К шуткам не привык
Немолодой человек в черном кашемировом пальто смотрит в окно. Человек этот - мужчина. Немолод, потому что, в феврале ему сравнялось 50. Полвека - шутка ли? Да какие уж тут шутки. Он к шуткам не привык. Смотрит в окно. Не кухонное - увы. Рядом не суетится жена, не готовит обед, не рассказывает новостей. Окно плацкартного вагона поезда Москва - N'ск. Привычный маршрут. Привычное пыльное окно. Пальто только новое. Хорошее пальто.
Немолодого человека в новом черном кашемировом пальто зовут Костя. Без всяких там отчеств и прочих формальностей. Просто Костя. К чему лишние сложности? Он не привык усложнять. По ту сторону пыльного окна плацкартного вагона - март. А на душе у Кости рваный ноябрь. Это он сам сформулировал однажды, и ему понравилось. Он, вообще, в душе поэт. И, если честно, страшно этим гордится. Но проявлять стесняется. Не солидно как-то, по возрасту и положению вся эта поэзия Косте не положена. Так что, на душе рваный ноябрь, а на лице полнейшее спокойствие. Как всегда.
Вообще-то, Костя привык ездить с комфортом. Фирменные поезда, выкупленное СВ. Но сегодня не тот случай. Сегодня Костя поехал на первом же поезде, на который успел. Признаться, и мест-то свободных не было, но удалось уговорить проводницу на то, что он как-нибудь перекантуется в тамбуре. Да и ехать-то всего четыре часа, к чему лишние предрассудки и снобизм. Костя этого не любит, хоть к плацкартным вагонам и нелегальному положению не привык. Но такой случай. Потому что, надо быть в N'ске как можно скорее. Иначе она может передумать. А Костя этого допустить никак не мог.
Женщину, из-за которой Костя лишился рассудка и сорвался в N'ск столь непрезентабельным образом, звали Катя. Впрочем, ему нравилось называть ее Катерина. Хотя, Костя уже не мог толком вспомнить, когда ему доводилось хоть как-то к ней обращаться. Последний раз Катя-Катерина предоставила ему такую возможность без малого лет восемь назад. Шутка ли! Да какие уж тут шутки. Он к шуткам не привык…
Расколола жизнь надвое, оставила одного погибать, отрезала все пути к счастливому будущему, а ведь он и тогда уже был не очень-то и молод. А теперь что? Теперь совсем глупо. Но позвонила же, бестия, вспомнила номер, без всяких объяснений поманила пальчиком, дала надежду, а он, дурак, и сорвался. Помчался в богом забытый город в новом дорогом кашемировом пальто. На работе сказал что-то невнятное, дочери соврал про срочную командировку, чтобы не беспокоилась, а сам… А ведь уже 50. Полвека. Точно не шутка. Скорее, фарс.
Немолодой человек, не терпящий шуток, невидящим взглядом смотрел в пыльное окно тамбура плацкартного поезда Москва - N'ск. И старался ни о чем не думать, чтобы лишнего себе не придумать. Но получалось плохо. Так и лезли в голову ненужные воспоминания. Вот она - прекрасная, тонкая, с копной блестящих каштановых волос. Платье белое, струящееся. Кожа прозрачная, руки нежные, улыбка мягкая. Глаза… сумасшедшие. И он, как мальчишка, читает ей стихи, которые написал накануне. А она смеется. Не верит, что сам писал. Касается его лица теплыми пальцами, подмигивает, отворачивается. И кажется, что им лет по семнадцать, ни днем больше. Если бы только глаза у нее не были такими уставшими, хоть и сумасшедшими. И если бы у него седина на висках не была бы настолько явной. Впрочем, и в 40 можно быть семнадцатилетним. В ту пору Костя был в этом совершенно уверен.
И не жалел ни о чем ни минуты. Ни о жене, с которой расстался почти сразу же, как встретил Катерину. Ни о привычном покое будних дней, ни о домашних обедах, ни о том самом кухонном окне… Жалел только о дочери, но был уверен, что она поймет. Со временем. И оказался прав. Она поняла. Только понимать уже было нечего - Катерина растаяла как сон. И будни вернулись, но без обедов, покоя и кухонного окна. За последние восемь лет вот разве что новое пальто и появилось в жизни. И ничего большего. Полвека - все зря.
Костя не понимал, зачем он едет-то в этот чертов N'ск. Уж не встретит он там ту прекрасную женщину в белом платье. Ведь и женщины-то той больше нет. Как и того сорокалетнего Кости. От той женщины только голос в телефонной трубке остался, да дурацкие стихи. Но несмотря на свою “немолодость”, на то, что ни единой причины в защиту своего нелепого путешествия Косте придумать не удавалось, он очень ясно видел в этом пыльном окне плацкартного вагона, что все делает правильно. В конце концов, в 50 лет уже пора совершать исключительно правильные поступки. Даже если они похожи на анекдот. Главное, чтобы звонок ее и все сказанные слова не оказались нелепой шуткой. Да и какие уж тут шутки, в самом деле! Он к шуткам не привык.