История создания отечественных средств индивидуальной бронезащиты для армии

Так уж у нас повелось, что создание новых средств для обеспечения более надёжного поражения противника оценивалось куда более щедро, чем создание средств защиты собственного солдата. На этом фоне относительно скромная Государственная премия СССР 3-й степени, полученная ведущим инженером НИИ-13 В. Н. Потаповым в 1943 г. за создание средств индивидуальной защиты бойцов Красной армии (КА) выглядит куда как впечатляюще. Но чтобы заслужить такую оценку, потребовалось пять лет труда десятков специалистов. Итак, по порядку.

Автор - научный редактор журнала «КАЛАШНИКОВ» Юрий Пономарёв

После окончания гражданской войны военно-политическое руководство СССР всерьёз занялось вопросами реорганизации и материально-технического снабжения вооружённых сил, на тот момент нуждавшихся буквально во всём. Начали с ревизии наличия техники, вооружения, боеприпасов, предметов снаряжения и т.п. (в том числе и имевшихся на тот момент индивидуальных защитных средств солдата — стальных шлемов и стрелковых пехотных щитков). Результаты инвентаризации не порадовали.

В частности, даже с учётом значительного сокращения регулярной армии потребность в стальных шлемах не покрывалась и на десять процентов. Наверно, лучше всего дела обстояли с наличием стрелковых пехотных щитков, запас которых, несмотря на значительные боевые потери на утраченных после Первой мировой войны территориях, оказался в районе 150 000 шт. По оценке специалистов, этого количества было вполне достаточно для ведения очередной, само собой разумеется, маневренной войны.

Доведение потребностей армии до мировых стандартов того времени заняло всё предвоенное время. Высокие стандарты оснащения всех видов вооруженных сил стали возможны только благодаря всемерному восстановлению разрушенного гражданской войной и интервенцией народного хозяйства и жёстким проведением политики индустриализации всей страны.

Естественно, первоочередными задачами были оснащение армии передовой техникой и вооружением, однако вопросы снабжения современным обмундированием, снаряжением и индивидуальными защитными средствами солдата тоже не оставались в стороне. Уже с начала 30-х годов, с введением в строй новых металлургических заводов, появилась реальная возможность производства отечественных стальных шлемов. Их проектирование было поручено Центральному институту металлов НКТП СССР (впоследствии НИИ № 13 НКОП, а ныне ФГУП «ЦНИИМ»), на всё последующее время ставшему «руководящей и направляющей» силой для всей металлургической и металлообрабатывающей промышленности СССР.

И результат не заставил себя долго ждать — к 1941 г. были разработаны и последовательно запущены в производство три модели стальных шлемов СШ-36, СШ-39 и СШ-40 (последний, ставший основным боевым шлемом Красной армии в Великой Отечественной войне, стоит «на запасном пути» и сегодня).

Кстати, вклад коллектива НИИ-13 в достижение Победы в Великой Отечественной войне с научной и практической точек зрения, несмотря на награждение орденом Ленина в 1944 г., явно недооценён. Ведь институт стал не только законодателем в разработке прогрессивных технологий в металлургии, мехобработке, металловедении и термообработке, сварке, ферросплавном и электротермическом производстве, химическим, гальванических и диффузионных покрытиях и т.д., но и проводником их в жизнь на десятках конкретных заводов разных наркоматов.

Не стоит забывать, что и шавыринское миномётное КБ «родилось» в стенах НИИ-13. А разработка средств индивидуальной защиты в истории НИИ-13 стала всего лишь «тонкой красной нитью», которая стала чуть «толще» в 1938 г. после пограничного конфликта у озера Хасан (конец июля — начало августа). Нашим войскам пришлось наступать на занятые японцами сопки Безымянную и Заозёрную по 200—300-метровому перешейку между озером и линией госграницы под шквальным ружейно-пулемётно-артиллерийским огнём. Несмотря на значительное преимущество в личном составе, бронетехнике и артиллерии, полностью взять высоту Заозёрную даже ценой высоких потерь так и не удалось.

В итоге при «разборе полётов» войсковой операции появилась идея реанимировать окопные панцири Первой мировой войны, применявшиеся многими армиями, приспособив их к современным маневренным боевым действиям. Воплотить идею в реальность срочно поручили НИИ-13.

Проблемой занялся 4-й отдел, руководимый М. И. Корюковым. Основными исполнителями темы стали В. Н. Потапов, А. Н. Хазан, З. И. Ковалевская, А. А. Онушенко, З. С. Кауфман и З. Ш. Зеликман. Уже в начале осени 1938 г. макетный образец «нательной брони» (термин, применявшийся до начала 50-х годов по месту размещения средств индивидуальной бронезащиты на теле бойца), получивший рабочее название «стальной нагрудник» (сокращённо СН-38), был изготовлен на своей базе и прошёл «заводские» испытания. К сожалению, попытки ознакомиться с материалами по этим испытаниям не увенчались успехом, т.к. по сей день разработчик не удосужился снять с них гриф «Секретно».

Однако тот факт, что уже 22 октября 1938 г. Народный комиссар тяжёлой промышленности Л. М. Каганович информировал Народного комиссара Обороны К. Е. Ворошилова о своём указании об изготовлении к 1 января 1939 г. на Лысьвенском металлургическом заводе (№ 700 НКЧМ) опытной партии двух вариантов стального нагрудника (250 шт. весом 2–2,5 кг и 250 шт. 4–5 кг), говорит о получении положительных результатов испытаний.

Спешность проведения работ по созданию стального нагрудника по видимому диктовалась неизбежностью надвигающейся войны с Финляндией. Для обеспечения изготовления опытной партии нагрудников на ЛМЗ была откомандирована бригада специалистов НИИ-13 (впоследствии постоянно действующая рабочая группа). Однако указание Л. М. Кагановича выполнить в срок не удалось по причинам не только технического характера (требовалось время на изготовление инструмента и оснастки), но и технологического (оказалось непросто подобрать режимы термообработки для обеспечения равномерной твёрдости достаточно большой площади поверхности деталей, что после двух-трёх попыток приводило к выходу деталей в брак). Достоверно неизвестно, были ли изготовлены «лёгкие» нагрудники.

А вот «тяжёлый» вариант с толщиной бронепанелей 3,7 мм, получивший сокращённое наименование СН-39, был изготовлен, видимо, в количестве около 200 шт. Часть из них была израсходована при проведении испытаний.

Конструктивно СН-39, как и все последующие модели, состоял из двух вертикально расположенных секций-бронепанелей, изготовленных из горячекатанных листов кремне-марганцево-никелевой стали 36СГНА. Верхняя (грудная) бронепанель была спрофилирована по форме грудной клетки и имела с левой стороны (от стрелка) приклёпанный четырьмя заклёпками наплечник (изготовленный из обычной конструкционной стали) с прорезью для плечевого брезентового ремня.

Правая сторона грудной секции была несколько урезана и оставляла незащищённым правое плечо стрелка для обеспечения удобства прикладки оружия, а её край был облицован полоской кожи, прикреплённой с помощью шплинтов, проходящих через отверстия панели. Верхняя часть панели имела отгиб от шеи стрелка для исключения рикошетирования убойных элементов и свинцовых брызг от них в сторону головы. У части нагрудников он облицовывался полоской кожи вышеописанным способом.

У края левой кромки панели располагалась прорезь для поясного ремня, а на правом её краю с помощью заклёпки крепилась (с внутренней стороны панели) петля с полукольцом под карабин поясного ремня. К внутренней стороне с помощью четырёх заклёпок крепились две петли (по две заклёпки на петлю) для подвешивания на двух брезентовых ремнях нижней (паховой) секции, на верхнем краю которой располагались аналогичные петли. При этом длина подвеса обеспечивала гарантированное перекрытие грудной и паховой секций и минимальное удобство при наклоне вперёд (без этого преодоление даже невысоких препятствий становилось невозможным). Фиксация нагрудника на теле стрелка осуществлялась регулируемым поясным ремнём и надеваемым на него с помощью петли нерегулируемым плечевым.

Лицевая (верхний снимок) и оборотная стороны бронепанелей СН-39 (3,7 мм), найденные поисковиками в районе сосредоточения 3 бат. 355 сп 100 СД перед наступлением в окрестностях д.Сумма. Бронедетали имеют явные следы «войсковой пулевой пробы» - стреляли и с лицевой и с оборотной сторон, с близкого расстояния

Результаты испытаний показали, что по пределу тыльной прочности (под ПТП понималась действительная дальность стрельбы или скорость встречи пули с преградой, соответствующая этой дальности, при которых во вмятине от попадания пули в бронедеталь появлялись трещины; в том числе и обнаруживаемые только «керосиновой пробой») СН-39 при обстреле по нормали отечественными 7,62-мм винтовочными патронами с лёгкой пулей (Л) обр. 1908 г. удовлетворил установленным требованиям (350–400 м).

При подрыве ручных гранат РГД-33 (даже с оборонительными чехлами-рубашками) и 82-мм миномётных осколочных мин с чугунными корпусами даже в непосредственной близости от нагрудников они серьёзных повреждений не получали (сквозных пробоин не было). Что же касается конструкции СН-38, то судя по общему ходу работ (в том числе и дальнейших, вплоть до принятия на снабжение нагрудника СН-42), он вряд ли существенно отличался от варианта опытной партии (СН-39) за исключением толщины бронепанелей. Оставшиеся после испытаний 150 шт. нагрудников СН-39 были направлены на войсковые испытания в действующую 7-ю армию как никогда кстати, в самый разгар Советско-Финляндской войны в период подготовки решительного штурма основной оборонительной полосы «Линии Маннергейма».

Необходимо отметить, что отработка СН-39 курировалась Ленинградским городским Комитетом ВКП(б), действовавшим на правах горкома прифронтового города (повторно этим правом и по аналогичному вопросу Ленинградский горком воспользуется в блокадном 1943 г.). Такие же задания (помимо НИИ-13) им были выданы и нескольким другим предприятиям, данные по которым пока не найдены. Известно лишь то, что одним из этих предприятий было КБ-43 НКВ. Единичные экземпляры нагрудников этих производителей наряду с СН-39 также проходили войсковые испытания в боевых условиях в войсках 7-й армии на Карельском перешейке.

Видимо, более удачная конструкция СН-39, или их достаточное количество для хоть какой-то достоверной оценки, повлияли на их дальнейшее продвижение и совершенствование. Так или иначе, но от командования 7-й армии был получен отзыв только на СН-39, отзыв положительный с пожеланием обеспечить надёжную защиту и на дистанциях «близкого» боя. Кстати, потерпев ряд неудач по штурму основной оборонительной полосы финнов (ещё до поставки в войска нагрудников), командование 7-й армии в тактическом отношении очень грамотно подошло к их использованию (видимо, нужда заставила из-за их довольно скудного количества), оснастив ими специально подготовленные и обученные штурмовые группы блокировки наиболее важных ДОТов.

Эта мера не только помогла распределить их по фронту полосы наступления аж трёх стрелковых дивизий — 80-й, 100-й и 123-й, но и оценить реальные возможности нагрудников (и в техническом, и в психологическом плане). В период Великой Отечественной войны для уяснения тактики применения нагрудников потребовалось почти два года, а для её реализации создали фактически новый род войск — штурмовых инженерно-сапёрных бригад РВГК (май — июль 1943 г.). Уже после окончания той, «незнаменитой» войны НИИ-13 учёл пожелания войск, увеличив толщину бронедеталей на 0,5 мм (до 4,2 мм с допуском +0,3 мм), практически не меняя конструкцию нагрудника. Очередной опытный вариант нагрудника получил сокращённое наименование СН-40.

Визуально отличить СН-40 от СН-39 можно только по несколько иной конфигурации грудной секции (заметной только при непосредственном их сравнении), иному расположению заклёпок наплечника и по изменённой конструкции петли с полукольцом для карабина поясного ремня (у СН-40 для обеспечения свободного проворота полукольца в петле она надета на торец панели и закреплена заклёпкой). Как и предыдущие модели, СН-40 выпускался только одной — малой ростовки и не имел производственных и приёмочных клейм и штампов. Из-за малых ростовок они достаточно комично выглядели даже на бойцах среднего роста, не говоря уже о более высоких (нижний край «паховой» секции располагался где-то в районе пупка).

Кстати, именно поэтому, несмотря на достаточно большую толщину, масса нагрудника не очень впечатляет. К тому же, например у СН-39, намного меньшая площадь защиты за счёт несколько иной конфигурации грудной секции. ПТП при обстреле СН-40 7,62-мм винтовочными патронами обр.1908г. по нормали составил 250 м.

Всё вроде бы шло хорошо. Наращивая толщину бронепанелей нагрудников для повышения их стойкости против лёгкой пули со свинцовым сердечником, вполне удавалось удовлетворять всё возрастающие аппетиты военных (на возрастающую массу, существенно снижающую эксплуатационные характеристики, пока никто не жаловался).
А тут кто-то из высоких должностных лиц, принимавших ответственные решения, удосужился заглянуть в подсумок убитого финна (или в пулемётную коробку в захваченном ДОТе) где в большей степени боекомплект состоял из патронов с тяжёлыми пулями, а также патронов советского производства с бронебойными пулями Б-30 и Б-32 (из богатых трофеев с северного Приладожья, попавших на Карельский перешеек с войсками усиления, а также взятых из множества подбитых танков и потерпевших крушения самолётов). Да и оставшиеся после «Империалистической» войны патроны с бронебойной пулей Кутового тоже не ждали своего часа на складах.

После этого появились новые промежуточные «стальные монстры». И так, вслед за очередным пожеланием армии был создан «усиленный» вариант СН-40, получивший обозначение СН-40А, бронепанели которого имели толщину 5,2 мм с допуском +0,3 мм.

Интересен тот факт, что бронелисты для изготовления бронепанелей были немного толще, чем те, которые шли на изготовление щитов к 45-мм противотанковым пушкам (4,8 мм с допуском +0,25 мм). Поэтому спрогнозировать результат, который требовался войсками (с учётом массива информации по отстрелу пушечных щитов), не представляло никакого труда.

Правда, если с ПТП для лёгкой пули всё было очень неплохо — по нормали в районе 100 м, то для пули Б-30 в этих условиях он составил более 500 м (но последнюю цифру официально не озвучивали, предпочтя перейти к той же дальности 100 м с оговоркой — при угле встречи 38 градусов).

Важным нововведением при создании СН-40А была разбивка нагрудников на три роста (естественно, каждый рост со своими габаритами и массой) и введение довольно «тощего» подбоя грудной секции, закрывающего две третьих её внутренней поверхности (от петель подвеса нижней секции до «воротника», включая наплечник).

Кроме этого, впервые в отечественной практике была предпринята попытка введения дифферентации (как бы сейчас сказали) уровней защиты — нагрудники предполагалось выпускать в двух вариантах, второй — как у СН-40 в конструктивном оформлении СН-40А.
К сожалению, к началу Великой Отечественной войны новая разработка не поспела. Заводские испытания СН-40А были закончены к середине июля 1941 г., а затем прошли и полигонные испытания, проведённые Научно-исследовательским полигоном стрелкового вооружения Красной Армии (НИПСВО КА) на основании отношения Артиллерийского комитета Главного артиллерийского управления № 406915с от 13.08.1941 (отчёт № 458 от 28.08.1941).

Необходимо отметить, что нагрудники СН-40А с толщиной бронепанелей 4,2 мм полигон испытывать не стал ввиду наличия уже имевшихся материалов по их отработке и переслал образцы для проведения войсковых испытаний (в том числе в две стрелковые дивизии и в управление ВВС; правда, конец 1941 г. был явно не самым лучшим временем для написания отчётов в войсках и они, скорее всего, канули «в лету»). А в целом, результаты испытаний (для бронепанелей 5,2 мм) выглядели вполне удовлетворительно.

Правда, ПТП подвинулся не в лучшую сторону и составил для лёгкой пули при стрельбе по нормали уже 150 м (из-за различий методик испытаний: заводской отстрел проводился по свободно установленным деталям, а полигоновский предполагал их крепление на мешке, плотно набитом обрезками кожи, общим весом 30–40 кг). А так, всё вроде бы на уровне предъявлявшихся требований — надёжное средство защиты груди и полости живота от штыковых ударов, огня пистолетов-пулемётов на всех дистанциях, от поражения лёгкой и тяжёлой пулями при стрельбе из винтовки с дистанции 150 м и далее, и от осколков 50- и 82-мм мин, гранат РГД-33 и Ф-1 на всех дистанциях.

Основным отмеченным эксплуатационным недостатком стало отсутствие ремня через правое плечо («т.к. вся тяжесть нагрудника приходится на левое плечо, при наклонах и перебежках он отвисает и оголяет часть груди»).

Вполне логично и заключение о маневренных свойствах СН-40А для ещё сытой и физически подготовленной кадровой армии — маневренность удовлетворительная: при переползании, перебежках в согнутом положении, при стрельбе и штыковой атаке он почти(!) не стесняет бойца; время преодоления дистанций от 100 до 300 м с нагрудником и без него одинаково(!).

Но не пройдёт и двух лет, когда кадровая ситуация в КА изменится кардинально, и тут уж вывод по маневренности и рекомендация при доработке (в очередной раз) «по возможности» увеличить их пулестойкость явно «не в тему».

Аналогичная ситуация сложится в начале 80-х в Афганистане, когда в условиях высокогорья только бойцы ВДВ и ГРУ, имевшие лучшую физическую и психологическую подготовку, были в состоянии реально использовать достаточно лёгкие (даже по современным меркам) бронежилеты 6Б2.

Вердикт испытательного полигона в соответствии с полученными результатами был вполне предсказуем — для окончательного решения вопроса о приёме нагрудников на снабжение армии и определения их тактического назначения следует изготовить опытную партию для войсковых испытаний, увеличив по возможности их пулестойкость (до 100 м или ближе?).

В общем, положительные результаты заводских и полигонных испытаний позволили НИИ-13 в декабре 1941 г. выйти с предложением о представлении в Правительство СССР вопроса принятия на снабжение КА стальных нагрудников с программой подготовки их валового производства:
а) срочно изготовить серию нагрудников порядка 5000–10 000 шт. для широкого опробования в боевых условиях на фронтах Отечественной войны;
б) серию нагрудников изготовить в двух вариантах толщин — от винтовочного огня на дистанции 100–150 м и облегчённый, для защиты от огня автоматов и осколочных поражений в соотношении 60/40%;
в) нагрудники изготавливать по трём ростам со следующим процентным распределением — 25% 1-го, 60% 2-го и 15% 3-го роста;
г) для повышения пулестойкости опробовать штампуемость броневой стали марки 34Х2ГС2 для окончательного выбора стали для всей серии;
д) при поступлении серии на фронт обеспечить их испытания в первую очередь в штурмовых и механизированных частях, авиации, кавалерии и др. и сбор фактических данных их применения.

Предложения НИИ-13 были приняты лишь частично, вопрос о принятии на снабжение был отложен до получения достоверных результатов войсковых испытаний, для которых (судя по нижеприведённым данным) было изготовлено значительно более 5000 шт. доработанных СН-40А. Конструктивно они отличались от предшественника введением второго (правого) плечевого ремня (надеваемого на поясной с помощью петли) и фиксирующего нагрудник на теле (предотвращая его отвисание) с помощью крючка к петле, прикреплённой двумя заклёпками к внутренней стороне верхнего правого края грудной секции.

В процессе налаживания производства серии облегчённого варианта (по пункту «б» программы) вдруг выяснилось, что для его реализации достаточна толщина бронелиста всего-то порядка 2 мм. Поэтому 7.08.1942 ГАУ КА утвердило документацию на новый «облегчённый» нагрудник, называемый уже СН-42. На следующий день, 8.08.1942 вышло постановление ГКО СССР № 2160сс, на основании которого нагрудники в количестве 15 000шт. должны были быть направлены на широкие войсковые испытания в действующую армию (Юго-Западный фронт 5000, Сталинградский 3000, Донской 5000,Ленинградский 1000 и Волховский 1000 шт.) где и применяться в массовом порядке.

По этому поводу очень показательна заявка Управления командующего артиллерией 68 армии в Артком ГАУ КА (июль 1943 г.) с запросом о поставке 68-й армии 15 000шт. стальных нагрудников по опыту их использования в 57-й армии (57-я армия после боёв под Сталинградом была расформирована, а её командование перешло в формируемую 68-ю армию так, что оно было очень даже в курсе дела). «В ноябре 1942 г. 57-я армия получила на испытания нагрудные панцыры (именно так — панцыры, панцыров во многих документах других фронтов и органов снабжения в 1942–43 гг.) в количестве 5000 шт.

Артснабжение армии, убедившись в их надёжности путём обстрела винтовочным огнём с дистанции 100 м, выдало в стрелковые части 500 шт. для войсковых испытаний. Встретив их с недоверием, но проверив панцири в боях, командиры частей запросили артснаб армии отпустить их в возможно большем количестве. Все имевшиеся на складе панцири были выданы частям (в основном 15-й гв. СД и 422-й СД). В боях за Сталинград они прошли всестороннее и достаточное испытание.

Отзывы командиров частей и бойцов говорят о том, что нагрудные панцири, в дополнение к стальному шлему, являются надёжным и хорошим средством защиты бойца от штыковых ударов, пулевых и осколочных ранений. Кроме этого необходимо отметить и моральное значение панциря. Бойцы, снабжённые панцирем, в прочности которого они успели убедиться, идут в бой спокойно и уверенно. Это позволяет сделать вывод, что панцири оправдали себя и принятие их на снабжение армии целесообразно».

Грудная секция СН-42 первых производственных партий. Найдена в полосе наступления 11-й Армии СЗФ (северная часть Демьянского «котла») крепления поясного и правого плечевого ремней ещё аналогично СН-40А, а нижняя часть подбоя (с правой стороны на фото) крепится специальной заклёпкой. С другой стороны её роль играют заклёпки петли плечевого ремня

Судя по всему, 57-й армии достались «тяжёлые» модели доработанных СН-40А. А сам запрос свидетельствует о значительных утерях самих нагрудников. Как отмечала инспекция ГАУ КА, «нагрудники используются только при атаке опорных пунктов, а после их взятия и перехода к преследованию противника — бросаются» (да оно и понятно, масса «тяжёлого» варианта, особенно в третьем росте, была чрезмерна). Так что в последующем к вопросу кардинального повышения пулестойкости не возвращались.

Конструктивно первые партии СН-42 (облегчённых) ещё не совсем соответствовали стереотипу серийного СН-42 — отсутствовала брезентовая «обтяжка» верхней части нижней (паховой) секции, крепящаяся к ней четырьмя шплинтами (для исключения лязгающего звука, при передвижении возникающего при ударах секций друг о друга).

Также ещё не было и петель «походного» положения на внутренней стороне (на самом деле предназначенных для обеспечения возможности использования нагрудника в качестве стрелкового щита и щита для прикрытия отдельных частей тела), что визуально опознаётся по отсутствию заклёпки по центру лицевой стороны грудной секции (паховая секция ещё крепилась к петлям, приклёпанным к внутренней стороне грудной секции). Эти изменения вводились последовательно при уже серийном производстве, впрочем, как и другие. Но об этом в продолжении данного материала.

Постановлением ГКО СССР №ГОКО — 2442сс от 23.10.1942 «Об изготовлении броненагрудников на заводе № 700 НКЧМ» предполагалось выпустить в октябре 7000 шт. СН-42, а в ноябре и декабре по 20 000 шт. Планом 1943 г. предусматривалось уменьшение их выпуска до 20 000 шт. в первом квартале, 10 000 шт. во втором и 7000 шт. в третьем. На четвёртый квартал их выпуск не планировался.

Всего за 1942 г. и с января по май 1943 г. в войска было передано 85 000шт. нагрудников (включая и модернизированные СН-40А). Однако в плане 1944 г. вновь появляется заказ на нагрудники — на первый квартал 7 000 шт. и на второй 5 000шт., видимо, в связи с потребностью оснащения ШИСБ РВГК. И хотя в перечне заказов на 1945 г. они не фигурируют, судя по имеющимся образцам с заводской маркировкой их выпуск продолжился.

Всего за время войны, по данным НИПСВО, было изготовлено около 300 000 шт. броненагрудников различных модификаций.

Продолжение следует.

Оказывается, 240-мм М-240 и «Тюльпан» (2С4) могли не стать самыми крупнокалиберными советскими серийными миномётами...

Материал опубликован в журнале «КАЛАШНИКОВ»

В архиве редакции журнала «Калашников» обнаружился уникальный снимок опытного 305-мм миномёта В-32. Какая-либо фактическая информация о нём отсутствует.

Подпись под снимком гласит: «Общий вид слева сзади 305 мм миномёта в боевом положении при угле возвышения ствола 75°». Снимок сделан 29 мая 1953 г.

По изображению можно сделать однозначный вывод о том, что миномёт заряжался с казны. С учётом высоты дульного среза орудия и предполагаемой массы боеприпаса иной способ физически невозможен.

Понятно, что не относился В-32 и к высокомобильным системам. Исходя из известной массы миномёта М-240, можно предположить, что весила система никак не менее пяти тонн.

На этом всё... Будем признательны за любую информацию об этом «сталинском молоте».

Приветствую всех заглянувших!
Давайте снова поговорим о Венеции...

Великолепный Дворец Дожей и заплесневелые трущобы, широкие каналы и замусоренные протоки, богатеи-купцы и шайки портового отребья. Кинжалы-чинкведеи "Длань Господня"...

...и длинные "славянские" мечи - скьявоны.

Собственно, почему именно "славянские"?
Дело, в частности, в соседях.

Венеция - один из богатейших перекрёстков средневековья. Там встречались итальянцы и англичане, африканцы и азиаты, германцы и русские купцы. Здесь были представительства практически всех народностей - и неудивительно, что близкие соседи - балканские племена в этом разноплеменном "бульоне" встречались особенно широко.

В том числе и сербы, особенно после битвы на Косовом поле, когда на кривых клинках османов на Балканы пришёл ислам.

Часть сербских князей приняла новую веру, часть - разошлась по окрестным государствам, вкупе с роднёй, ближниками, подданными и личными дружинами. И это не говоря о простых беженцах.
Что им оставалось делать на чужбине? То, что привыкли - воевать и служить.

Таким образом, и в Далмации, и в самой метрополии появились наёмные войска из сербов, боснийцев, албанцев. Восточных славян.
И славяне эти предпочитали прямые мечи с S-образной изогнутой гардой и тяжёлым квадратным навершием.

Назывались эти мечи "скьявонеска" (SCHIAVONESCA) - в буквальном переводе "славянка". Не удивляйтесь "женскому" названию - в пору Высокого Рыцарства многие рыцари-поэты давали мечам женские имена (Дюрандаль тому примером), и вообще, та же шпага (spada) - тоже женского рода.

Существует, кстати, мнение, что знаменитые кацбальгеры немецких наёмников - плод культурного обмена с восточно-славянскими народностями, разве что у "немцев" навершие было иной формы, а вот форма гарды и клинка - вполне соответствуют. Впрочем, почему бы и нет.

Со временем навершие мечей-скьявонесок приобрело характерную форму "кошачьей головы" с выступами "ушей" по краям - здесь, скорее, идёт отсылка к геральдическому льву, а клинки так и оставались обоюдоострыми, около 70см длиной.

Со временем - в частности благодаря лихости сербских рубак, из которых набирали и морскую пехоту, и латную конницу - скьявонески вошли в моду. Их заказывали и простые воины, и благородные сеньоры.
Забавным фактом можно считать и то, что мечи эти постепенно подстраивались под оружейную моду Венеции вообще и Италии в частности - известны поздние образцы с дугообразным эфесом и "палюхом" - загибом под палец для диагонального хвата, характерного для венецианской школы.

"Поздняя" скьявонеска:

Типичный итальянский меч:

Шли годы, годы складывались в десятилетия и века, и настало время, когда огнестрельное оружие потеснило прямые мечи с простыми гардами на поле боя, доспехи ужались до трёхчетветрных, а после и редуцировались до комлекта шлем-наплечники-кираса.
А ещё в моду вошли дуэли, переродившиеся из судебных поединков-ордалий.

По всей Европе победно шествовала её величество шпага, а также и рапира - меч для ношения с гражданским платьем. А в Венеции...

В Венеции меч-скьявонеска получил логическое развитие - став скьявоной.
Коль скоро от латных рукавиц избавила неумолимая поступь истории, а калечить руки как-то не хотелось - скьявоны обзавелись массивным корзинчатым эфесом, сохранив, между прочим, знаменитое "кошачье" оголовье :)
Таким образом, меч превратился фактически в палаш.

Сохранив двулезвиный клинок, палаш-скьявона по сути остался рубящим оружием, хотя и фехтовать им также было возможно. Более того, многие оружейники оставляли один (или даже два - но намного реже) "ус" гарды, которым можно было зацепить и заклинить оружие противника.

Форма же корзинки-эфеса была произвольной, в зависимости от фантазии оружейника и толщины кошелька заказчика.

Известны также и парные дуэльные комплекты меч-кинжал, в подражание шпажным гарнитурам.

Бывали даже изогнутые скьявоны - на манер абордажных сабель. Ну, пожалуй, почему бы и нет...

В принципе, наиболее близки скьявоне шотландские палаши-клейморы и английские "траурные" (или "мертвецкие") мечи...

...но если "шотландцев" можно увидеть и в наши дни, так сказать, на службе...

...то скьявоны заняли почётные места в частных и музейных оружейных коллекциях.

Ну, потому что это просто красиво.

Лимит картинок на этом завершён - и я благодарю всех, кто дочитал.
Надеюсь, было интересно.

С вами был Корабельный КотЪ. Ещё увидимся!

Книга «3-лн винтовка Мосина. История создания и принятия на вооружение русской армии»

Основой  уникальной книги «3-лн винтовка Мосина. История создания и принятия на вооружение русской армии» стали исследования членом редколлегии журнала «КАЛАШНИКОВ» Русланом Чумаком архивных документов Оружейного отдела Артиллерийского комитета ГАУ 1880-1890 гг. Мы предлагаем читателям «КАЛАШНИКОВА» прикоснуться к реальной истории «трёхлинейки», начиная публиковать самые интересные главы из этой монографии.

Автор - член редколлегии журнала «КАЛАШНИКОВ» Руслан Чумак (к.т.н.), хранитель фондов Музея артиллерии (ВИМАИВиВС)

Винтовка Мосина не нуждается в представлении ни в России, ни за рубежом нашей страны. Она была одной из первых в мире малокалиберных магазинных винтовок, принятых на вооружение в конце XIX в. С ней русский и советский воин прошёл обе мировые войны, Гражданскую войну и немалое количество менее масштабных войн и военных конфликтов. Винтовка Мосина навсегда вошла в отечественную историю как оружие Великой Победы советского народа над фашизмом, что сделало её с исторической точки зрения бессмертной. В разное время винтовка Мосина изготавливалась, помимо России и СССР, во Франции и США (по заказу России), в Польше, Румынии, Венгрии, Финляндии, Китае и Северной Корее.

Мнения отечественных и иностранных оружейных специалистов и ветеранов войны о винтовке Мосина вполне однозначное — она была главным оружием русского солдата в обеих мировых войнах, где показала высокий уровень технической и эксплуатационной надёжности, полностью соответствующий требованиям всех возможных обстоятельств боевой обстановки.

Нельзя сказать, что о винтовке Мосина в России и СССР никогда не писали, но библиография работ, посвящённых ей достаточно специфична. В досоветский период никаких специальных исследований на этот счёт опубликовано не было, за исключением цикла статей Н. Юрлова в «Оружейном сборнике» и нескольких статей в «Вестнике офицерской стрелковой школы» и журнале «Разведчик» (авторы Н. Юрлов, А. П. Залюбовский, В. В. Хартулари). Цикл статей Н. Юрлова «Обзор опытов, предшествующих перевооружению...» является наиболее обширной и подробной работой того времени. В ней максимально полно и с разных сторон излагается ход работ Комиссии по выработке малокалиберного ружья. Но несмотря на то что С. И. Мосин был одним из очень немногих отечественных конструкторов, участвовавших в работе по созданию магазинной винтовки под патрон уменьшенного калибра, его деятельности в данном направлении ОКР в цикле статей Н. Юрлова уделено немного места. Из-за этого целый ряд актуальных вопросов генезиса винтовок Мосина остался не прояснённым. В то же время, несмотря на эти и другие недостатки, цикл статей Н. Юрлова имеет высокую информационную ценность, поскольку в нём приведены сведения о мотивах некоторых решений, принятых Комиссией в отношении технического облика разрабатываемых винтовок и патронов, а также другая важная информация, отсутствующая в документах Оружейного отдела АК ГАУ.

На мой взгляд, главный недостаток работы Н. Юрлова состоит в явной «неравновесности» освещения ряда испытывавшихся Комиссией винтовок, а также полное отсутствие иллюстративного материала. Кроме того — и это очень важно — упомянутая работа Н. Юрлова не имеет чёткой структуры и периодизации описываемых событий, даты зачастую приведены относительно («...полтора месяца спустя», «...ещё через месяц» и т.п.). При сличении материала работы Н. Юрлова с архивными материалами обнаружен и ряд фактических ошибок: некоторые события перепутаны и искажены их даты, имеются и другие неточности.

Вторым по качеству и охвату информации тематическим источником, изданным в указанный период, является журнал «Оружейный сборник», в котором на протяжении 1870-1880 гг. публиковались материалы, поясняющие различные аспекты разработки магазинных винтовок в разных странах мира. Автор активно использовал этот материал в настоящей книге для иллюстрации процессов, происходивших в мировой оружейной практике в исследуемый период.

В СССР в разные годы было опубликовано немало печатных работ, посвящённых теме создания винтовки Мосина, среди которых имеется несколько книг. Большинство из них носит художественно-биографический характер и содержит интерпретированное авторами описание перипетий жизни и деятельности С. И. Мосина в процессе создания 3-линейной винтовки.

В указанных работах, как правило, описывается соревнование Мосина с бельгийским изобретателем Л. Наганом в 1890-1891 гг., но самой винтовке, развитию её конструкции как живого, меняющегося организма, внимание практически не уделялось.

Последней и наиболее крупной работой в этой области является книга Г. Чуднова «Конструктор Мосин», изданная в 1990 г. Эта работа построена автором на документальных источниках, отличается широким временным охватом описываемых событий, в ней приведены подробные сведения о биографии С. И. Мосина и членов его семьи. Однако и в этой книге автор не избежал искушения вложить в перипетии судьбы Мосина определённый идеологический подтекст.

Такой подход Чуднова и других авторов к теме понятен: судьба офицера и оружейного конструктора С. И. Мосина являлась ярким примером успешной борьбы русского человека с обстоятельствами большой силы, который можно и нужно было использовать для воспитания гражданина-созидателя. Но при этом авторами перечисленных выше книг использовались настолько широкие трактовки событий, что в своё время от них предпочёл дистанцироваться даже В. Г. Фёдоров — известный оружейник и большой популяризатор истории русского оружия. Конечно, в таком виде перечисленные издания не могут считаться объективными источниками в части освещения технических аспектов истории разработки 3-лн винтовки.

Отдельно от приведённого выше перечня книг гуманитарной направленности, стоят книги авторов, исследовавших техническую сторону вопроса: В. Е Маркевича, В. Г. Фёдорова, Владимира Васильевича и Валентина Владимировича Мавродиных. Но и эти работы не могут считаться исчерпывающими.

Например, книга В. Г. Фёдорова «История винтовки» имеет обзорный популярно-просветительский характер, и собственно винтовке Мосина в ней уделено незначительное внимание. Несколько шире процесс создания винтовки Мосина освещён вопрос в работе В. Е. Маркевича «Ручное огнестрельное оружие. История развития со времён возникновения до середины ХХ века». В этой работе приведён анализ конструкции винтовки Мосина, достаточно подробно описаны её разновидности, но сколь-нибудь значимые факты из истории её создания отсутствуют.

Значительно более подробной в этом плане является книга Мавродиных «Русская винтовка». Несмотря на, в общем, обзорный характер этого издания, в нём подробно освещены процессы, предшествующие созданию 3-лн винтовки, главные этапы её разработки и основные результаты испытаний. Несомненным достоинством этой книги является полноценный аппарат ссылок на архивные источники, которые позволяют исследователям экономить силы и время в поисках необходимой информации.

Лучше всего работу Комиссии по созданию магазинных винтовок в целом и результаты испытаний винтовок Мосина и Нагана в 1890-1891 гг., удалось осветить В. Г. Фёдорову в его книге «Эволюция стрелкового оружия». Но и в ней «за скобками» осталось большинство важных вопросов, сопутствующих созданию и испытаниям винтовок Мосина и Нагана, оценка уровня их технического совершенства и качества работы конструкторов.

Положение с освещением темы создания винтовки Мосина стало меняться в 1990 гг., когда в России открылись многие архивы, и появилась доступная военно-техническая и военно-историческая периодическая печать. В 1990-2000 гг. на страницах таких изданий публиковался ряд авторов, исследовавших данную тему.

Среди указанных выше современных работ по данной теме следует выделить публикации Т. Н. Ильиной (ВИМАИВ и ВС), в которых подробно изложен ход мероприятий по созданию винтовки нового поколения в России, завершившиеся принятием на вооружение Русской армии 3-лн винтовки обр.1891 г., а также прослежены вопросы приоритетов С. И. Мосина и Л. Нагана на предложенные ими винтовки и их составные части. Автор настоящей книги в своих изысканиях использовал результаты некоторых исследований Т. Н. Ильиной и привёл их в одном из разделов.

Совокупность названных выше современных работ по истории винтовки Мосина даёт достаточно целостное представление о главных событиях, сопутствующих её созданию. Однако среди них нет ни одной, посвящённой эволюции конструкции винтовок Мосина и формирования технического облика 3-лн винтовки обр.1891 г. и её сравнения с конструкцией винтовки Нагана, а также объясняющей причины выбора именно винтовки Мосина для вооружения Русской армии.

Исключение составляет одна малоизвестная статья инженера А. Я. Шайденко, опубликованная в научной периодической печати в 1949 г. В ней проводится сравнение и анализ конструкций главных механизмов винтовок Мосина и Нагана конкурсных моделей конца 1890 г. К сожалению, данная статья осталась незамеченной общественностью любителей истории оружия и не повлияла на формирование мнения о винтовках обоих конструкторов. Также в этом плане можно отметить цикл статей С. Челнокова, опубликованных в журнале «Мастер-ружьё», но и в них немало вопросов осталось не вскрытыми.

Кроме того, в современных работах, посвящённых данной теме, так и не был сформирован полный перечень винтовок, разработанных С. И. Мосиным с начала его конструкторской деятельности, неизвестен вид и особенности устройства большинства из них. Остались практически не освещёнными особенности модельного ряда винтовок главного конкурента С. И. Мосина — бельгийского оружейника Л. Нагана, суть и периодизация вносимых им изменений в конструкцию своих винтовок от модели к модели. Совершенно неизвестна история создания 3-лн винтовочного патрона. Некоторые сведения о винтовках Мосина ранних моделей в отрывочном виде оказались «встроенными» в перечисленные выше книги и статьи, но составить по ним цельной картины облика разрабатываемых Мосиным винтовок и динамики изменений их конструкции практически невозможно.

Всё это является очень важным, т.к. для понимания того ПОЧЕМУ 3-лн винтовка обр.1891 г. приобрела тот вид и конструкцию, которые нам известны, нужно знать генезис её главных механизмов, многие из которых — в деталях и в целом — отрабатывался С. И. Мосиным последовательно на протяжении нескольких лет в винтовках различных моделей.

Также я считаю, что картина развития винтовок Мосина не может считаться цельной в отрыве от развития винтовок, разработанных другими русскими оружейниками, создававшими свои винтовки ранее или параллельно с Мосиным. В ходе раскрытии вопроса формирования технического облика винтовки Мосина автор настоящей работы старался максимально учесть данные соображения.

При оценке уровня вклада С. И. Мосина в разработку 3-лн винтовки обр. 1891 г. важным аргументом является точная датировка введения в её конструкцию главных элементов, и в первую очередь — в сравнении с датировкой аналогичных изменений в конструкции винтовок, разработанных Л. Наганом. Этот вопрос до последнего времени находился «на заднем плане» работ по данной теме, опубликованных различными авторами, хотя первичные элементы такого анализа (применительно к финальным образцам винтовок Мосина и Нагана) имеются в материалах Оружейного отдела АК ГАУ.

Некоторые современные авторы в своих работах настаивают на точке зрения, при которой разработки магазинных винтовок, осуществлёнными конструкторами отечественной оружейной школы в конце XIX в., являются глубоко вторичными по сравнению с западными разработками того же периода. Это весьма спорная точка зрения, которая происходит от незнания технических особенностей гаммы магазинных винтовок, разработанных в 1880 годах русскими оружейниками.

В указанный период, наряду с откровенно слабыми конструкциями (Лутковский, Христич, Малков и др.), русскими конструкторами были разработаны достаточно совершенные переделочные и оригинальные магазинные винтовки (Квашневский 1884 г, Игнатович 1886 г., Мосин 1885 г.).

Число таких удачных конструкций винтовок по сравнению с западными аналогами, появившимися в этот же период, невелико, но сам факт их наличия показывает на способность отечественной оружейной школы к генерации современных разработок высокого уровня. И только несовершенство системы проведения опытно-конструкторских работ, действовавшей в то время в России, не позволило своевременно доработать и принять на вооружение армии какую-либо из этих винтовок.

Существуют несколько зарубежных работ, посвящённых винтовке Мосина. Наиболее крупной из них является немецкая монография Drei Linien Mosin-Nagant. Die Gewehre Mosin-Nagant (автор Karl-Henz Wrobel.). В ней подробно рассматриваются все модификации винтовки обр.1891 г., изготавливавшиеся за пределами России, большое внимание уделяется винтовкам этой модели, изготавливавшимся в Финляндии. В то же время по образцам винтовок обр.1891 г. и их модификациям, изготавливавшихся в России и СССР, в этой работе приведена отрывочная и, в ряде мест, искажённая информация.

Наиболее известной, хотя и существенно меньшей по объёму по сравнению с вышеназванной монографией германского автора, является книга The Mosin-Nagant rifle, изданная в США (автор Terence W. Lapin). Несмотря на то что эта книга переиздавалась уже шесть раз, в отношении представления истории винтовки Мосина она является весьма поверхностным изданием. Её сильной стороной является подробное рассмотрение всех частей винтовки обр.1891 г. и отличий её серийных модификаций, изготовленных в разных странах мира. В некоторых справочниках и монографиях по истории оружия, изданных в США и Финляндии, также имеются разделы или отдельные материалы, посвящённые винтовке Мосина.

В целом, иностранные источники в плане представления истории создания и бытования винтовки Мосина в России и СССР не содержат ничего нового и лишь приводят данные, взятые из отечественных источников (чаще всего из книги Д. Н. Болотина «История советского стрелкового оружия»), или содержат недостоверную информацию. Причиной такой слабой осведомлённости западных авторов в данной теме является стремление написать об известной русской винтовке и при этом обойтись без исследования хранящихся в России архивных документов и образцов материальной части. Это серьёзно понижает научный уровень этих работ. С другой стороны, написанные западными авторами книги на данную тему нацелены в основном на сообщество коллекционеров оружия в США и Европе, и являются, в большей степени, справочниками для атрибуции винтовок обр.1891 (1891/30 гг.) и их модификаций.

В книге я не обошёл стороной и такую широко известную проблему, как вопрос авторского приоритета над конструкцией 3-лн винтовки обр.1891 г. и некоторых её элементов.

Для исследователей темы винтовки Мосина не является секретом, что из её официального обозначения на финальном этапе принятия на вооружение были исключены как фамилия изобретателя основных механизмов, так и указание на разработку винтовки отечественными оружейниками. В итоге винтовка Мосина стала одной из немногих штатных (состоящих на вооружении) магазинных винтовок мира, «потерявших» имя своего создателя.

Впоследствии, примерно с 1920 годов, в западных странах 3-лн винтовку обр.1891 г. стали называть «винтовка Мосина-Нагана». Постепенно это название получило широкое распространение и в настоящее время, за очень редким исключением, является стандартным для всей англоязычной оружейно-технической литературы. При этом анализ документальных источников показывает, что оснований для официального включения фамилии Л. Нагана в обозначение винтовки нет: за своё участие он получил денежное вознаграждение и отказался от авторских прав на патенты, передав их Русскому правительству. Но несмотря на юридически исчерпанный вопрос, единой точки зрения на величину авторского вклада С. И. Мосина и Л. Нагана в конструкцию винтовки обр.1891 г. в российском оружейном сообществе нет.

Воззрения на данную проблему весьма полярные, их обсуждение давно вышло в публичную сферу и продолжается до сих пор. Несмотря на достаточное количество работ современных исследователей, осветивших эту (к слову — весьма запутанную) часть истории винтовки Мосина, в данном вопросе «за скобками» осталось немало важных моментов, требующих более подробного рассмотрения. В настоящей книге автор, на основе анализа архивных документов, конструкций винтовок Мосина, Нагана и других русских оружейников, действовавших в рамках работ по созданию магазинной винтовки уменьшенного калибра, а также периодизации этих разработок, обосновывает приоритет авторства С. И. Мосина над конструкцией 3-лн винтовки обр.1891 г.

Продолжение следует...

Экспериментальное 100-мм противотанковое орудие Д-60 нашлось во Владимирской области

Много лет назад член редколлегии журнала «Калашников» Руслан Чумак, будучи преподавателем Тульского артиллерийского инженерного университета, сделал несколько случайных снимков на камеру телефона. Вспомнил он о них, изучая снимки, опубликованные в материале о 100-мм экспериментальной пушке Д-60. Оказалось, что ему есть, что добавить к короткой истории об этом необычном артиллерийском орудии…

Автор - член редколлегии журнала «КАЛАШНИКОВ» Руслан Чумак, хранитель фондов Музея артиллерии (ВИМАИВиВС)

В ноябре уже далёкого от нас 2010 года, когда «разоружался» ликвидированный по распоряжению Министра обороны РФ Сердюкова Тульский артиллерийский инженерный институт, в котором я проходил и завершил свою военную службу, пришлось мне участвовать в вывозе хранящихся на складах училища боеприпасов. Это было моё последнее служебное задание в армии Российской Федерации...

Будучи назначенным старшим колонны гружёных несколькими десятками тонн снарядов автомобилей, я в назначенный срок довёл её до конечной точки маршрута — одного из армейских арсеналов во Владимирской области.

Недалеко от КПП части находился памятник артиллеристам в виде, как мне тогда показалось, 122-мм гаубицы Д-30. Мой взгляд зацепился за два маленьких колеса на центральной станине, которых у серийных Д-30 не было и быть не могло — конструкцию этого орудия я знаю хорошо.

При ближайшем рассмотрении я понял, что передо мной находилось орудие в основе которой лежит общее решение 122-мм гаубицы Д-30, но какого-то другого калибра и с иным оформлением конструкции ствольной группы частей и механизмов, а также некоторых частей лафета. Очевидно, орудие было опытное или даже экспериментальное.

Поскольку все заводские обозначения на орудии были давно и прочно закрашены десятками слоёв краски, которые нечем, некогда и не очень тактично было сцарапывать, узнать его модель не представлялось возможным и тогда я просто отснял камерой телефона все характерные элементы.

Впоследствии я много раз возвращался к снимкам этого необычного и очевидно редкого орудия, но, так и остался в неведении относительно его названия.

И вот, спустя тринадцать лет после описанных выше событий в нашем журнале была опубликована заметка главного редактора Михаила Дегтярёва с изображениями 100-мм пушки Д-60. В процессе изучения снимков что-то шевельнулось в памяти — я где-то уже видел этот аппарат, эти катки на центральной станине...

Вспомнил! Старые фото нашлись быстро и все детали конструкции орудия на архивных и моих снимках полностью совпали. Да, это она — 100-мм пушка Д-60! И она была жива в 2010 году, не сгорела в мартене, коррозия не превратила её в труху. Пушка спокойно пребывала «на пенсии» в одной из частей артиллерии армии России.

При детальном изучении фотографий, выявилось, что Д-60 явно создавалась как противотанковая. На это указывает наличие на левой стороне люльки кронштейна для установки оптического прицела прямой наводки. При этом нет механического прицела с корзиной для панорамы, как и следов его установки. Там же размещён кронштейн для установки ночного инфракрасного прицела прямой наводки. Кроме того, упомянутые выше катки на центральной станине лафета предназначены, скорее всего, для обеспечения возможности перекатывания орудия силами расчёта на небольшое расстояние во время смены огневой позиции. Остался невыясненным один, но важный вопрос — концептуальное назначение 100-мм противотанковой пушки Д-60.

Дело в том, что в начале 1950 годов, то есть, на несколько лет раньше, чем появилась пушка Д-60, на вооружение Советской армии была принята мощная 85-мм противотанковая пушка Д-48, штатный выстрел которой базировался на вместительной гильзе от 100-мм патрона к полевой пушке БС-3 переобжатой для использования 85-мм снаряда.

Патрон к Д-48 получился «горячим» — начальная скорость её бронебойного снаряда составляла 1040 м/с, что по тем временам обеспечивало отличные бронебойные свойства. При этом пушка имела очень скромный для своей мощности вес — всего 2350 кг.

Для сравнения: начальная скорость 100-мм бронебойно-трассирующего остроголового снаряда УБР-412 пушки БС-3 была почти на 150 м/с меньше — 897 м/с. Бронепробиваемость пушки Д-48 на дальности 500 м составляла 190 мм, а у пушки БС-3 — 155 мм. Разница существенная, почти 18%.

Ради чего тогда нужно было создавать 100-мм противотанковое орудие, которое по бронепробиваемости уступало бы серийной пушке Д-48, но было явное тяжелее её? Быть может, Д-60 разработана под иной 100-мм выстрел, подобны тому, что впоследствии использовался в 100-мм противотанковых пушках Т-12 и МТ-12?

Но это вряд ли. Дело в том, что указанные орудия гладкоствольные, стреляют оперёнными снарядами, использовать которые в стволах с дульным тормозом классического типа как у Д-60, невозможно — оперение снаряда раскроется сразу после покидания им дульного среза и снесёт тормоз со ствола.

Так что, загадка пушки Д-60 пока остаётся нераскрытой и остаётся надеяться только на время...

История опытно-конструкторской работы «Грач» началась в СССР, а закончилась уже в Российской Федерации

Автор - научный редактор журнала «КАЛАШНИКОВ» Юрий Пономарёв

В настоящее время основным пистолетом Российской армии является 9-мм пистолет Ярыгина (ПЯ/6П35), принятый на вооружение в 2003 году. Более двадцати лет назад, в № 4/2003 научный редактор журнала «Калашников» полковник Юрий Пономарёв в статье «Дело „Грачей“» рассказал о событиях, непосредственным участником которых он являлся. В 90-е годы ХХ векаЮрий Александрович занимал должность начальника отдела испытаний стрелкового оружия и средств ближнего боя испытательного полигона «Ржевка» ГРАУ МО СССР/РФ. В 2003 он возглавил Государственную комиссию на финальных испытаниях «Грачей».

Опытно-конструкторская работа (шифр «Грач»), продолжавшаяся 12 лет, завершилась созданием мощных пистолетных комплексов, отвечающих всем современным требованиям и позволяющих решать практически все огневые задачи, возложенные на данный вид оружия.

Двенадцать лет — много это или мало? Чтобы разобраться в этом вопросе попробуем поэтапно восстановить всю хронологию выполнения ОКР «Грач». При этом не следует забывать, что за каждым этапом стоит труд коллективов, обеспечивающих проектирование, изготовление опытных образцов, разработку документации, проведение многочисленных заводских испытаний, разработку технологии изготовления и создание оснастки и поверочного инструмента, подготовку серийного производства. Особо следует отметить вклад ГОСНИИХП (Казань), обеспечившее патронное производство тремя новыми видами порохов.

Начиналась история «Грачей» в самом в начале 90-х годов ХХ века — не самое лёгкое для России время во всех отношениях.

Предпринимавшиеся ранее, ещё с начала 70-х годов, попытки как-то модернизировать штатный 9-мм пистолет ПМ не увенчались успехом. По мощности применяемого патрона, вместимости магазина и эргономическим показателям «макаров» безнадёжно проигрывал иностранным образцам, хотя и превосходил их по безотказности, иногда по простоте в служебном обращении и, особенно, по цене.

В январе 1991 года ГРАУ МО СССР было разработано ТТЗ на создание нового пистолета. Решением Военно-промышленного комитета № 91 от 29 мая 1991 г. была признана актуальность работы и открыто финансирование.

Дело было новое (ПМ уже 40 лет верой и правдой служил всем военизированным структурам) и облик нового пистолета как-то терялся в тумане, тем более, что не всё было ясно с типоразмером пистолетного патрона.

7,62/9-мм пистолет «Грач-1» конструкции Зароченцева А. И («Ижмех») под патроны 9х18 ПМ, 9М (9х18 ПММ) и 7,62х25 ТТ. Принцип работы автоматики: с патроном 9х18 ПМ – отдача свободного затвора; с патронами 7,62х25 ТТ и 9М (9х18 ПММ) – отдача затвора с его торможением пороховыми газами, отводимыми через боковое отверстие в канале ствола

Поэтому оружейникам предложили разработку модульных конструкций пистолетов под штатные 9-мм патрон ПМ и 7,62-мм патрон ТТ, имеющиеся в запасах армии в большом количестве. Модульность конструкции предполагала переход на другой тип патрона путём замены минимального количества деталей, например, ствола и магазина.

Тульским патронным заводом, который подключился к конкурсу в инициативном порядке, были разработаны три варианта модернизированного 9-мм патрона с пулями повышенного пробивного действия. Это также усложнило задачу конструкторам оружия, поскольку автоматика пистолета должна безотказно работать при стрельбе патронами, отличающимися не только по длине, но и по импульсу отдачи, как минимум на 30%.

Кроме того, ТТЗ оговаривало возможность применения нового 9-мм патрона не приводя его типоразмера, а устанавливая лишь требования по пробивному (БЖ Ж-81, 10 мм войлок и 25 мм сосновая доска) и убойному (повреждающему) действию пуль не ниже 9-мм пули со стальным сердечником патрона Para (который после 1945 года не выпускался) и 11,43-мм пули «уходящего со сцены» патрона .45 АСР.

7,62/9-мм пистолет «Грач-2» конструкции Ярыгина В. А. («Ижмех») под патроны 9х18 ПМ, 9М (9х18 ПММ) и 7,62х25 ТТ. Вид справа. Принцип работы автоматики: с патроном 9х18 ПМ – отдача свободного затвора; с патронами 7,62х25 ТТ и 9М (9х18 ПММ) – отдача затвора при коротком ходе ствола

В конкурсе по разработке перспективного армейского пистолетного комплекса приняли участие ЦНИИТОЧМАШ (г. Климовск), Ижевский механический завод и ЦКИБ СОО (г. Тула).

К концу 1992 г. этап технического проекта и изготовление опытных образцов были завершены. Отборочные конкурсные испытания опытных пистолетов, как и все последующие конкурсные испытания, проводились на испытательном полигоне «Ржевка» ГРАУ МО РФ с декабря 1992 г. по апрель 1993 г.

В результате проведённых полигонных испытаний было установлено, что ни один из представленных на испытания пистолетов не удовлетворил требованиям ТТЗ по безотказности работы автоматики и эргономическим требованиям по удобству стрельбы в летних и зимних условиях.

Кроме того, на пистолете «Грач-1» после 1300 выстрелов произошло разрушение рамки, а отводимые из ствола газы для торможения затвора затрудняли прицеливание. При стрельбе из ТКБ-0220 мощными патронами обратным ходом спускового крючка отбивало палец, и уже после нескольких выстрелов стрельба велась «сжав зубы». В итоге к доработке были рекомендованы пистолеты Ярыгина и Сердюкова.

Вместе с тем, результаты испытаний трёх вариантов модернизированного патрона ПМ и нового патрона РГ052 (9×21) показали, что создание перспективного пистолета с требуемыми пробивным и убойным действием пули при использовании штатного или модернизированного патрона невозможно.

Модернизированный патрон 9×18 получился слабым, а патрон РГ052 оказался излишне мощным, как по пробивному, так и по убойному действию пули и превосходил установленные требования более чем в три раза.

Поэтому, исходя из массо-габаритных и баллистических характеристик патрона, напрямую влияющих на массо-габаритные характеристики пистолета, при корректировке ТТЗ в ноябре 1993 г. на основании Решения технического совещания от 19 мая было определено дальнейшие работы производить с патроном типоразмера 9×19. Таким образом, идея «модульности» конструкции пистолета отмерла.

Продолжение следует...