Знаменитый приказ Наркома обороны И.В. Сталина №227 «Ни шагу назад» увидел свет в 1942 году. Приказ помог организовать войска в кулак и дать отпор врагу, чтобы про него не говорили. Спустя годы Сталина за этот приказ называли бесчеловечным. Однако такие приказы появились задолго до начала Великой Отечественной войны.

В годы Первой мировой войны для восстановления боевого порядка русскому командованию приходилось идти на аналогичные меры. До приказов Верховного главнокомандующего дело не дошло, но в распоряжениях командующих фронтами и армиями мы находим очень жесткие на сей счет указания.

Война в 1914 году началась августовским наступлением российских войск в Восточной Пруссии, но завершилась эта кампания разгромом и почти полной гибелью первой и второй армий. Удачное, хотя и кровопролитное наступление в Галиции из-за этого пришлось остановить. Мобилизационная система России оказалась практически неготовой к войне, а по мере неизбежной потери кадровых солдат и офицеров и замене их на резервистов армия стремительно теряла боеспособность. К зиме дезертирство и добровольная сдача в плен стала массовым явлением среди солдат и преимущественно ратников ополчения, как именовались мобилизованные резервисты. По данным Генерального штаба, за первые полтора года войны в плену оказалось почти два миллиона русских военнослужащих, и значительная их часть не особенно противилась пленению.

Уже в первые месяцы войны стало ясно, что русская армия сражается гораздо хуже немецкой, а иногда и австро-венгерской. Отдельные солдаты и офицеры, конечно, проявляли героизм, но в общей массе царские войска с трудом поднимались в атаку, часто панически отступали без приказа, а в плен сдавались массами. Всего в первый год войны в плен сдались более двух миллионов солдат и офицеров. В результате русское командование и царское правительство было вынуждено предпринять ряд серьезных мер по наведению порядка, в том числе и на законодательном уровне.

После первых неудачных месяцев войны царь Николай II собственноручно подписал указ о том, что все сдавшиеся в плен военнослужащие будут после окончания войны отданы под суд, лишены земельных наделов и высланы бессрочно в Сибирь. Семьи попавших в плен военнослужащих лишались пенсий и государственных субсидий.

В развитие императорского указа командующие армий и фронтов стали издавать свои приказы, предельно ужесточавшие воинскую дисциплину.

Из приказа по второй армии от 19 декабря 1914 года (цитата по книге воспоминаний М.К. Лемке «250 дней в Царской Ставке»):

«Предписываю начальствующим лицам разъяснить всем чинам армии смысл статьи 248 кн. XXII Свода военных постановлений. Предписываю подтвердить им, что все сдавшиеся в плен, какого бы они ни были чина и звания, будут по окончании войны преданы суду и с ними будет поступлено так, как велит закон. Требую сверх того, чтобы о всяком сдавшемся в плен было объявлено в приказе по части с изложением обстоятельств этого тяжкого преступления. Это упростит впоследствии разбор их дела на суде. О сдавшихся в плен немедленно сообщать на родину, чтобы знали родные о позорном их поступке, и чтобы выдача пособия семействам сдавшихся была бы немедленно прекращена. Приказываю также: всякому начальнику, усмотревшему сдачу наших войск, не ожидая никаких указаний, немедленно открывать по сдающимся огонь орудийный, пулеметный и ружейный».

Смысл слов командующего второй армией генерала Владимира Васильевича Смирнова совершенно однозначен. Не менее жестко требовал бороться с паникерами командующий восьмой армией генерал Алексей Алексеевич Брусилов.

«Для малодушных, сдающихся в плен или оставляющих строй не должно быть пощады. По сдающимся должен быть направлен и ружейный, и пулеметный, и орудийный огонь, хотя бы даже с прекращением огня по неприятелю, на отходящих или бегущих действовать таким же способом, а при нужде не останавливаться также перед поголовным расстрелом».

Попытки создания заградотрядов во время Первой Мировой войны носили хаотичный порядок и создавались зачастую на местах, без единого управления, подчинения и соответственно, действовали без особого успеха.

Сначала командование пыталось взывать к патриотическим чувствам. Из приказа генерала Смирнова (декабрь 1914 года):

«Величайший позор, несмываемое пятно, гнуснейшее предательство, перед которым блекнут самые низкие, чудовищные преступления, — это измена отчизне.
Солдат — защитник Престола и Родины.
Солдат — мощь и гордость отчизны.
Кто из нас, от первого генерала и до последнего рядового, смеет даже мыслить о бегстве перед врагом, уступая ему наши цветущие поля и города с родным, близким нам населением?
Какой честный воин может дойти до низкого, гнусного малодушия и добровольно сдаться в плен, имея еще силы сражаться?
Ни одной минуты мы не можем, не должны забывать, что наше малодушие есть гибель для святой, для единственной по глубине и силе материнского чувства матушки России.
В настоящей войне с вековым врагом славянства — с немцами — мы защищаем самое великое, что только когда-либо могли защищать, — честь и целость Великой России.
А тех позорных сынов России, наших недостойных братьев, кто, постыдно малодушествуя, положит перед подлым врагом оружие и сделает попытку сдаться в плен или бежать, я с болью в сердце за этих неразумных, безбожных изменников приказываю немедленно расстреливать, не давая осуществиться их гнусному замыслу. Пусть твердо помнят, что испугаешься вражеской пули, получишь свою, а когда раненный пулей своих не успеешь добежать до неприятеля или, когда после войны по обмену пленных вновь попадешь к нам, то будешь расстрелян, потому что подлых трусов, низких тунеядцев, дошедших до предательства родины, во славу же родины надлежит уничтожать.
Объявить, что мира без обмена пленных не будет, как не будет его без окончательной победы над врагом, а потому пусть знают все, что безнаказанно изменить долгу присяги никому не удастся.
Предписываю вести строгий учет всех сдавшихся в плен и безотлагательно отдавать приказы о предании их военно-полевому суду, дабы судить их немедленно по вступлении на родную землю, которую они предали и на которой поэтому они жить не должны.
Приказ сей прочесть во всех ротах, батареях, сотнях и отдельных командах с подробным разъяснением и приложить специальное старание, дабы смыслом его особенно прониклись ратники ополчения, поступившие в ряды армии».

Однако, угрозы и призывы не сильно помогли делу.

В 1915 году главный удар немцев и австрийцев пришелся на нашу армию — именно на Восточном фронте были сосредоточены основные силы союзников. Противник старался вывести Россию из войны, принудить ее к сепаратному миру. Ситуация была критическая: наши войска отступали по всему фронту. Императорская армия оставила Польшу, Галицию, часть Прибалтики и Белоруссии. Отступающие войска были деморализованы. К ноябрю 1915 года общие потери составили свыше четырех миллионов человек.

Первое постановление о применении силы в отношении деморализованных собственных частей было тут же порождено. Выдержка из приказа по 8-й армии генерала от кавалерии А.А. Брусилова от 15 июня 1915 г.:

«Кроме того, сзади надо иметь особо надежных людей и пулеметы, чтобы, если понадобится, заставить идти вперед и слабодушных. Не следует задумываться перед поголовным расстрелом целых частей за попытку повернуть назад или, что еще хуже, сдаться противнику. Все, кто видит, что целая часть (рота или больше) сдается, должны открывать огонь по сдающимся и совершенно уничтожать их. Мы начали отступать не по своей вине, но отступаем уже второй месяц. Пора остановиться и посчитаться, наконец, с врагом как следует, совершенно забыв жалкие слова о могуществе неприятельской артиллерии, превосходстве его сил, неутомимости, непобедимости и т.д. А потому приказываю: для малодушных, сдающихся в плен или оставляющих строй, не должно быть пощады. По сдающимся должен быть направлен и ружейный, и пулеметный, и орудийный огонь... Хотя бы даже с прекращением огня по противнику, на отходящих или бегущих действовать тем же способом, а при нужде не останавливаться также перед поголовным расстрелом».

Вместе с тем, свидетельствами о применении подобных экстраординарных мер на деле ни в 1915, ни в 1916 г.г. историки практически не располагают.

В наступившем следом 1917 г. Русскую армию поразил вызревавший в течение длительного периода времени кризис, превращенный событиями Февральской революции в необратимый распад. Едва ли не нормой стало неповиновение полевых частей командованию. Необычайно низкий уровень дисциплины исключал возможность бескровного разрешения подобных инцидентов, в ход шли экстраординарные меры силового подавления. Например, для усмирения восставших 625-го и 627-го пехотных полков командующим Юго-Западным фронтом генерал-лейтенантом А.Е. Гутором и командармом И.Г. Эрдели вкупе с армейскими комиссарами Чекотило и Кириленко было санкционировано применение артиллерии и бронеавтомобилей.

Не останавливался перед подобными мерами и генерал П.Н. Врангель, описавший в мемуарах наведение порядка в дрогнувшем в июле 1917 г. Кавказском пехотном полку посредством беглого артиллерийского огня на поражение по бегущим солдатам. Ещё полугодом ранее Ф.А. Степун в письме родным сообщал:

«У нас в бригаде недавно получен приказ стрелять по своим, если стрелки будут отступать без приказания».

Подобные действия порождали негласную конфронтацию между пехотными и артиллерийскими частями русской армии, попыткой нейтрализации которой стал Приказ армии и флоту от 18 августа 1917 г. В нем верховный главнокомандующий приказал «впредь… артиллерию не назначать в отряды, долженствующие усмирять пехотные части одного с ней корпуса или дивизии...».

6 июля Верховный главнокомандующий генерал Л.Г. Корнилов был вынужден издать примечательный приказ по Юго-Западному фронту № 776:

«Нахожу необходимым ввести дело употребления оружия против изменников родины в рамки законности и по возможности теперь же ограничить самосуд...».

Сам он ещё в апреле 1917 г. ограничивался увещеванием братающихся с противником солдат, без претворения угрозы расстрела в жизнь.

Схожий, преимущественно демонстративный характер носил подписанный 15 июля 1917 г. приказ командующего 5-й армией Северного фронта генерала от инфантерии Ю.Н. Данилова, утверждавшего, что «долг всякого верного России солдата, замечающего попытку к братанию, немедленно стрелять по изменникам», между тем на деле смертные приговоры в 5-й армии выносились лишь в отдельных случаях. В то же время командующий 60-м пехотным Замосцким полком полковник М.Г. Дроздовский не останавливался перед крайними мерами для восстановления дисциплины. Когда 1 августа 1917 г. полк обратился в бегство, он «приказал бить и стрелять беглецов… всякая попытка к бегству встречалась огнем».

Нынешние русские монархисты, националисты и антисоветчики объясняют массовую сдачу красноармейцев в 1941 году тем, что русский народ не желал воевать за Сталина и за его кровавый режим. Особенно после ужасов коллективизации, голодомора и 1937 года. По той же логике и святой Николай Второй, и династия Романовых также не вызывала желания за них воевать у русских. Ни у рядовых, ни у офицеров.

Источник

Заградительные отряды РККА стали одним из самых мрачных символов Великой Отечественной. Песни в духе «В 43-м эту роту расстрелял заградотряд», фильмы, изображающие кровавых чекистов, гонящих солдат в атаку, и тому подобные культурные артефакты легко вспомнят многие сограждане. Между тем реальная история заградотрядов куда драматичнее…


Первые заградотряды создавались не зловещим Наркоматом внутренних дел, а армейскими тыловиками летом 1941 года в Белоруссии. Тогда разбитые у границы советские войска откатывались на восток от Минска.
По дорогам шли растерянные солдаты и офицеры, часто лишённые руководства и потерявшие оружие. Именно для того, чтобы собрать их и восстановить управление, и создавались первые заградотряды. Из беспорядочно отступающих солдат и командиров сколачивались боевые группы и отправлялись на фронт.
Опыт первых заградотрядов сочли удачным. В июле 1941-го такие отряды начали сколачивать уже централизованно. Разбитую армию РККА преследовали те беды, что обрушивались на побеждённых во все времена: паника, психологический слом и дезорганизация. Задержание дезертиров, сбор разбежавшихся частей — грязная работа, но её, безусловно, требовалось делать.

Показателен, к примеру, отчёт о работе заградотряда 310-й стрелковой дивизии осенью 1941 года под Ленинградом:
«Заградительным отрядом 310-й стрелковой дивизии за этот период задержано 740 человек бойцов и младших командиров, оставивших поле боя, следующих в тыл: из них 14 человек направлены в особые отделы дивизий, остальные организованно возвращены в свои части… Заградительные отряды пополняются случайными людьми. 310 сд. На пополнения отряда направлены бойцы, задержанные в тылу дивизии этим же отрядом.»
Через заградотряды в течение 1941 года прошло более 600 тысяч человек, и легко догадаться, что их обычно не расстреливали. Из числа задержанных заградотрядами солдат более 96% просто отправлялись назад в свои части. Оставшихся отправляли под арест, предавали суду, и около трети из них действительно пошло под расстрел.
Однако не следует думать, что погибших приговаривали к суровым наказаниям просто так. Дезертирство цвело пышным цветом, причём бежавшие с передовой легко превращались в грабителей. Документы описывают, к примеру, случай, произошедший в тылу Ленинградского фронта уже во время блокады.
При нападении на продовольственный магазин был схвачен вооружённый дезертир. При задержании он активно отстреливался. На Волховском фронте в феврале 1942 года изловили дезертира, уехавшего с вверенной машиной и винтовкой. В лесу он устроил себе землянку и промышлял кражей скота, а при задержании убил человека.

Образ работника НКВД, гонящего солдат в атаку пистолетом, ярок, но фактически неверен. Этот стереотип не лишён реального основания: часто ядро заградотряда составляли выжившие, но оставшиеся без работы пограничники. Погранвойска относились именно к войскам НКВД, и так родился стереотип о чекистах с наганами.
В реальности заградотряды чаще всего подчинялись не НКВД, а именно армейскому командованию. Наркомат внутренних дел имел свои заградотряды, которые охраняли коммуникации, но никогда не достигали — ни по численности, ни по значению — уровня армейских.
Нужно отметить, что эта мера вовсе не уникальна для Советского Союза. Ещё в 1915 году, во время Великого отступления русской армии на Первой мировой войне, увидел свет приказ генерала Брусилова, гласивший:
"…Сзади нужно иметь особо надёжных людей и пулемёты, чтобы, если понадобится, заставить идти вперёд и слабодушных". Приказ схожего характера опубликовал в своей армии генерал старой армии Данилов: «Долг всякого верного России солдата, замечающего попытку к братанию, немедленно стрелять по изменникам».


Летом 1942 года страна вплотную подошла к тотальной военной катастрофе. Одной из мер для наведения порядка в войсковом тылу стал вывод заградотрядов на новый уровень организации. Так появился знаменитый Приказ № 227, в обиходе известный как «Ни шагу назад».
Заградотряды, как мы видим, уже существовали и действовали, и пресловутый приказ упорядочил и шире распространил уже сложившуюся практику. Их функции оставались прежними: отлов дезертиров, возвращение на передовую уходящих в тыл и прекращение бесконтрольных отступлений.
Случалось ли, чтобы заградотряды открывали огонь по своим? Да, в документах и воспоминаниях зафиксировано несколько случаев, когда бегство частей с поля боя воспрещали огнём, и под этот огонь кто-то действительно попадал.
Герой Советского Союза генерал Пётр Лащенко уже в 80-е годы пытался прояснить вопрос о стрельбе заградотрядов по своим войскам. В результате таких случаев ожидаемо не обнаружилось, хотя дотошный военачальник запрашивал документы из закрытых тогда архивов.

Гораздо чаще заградотряд можно было встретить на передовой.
Несмотря на формально привилегированный статус, во время кампаний 1941-го и 1942-го заградотрядам часто приходилось вступать в бой. Сама по себе структура заградотрядов — мобильные, хорошо оснащённые автоматическим оружием и транспортом части, — провоцировала на использование в качестве подвижного резерва. Скажем, командир легендарной 316-й дивизии Панфилов использовал свой заградотряд в 150 человек именно в качестве собственного резерва.
В целом на практике командиры соединений часто рассматривали заградотряд как лишнюю возможность усилить части на передовой. Это рассматривалось как нежелательная, но необходимая в отсутствие резервов практика.
Например, именно заградотряд 62-й армии в Сталинграде двое суток вёл бой за вокзал в критический момент первого штурма города 15–16 сентября. Во время боёв к северу от Сталинграда два заградотряда вообще пришлось расформировать из-за потерь, дошедших до 60–70% состава.

Во второй половине войны заградотряды потеряли прежнее значение. Восстанавливать тыл разгромленных частей требовалось всё реже. К тому же деятельность заградотрядов дублировалась другими формированиями вроде частей охраны тыла.
В 1944 году деятельность заградотрядов потеряла смысл. Их задачи дублировались другими формированиями — включая войска по охране тыла, принадлежащие как раз НКВД, комендантские части. Летом 1944 года начальник Политуправления 3-го Прибалтийского фронта, разводя руками, доносил командованию:
«Заградотряды не выполняют своих прямых функций, установленных приказом наркома обороны. Большая часть личного состава заградотрядов используется по охране штабов армий, охране линий связи, дорог, прочёсыванию лесов и т. д.
В ряде заградотрядов крайне разбухли штаты штабов. Штабы армий не осуществляют контроля за деятельностью заградотрядов, предоставили их самим себе, свели роль заградотрядов на положение обычных комендантских рот. Между тем личный состав заградотрядов подобран из лучших, проверенных бойцов и сержантов, участников многих боёв, награждённых орденами и медалями Советского Союза.»

Единственной действительно полезной функцией заградотрядов на этом этапе осталась зачистка тыла от остатков немецких окруженцев, захват пытавшихся легализоваться или укрыться бывших полицаев и чиновников оккупационной администрации.
Разумеется, такая ситуация не устраивала высшее командование. Тысячи опытных хорошо вооружённых бойцов гораздо уместнее смотрелись бы на передовой. 29 октября 1944 года заградотряды РККА были расформированы.
Зато резко усилилась деятельность германской полевой жандармерии. Весной 1945 года в Германии можно было видеть повешенных с табличками на груди: «Я вишу здесь, потому что не верил фюреру» или «Все предатели умирают, как я».
Самая главная страшная тайна заградительных отрядов состояла в том, что страшной тайны не было. Заградотряды — это не более, чем прекрасно всем известная военная полиция, их функции на протяжении всей войны были именно такими.
В конечном счёте, солдаты заградительных отрядов — это обычные солдаты самой страшной в мире войны, выполнявшие свои боевые задачи. Идеализировать их бессмысленно, но демонизация этих формирований тем более не приносит никакой пользы и в конечном счёте только уводит нас от реального представления о Великой Отечественной.