, может, и не будет — это бессмысленная трата ресурсов, — замечает Баунов в ответ на вопрос о Национальной гвардии. — В настоящее время либеральные протесты маловероятны, даже если и есть опасность протестов социальных, особенно на уровне регионов».
Некоторые пророчат возврат в сталинскую эпоху, особенно учитывая возрождение гиганта МГБ, но Баунов в это не верит. Напротив, если учреждение МГБ — правда, оно станет новым поворотом в сложном соперничестве разных частей российского аппарата.
«Оно не станет возвратом к сталинскому правлению. Это было бы невозможно, даже если бы правительство этого хотело, а оно не хочет. Это всего лишь внешний декор, под которым продолжается борьба за власть».
Агенты кремля не дремлют)
Возможно вброс, за достоверность информации не ручаюсь :)
Россия преследует американских дипломатов по всей Европе
Русская разведка и спецслужбы ведут кампанию травли и запугивания в отношении американских дипломатов, сотрудников посольства и членов их семей в Москве и ряде других европейских столиц, о чем уже говорили послы и что побудило госсекретаря Джона Керри попросить у Владимира Путина прекратить это.
На недавней встрече послов США из России и Европы в Вашингтоне, американские послы из ряда европейских стран жаловались на то, что российские разведчики постоянно совершают акты насилия против дипломатических сотрудников, которые варьируются от странных до откровенно пугающих. Часть запугиваний шаблонна: у некоторых дипломатах или членов их семей некто появляются на их встречах без приглашения или платят журналистам, чтобы были написаны негативные истории о них.
Но многие из недавних актов запугивания со стороны российских спецслужб пересекли линию явной уголовщины. В ряде секретных писем, переданных обратно в Вашингтон, описанных мне несколькими действующими и бывшими американскими чиновниками, которые написали или прочитали их, дипломаты сообщили, что российские злоумышленники врываются в их дома ночью, только чтобы переставить мебель или включить везде свет и телевизоры, а затем уйти. Один из дипломатов сообщил, что злоумышленник насрал в его гостиной на ковер.
В Москве, где преследование является наиболее распространенным, дипломаты сообщали, что им прокалываот шины и регулярно домогаются сотрудники ГИБДД. Бывший посол Майкл Макфол был преследуем проплаченными правительством митингующими,а сотрудники спецслужб преследовали его детей идущих в школу. Это происходит не впервые; в первый срок администрации Обамы, российские сотрудники спецслужб ворвались в дом атташе обороны США в Москве и убили его собаку, что рассказали несколько бывших должностных лиц, которые читали донесения разведки.
P.S. Нет предела чекистской мерзости.
http://poltora-bobra.livejournal.com/1200580.html
P.P.S. А еще агенты КГБ трахнули всех жен американских дипломатов. Но об этом пока еще не написали
Архивы КГБ выкинули (пустые папки)
Груды папок прямо сейчас лежат в одной из подворотен на ул. Большая Лубянка... Судя по всему, папки из центрального архива КГБ СССР:
К сожалению, заметив фотографа, охрана ФСБ сильно возбудилась и не дала рассмотреть содержимое. Большинство папок были пустые, но где-то лежали документы.
Провал операции КГБ «Гром»
Спустя четверть века бывший спикер первого российского парламента Руслан Хасбулатов рассказал «Совершенно секретно» всю правду о событиях 1991 года
В этом году исполняется 25 лет со времени августовского путча. О самой неудачной операции КГБ СССР за всю историю существования этой спецслужбы – по захвату парламентского дворца в августе 1991 года в центре Москвы – вспоминает в новой книге своих мемуаров непосредственный участник тех трагических событий – на тот момент Председатель Верховного Совета РСФСР Руслан Имранович Хасбулатов. Хасбулатов передал для публикации газете «Совершенно секретно» одну из глав, посвящённую событиям 1991 года.
Кому на самом деле принадлежала идея выступления Ельцина на танке перед Белым домом, почему войска не стали штурмовать парламентский дворец в первую же ночь путча 20 августа, почему не состоялось бегство Ельцина в посольство США, – эти и другие малоизвестные подробности августовского военного государственного переворота 1991 года, который не удался…
19 августа. Разработка операции «Гром»
Ровно в 10.00 глава КГБ Владимир Крючков пригласил к себе в кабинет на Лубянке своего заместителя генерал-полковника КГБ Гения Агеева, приказал ему немедленно связаться с первым заместителем министра обороны СССР Владиславом Ачаловым и приступить с ним к разработке вопроса по блокированию и захвату здания Верховного Совета России… Конечно, и генерал Агеев, и другие соучастники заговора понимали, что это было решение далеко не одного Крючкова, и что оно – результат коллективного обсуждения всех членов ГКЧП. Одновременно Крючков поставил задачу «доставить Ельцина и Хасбулатова в условленное место» (подмосковное охотничье хозяйство «Завидово»)…
Агеев предложил осуществить данную операцию силами КГБ в два эшелона. Первым в российский парламентский дворец должен был ворваться отряд группы «А» Карпухина. Отряд проникает до 5-го этажа, выводит Ельцина (центр) и Хасбулатова (восточное крыло). Вторым эшелоном идёт группа «Б» Бескова, которая имеет основную задачу «зачистки» – то есть разоружения вооружённых лиц, задержания их, в том числе народных депутатов. Силы групп «А» и «Б» имели приблизительно по 260 человек каждая. Поскольку оба командира дружно заявили, что «сил мало», Агеев согласился с их мнением и сказал, что попросит у Крючкова «укрепить» отряды дополнительными силами.
Когда Агеев (12.20.) со своей «командой» прибыл к Ачалову (1-му заместителю министра обороны), там были: сам генерал Ачалов, командующий Сухопутными войсками, генерал Варенников В.И., командующий Воздушно-десантными войсками генерал Грачёв П.С., командующий Внутренними войсками МВД первый заместитель министра внутренних дел генерал Громов Б.В., заместитель командующего ВДВ генерал Лебедь А.И.; командующий Московским военным округом генерал Калинин и ещё несколько генералов.
Агеев доложил «совещанию» план блокирования и штурма российского парламентского дворца, изложенный им ранее в КГБ перед своими генералами-чекистами, и разъяснил вопрос о численности подразделений, которыми располагает его «контора». Генералы стали оживлённо обсуждать конкретный план операции, которая получила название «Гром». При этом странно, но никто из этих должностных лиц не допустил мысли о том, что все они стали соучастниками грандиозного преступления…
Время начала операции «Гром» – 3 часа ночи 20 или 21августа 1991 года, по сигналу ракетой (красного цвета) в воздух, что должен был сделать командир группы «А» Карпухин…
«Нельзя сдаваться! Надо драться!»
После трёхдневного пребывания в Чечено-Ингушетии 18 августа я вернулся в Москву и сразу же направился в посёлок «Архангельское»…
На следующий день, 19 августа, как обычно, я встал в 6 часов утра, быстро привёл себя в порядок, разогрел кофе, выпил чашку. Зашёл водитель, Володя, сообщил, что можно ехать (кстати, никакой охраны у меня не было). Зазвонил телефон, поднимаю трубку – говорит взволнованно жена, спрашивает:
– Что случилось? Соседи говорят, что произошёл переворот, ты знаешь об этом?
Отвечаю, ничего не знаю.
– Включи телевизор!
Включаю. Фрагменты из балета Чайковского «Лебединое озеро».
Появляется скупая официальная информация относительно того, что президент Михаил Горбачёв болен, его обязанности исполняет вице-президент Геннадий Янаев. Создан Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП). На отдельных территориях страны (включая Москву и Ленинград) введено чрезвычайное положение…
Понял: это переворот!
Я бегом направился к дому Ельциных. У внешней двери, на улице, понуро стоит охранник Ельцина Александр Коржаков, открыл мне дверь. Вошёл, увидел растерянную Наину Иосифовну, поздоровался, спрашиваю: «Где Борис Николаевич?». Отвечает: «Наверху».
Вбегаю на второй этаж, открываю дверь спальной – на кровати сидел полураздетый, старый, обрюзгший человек. Похоже, сильно усталый, невыспавшийся. Он даже не реагировал на моё шумное вторжение, голова склонена чуть ли не до колен, был безучастен. Я несколько секунд с удивлением смотрел на него, не понимая его состояния, затем подошёл вплотную, полуобнял его вялое, крупное тело и сказал, стараясь как можно мягче: «Вставайте, Борис Николаевич, приводите себя в порядок. У нас появились новые дела, а времени – мало, нужно действовать».
Я, откровенно говоря, не ожидал увидеть растерянного до предела Ельцина. Мне стало его жалко – он был морально раздавлен, с потухшим взглядом, вялыми движениями. Я его ещё раз изучил основательно, встряхнул и уже жёстко сказал: «Побрейтесь, умойтесь и одевайтесь, у нас мало времени, нам надо сформулировать план борьбы, созвать совещание наших сторонников, здесь, у вас, Борис Николаевич!»
Ельцин вяло говорит: «А зачем это? Все кончено, Крючков выиграл. Теперь уже ничего сделать невозможно. Горбачёв – сидит».
Я возмутился: «Драться надо! Вы что, хотите сдаться без боя?»
Обращение «К Гражданам России!»
Прибыл взволнованный Иван Степанович Силаев, который хотя и не находился в посёлке, но сумел добраться раньше других, живших здесь же, по соседству; затем прибыли Руцкой, министры Ярошенко, Полторанин, Бурбулис, Шахрай и кто-то ещё…
Ельцин сказал собравшимся, что времени мало, надо быстро решить вопрос о подготовке одного документа, о чём мы с Русланом Имрановичем уже договорились. Это должно быть «Обращение к народу»…
Я – Полторанину: «Михаил Никифорович, вы у нас главный журналист (бывший главный редактор «Московской правды»). Пишите!»
Он стал искать ручку в своих карманах и никак её не найдёт. Я достал свою ручку и протянул ему, придвинув стопку бумаги. Все смотрели на Полторанина – с чего он начнёт. Не получается –дрожит рука.
«Дай сюда мою ручку, – невольно со злостью вырвалась у меня фраза, – у меня рука не дрожит!»
Так я и написал текст, который уже к вечеру того же дня, 19 августа 1991 года, распространился по всему СССР в рукописном виде, написанный моей рукой. И самое главное – его зачитывал Ельцин на танке. По ходу мне делали замечания, кое-что я учитывал; но писал быстро – надо было спешить…+
На огромной скорости помчался в Москву. Вслед за мной Ельцин, Силаев и др. См. полный текст этого документа, в котором руководство Российской Федерации объявило войну путчистам.
Обращение «к гражданам России!». Из архива Р. Хасбулатова
Верховный Совет вступает в борьбу
Всю недолгую дорогу (15 минут, не более) я обдумывал ситуацию… Единственная, по сути, наша политическая сила – это парламент, Верховный Совет России, депутатский корпус, а также аппарат, который я знал хорошо и доверял ему (более 500 человек)…
Члены Президиума в полном составе ждали меня. Лица встревожены… Все ждут моих первых слов, реакции – взоры впились в меня. Я начал с констатации явления – в стране произошёл путч, о возможности которого много говорили, но я лично не верил в такой разворот событий. Относительно судьбы Горбачёва – ничего не известно… Лукьянов как Председатель Верховного Совета СССР, не являющийся членом преступного ГКЧП – единственный законный полномочный руководитель союзного центра. С ним мы и будем вести переговоры относительно создавшейся в стране ситуации. А сейчас, уважаемые коллеги, время не ждёт, его у нас нет: предлагаю принять постановление Президиума из двух-трёх пунктов…
Оба эти документа (постановление Президиума и «Обращение к гражданам России». – Ред.) тиражировались на всех ксероксах Верховного Совета и правительства России. Многочисленные помощники депутатов и работники нашего аппарата связывались с регионами, зачитывали тексты документов; волонтёры на своих автомобилях развозили их на станции метро, вокзалы, автостанции, аэропорты.
В своих выступлениях перед депутатами пришлось вспомнить классику революционной борьбы: контроль над транспортом, важными объектами, почтой и телеграфом, армией и т.д.
Сопротивление началось, приобретая взрывной характер. Затаившаяся было Москва встрепенулась. Первоначальный испуг быстро проходил…
Прорыв информационной блокады
Одна из сотрудниц моего аппарата имела родственницу, которая работала в канцелярии премьера Валентина Павлова – одного из наиболее активных участников ГКЧП. Она передала ей около 10 наших документов – «Обращение», постановление Президиума о созыве Чрезвычайной сессии, моё инструктивное письмо региональным властям, некоторые указы Ельцина и ещё целый ряд документов. Та, в свою очередь, пользуясь всеобщей неразберихой, творящейся вокруг Павлова и его ответственных работников, переслала все эти документы с грифом «Правительство СССР. Для служебного пользования» всем руководителям союзных республик, автономий, областей и краёв Российской Федерации и даже – некоторым иностранным правительствам.
Руководители, получив эти документы, были в недоумении – они и мысли не могли допустить, что они направлены к ним без официального разрешения Кремля. Но задавались вопросом: для каких целей их знакомят с ними? Позже сообщили о «получении» документов и наши руководители провинций. Конечно, службы КГБ Крючкова зафиксировали эти разговоры и поняли, какой ляпсус был допущен, – но дело было сделано…
Когда танки майора Евдокимова, ревя могучими моторами и выпуская клубы чёрного дыма, расположились чуть ли не у наших дверей, у парадного подъезда парламентского дворца, уставив длинные жерла орудий прямо в наши окна и двери, мы все – Ельцин, я, Силаев, Илюшин, Суханов, Коржаков и ещё кто-то – быстро спустились на первый этаж и подошли к огромной двери в вестибюле. Вся картина – как на ладони…
Мы рассматривали танки. Было более чем тревожно. Молчали. Не особенно вдумываясь, я сказал: «Борис Николаевич, танк, конечно, не броневик (намёк на выступление Ленина на броневике на Финляндском вокзале в октябре 1917 года), но выступить можно и на нём. Как вы смотрите на то, чтобы взобраться на эту «трибуну» и обратиться к москвичам – вон их сколько собралось вокруг танков!
Ельцин: «Вы что, Руслан Имранович, это – серьёзно? Меня ведь убить могут!»
Я: «Никакой угрозы нет. Представляете, какой будет эффект от вашего выступления? Грандиозный! На Янаева это произведёт какое впечатление! Представляете? На мир?..»
Ельцин молчал, обдумывал.
Я: «Борис Николаевич, это – исторический шанс, более подходящей трибуны никогда не видел. От нас троих – от вас, от меня, от Силаева – люди ждут какого-то мощного поступка, действия. В конце концов, не важно, кто из нас троих выступит. Если вы не хотите, пойду я».
Ельцин: «Нет, я подумал, согласен. Вы правы – мне надо выступить».
И тут же решительно зашагал широкими шагами к танку. За ним бросился Коржаков. И вот Ельцин уже взбирается на просторную платформу танка. Начинает своё знаменитое выступление…
Эффект от выступления был потрясающим, тысячи людей, затаив дыхание, слушали российского президента, десятки иностранных тележурналистов снимали исторические кадры. С этого момента мировые новости начинались с этой картинки – Ельцин на танке в гуще людей, клеймит путчистов, отстранивших Горбачёва от власти. Одним этим действием мы мгновенно реально прорвали информационную блокаду. Организаторы ГКЧП были в шоке…+
Булыжники для баррикад вечером 19 августа
Спасительный разговор с Лукьяновым
19 августа. 10 часов вечера. В кабинете Ельцина собрались: его хозяин – Ельцин, я, Силаев, Юрий Петров, Скоков, Илюшин, кажется, был Бурбулис и ещё кто-то…
– Борис Николаевич! – обратился я к Ельцину. – Мне кажется, есть один шанс получить относительно безопасную ночь. Я сейчас, немедленно, созваниваюсь с Председателем Верховного Совета СССР Лукьяновым. Он официально не числится в ГКЧП, так что мы не нарушаем своего подхода «никаких переговоров с путчистами». Я предложу ему встретиться зав-
тра утром. Если он согласится, мы получаем важную передышку…
Все были удивлены этим неожиданным предложением. Однако возражать никто не смел – других идей не было ни у кого…
И вот набираю номер телефона, отвечают: «Приёмная Лукьянова». Представляюсь, прошу соединить с председателем. Тут же голос Лукьянова. Здороваемся. Я сразу же приступаю к сути, говорю, что дело плохо, может закончиться кровью. Нам следует встретиться, переговорить – может быть, найдём пути мирного решения «проблемы».
Лукьянов приглашает немедленно прибыть к нему в Кремль. Но нам – не надо «немедленно».
Я: «Ну зачем на ночь глядя. Давайте завтра, поутру».
Лукьянов молчит, видимо, размышляет, и – соглашается… Уверен до сегодняшнего дня в том, что именно мой разговор с Лукьяновым определяющим образом повлиял на то, что войска не были посланы на штурм в эту первую трагическую ночь. Позже генерал Владислав Ачалов, заместитель министра обороны СССР, подтвердил это.
…Утром Председатель Верховного Совета СССР нас встретил довольно радушно. Сели за рабочий стол. Хозяин заказал всем кофе. Начал разговор Лукьянов – он сразу же затронул вопрос о своей полной непричастности к ГКЧП, о том, что его вызвали телеграммой из отпуска 18-го числа, и т.д. Я прервал его, сказав, что, учитывая его непричастность к хунте, мы и решили встретиться именно с ним и только с ним…
Силаев немедленно достал из папки наш «Документ» и передал Лукьянову. Председатель Верховного Совета СССР стал внимательно читать его. Читал внимательно, основательно… Дошёл до десятого пункта: «Распустить незаконно созданный «Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР», «отменить все его постановления и распоряжения». Лукьянов здесь уже откровенно возмутился.
Лукьянов: «Но с такими требованиями «они» не согласятся. О роспуске «госкомитета» не стоит и говорить», – отрезал собеседник. Он был основательно потрясён, видимо, не ожидал от нас таких требований… При всём своём самообладании Лукьянов заметно волновался. Несколько успокоившись, он нажал на кнопку. Я думал – кого он вызовет? Неужели сейчас войдут люди в форме и с наручниками, чтобы арестовать нас? Вошёл симпатичный парень, вроде бы не военный. «Размножьте, передайте им», – он вручил помощнику наш «Документ» с «требованиями»…+
Выходили мы из кабинета Лукьянова с ощущением, что нас задержат. Сели в машины. Тронулись. Выехали через кремлёвские ворота. Вздохнули с облегчением…
Первая ночь, с 19-го на 20-е, на баррикадах перед Белым домом
Силаев: «Сегодня ночью будет штурм!»
20 августа в 11 часов у Крючкова на Лубянке проходило совещание, на котором присутствовали все его заместители, члены коллегии и начальники управлений. Оно длилось всего минут 30–35. Никаких решений коллегия КГБ СССР не приняла, никаких указаний Крючков никому не давал, всё время слегка улыбался… Начало операции «Гром» было назначено на 3 часа ночи 21 августа…
Руководителями операции «Гром» назначили Ачалова, Агеева и Громова – каждый из них должен был обеспечить чёткое выполнение задачи от своего ведомства (армия, КГБ, МВД)…
Со второй половины 20 августа обстановка оставалась напряжённой, нарастая по мере того, как в центр Москвы вводились новые бронетанковые части. Они непрерывно маневрировали, вокруг них, буквально в шагах, двигались и стояли люди, неистово выкрикивая протестные лозунги…
К вечеру зачастил дождь, частые капли непрерывно били по стёклам огромных окон парламентского дворца… Часов в 10 вечера я был у Ельцина – что-то обсуждали вдвоём. Я сидел, он расхаживал рядом, когда резко зазвонил телефон – Ельцин подошёл, нажал кнопку.
Слышен голос Силаева: «Борис Николаевич, я отпустил работников аппарата правительства, сам ухожу домой – пусть «берут» дома. Прощайте, Борис Николаевич».
Ельцин, вижу, помрачнел, говорит: «Ну что вы, Иван Степанович, мы вот сидим здесь с Русланом Имрановичем, отрабатываем детали обороны. Может быть, зайдёте?»
Силаев: «Руслан Имранович, прощайте, Борис Николаевич, прощайте. Сегодня ночью с нами будет кончено. Это достоверная информация. Пусть берут дома. Прощайте…»
Телефон отключился. Ельцин, какой-то обессилевший, серый, тяжко смотрит на меня, молчит.
Вид растерянного Ельцина, уход Силаева из Белого дома – всё это уже вызывало не просто сомнения, нечто большее, и даже какое-то равнодушие… Я тяжело поднялся с кресла и ушёл не прощаясь.
Лубянка. Приготовления к штурму
По возвращении на Лубянку (21 час) Агеев пригласил к себе Карпухина, Бескова, Расщепова, Жардецкого и Прилукова и предложил им доложить обстановку. Генералы КГБ сообщили, что баррикады вокруг парламентского дворца России представляют собою достаточно крупные хаотические сооружения, они усилены бетонными кольцами, плитами, и танки их не преодолеют. У здания собрались большие толпы людей по всему периметру, 40–50 тысяч людей, много женщин, подростков… При штурме неизбежны крупные людские жертвы, поэтому операцию в той форме, как она была запланирована, нецелесообразно проводить. К такому мнению, похоже, склоняются военные…
Крючкова на месте не было. Агеев позвонил Громову, а затем Ачалову, поинтересовался их мнением. Громов ответил уклончиво, Ачалов сказал, что надо изучить обстановку более тщательно…
После этого Агеев снова позвонил к Крючкову и, узнав, что он месте, зашёл в к нему. И доложил обстановку. Крючков был очень недоволен развитием событий.
Ельцин: «Надо перебраться в американское посольство»
…Приблизительно час ночи 20 августа. В эту минуту распахивается дверь – вбегает Коржаков, кричит: «Руслан Имранович, быстрее к президенту!» И тут же исчезает. Я, предполагая самое худшее (самоубийство), вскакиваю – и бегом к президенту. В приёмной никого, огромный кабинет пуст. Охранник стоит на другом конце кабинета, у двери в комнату отдыха, машет мне рукой: «Сюда!»
Проходим к лифту, спускаемся в гараж. Вижу, стоят: Ельцин, Петров, Суханов, Илюшин, Коржаков, ещё кто-то. Расхаживают вокруг огромного ельцинского бронированного ЗИЛа – я его с трудом выбил у Крючкова в сентябре 1990 года, когда Ельцин попал в какую-то автомобильную аварию и впал в депрессию.
Ельцин шагнул ко мне, говорит: «Руслан Имранович, нам с вами надо срочно перебраться в американское посольство. Штурм начнётся очень скоро, нас с вами ликвидируют. Есть договорённость – в мире начнётся большой шум, эти, из ГКЧП, вынуждены будут уйти – мы вернёмся через несколько дней. Нам надо сохранить себя для России»…
Пока я слушал Ельцина и «объяснения», как нам «бежать», быстро мелькали все события последних дней: растерянность Ельцина в первые часы путча, его готовность смириться с поражением, полное отсутствие какой-либо инициативы, какие-то детские игры в «правительство в Свердловске», «правительство в изгнании» в Париже и т.д. А теперь – эта очевидная и откровенная трусость. Да ещё и приглашает меня стать соучастником позорного бегства… Овладевшая мною ярость готова была сорваться – слова, самые оскорбительные и презрительные, готовы были обрушиться на человека, стоявшего передо мной. Я сжал зубы и губы – мозг контролировал язык. Молчу.
Подошёл близко Коржаков, говорит: «Надо торопиться. Возможно, была утечка информации. Тогда они заблокируют проход».
Ельцин, видимо, полагая, что я согласился с ним бежать, шагнул к двери машины, Коржаков открывает её. Я стоял не шелохнувшись, затем медленно сказал: «Борис Николаевич, вы приняли верное решение. Ваша жизнь дорога всем нам. Вы – первый российский президент. Уезжайте. У меня другая ситуация, здесь 400 моих депутатов. Я их лидер и должен остаться с ними. Прощайте!»
Повернулся и прошёл к лифту, нажал кнопку, дверь распахнулась, шагнул – дверь стала закрываться. Услышал в этот момент громкий голос Ельцина: «Руслан Имранович!..» Дверь закрылась, я не услышал того, что он хотел сказать. Прошёл опять через его огромный пустой кабинет и приёмную – к себе…
Я едва присел за свой рабочий стол, как зазвенел привычный телефон от Ельцина. Удивился. Нажал кнопку.
Голос Ельцина: «Руслан Имранович, я никуда без вас не пойду. Будем вместе до конца!»
Я: «Спасибо, Борис Николаевич!»
Почувствовал огромное внутреннее облегчение. Откинулся в рабочее кресло. В общем, стало хорошо, спокойно. Насколько это позволяла обстановка…
В ожидании штурма
К утру психологическая напряжённость возрастала… Около часа ночи я расслышал первые выстрелы. Подошёл к окну, выходящему на площадь. – «Не подходите к окну, – закричал один из охранников, – на крыше СЭВ снайперы, они держат под прицелом ваш кабинет!»
…Самое опасное время – с 4 до 5 часов утра. Это установили психологи. Притупляются внимание и реакция. Вот тогда они и начнут действовать? Это был критический период для защитников Белого дома в психологическом аспекте. Надо было их поддержать словом, подбодрить. В это время зашла журналистка Белла Куркова. Говорю ей: «Пойдём в радиорубку, я хочу выступить перед нашими защитниками»…+
19 августа. Примерно полдень. Бронетехника вошла на Манежку
В общем, говорил я минут тридцать. Потом мне сказали, что это, как и первое моё выступление 19-го, было одним из лучших выступлений, и – что самое важное – в исключительно нужное время, когда наступила крайняя физическая и психологическая усталость людей…
Размышления старого маршала
Уже с вечера 20-го маршала Язова (министр обороны СССР. – Ред.) охватывала тревога, зарождались сомнения в успехе предпринятых действий и даже в их правильности. Ему казалось, что ничто не устоит, если армия, КГБ и МВД заняли позицию поддержки ГКЧП – эта уверенность теперь быстро уходила, нарастала тревога, понимание ошибочности своих действий…+
20 августа. Проспект Калинина (Новый Арбат). На защиту Белого дома
Около трёх часов, после доклада Ачалова, они вдвоём окончательно приняли решение не участвовать в штурме парламентского дворца. Но действий никаких старый маршал всё ещё не предпринимал.
Окончательное решение Язов принял около 7 часов утра. Вызвал Ачалова, сообщил ему о своём решении начать вывод войск. Позвонил Калинину и приказал начать соответствующую подготовку к возвращению войск округа, введённых в Москву, к местам их постоянной дислокации…
Язов – Ачалову: «Ты, кажется, знаешь Хасбулатова, свяжись с ним. Пусть он передаст московским городским властям (Лужкову) мою просьбу, что мне необходимо переговорить с ними по вопросам расчистки баррикад. Надо выводить войска из Москвы.
…Ты поезжай к Крючкову, сообщи ему, что армия не пойдёт на кровопролитие, не будет воевать с депутатами и народом. Мне надо вылететь к Горбачёву…»
Язов пригласил начальника Генерального штаба Моисеева (он был в отпуске), передал ему все дела. Уже в своем самолёте Язов узнал, что параллельным курсом к Горбачёву летят по поручению Верховного Совета России Силаев и Руцкой.
Разочарование Крючкова
Ближе к ночи 21 августа Агеев снова позвонил Крючкову и, узнав, что он на месте, зашёл к нему. В кабинете Крючкова находились руководители ГКЧП Бакланов и Шенин, а также целая группа высших офицеров КГБ, руководителей разных подразделений этого ведомства. Все тихо переговаривались между собой. Крючков постоянно звонил, или ему звонили, он не реагировал на реплики и разговоры собравшихся.
Вошедшему Агееву Крючков предложил перейти в другой кабинет и выслушал его доклад о необходимости отмены операции «Гром». Ничего не сказал – оба вернулись к ожидавшим их заговорщикам. И снова непонятное «совещание», беспредметные разговоры – переговоры обо всём и ни о чём конкретно.
Примерно в 2.20 ночи Крючкову позвонил Варенников, сообщил, что у Белого дома крайне напряжённая обстановка, и, по всей видимости, проводить войсковую операцию по захвату парламентского дворца нецелесообразно. В это время в кабинет зашёл Ачалов и решительно заявил, что штурм невозможен, он выезжал на место, детально знакомился с обстановкой и убедился, что задача, поставленная в рамках операции «Гром», невыполнима без крупного кровопролития – а этого армия не может позволить себе; министр обороны – такого же мнения…
Это произвело очень тяжёлое впечатление на присутствующих. Стало ясно, что армия отказывается от применения силы в развязанном ГКЧП конфликте. После обсуждения ситуации было принято окончательное решение – штурм здания Верховного Совета России отменить – операция «Гром» провалилась.
Все были подавлены. Крючков почему-то не отпускал собравшихся, просил подождать, всё время находился у телефонов – он явно ждал какого-то важного сообщения. Зазвонил телефон, Крючков его хватает, слушает. Потом громко сообщает: «Ельцин – сбежал в американское посольство!» Все шокированы, не знают, как реагировать, Крючков как-то неестественно смеётся… Проходит несколько минут. Другой телефонный звонок, Крючков хватает трубку, слушает, переспрашивает: «Не сбежал? – Хасбулатов всё испортил?» Опускается в своё кресло, обессиленный, обмякший. Говорит: «Кажется, мы проиграли». Военные уходят не прощаясь…