В сентябре 1952 года в Красноярске открылся радиозавод, который спустя три года начал первым в Сибири выпускать телевизоры «Авангард» — одну из первых массовых моделей советских телевизоров. В Красноярске тогда велось их «штучное» производство, до ста аппаратов в месяц, но на других телезаводах СССР (например, в Ленинграде) «Авангарды» штамповались тысячами. Их требовалось все больше и больше, и по приказу Партии и Правительства телевизионные заводы росли всюду как грибы. Страна стремительно приобщалась к «голубому экрану».

Конечно, программа передач советского телевидения была идеологически образцово «правильной», и дикторы исправно рассказывали о новых победах социализма. Но по-настоящему власть над умами граждан телевизор в те годы захватить не мог. Почему? Виной всему было ужасное качество — и телевизионных передач, и самих телевизоров, выпускавшихся в Советском Союзе. Никто тогда, кажется, не догадывался, какой силой обладает это изобретение, способное (как мы знаем теперь) с легкостью менять сознание миллионов людей...

Вообще-то даже Геббельс не успел разглядеть в телевизоре его великую зомбосилу, хотя телевидение, как считают многие историки, родилось именно в III Рейхе. Причем — на почте. Да! Именно рейхспочта (еще с конца 20-х годов, то есть со времен Веймарской республики) заведовала в Германии всем радиовещанием, и телевизионные эксперименты начались тоже там. К середине 30-х годов в Берлине уже существовала телестудия с регулярными трансляциями и несколько сотен примитивных телевизоров, которые устанавливали в основном в кафе и в кинотеатрах. По ним даже транслировалось открытие Берлинской Олимпиады в 1936 году. Но телевизоров было мало, стоили они дорого, и Геббельс, которому Гитлер поручил курировать только что возникшее телевидение, быстро в нем разочаровался. Сам Гитлер так ни разу и не появился на телеэкране, хотя все возможности у него для этого были (по крайней мере, до 1943 года, когда союзники разбомбили берлинский телецентр). Ну а потом эстафета в использовании «зомбоящика» в целях тоталитарной пропаганды, конечно, перешла к Сталину — но и он этой возможностью, как ни странно, почти не воспользовался.

Тут вообще много совпадений. Например, в СССР в начале 30-х годов телевидение формально тоже зародилось в ведомстве Наркомата почт и телеграфов, при котором находился Всесоюзный комитет по радиовещанию. И развивалось оно примерно так же, как в Германии и во всем мире. От примитивного «механического» телевидения (об этом мы расскажем чуть дальше) до приборов с электронными кинескопами. К концу жизни Сталина число телевизионных приемников в СССР уже подбиралось к полумиллиону. Но вот что интересно: точно так же, как Гитлер, Сталин ни разу на телеэкране не появился. Почему? Этого не может толком объяснить никто. То ли он боялся, что телевизионная картинка лишит его ореола мифического вождя, то ли опасался, что в телекамере может быть спрятано оружие… Из-за этого была запрещена трансляция парадов на Красной площади (где он присутствовал на трибуне), и «телевизионщиков», снимавших заседания в Большом Кремлевском дворце, заставляли разворачивать телекамеры объективами к стене, когда в зал входил генералиссимус.

Почему тираны былых времен избегали телевидения — загадка. Возможно, они были просто не уверены, что этот магический ящик можно подчинить человеческой воле. Ведь телевидение в первые десятилетия своего существования воспринималось как настоящее чудо. Да, собственно, оно и было чудом, выросшим практически ниоткуда, одновременно в разных странах, на разных континентах. И началось оно с идеи.

Есть ведь такие идеи, которые, что называется, «носятся в воздухе» и обдумываются сразу сотнями человек по всему миру. С тех пор, как появился телеграф и телефон, позволившие передавать буквы и голос на расстояние, дело стало за изображением. Очень скоро физики научили электрические приборы различать свет и темноту: Уиллоби Смит открыл эффект фотопроводимости селена, а Александр Столетов сделал первый фотоэлемент. С ним и начали колдовать многочисленные изобретатели и теоретики телевидения. Один из них, Порфирий Бахметьев (фигура очень колоритная, сын русского крепостного, сумевший стать профессором Софийского университета) еще в 1880 году сформулировал принципы передачи картинки на расстояние. Он понял, что нужно раскладывать ее на строки и точки, и передавать по пикселям, один за другим.

«Фототелеграф» Бахметьева так и остался на бумаге, но путь для телевидения был открыт, потому что идея, если ее один раз сформулировать, начинает сама собой приходить в головы разных людей. Уже в сочельник 1883 года где-то в Восточной Пруссии никому неизвестный польский студент Пауль Нипков, разглядывая коптящую керосинку сквозь дырочки, пробитые иголкой в картоне, сделал великое изобретение. Так называемый «диск Нипкова».

Этот картонный диск, испещренный маленькими, пробитыми по спирали отверстиями, вращался электромотором. С одной стороны на него проецировалось через объектив изображение, с другой стоял фотоэлемент. И получалось, что дырочки в картоне раскладывают изображение на строки, которые можно электрическими импульсами передавать в другой прибор. В нем мерцала лампочка, и крутился точно такой же диск, «восстанавливавший» изображение для зрителя. Просто и гениально!

Но, как многие гениальные изобретения, «диск Нипкова» опередил свое время. Хотя изобретатель запатентовал его в Берлине в 1885 году, подходящих фотоэлементов и лампочек тогда не существовало. А еще нужны были усилители сигнала — об этом электротехника в те времена даже не мечтала. Потому сам Нипков быстро забыл о своем изобретении, а его патент был отозван спустя 15 лет — «за отсутствием интереса».

Хотя на самом деле интерес имелся, да еще какой! Надо было только подождать какие-то 40 лет. В 1925 году шотландский инженер Джон Бэрд наконец построил первую механическую телевизионную систему, способную передавать движущиеся изображения. И основана она была именно на диске Нипкова! Уже в 1929 году BBC начала регулярные телепередачи «по системе Бэрда», а в Америке компания Western Television выпустила в продажу первые телевизоры (вернее, приставки с диском Нипкова, которые надо было подключать к обычным радиоприемникам). Конечно, изображение, которое они давали, было очень нечетким (всего 45 строк, какая уж там четкость), и величиной всего с почтовую марку. Зато и стоили они каких-то 100 долларов.

Сам Нипков дожил до момента своего триумфа, и успел в 1928 году увидеть, как работает телевизор на основе его диска и его — увы — просроченного патента. Ни копейки он за свое изобретение не получил. Зато триумф этот, пусть не слишком долгий (механические системы телевидения были популярны лет пять или шесть) стал поистине всепланетным. Устройства с «диском Нипкова» оказались столь просты, что сделать их мог практически любой радиолюбитель. При этом для маленьких и нечетких изображений не требовалось высокой плотности передачи информации. Их можно было передавать как речь или музыку, на средних или коротких волнах (которые, как известно, легко распространяются на сотни и тысячи километров). Чем почти сразу и занялись экспериментальные телестудии во всем мире. И в Германии, и, разумеется, в СССР тоже.

Кстати, в СССР с самого начала использовался «немецкий стандарт» для передачи телесигнала. 30 строк и 12,5 кадров в секунду — такие, прямо скажем, довольно ничтожные параметры имели телевизоры с «диском Нипкова», родившиеся в недрах Рейхспочты. А первые советские телевизоры-приставки «Б-2» (которых с 1933 по 1936 годы изготовили более 3000 штук) были, в сущности, их точными копиями. Правда, еще много тысяч самодельных телевизоров «наклепали» советские радиолюбители по разным городам и весям. Схемы публиковались в журнале «Радиолюбитель», и повторить их мог любой рукастый пионер, если вдруг чудом находил нужные детали. Эти телеприставки подключались к приемникам, настроенным на частоту телецентра, и в особые часы, отведенные для радиопередач, показывали маленькие движущиеся картинки с дикторами или музыкантами. Правда, чтобы принимать при этом звук, требовался еще один радиоприемник. Но зато можно было, затаив дыхание, «поймать» мутное, едва различимое изображение — и впервые услышать волшебные по тем временам слова: «говорит и показывает Москва!».

Показывала она не то чтобы часто и охотно. О телепередачах, как о всенародном испытании, население оповещалось заранее в газетах. 29 апреля 1931 года «Правда», например, писала: «Завтра впервые в СССР будет произведена опытная передача телевидения (дальновидения) по радио. С коротковолнового передатчика РВЭИ-1 будет передаваться изображение живого лица и фотографии». А уже спустя 3 года в газете печаталось расписание передач, и радиостанция ВЦСПС (что бы ни значила эта советская аббревиатура) давала гражданам по полчаса насладиться чудесами механического телевидения 12 раз в месяц. В первом телевизионном меню СССР были небольшие фильмы, короткие импровизированные телеспектакли, а порой и концерты симфонической музыки. Причем, используя огромные антенны, эти программы могли принимать хоть в Сибири, хоть в Средней Азии. Всюду теперь доходил не только голос, но и «картинка» из столицы первого коммунистического государства. Казалось бы, вот оно, светлое будущее!

Многие энтузиасты даже требовали, чтобы механическое телевидение шло дальше — и предлагали уже проекты видеозаписи. Так, один из корреспондентов журнала «Радиофронт» писал в 1936 году: «Если мы телепередачу запишем на обычную пластинку, а потом через адаптер и усилитель воспроизведем ее, то подключенный на выходе усилителя телевизор покажет записанное изображение. И такая телепластинка позволит в любое время, независимо от расписания телепередач, показать какой-либо аудитории то, что может дать телевидение». Увы, в СССР его призыв так и остался не услышанным, зато в Англии такую попытку и правда в 1934 году предприняли. Получилось плохо, хотя посмотреть на это спустя 90 лет все равно довольно интересно.

Но очень скоро оказалось, что Советскому Союзу опять надо догонять Европу и Америку. Уже в 1936 году немцы перешли на более прогрессивные телевизоры с электронным кинескопом, который показывал прямо-таки кристально чистую картинку с разрешением в 400 строк. Их не нужно было ни к чему подключать, в них ничего не жужжало, и не надо было регулировать скорость вращения диска. Включай и смотри. Короче, это были уже вполне типичные, знакомые нам телевизоры. Они, как и электронные телекамеры с «иконоскопами» для телестудий, основывались на разработках замечательного русского инженера Владимира Зворыкина, занимавшегося в колчаковской армии организацией радиосвязи, и бежавшего в 1919 году из России в США. В Америке к середине 30-х годов телевизоры, разработанные по его системе, уже производились тысячами, а Зворыкин из бедного изгнанника превратился в топ-менеджера фирмы RCA («Радио корпорейшн оф Америка»). Именно в этом качестве он посетил в начале 30-х годов СССР в рамках «турне» по странам Европы, где заключал контракты на поставку своего изобретения.

Вообще-то в 1918 году большевики Зворыкина чуть было не расстреляли. Спасся он тогда буквально чудом. Но теперь все было иначе: он жил в лучших «интуристовских» гостиницах, ездил по Москве в шикарных автомобилях, и даже почти не ощущал на себе слежку агентов НКВД (которая, конечно, все равно была). Телевидение нужно было всем, ради этого можно было и потерпеть «антисоветский элемент».

Именно благодаря Зворыкину и фирме RCA в СССР и появилось электронное телевидение. В начале 1937 года на Шаболовке, рядом со знаменитой шуховской башней, по контракту с RCA был оборудован телецентр, и вскоре он начал регулярные передачи. Уже на ультра-коротких волнах, которые далеко не распространяются (потому башня как раз пригодилась — хотя бы большую часть Москвы телевещание покрывало). Телекамеры были американскими, и первые телевизоры — тоже. Однако уже в 1938 году в Москве наладили выпуск «своего» телевизора под названием ТК-1. «Своего» — именно в кавычках, потому что эта массивная увенчанная зеркалом тумба, в которой вертикально располагался длинный кинескоп, была как две капли воды похожа и на американские телевизоры, которые выпускала RCA, и на «народный телевизор», который начал было штамповать Третий Рейх (Зворыкин успел побывать и там).

Аппарат этот был невероятно дорогой, со сложной схемотехникой (в нем использовалось целых 33 радиолампы). А уж его настройка требовала по меньшей мере высшего образования в области физики — чтобы добиться устойчивой работы аппарата, крутить и подкручивать нужно было 14 ручек. Но главным недостатком ТК-1 был крайне короткий срок службы кинескопа — всего 600 часов. По существу, едва успев настроить этот телевизор, его уже можно было выбрасывать на помойку. Тем не менее, несколько сотен этих аппаратов было выпущено, и один установлен в апартаментах Сталина, поэтому передачи на Шаболовке теперь не прерывались ни на день. Кто ж знает, когда вождь потребует телесеанса!

И, надо сказать, телевизор Сталину в целом нравился. Он распорядился продолжить работы, чтобы сделать «наш, исключительно советский аппарат — недорогой, надежный и с отличными характеристиками». Любой инженер знает, что из этих трех требований совместить можно в лучшем случае только два, но с вождями не спорят, и, скорее всего, кому-то уже светило 10 лет без права переписки за саботаж «советского телевизора». Но тут началась война, и о телевидении пришлось на время забыть.

Вспомнили о нем сразу после победы, когда советские солдаты бродили по развалинам берлинского телецентра. Ничего вывезти оттуда не удалось — все оборудование погибло под бомбами союзников. Но осталось кое-что получше: люди. Некоторое количество немецких инженеров на пару-тройку лет перекочевало в подмосковное Фрязино, где для них сделали «шарашку» — и там они совместно с советскими спецами разрабатывали новейшие телевизионные стандарты и конструировали аппаратуру. К тому же, с немецких и чешских телезаводов удалось вывезти образцы новых моделей телевизоров III Рейха (несмотря на войну, работы над ними велись до последнего дня). Так что теперь советским конструкторам было на что опереться.

Благодаря всему этому в 1949 году произошло рождение двух советских чудес: одного из самых передовых телевизионных стандартов высокой четкости (625 строк, 25 кадров в секунду) и легендарного телевизионного приемника «КВН-49», ставшего первым массовым телевизором в СССР. За следующие 13 лет он был выпущен на разных радиозаводах тиражом более двух с половиной миллионов экземпляров, и настолько известен, что подробно рассказывать о нем, наверное, не имеет смысла. Все когда-то видели этот деревянный ящик с экраном размером с почтовую открытку, принимавший три телевизионных канала.

Да, телевизор КВН (названный по фамилиям своих конструкторов — Кенигсон, Варшавский, Николаевский) был в своем роде шедевром экономной инженерии. В нем имелось лишь 16 радиоламп, и минимум других радиодеталей. И да, он был рассчитан на новейший телевизионный стандарт (хотя первые КВН еще делали под старую «американскую» 400-строчную развертку, поскольку в телестудиях использовались еще довоенные телекамеры Зворыкина). Так что два из требований Сталина, считай, были выполнены. Но вот третье, про надежность… С этим дело обстояло из рук вон плохо.

Качество пайки во всех без исключения советских телевизорах никуда не годилось. Припой «сыпался», радиодетали норовили самопроизвольно отвалиться, провода болтались и замыкались между собой. Но особенно страдал от производственного брака этот первый телевизор. Поэтому в народе укоренилась другая расшифровка названия КВН: «Купил, Включил, Не работает». Примерно так и происходило чуть не в половине случаев. Впрочем, когда ему на смену пришел «Авангард» (с экраном чуть побольше, чем у КВН — уже не «открытка», а «книжка»), лучше не стало. Гарантийные сервисы не справлялись с ремонтом отказавших аппаратов, и простым гражданам приходилось самим учиться читать электрические схемы и брать в руки паяльники...

Но человек ко всему привыкает — и очень скоро владельцы советских телевизоров обнаружили, что барахлящие аппараты можно «починить» точным ударом по корпусу. Надо только знать места и бить с надлежащей силой. Что там происходило в их недрах, какие провода переставали замыкаться, какие конденсаторы возвращались к нужной емкости, одному богу известно. Однако это помогало — и потому в двух или трех поколениях советских телезрителей выработался своего рода условный рефлекс. Если что-то неправильно работает — надо это хорошенько стукнуть! Даже сегодня человека, имевшего когда-то дело с советским телевизором, легко узнать по этому рефлексу. Он пытается постучать по любому прибору, чтобы возвратить его к жизни. И самое удивительное, что порой это действительно помогает.

А в советское время битье телевизора помогало почти в ста процентах случаев. Когда вечером люди приходили с работы, по всем городам и весям раздавались звонкие оплеухи или глухие удары по полированным корпусам — так, что, кажется «говорящие головы» дикторов подпрыгивали внутри кинескопов. Может быть, это и было главной причиной, по которой Сталин не хотел, чтобы его показывали на телевизионном экране…

Но если серьезно, то провал советских пропагандистов с телевидением объясняется просто. Оно, как и все, созданное Советской властью, оказалось безнадежно скучным. Редкие интересные фильмы и передачи нужно было искать в бездарном потоке каких-нибудь «Ленинских университетов миллионов», «Международных панорам» и прочего пропагандистского официоза. По известной формуле Геббельса (которую он вывел в начале войны для радио) в передачах, чтобы они эффективно действовали на слушателей, должно быть 75 процентов развлекательной составляющей — и только 25 процентов пропаганды. В советском телевидении все было как минимум наоборот.

Зато оно было тогда в авангарде. В телевизоре «Авангард», из которого сыпался припой.

Владимир Зворыкин демонстрирует свой телевизор 1934 г.

Впрочем, сам он в конце жизни с горечью говорил про телевизор: «Я создал монстра, способного промыть мозги всему человечеству». Американцы называли его «русским подарком Америке», но подозревали в сотрудничестве с КГБ. Зворыкин не был кабинетным ученым, хотя, наверное, предпочел бы быть им – вместо всех тех опасных испытаний войнами и революциями начала ХХ века, из которых он вышел живым благодаря невероятному везению и, конечно же, удивительной изобретательности.

Тяга к технике

Владимир родился в семье муромского купца первой гильдии Козьмы Зворыкина. Семья была большая, но своим наследником Козьма видел только Владимира: другие сыновья умерли во младенчестве, а старший Николай желал заниматься только наукой. Поэтому Володя, в порядке обучения, уже с 10 лет ездил в деловые командировки по поручению отца (Козьма Алексеевич владел несколькими предприятиями, в том числе пароходством). Благодаря такой школе жизни у Владимира развилась смекалка и способность находить выход из сложных ситуаций.

Своеобразной школой выживания стала и охота, на которую он с ранних лет ходил без сопровождения взрослых, в компании друга-ровесника. Здесь Владимир нередко сталкивался с опасностью: тонул в зимней реке, спасался от диких зверей. Об этих приключениях своим любящим родителям он не рассказывал, зато с явным удовольствием вспоминал о них в мемуарах. Зворыкин до старости оставался заядлым охотником.

Другим его подростковым увлечением стала техника. Он досконально изучал каждое новое устройство – от электрических дверных звонков, которыми оснастил дома всех своих муромских знакомых, до первых автомобилей. Среди многочисленной родни Владимир имел репутацию эксперта по любой технике, поэтому, когда он однажды заехал навестить свою богатую московскую тетку, ему пришлось почти сходу садиться за руль французской машины De Dion-Bouton, так как ее владелец, двоюродный брат Зворыкина Леонид, выпил и не смог управлять ею. Юноша сдюжил, хотя несколько раз чуть не попал в аварию.

Владимир Зворыкин в Муроме, 1906г.

Изображение на расстоянии

Было бы неверным представлять Владимира Зворыкина этаким ученым-самородком, вышедшим из купеческой среды, прежде всего потому, что эта среда вовсе не была «темной», как ее порой рисуют. Козьма Алексеевич был образованным человеком прогрессивных взглядов, а его братья Николай и Константин – людьми науки: первый учился у знаменитого физика Александра Столетова, но умер, не дожив до 30, а второй стал профессором Киевского политехнического института, специалистом по технологии машиностроения. Профессором физики, но в Московском университете, был и упоминаемый Зворыкиным в мемуарах дядя Иван, покончивший с собой накануне предполагаемого ареста – он был связан с народовольцами. Как уже говорилось, в науку пошел и старший брат Владимира; несколько его сестер посвятили себя медицине.

По настоянию отца Владимир поступил в Санкт-Петербургский практический технологический институт – родитель хотел, чтобы у сына была прикладная инженерная специальность. Там Зворыкин встретил профессора Бориса Розинга, который привлек его к своим опытам по передаче изображения на расстоянии (телевидению) – тому, что впоследствии станет главным делом жизни Владимира.

В то время большинство ученых пытались решить проблему передачи изображения при помощи оптико-механических приборов. Розинг же, а вслед за ним и Зворыкин, пробовал принципиально иной подход – используя возможности электромагнитных полей. Зворыкин называл Розинга человеком, опередившим свое время.

Первые подвиги

Учеба в Технологическом институте предполагала практику: на сталелитейном заводе, железной дороге, электростанции. На Южной железной дороге Владимир потрудился и кочегаром, и машинистом. Однажды он, рискуя жизнью, отогнал на запасной путь два загоревшихся вагона с сахаром, чтобы спасти от пожара весь состав. Возвращаясь в депо, он так замечтался о том, как сослуживцы восхитятся его подвигом, что в рассеянности неверно перевел стрелку поворотного круга, и его локомотив сошел с рельсов. С иронией Зворыкин вспоминал, как вместо похвал и оваций получил выговор.

Институтские годы Зворыкина выпали на неспокойное время после революции 1905-го, и, хотя наука ему была явно интереснее политики, он не избежал привычной участи студента той эпохи, просидев две недели в тюрьме за распространение листовок с призывом к рабочим участвовать в выборах во Вторую государственную думу. Как он говорил позже, это «лишь с очень большой натяжкой можно назвать наказанием. Во-первых, подобралась приятная компания (со мной в камере сидели еще несколько студентов), а во-вторых, нас все считали героями».

Владимир Зворыкин с запатентованной электронно-лучевой трубкой 1929г.

Владимир хотел по окончании института продолжить эксперименты у Розинга, оставшись в аспирантуре в Петербурге. Но в Муроме его уже ждало кресло руководителя одного из отцовских предприятий. В итоге сошлись на компромиссе: Зворыкин поехал на год учиться за границу, а по возвращении – работать на родителя. Помогло то, что, занимаясь спортом, он повредил шею, и врачи настоятельно советовали обратиться к европейским специалистам.

По рекомендации Розинга Зворыкин поступил в лабораторию знаменитого физика Поля Ланжевена в парижском Коллеж де Франс. Молодой русский оказался в компании ученых, впоследствии ставших нобелевскими лауреатами: Луи де Бройля, Фернанда Хольвека и других.

Ланжевен предложил Зворыкину заниматься рентгеновским излучением, о котором тот еще ничего не знал, но со свойственной ему цепкостью быстро наверстал упущенное. «Рентгеновское оборудование той поры было достаточно мощным и не имело защитного экрана. Однако каким-то чудом мне удалось избежать печальной участи многих операторов ранних рентгеновских машин, получивших большую дозу облучения и умерших от рака», – вспоминал Владимир.

Однажды в его лабораторию пришла студентка. Ей срочно нужно было сделать рентгеновский снимок: под кожу девушки, в районе запястья, вошла игла, и врачи не могли найти ее. Хотя аппарат Зворыкина не годился для такой цели, он придумал, как перенастроить его и получить нужный снимок – рука студентки была спасена.

Чувствуя, что для дальнейшей серьезной работы ему не хватает знаний теоретической физики, Зворыкин переехал в Берлин, но его занятия в Шарлоттенбургском техническом университете прервала Первая мировая. С ней в жизни нашего героя начался период рискованных приключений.

Начальник радиостанции

По возвращении на родину Зворыкин был призван на военную службу и определен рядовым в отделение радиосвязистов, которое после короткой подготовки отправили на Восточный фронт в район Гродно.

На фронте царила неразбериха. Подразделения, к которому их приписали, не было на месте, и никто из офицеров не хотел принимать отряд из 30 радиосвязистов, которых надо было где-то селить и кормить. Сопровождавший их унтер-офицер оказался нерешительным и пугливым, так что Зворыкин взял инициативу на себя, став неофициальным лидером отряда. Свою роль сыграл и запас отцовских денег, на которые Владимир кормил сотоварищей.

Однажды блуждавшие по улицам Гродно изможденные связисты напоролись на полковника, и тот отчитал их за растрепанный внешний вид. Но вскоре гнев сменился на милость: выяснилось, что на вокзале стоит вагон с оборудованием радиостанции, которое некому наладить. «Если вы, рядовой, отыщете нужный состав, разгрузите оборудование и установите его завтра до полудня, я сделаю вас начальником радиостанции», – сказал полковник Зворыкину.

Задание было выполнено, и Владимир стал начальником радиостанции, сделавшим много технических усовершенствований, в том числе за свои деньги. Начальство, нарушая устав, доверяло ему, рядовому, секретные коды для шифровки сообщений. При этом целый год он просидел взаперти, как арестант: секретность радиоточки вкупе с царившей повсеместно шпиономанией вынудили военное руководство изолировать Зворыкина и его отряд от окружающего мира. Дом, в котором располагалась радиостанция, строго охранялся. Кроме того, полковник не хотел отпускать от себя ценного сотрудника, подозревая, что, если о достижениях Зворыкина узнает большое начальство, его повысят в звании и переведут в другое место.

Вырваться на волю помог врач, которому Владимир пожаловался на проблемы со сном, возникшие из-за непрерывной работы по шифровке и дешифровке тысяч и тысяч депеш. Доктор убедил руководство, что у Зворыкина начинается психическое расстройство, и его направили на лечение в Петроград. Вскоре после отъезда его гродненская радиостанция была взорвана российскими войсками при отступлении.

Эмиссар повстанцев

Замдиректора Электротехнической офицерской школы, куда Зворыкина обязали явиться по прибытии в Петроград, оказался его старый приятель – и скоро Владимир, вместо того чтобы лежать в лазарете, уже преподавал в этой школе, получив офицерский чин.

Может показаться, что многое в судьбе нашего героя решали «случайные» встречи (сам он считал, что в жизни нет ничего случайного). Однако, в отличие от многих баловней судьбы, Зворыкин не просто пожинал плоды удачи, но всегда умел оказаться полезным, находя себе поле для новаторской деятельности.

Например, после того как ему поручили инспектировать качество продукции российского филиала электролампового завода Маркони, Владимир начал собственные домашние эксперименты с вакуумными лампами и собрал ламповый радиотелефон. Однажды ему разрешили испытать радиотелефон на аэроплане, пилот которого оказался «влюблен в аэроакробатику» и принялся выделывать фигуры высшего пилотажа. Зворыкин такого не ожидал и не закрепил в кабине свои приборы и банки с кислотой, которые во время штопора посыпались ему на голову.

В другой раз, осенью 1916 года, он согласился на экспедицию в Тургай, город на границе с Восточным Туркестаном, недавно отбитым у повстанцев. В нем, а также по пути к нему нужно было установить несколько радиостанций и обучить местный персонал работе на них.

Зворыкин не только выполнил задание, но и, будучи на обратном пути захваченным повстанцами, сумел удивить их познаниями в местной межплеменной политике – эти сведения он получил, прослушивая радиограммы. В результате из пленника он превратился в эмиссара туркестанцев, везущего российскому губернатору условия мирных переговоров.

Под трибуналом

Революционный хаос 1917 года вовлек нашего героя в другие неожиданные истории. Так, из любопытства зайдя в Таврический дворец, который после Февральской революции открыли для всех, он встретил старого приятеля своего отца Александра Гучкова, ставшего военным министром Временного правительства. Уже через несколько часов Владимир, по просьбе министра, занимался монтажом радиостанции, чтобы обеспечить связь с восставшим Кронштадтом. Спустя несколько дней в одном из помещений дворца он обнаружил кабинет с табличкой «Радиосвязь»: в нем с важным видом заседали люди в форме войск связи, ожидавшие, что им скоро привезут и установят аппаратуру. Они были потрясены, узнав, что радиоточка уже работает.

Вскоре Зворыкин попал под революционный трибунал, рассматривавший жалобы низших чинов на офицеров. Его денщик, неграмотный деревенский парень, на волне моды «борьбы за права» решил заявить на Зворыкина, рассказав, что тот издевался над ним, заставляя долго говорить «в какую-то трубочку». Речь шла об экспериментах с радиотелефоном, в которых денщик ассистировал ученому. К счастью, за Зворыкина заступился человек, сумевший объяснить приготовившимся к расправе членам трибунала нелепость доноса.

Зворыкин снова попал на фронт, на этот раз в должности инструктора по подготовке шоферов, механиков и связистов. Но после заключения Брестского мира неразбериха достигла апогея, и порой трудно было понять, кто за кого воюет. Как-то Владимир ехал в поезде, в котором солдаты, идя из вагона в вагон, планомерно избивали офицеров. Зворыкину удалось спастись, выпрыгнув в окно. Под Киевом его батарею окружила и разоружила армия Украинской Народной Республики; офицеров и солдат отправили на все четыре стороны.

К тому времени Зворыкин уже был женат, но война и революция разделили семью – жена Татьяна уехала в Берлин. Узнав о смерти отца, Владимир отправился в Муром, где увидел, что дом их семьи реквизировали под музей, временно разрешив матери и сестре жить в двух комнатах.

Сибирский агент

Зворыкин решил попытать счастья в Сибири, где теоретически жизнь могла быть спокойнее. Через друзей он получил официальное приглашение на работу в «Сибирское объединение кооперативных крестьянских союзов» и двинулся на восток. В день отъезда знакомый коммунист предупредил, что он подлежит аресту как бывший офицер царской армии – ордер уже выписан. Не заходя домой, Владимир поспешил на вокзал.

Дорога была полна опасностей и нелепостей: в Екатеринбурге его арестовали большевики; дело шло к расстрелу, но Зворыкина спасло то, что город взяли белочехи. В другом месте его снова сняли с поезда, но вместо тюрьмы отвели в гостиницу и как следует накормили. Оказалось, Владимира приняли за важного ревизора из столицы и не принимали никаких возражений. В результате Зворыкину пришлось осмотреть завод и составить экспертное заключение. При всех перипетиях своей судьбы он не был авантюристом и, куда бы его ни заносило, везде старался действовать максимально добросовестно.

Так же было и с работой в объединении кооперативных союзов. Добравшись до его штаб-квартиры в Омске и наладив отношения, Зворыкин уже через месяц отбыл с деловыми поручениями за границу – и не для того, чтобы сбежать из страны (хотя уже и подумывал об эмиграции), а для того, чтобы, побывав в Копенгагене, Стокгольме, Лондоне и Нью-Йорке, выполнить все задания, завязать важные контакты и вернуться обратно. В Европу он шел по Оби через Северный Ледовитый океан и Архангельск, а обратно – через Дальний Восток.

Вернувшись, он застал в Омске новую власть – правительство адмирала Колчака. Владимир и с ней сумел договориться и вскоре был отправлен обратно в Америку в статусе агента Комитета Северного пути при Министерстве торговли и промышленности. Его задачей было вести переговоры с американцами и европейцами об использовании Северного морского пути как главной транспортно-коммерческой артерии.

В США Зворыкин добросовестно выполнял возложенные на него обязанности, пока не узнал задним числом, что давно уволен с должности. Причиной тому были подковерные интриги, но обжаловать свое увольнение он не успел: Колчака разбили красные, и его правительство приказало долго жить.

Так закончилась российская часть эпопеи Зворыкина: на родину он еще однажды вернется, но уже как американский гражданин (он стал им в 1924 году).

Человек, который поверил

На первых порах Владимиру пришлось устроиться бухгалтером в Российской закупочной комиссии. Из Берлина к нему приехала жена. Зворыкин усиленно изучал английский язык, чтобы найти работу по инженерной специальности. Работа через некоторое время нашлась – в компании Westinghouse Electric в Питтсбурге, но, что удивительно, английский Зворыкина, при всех его научных достижениях, хромал до самой старости.

Когда не хватало денег, Зворыкин подрабатывал, изготавливая радиоприемники на заказ. Спрос на них рос, а массового производства в Америке в начале 1920-х еще не было. Зворыкин разработал и приемник для автомобиля, но в дело вмешался департамент полиции. «В отделе транспортных средств сочли, что авторадио будет отвлекать водителей от дороги и увеличит риск аварий. От идеи пришлось отказаться», – вспоминал ученый. Сегодня это звучит забавно.

Эксперименты с телевидением не вызывали большого интереса у руководства Westinghouse Electric. А после того как Владимир попытался продемонстрировать боссам далекий от совершенства вариант своей телесистемы, они и вовсе попросили его заняться чем-то более полезным.

Зворыкина это задело, но он продолжил исследования в частном порядке. Главными элементами его системы были передающая электронная трубка, названная им иконоскопом, и принимающая – кинескоп. Для продолжения полноценной работы требовалось серьезное финансирование. А его мог предоставить только тот, кто по-настоящему поверил бы в идеи Зворыкина. Такой человек в конце концов нашелся – вице-президент компании RCA Дэвид Сарнов. На вопрос, сколько потребуется денег, русский инженер ответил: «100.000 долларов». В действительности, по словам Сарнова, RCA вложила в зворыкинское телевидение 50 миллионов, прежде чем получила первую прибыль.

В 1930 году Сарнов стал президентом RCA, а его новый друг Зворыкин – руководителем лаборатории электроники.

Конечно, параллельно со Зворыкиным над телевизионными технологиями работали сотни, а то и тысячи ученых разных стран. Часть из них отдавали предпочтения механическому телевидению – например, первые экспериментальные телетрансляции в Советском Союзе в начале 1930-х велись именно на механическом оборудовании. Но в итоге победила зворыкинская электронная система иконоскопа и кинескопа, будучи самой точной и эффективной.

Трубка камеры иконоскопа

Знакомство с Берией

К 1933 году весть об исследованиях Зворыкина распространилась в ученых кругах мира, и советское руководство предложило ему вернуться на родину, посулив хорошие условия для работы. Владимир отказался, но Советы настаивали: приезжайте хотя бы с лекциями для специалистов и студентов. Сарнов намекнул, что это хорошая возможность расширить бизнес, но предоставил Зворыкину решать самому. В Госдепартаменте Владимира предупредили: хотя он и гражданин США, но, поскольку отправляется в страну своего происхождения, то рассчитывать на защиту не может. Тем не менее Зворыкин решил поехать.

Он смог навестить родных и даже брата в Тбилиси. Профессора Розинга уже не застал – тот был сослан в Котлас, затем в Архангельск, где и умер. Неожиданностью стала встреча со старым товарищем физиком Петром Капицей – Зворыкин рассчитывал застать его в Кембридже, но оказалось, что ученого не выпускают из СССР.

Зворыкин также познакомился с Берией и наркомом связи Рыковым. Но самая поразительная встреча произошла в театре, куда его пригласил Рыков. В своем соседе, приятеле наркома, Зворыкин узнал того самого следователя-большевика, который чуть не расстрелял его в Екатеринбурге. Весь спектакль ученый просидел как на иголках.

Прочитав лекции, Зворыкин не забыл и о словах Сарнова: вскоре RCA и правительство СССР заключили контракт о поставках телеоборудования.

«Советский шпион»

Повторять вояж на родину Зворыкин не стал, но во время Второй мировой, будучи уже членом Академии наук США, возглавил Нью-Йоркское отделение Фонда помощи России. После войны он обнаружил, что стал невыездным – совсем как его друг Капица, только в другой стране. Зворыкин полагал, что причиной послужила его работа в Фонде (хотя в нем состояла и супруга президента Рузвельта, и многие американские политики). Более вероятно, что ЦРУ заподозрило: Зворыкина завербовали во время поездки 1933 года. Во всяком случае, американские спецслужбы интересовались им еще больше, чем советские. После многочисленных обращений влиятельных друзей загранпаспорт Зворыкину все же вернули.

Телесистема была далеко не единственной удачей ученого. Всего он получил более 120 патентов на изобретения, среди которых такие устройства, как прибор ночного видения (электронно-лучевая трубка, чувствительная к инфракрасному излучению), электронный микроскоп и другие. В конце жизни медицинская электроника стала главной сферой его интересов.

Прожив долгую – 94 года – жизнь, ученый умер в день своего рождения. Накануне он вполне бодро раздавал журналистам интервью.

Памятник Владимиру Зворыкину на набережной Останкинского пруда в Москве

Кнопка выключателя

У Зворыкина были слава и признание, но, как подлинный ученый, он предпочитал держаться в тени, оправдываясь тем, что так и не освоил английский достаточно хорошо. Его раздражало поверхностное, потребительское отношение к научной работе. Когда Владимир еще жил в Питтсбурге, то придумал устройство с фотоэлементом, позволявшее включать бытовую технику дистанционно. Вопреки его воле, руководство института выставило этот прибор напоказ в главном супермаркете города. Публика была в восторге. Но ученый расценил это совершенно иначе: «Я был в бешенстве от того, что за какой-то дешевый трюк с дистанционным включением и выключением стиральной машины нашу лабораторию вознесли до небес, а когда мы действительно оказались на пороге грандиознейшего открытия, никому до нас дела не было».

Впрочем, плоды того грандиознейшего открытия Зворыкину также казались весьма горькими. «Я никогда бы не позволил своим детям даже приближаться к телевизору, – говорил он. – Это ужасно, что они там показывают».

В его собственном доме телевизор все-таки появился – по настоянию чернокожего помощника по хозяйству, который не мыслил жизни без этого аппарата. Так что ученый мог себе составить представление о содержании телеэфира. Зворыкин не уставал повторять, что самая полезная деталь в телевизоре – выключатель.

«Это чудовище приведет к унифицированному мышлению. Ты оцениваешь действительность по тем, кого ты видишь на экране. Но это лишь видимость. Главный – тот невидимый, кто определяет, кого показывать и что говорить для достижения своих целей. Из сотен говорящих он выбирает тех, кто нужен ему, а не тебе, мне или истине». Что тут скажешь? Гений он и есть гений.

Автор: Александр Зайцев
Источник: https://profile.ru/society/135-let-otcu-televideniya-vladimi...

На родине его призывают в действующую армию. В течение 1,5 лет Зворыкин служит на военной радиостанции в Гродно. Далее в Петрограде работает преподавателем офицерской радиошколы. Там же встречает Февральскую революцию. Уже во всю работают Революционные трибуналы по жалобам солдат на офицеров за плохое обращение. Был вызван туда и Зворыкин. Но суд отпустил его, поняв вздорность обвинения: один из солдат пожаловался на то, что Зворыкин издевался над ним, заставляя подолгу повторять цифры в дырочку (микрофон), а сам в это время копался в соседней комнате в каком-то аппарате. Но работать в Петрограде становится невозможно.

На фото студент В.К. Зворыкин. 1906 год.

Зворыкин решает вернуться в армию, но армия полна агитаторов самого разного толка - от большевиков до анархистов. Снова сменив военную форму на штатскую одежду, Зворыкин уезжает в Москву. Там его ждет печальное известие о смерти отца. Владимир Козьмич спешит в Муром. Эта поездка в родной город в 1918 году окончательно развеивает надежды на возвращение к прежней налаженной жизни. Фамильный дом над Окой перешел в собственность Совета рабочих и солдатских депутатов. На кладбище рядом с могилой отца белеет много новых крестов. Тетя Мария убита грабителем, позарившимся на ее коллекцию икон. Зворыкин возвращается в Москву.

Он получает предложение поработать в Омске, где требуется оборудовать мощную радиостанцию, а также поехать в командировку в США. Отъезд из Москвы в 1918 г. был похож на бегство - знакомый служащий комиссариата по секрету сообщил, что бывшему офицеру радиослужбы уже выписали ордер на арест. Зворыкин уезжает поездом в Нижний Новгород, потом пароходом по Волге и Каме до Перми. Далее с большим трудом добрался до Екатеринбурга. Здесь его арестовали и посадили в тюрьму для выяснения личности. Но тут в город вошли чехословацкие части, после чего охрана тюрьмы разбежалась. У чехов русский инженер подозрений не вызвал, и Зворыкину разрешили доехать до Омска.

Там ему выдали необходимые бумаги для деловой поездки в США, однако добраться туда оказалось практически невозможно. Шла гражданская война, все дороги из Омска, кроме как на север, были отрезаны. В этой ситуации Зворыкин решается отправиться пароходом по рекам Иртыш и Обь через Карское море к острову Вайгач. Отсюда можно выбраться только на ледоколе. Пути назад нет. К счастью, приходит ледокол, и еще через несколько недель Зворыкин добирается до Архангельска, оккупированного войсками Антанты. Потратив на получение виз несколько недель, Зворыкин отправляется через Норвегию, Данию и Англию в США.
В январе 1919 г. Зворыкин снова возвращается в Омск, на этот раз через Тихий океан, Японию, Владивосток и Харбин. В России продолжается гражданская война. Сибирское правительство сменил адмирал Колчак. Отчитавшись по поручениям Зворыкин вновь отправляется в Америку.

Америка не ждала с распростертыми объятиями эмигранта из России, ничем себя не проявившего, не имевшего рекомендаций и не владевшего английским языком. Обустроиться помог российский посол в США Б.А. Бахметьев. Временное правительство в России давно ликвидировано, но США не торопятся признавать послов от большевиков. Поэтому, бывший профессор Санкт-Петербургского политехнического института Бахметьев руководит деятельностью посольства России в США, информационного бюро и Закупочной комиссии. Зворыкина зачисляют в штат Закупочной комиссии, размещающейся в Нью-Йорке, но вскоре компания "Вестингауз" предлагает ему работу в лаборатории в Питтсбурге. В 1923 году ему удалось изготовить образец полностью электронной системы телевидения, передающую трубку с мозаичным фотокатодом. В ней был применен принцип накопления зарядов, получаемых точечными фотоэлементами, что значительно повысило ее светочувствительность. Своему детищу изобретатель дал звучное название "иконоскоп". Качество изображения оставляло желать лучшего, но ведь это лишь первый образец, свидетельствовавший о принципиальной возможности нового способа телевидения, свободного от прежних ограничений, связанных с механическим способом развертки. Но на генерального директора фирмы Дэвиса, демонстрация установки впечатления не произвела. Решено, что "парню из России" лучше заняться чем-нибудь "более полезным для фирмы".

Однако изобретатель не прекращал совершенствовать электронную трубку. От экспериментов нужно было переходить к опытному производству, но для этого требовались капиталовложения. Таким бизнесменом и специалистом в области радиоэлектроники, не сомневающимся в будущем электронного телевидения, оказался также эмигрант из России - Давид Сарнов президент крупнейшей компании "Radio Corporation of America" (RCA). Деловая хватка, связи на американском рынке радиоэлектроники и финансы обеспечили детищу Зворыкина продвижение к успеху.

В 1929 г. Зворыкин начинает работу в отделении RCA. "Что потребуется, чтобы превратить вашу разработку в средство телевизионного вещания для массовой аудитории?" - спросил Сарнов. "Сто тысяч долларов и два года работы", - таким был ответ Зворыкина. Но реальные затраты по организации системы телевидения в США были как минимум в тридцать раз больше. Эта оценка финансовых затрат подтверждает, что Зворыкин не был экономистом, но у него были способности находить технические решения задач, зачисленных его коллегами в разряд "тупиковых".

В. К. Зворыкин демонстрирует первый электронный телевизионный приемник. 1929 г.

В 1931 г. Зворыкин создает окончательную конструкцию передающей трубки - иконоскопа, ставшего основой будущей системы электронного телевидения. После практических испытаний, телепередающая станция мощностью в 2.5 кВт устанавливается на самом высоком здании Нью-Йорка - Эмпайр Стейт Билдинг. Опытная телетрансляция с помощью этой станции начинается в 1932 г. Заводы компании RCA осваивают выпуск телевизоров с кинескопом конструкции Зворыкина. Жители Нью-Йорка и окрестностей в радиусе до 100 км становятся первыми абонентами электронного телевидения.

Зворыкин выступает в роли триумфатора. Его опыт, советы, идеи представляют огромный интерес в Германии, Венгрии, Франции, Бельгии, Англии. Но Зворыкин выбирает сначала посещение СССР, и уже в августе 1933 г. выступает перед учеными и инженерами в Ленинграде и Москве.

За несколько месяцев до поездки фирму RCA посетили посланцы Советского Союза - специалисты в области радиоэлектроники С.А. Векшинский (впоследствии академик) и А.Ф. Шорин. Зворыкин получил от соотечественников предложение вернуться. Ему были даны заверения, что советское правительство предоставит ему максимально благоприятные условия для работы и жизни и гарантирует ограждение от каких-либо преследований, связанных с его дореволюционным прошлым. Предложение запало в душу. Он понимал, что не станет "стопроцентным американцем". По-английски он говорил с чудовищным акцентом, все привычки и образ мыслей так и остались русскими. Не совсем удачно сложилась и личная жизнь.

Спустя год Зворыкин снова едет в Россию. В доме его сестры Анны собирается семейный совет, на котором, при всей любви к нему, родственники отговаривают его от переезда в СССР. Так как тут он будет для многих, во-первых, сыном купца первой гильдии, во-вторых, бывшим белым офицером, в-третьих, в недавнем прошлом американским гражданином, имевшим связи с капиталистами. При неблагоприятном стечении обстоятельств риск очень велик, поэтому возвращение будет неразумным. Доводы выглядели убедительно. Зворыкин решил остаться жить в США. Любил приезжать в СССР, встречаться с сестрами и племянниками, щедро осыпать их, как и положено американскому дядюшке, разнообразными подарками.

Опасения родных были не напрасны, например, родной брат Владимира Козьмича - Николай был руководителем ряда проектов по строительству гидротехнических сооружений. Но сбоя в работе оказалось достаточно, чтобы Николай Зворыкин, как и его ближайшие сотрудники, были за срыв сроков осуждены. Им повезло, что дали возможность исправиться, а после успешной сдачи гидроузла в эксплуатацию всю бригаду проектировщиков помиловали.

В.К. Зворыкин в своей лаборатории.

В лаборатории Зворыкина были созданы ортикон, видикон, суперортикон и ряд других приборов. Начиная с 1939 г. он занимался разработкой электронных микроскопов, достигнув в короткие сроки значительных результатов. Помимо приборов ночного видения в его лаборатории создаются телевизионные бортовые устройства для наведения на цель бомб и ракет, приборы для систем радиолокации и др. Под конец войны Зворыкину был вручен диплом Министерства обороны США. Академия искусств и наук США избрала его своим членом.

В 1943 г. к Зворыкину обратились активисты, занимавшегося сбором средств для закупки и отправки населению СССР продовольствия, одежды и т.п., и предложили возглавить Нью-Йоркское отделение Фонда помощи. Зворыкин дал свое согласие, ему не хотелось оставаться в стороне, когда можно было помочь бедствующим соотечественникам.

В 1945 г. в США были сформированы группы специалистов для поездок по занятой союзническими войсками территории Германии, чтобы определить важность сохранившихся результатов исследований и промышленных разработок, выявить нужных ученых и инженеров и т.п.  В эту группу вошел и Зворыкин. Но неожиданно выяснилось, что из-за работы в Фонде помощи покидать пределы США ему запрещено. Только 1947 г. после долгих разбирательств и поддержки со стороны компании RCA ему вернули паспорт и разрешили поездки за рубеж.

Тем не менее на него продолжали сыпаться почести: он был удостоен медали им. Говарда Поттса, Почетного диплома Президента США, медали и премии Ламме Института инженеров-электриков, золотой медали Пур Ричард Клаб за выдающиеся достижения в науке и др. Вместе с математиком Дж. фон Нейманом Зворыкин разрабатывает новый метод прогнозирования изменений погоды с использованием метеоракет и компьютерной обработкой данных. Потом принимается за решение проблемы повышения безопасности движения на скоростных автомагистралях и создает экспериментальный образец радиоуправляемого автомобиля. В 1951 г. он вступил в брак с русской эмигранткой Е.А. Полевицкой.

Владимир Козьмич с иконоскопом и за работой.

Зворыкину принадлежит свыше 120 научных патентов. Имя его значится в Американской национальной галерее славы изобретателей, он удостоен более 30 наград, включая Национальную медаль Науки США, премию Пионера американской ассоциации промышленников, орден Почетного Легиона Франции, орден Почета правительства Италии и др.

Жизнь его была насыщена поездками во многие страны, встречами с учеными, инженерами, общественными деятелями. Начиная с 1959 г. он еще восемь раз приезжал на родину, навещал близких, интересовался развитием науки, техники, культуры в нашей стране. Долго не мог побывать в Муроме, где прошли его детство и юношество (город был закрыт для иностранцев), и тогда пошел на хитрость.

В 1967 г. супруги Зворыкины оформили интуристское посещение г. Владимира. Там отправились вдвоем смотреть соборы, а затем, поймав такси, махнули в Муром. И вот после пятидесятилетней разлуки Владимир Козьмич вновь в родном городе - у церкви Николы Набережного над Окой, на кладбище, где похоронены родственники, в доме, где прошло его детство и отрочество.

Владимира Козьмича не стало в 1982 году. Он, "Russian-born US electronic engineer", еще при жизни был назван "Отцом телевидения", а его имя выгравировано на доске на Стене Славы деятелей науки и техники США.

На фото В.К. Зворыкин с женой Екатериной Андреевной.

https://aftershock.news/?q=node%2F1212198

У одного из изобретателей телевидения Владимира Зворыкина осталась двоюродная сестра в СССР. Когда началась война Зворыкин перевел миллион долларов для поддержки Советского Союза.

Прочитав об этом в газете в холодном январе 1942 года сестра написала трогательное письмо брату с благодарностью от имени всего советского народа и с просьбой прислать ей одну пару зимней обуви — ей не в чем было выйти на улицу, чтобы получить хлеб по карточкам.

Бдительные советские цензоры не дали письму дойти до адресата.

Они пересылали письмо все выше и выше по инстанции — с одной стороны, конечно, миллион долларов, а с другой — не будет ли ущерба престижу могучего Советского Союза?

Летом 1943 года письма дошло до самого Молотова, который сначала решил показать письмо Сталину, но потом набрался смелости и великодушно самостоятельно распорядился выдать сестре Зворыкина зимнюю обувь.

При условии, что об этом не узнает ее брат.

https://t.me/biblio_tekar/34486

Русский инженер, один из изобретателей современного телевидения Владимир Козьмич Зворыкин родился 18 июля (30 июля по новому стилю) 1889 года в городе Муроме Владимирской губернии.

Отец, Козьма Алексеевич, купец 1-й гильдии, торговал хлебом, владел пароходами, пользовался уважением в городе; с 1903 г. являлся председателем Муромского общественного банка. Два брата Козьмы Алексеевича стали учеными: рано умерший Николай Алексеевич был магистром математики и физики, учеником А.Столетова; Константин Алексеевич, профессор Киевского политехнического института, получил широкую известность как автор фундаментальных трудов по теории резания металлов и технологии машиностроения.

По совету Розинга решено проходить стажировку в Париже у выдающегося физика П.Ланжевена. В течение года Владимир Козьмич занимается в Коллеж де Франс исследованием дифракции рентгеновских лучей, затем выезжает в Германию, чтобы прослушать курс теоретической физики в Шарлоттенбургском институте. Здесь его настигает известие о начале первой мировой войны. Чтобы не оказаться интернированным, Зворыкин срочно уезжает в Данию, оттуда через Финляндию выбирается в Россию.

На родине выпускника Технологического института призывают в действующую армию. В течение полутора лет Зворыкин служит на военной радиостанции в Гродно, после чего получает возможность вернуться в Петроград для работы преподавателем офицерской радиошколы.

Приняв решение покинуть Россию, Зворыкин приступает к его реализации. Путь, который ему пришлось при этом проделать, оказался настолько необычным, что рассказ о нем вызывал у многих эмигрантов недоверчивую улыбку. Отъезд из Москвы в 1918 г. был похож на бегство — знакомый служащий комиссариата по секрету сообщил, что бывшему офицеру радиослужбы уже выписан ордер на арест. В тот же день, даже не заходя после работы домой, Зворыкин уезжает поездом в Нижний Новгород. Цель — добраться до Омска, где ему предлагали работу по оборудованию мощной радиостанции с командированием в США.

Следующая часть путешествия — пароходом по Волге и Каме до Перми — прошла относительно спокойно. Однако дальше путь осложнился: железная дорога заблокирована восставшими чехословацкими войсками. Зворыкин с большим трудом добрался до Екатеринбурга. Но здесь его сразу арестовали и посадили в тюрьму для выяснения личности. Можно догадаться, какие чувства испытывали заключенные, узнав о казни царской семьи в находившемся неподалеку Ипатьевском доме. Неизвестно, как решилась бы судьба арестованных, не войди в город чехословацкие части, после чего охрана тюрьмы сочла за благо разбежаться. У чехов русский инженер подозрений не вызвал, и Зворыкину разрешили доехать до Омска.

В столице независимой Сибири молодого радиоспециалиста ожидала радушная встреча. Как и было договорено, ему выдали необходимые бумаги для деловой поездки в США, однако добраться туда оказалось практически невозможно. Шла гражданская война, все дороги из Омска, кроме как на север, были отрезаны. В этой ситуации Зворыкин решается на весьма рискованное предприятие — выбираться из Омска северным путем. Найдя еще несколько попутчиков, будущий «отец телевидения» отправляется пароходом по рекам Иртыш и Обь через Карское море к острову Вайгач. На плавание уходит больше месяца. В конце его Зворыкин оказывается на маленьком острове в проливе Карские ворота. Отсюда можно выбраться уже только на ледоколе. Пути назад тоже нет. К счастью, приходит ледокол, и еще через несколько недель Зворыкин добирается до Архангельска, оккупированного войсками Антанты.

Дальнейшие трудности связаны в основном с получением виз. Потратив на это еще несколько недель, Зворыкин снова отправляется по морям и океанам. Сделав по пути остановки в Норвегии, Дании и Англии, он достигает накануне 1919 г. Соединенных Штатов.

Это, однако, еще не конец пути, поскольку он чувствует себя связанным обязательствами перед Сибирским правительством. В январе 1919 г. Зворыкин как бы замыкает кругосветное путешествие, вернувшись в Омск, на этот раз через Тихий океан, Японию, Владивосток и Харбин.

В России продолжается гражданская война. Сибирское правительство сменил адмирал Колчак. Отчитавшись тем не менее по прежним поручениям и получив массу новых, Зворыкин вновь отправляется в Америку. На этот раз насовсем.

Фирма «Вестингауз» предлагает работу в своей исследовательской лаборатории в Питсбурге. Окрыленный надеждами, Владимир Козьмич перебирается на новое место. Желание работать по специальности так велико, что его не смущает даже размер оклада, вдвое уступающий тому, что Зворыкин получал в Русской закупочной комиссии.

В 1931 г. Зворыкин создает окончательную конструкцию передающей трубки — иконоскопа, ставшего основой будущей системы электронного телевидения. После практических испытаний новой системы, проведенных в Камдене, телепередающая станция мощностью в 2.5 кВт устанавливается на самом высоком здании Нью-Йорка — Эмпайр Стейт Билдинг. Опытная телетрансляция с помощью этой станции начинается в 1932 г.

Заводы компании RCA осваивают выпуск телевизоров с кинескопом конструкции Зворыкина. Жители Нью-Йорка и окрестностей в радиусе до 100 км становятся первыми абонентами электронного телевидения.

Да, Владимир, принимают тебя в СССР с большим почетом. Ты представляешь собой ценность как ученый, обходиться с тобой нужно деликатно поскольку в твоем кармане лежит американский паспорт. Представим теперь, что ты поменял этот паспорт на «краснокожую паспортину». Для кого-то ты будешь уважаемым человеком, сумевшим изобрести нечто очень важное. Для многих же других ты останешься, во-первых, сыном купца первой гильдии, во-вторых, бывшим белым офицером, в-третьих, в недавнем прошлом американским гражданином, имевшим тесные связи с миром буржуазии. При неблагоприятном стечении обстоятельств даже одного из этих пунктов будет достаточно, чтобы ты оказался далеко от обещанных тебе лабораторий и квартиры. Вспомни процесс Промпартии и поверь мне, дело этим процессом не ограничится. Риск очень большой, я лично считаю твое желание вернуться в Россию неразумным.

Так или примерно так говорил будущий академик АН СССР, классик отечественной геологии (воспоминания об этом сохранил его сын, член-корреспондент РАН В.Д.Наливкин). Доводы выглядели вполне убедительно. Зворыкин решил остаться жить в США.

В 1954 г ., по достижении 65-летнего возраста, Зворыкин уходит в отставку с должности директора лаборатории электроники компании RCA . Заслуги его настолько велики, что ему присваивается должность почетного вице-президента фирмы RCA . В Мак-Кошевском зале Принстонского университета в его честь проводится конференция, в которой принимают участие ученые различных университетов и фирм США. В заключительной речи президент RCA Д. Сарнов отмечает выдающийся вклад Зворыкина в превращение компании за четверть века из небольшой фирмы в лидера быстро развивающейся отрасли промышленности. «Понятие “отставка” не имеет отношения к Владимиру Зворыкину, — говорил Сарнов. — Такой ученый, как Зворыкин, никогда не уходит в отставку. Его талант не увядает. Воображение и. созидательный инстинкт настоящего ученого ведут его за собой, к еще более обширному познанию».

Действительно, в планах Зворыкина продолжительному отдыху места не отводилось. В том же году он начинает работу как директор центра медицинской электроники при Институте Рокфеллера в Нью-Йорке. Для исследования химических реакций внутри живых клеток Зворыкиным был вскоре создан уникальный микроскоп, воспроизводящий цветное изображение объектов на телевизионном экране. Развитие интегральной микроэлектроники позволило ему реализовать вместе с медиками идею эндорадиозондирования. Зондом при этом методе служит миниатюрная таблетка-радиопередатчик, с помощью которой можно получать данные о кислотности и других показателях внутренней среды.