качество при открытии хорошее.
Стоит отметить, что коронация Петра Алексеевича Романова состоялась в июле 1682-го. До 1696-го царем-соправителем Петра был его старший единокровный брат Иван V.
Анна Иоанновна дочь старшего брата Петра Великого.
260 лет назад был учреждён первый профессиональный русский театр.
Появлением первого профессионального русского театра мы обязаны Елизавете. В 1756 году императрица издала соответствующий Указ: «Повелели мы ныне учредить русский для представления трагедий и комедий театр, для которого отдать головкинский каменный дом... А для оного повелено набрать актёров и актрис: актёров из обучающихся певчих и ярославцев в Кадетском корпусе, которые к тому будут надобны, а в дополнение ещё к ним актёров из других неслужащих людей, также и актрис приличное число...»
Репертуар был обширный и состоял из драм и комедий русских и европейских драматургов. Театр быстро стал самым посещаемым в Петербурге.
В 1832 года у театра появилось постоянное здание. С этого момента он стал называться «Александринским» – в честь жены Николая I, императрицы Александры Федоровны
Источник: https://russian.rt.com/article/320285-na-10-sentyabrya-den-v...
Елизавета Петровна (1741 – 1761)
В 1741 году на русский престол взошла Елизавета Петровна, дочь Петра Первого. Она по справедливости считалась первой красавицей и первейшей модницей Европы. И при этом унаследовала от отца немалые странности в поведении.
1.О письмах в Париж
Посол Франции в России маркиз де ла Шетарди приложил много трудов для того, чтобы случился переворот и Елизавета Петровна пришла к власти. Поэтому он рассчитывал стать фаворитом императрицы и оказывать влияние на русскую политику. Но канцлер граф Бестужев-Рюмин, почувствовавший во французе опасного конкурента, приказал перехватывать его письма в Париж.
Когда удалось найти ключ для расшифровки посланий Шетарди, оказалось, что в них маркиз безжалостно высмеивал непостоянство императрицы и ее привычку к частым переездам с места на место, а главное — ее пристрастие к простонародным забавам и шуткам. Когда Бестужев-Рюмин показал письма императрице, та пришла в ярость. Шетарди было велено немедля покинуть пределы Российской Империи.
2.О подвижности
Императрица Елизавета Петровна отличалась отцовской нетерпеливостью и нервной подвижностью. Как и Петр, она пела в церковном хоре и не могла выдержать долгого стояния во время церковной службы. Поэтому она постоянно переходила с места на место в церкви и даже покидала храм совсем, не в силах потерпеть до конца литургии.
Как и отец, Елизавета была легка на подъем и любила подолгу путешествовать. Особенно нравилась ей быстрая зимняя езда в теплом и удобном экипаже. Путь от Петербурга до Москвы она преодолевала с огромной для того времени скоростью — за 48 часов. Это достигалось за счет частых подстав свежих лошадей, которые следовали через каждые двадцать-тридцать верст на гладкой зимней дороге. Однако большая часть этих поездок была лишена смысла, не говоря уже о государственной надобности.
3.О золотой табакерке
У Елизаветы Петровны был любимый стремянной, Гаврила Извольский, который как-то в ее присутствии вынул из кармана березовую тавлинку, чтобы понюхать табаку. Государыня сказала ему: «Не стыдно ли тебе, Гаврила, нюхать из такой гадкой табакерки? Я тебе подарю золотую».
Прошло несколько месяцев, а Извольский так и не получил обещанного подарка. И он обмолвился в кругу придворных, что государыня не всегда говорит правду. Те донесли его слова Елизавете. На вопрос императрицы, что он имел в виду, стремянной ответил: «Обещала матушка золотую табакерку — да и до сих пор не сдержала слова». «Ах! Виновата, забыла»,— сказала императрица и дала ему позолоченную.
Извольский посмотрел и сказал: «Все-таки несправедлива. Обещала золотую, а дала серебряную». «Ну подай же мне ее, я принесу тебе настоящую золотую»,— сказала Елизавета. «Нет, матушка, пусть же эта останется у меня будничной, а пожалуй-ка мне за вину свою праздничную»,— отвечал Извольский. Императрица рассмеялась и исполнила его желание.
4.О предзнаменовании
В 1757 году императрица Елизавета Петровна, побуждаемая австрийским двором, решилась объявить войну королю прусскому королю Фридриху II, который претендовал на роль главного вершителя судеб Европы. Он отвоевал у Австрии важнейшую ее часть — Силезию. Вена решила взять реванш с помощью России.
Елизавета приказала канцлеру графу Бестужеву-Рюмину составить манифест об объявлении войны Пруссии. Когда документ был готов, канцлер поднес его императрице. Та взяла перо и, подписав первую букву своего имени — Е, остановилась и о чем-то заговорила. В это время муха села на бумагу и, ползая по чернилам, испортила написанную букву. Императрица сочла это худым предзнаменованием и тотчас же уничтожила манифест. Бестужеву-Рюмину потребовалось несколько недель и немало хлопот, чтобы уговорить государыню подписать новое объявление войны.
5.О дворцовых переворотах
Елизавета Петровна взошла на трон после эпохи беспрерывных дворцовых переворотов. Мать императора-младенца Иоанна VI Анна Леопольдовна получила регентские права, устранив с помощью фельдмаршала Миниха герцога Бирона. Вслед за тем она ловко отправила фельдмаршала в отставку. А Елизавете Петровне призналась, что устранить Миниха ее уговорили муж — принц Антон-Ульрих и первый министр Остерман. Цесаревна в кругу приближенных на это заметила:
— Надобно иметь мало ума, чтобы высказаться так искренне. Она совсем дурно воспитана, не умеет жить.
В ночь смещения самой Анны Леопольдовны верные Елизавете Петровне гвардейцы ворвались в спальню генерал-фельдмаршала Ласси, от поддержки которого зависел успех переворота. Ведь под его началом в столице было семь полков.
— Какой государыне вы служите? — спросили гвардейцы старика.
Тот, спросонья верно рассудив, что что-то произошло, но еще не зная что, нашелся:
— Я служу ныне правящей государыне,— и тем спас себе и свободу, и звание. В отличие от Миниха с Остерманом, которых Елизавета отправила в ссылку.
6.О свободе слова
Опасаясь заговоров, Елизавета Петровна имела обыкновение спать в разных местах, так что заранее нельзя было знать, где она заночует. Очевидно, по этой же причине она предпочитала ложиться лишь под утро. В 11 часов вечера она отправлялась обычно в театр, и если кто из придворных не являлся туда, с него брали 50 рублей штрафу.
Засыпая, Елизавета Петровна любила слушать рассказы старух и торговок, которых для нее нарочно привозили с площадей. Они сиживали у постели государыни и рассказывали, что видели и слышали в народе. Императрица, чтобы дать им свободу говорить между собою, иногда притворялась спящею. Все это не укрылось ни от рассказчиц, ни от придворных, которые подкупали старух, чтобы те, как бы пользуясь мнимым сном императрицы, в своих шушуканиях хвалили или хулили кого было надобно находчивой свите.
7.О кушаньях
Елизавета Петровна терпеть не могла некоторые кушанья. Так, например, она совершенно не переносила яблок и мало того, что сама их не ела, так и сердилась на тех, от кого ими пахло, поскольку яблочный запах распознавала в течение многих часов. Поэтому приближенные остерегались до яблок дотрагиваться даже накануне того дня, когда им следовало являться ко двору.
Еще одним ненавистным императрице продуктом было постное масло. Поэтому в среду и пятницу у государыни вечерний стол был всегда после полуночи, потому что она строго соблюдала постные дни, а покушать любила хорошо. В результате, чтобы избежать постного масла, от которого ее тошнило, Елизавета Петровна в эти дни дожидалась первого часа следующего, непостного дня, и ужин уже можно было подавать скоромный.
8.О карьерных амбициях
Двоюродная сестра императрицы Елизаветы Петровны, графиня Гендрикова, влюбилась в обер-секретаря Сената Глебова, человека весьма умного и красивого. Когда государыня узнала, что Глебов сделал кузине предложение, то воскликнула:
— Сестра моя сошла с ума, влюбясь в Глебова. Он ей не ровня!
Однако Гендрикова так настойчиво умоляла императрицу согласиться на этот брак, что та, наконец, уступила ее просьбе. При этом она вымолвила: «Не отдавать же тебя замуж за подьячего»,— и произвела Глебова в действительные статские советники и назначила обер-прокурором.
Непомерно занесшихся подданных государыня не жаловала. Однажды канцлер Бестужев-Рюмин на аудиенции у Елизаветы Петровны назвал себя «великим канцлером».
— Запомните, — сурово ответила ему императрица — В моей империи только и есть великого, что я да мой племянник — великий князь Петр Федорович, да и то величие последнего не более чем призрак.
Подробнее: http://kommersant.ru/doc/3024176
В один из осенних дней 1742 г. в маленьком подмосковном храме Знамения в селе Перово (а по другой версии - в московской церкви Воскресения в Барашах) дочь Петра Великого, императрица и самодержица Всероссийская Елизавета тайно обвенчалась с казацким сыном-хохлом, бывшим певчим Алексеем Розумом, а ныне - графом Алексеем Григорьевичем Разумовским. Венчание было совершено при свидетелях, «молодым» были вручены документы, свидетельствовавшие о заключении брака. Спустя несколько дней после венчания императрица пожаловала Разумовского званием генерал-фельдмаршала и переехала с ним в Санкт-Петербург, где муж императрицы поселился в специально построенном для него дворце, известного под именем Аничкова.
Елизавета Петровна
Даже мы, имея в своем распоряжении давно рассекреченные государственные архивы XVIII столетия, не можем сказать ничего определенного о этом браке, ни о "плодах" этого союза, то что должны были думать современники? Ведь слухи о детях Елизаветы и Разумовского с конца 1760-х гг. ходили по всей России.
Алексей Григорьевич Разумовский
Самой романтичной легендой стала судьба княжны Таракановой - дочери Елизаветы и Разумовского. Под данным именем в истории известны две персоны: одна действительная, другая самозванка.
Первая, по имени Августа ( так, Елизавета, видимо, хотела показать царственное происхождение дочери) была рожденна императрицей предположительно в 1744 году. Вначале воспитывалась она в семье родственников Разумовских, богатых украинских помещиков Дараганов (не отсюда ли происходит имя Тараканова?), затем – за границей. Не пересеклись ли в начале 1770-х годов пути двадцатишестилетней Августы и некоей обаятельной иностранки: ведь в ту пору они пребывали почти в одних краях? Не поделилась ли Августа со своей собеседницей семейной тайной?.. И не решил ли этот разговор появление "принцессы Елизаветы"?
"Принцесса Елизавета"
Теперь на сцену выходит другая женщина, красивая и умная авантюристка, чье происхождение до сих пор остается загадкой …В октябре 1772 года в Париже объявилась молодая очаровательная женщина. Она много путешествовала. Фамилию дама часто меняла: представлялась госпожой Франк, Шель, Тремуй, султаншей Али Эметти, принцессой Волдомирской ( о том, что такого княжества нет, она, видимо, не догадывалась), принцессой Азовской, Бетти из Оберштейна, графиней Пиннебергской или Зелинской и, наконец, Елизаветой, княжной всероссийской…
Под именем Али Эметти она остановилась в роскошной гостинице на острове Сен-Луи и жила на широкую ногу, о чем скоро узнал весь Париж. Ее окружала многочисленная прислуга. Рядом с ней всегда находился барон Эмбс, которого она выдавала за своего родственника. На самом деле это был Вантурс, купеческий сын, сбежавший из Гента от жены и кредиторов. От княжны он получил более звучную фамилию. Второй ее компаньон, барон де Шенк, комендант и управляющий, был незаменимым помощником в ее авантюрах.
Трудно сказать что-то определенное о ее возрасте. Сама она говорила в 1775, что ей 23 года, следовательно, родилась она в 1752. Однако согласно другому документу она была на семь лет старше. Все выдающиеся и образованные люди говорили, что она «большого ума и богатых способностей», много знает, излагает свои мысли логично, с удивительным пониманием дела. Али Эметти, княжна Волдомирская и Азовская обладала не только превосходнейшими манерами, искусством приобретать и увлекать знакомых, она очаровывала всесторонним знанием общества и артистическими способностями: играла на арфе, чертила, рисовала и прекрасно разбиралась в архитектуре. Дама была впечатлительной, порывистой, увлекающейся натурой, прекрасно разбиралась в людях, без колебаний все ставила на карту, уверенностью, изящными манерами вводя в заблуждение даже самых подозрительных.
В Париже компания стала жить на широкую ногу. Среди гостей, особенно часто наведывавшихся к княжне, был польский ( без поляков в делах с самозванцами никуда) дворянин великий гетман литовский граф Михаил Огинский. Отношения между княжной и Огинским принимали все более романический характер. Али Эметти благосклонно принимала его ухаживания. Правда, у поляка не было денег, поэтому она выпросила у Огинского диплом на звание капитана литовских войск для сбежавшего из Гента Вантурса. Был у княжны и другой верный поклонник — придворный маршал князя Лимбург-Штирумского граф де Рошфор-Валькур. Граф признался княжне в любви, и та, похоже, не осталась равнодушна к его чувству.
Князь Михаил Казимир Огинский, посол Польши в Париже
Потратив кучу денег, набрав кредитов у всех кого только можно, дружная компания спешно отбыла в Германию.
В Германии князь Лимбург-Штирумский (владетель — как и большинство немецких мелкопоместных дворян — крохотного участка земли и предводителю войска из дюжины солдат) тут же влюбился в прекрасную Али Эметти. Он расплатился с ее кредиторами деньгами и орденами, а принцессу вывез в замок Неусес во Франконии.
Али Эметти, приняв европейское имя Элеонора, стала жить в Неусесе в роскоши. Она пообещала князю, что его финансовые трудности позади, ее персидский дядюшка обо всем позаботится. Элеонора с видимым усердием принялась за дело, надеясь склонить князя уступить ей графство Оберштейн. Она решила привести потерявшего голову влюбленного к алтарю. Чтобы ускорить процесс, сочинила сказку о необходимости возвращения в Персию, куда ее опекун будто бы вызывал для того, чтобы выдать замуж. На дорогу денег должен был добыть министр курфюста тревирского Евстафий фон Горнштейн. Она обещала прислать значительную сумму для покрытия своих долгов и поддержания Штирума. Эффект превзошел все ожидания. Лимбург сделал ей предложение, готов был даже отречься от престола в пользу младшего брата и отправиться с ней в далекие страны, в Персию, куда угодно.
И только фон Горнштейн, хотя и был очарован принцессой, потребовал документы о ее происхождении. Это был сильный удар для авантюристки. Она заявила, что остается в Европе, так как получила от опекуна позволение на брак с Лимбургом. Горнштейн поверил ей. А документы о ее происхождении она обязалась предоставить позже. Она владетельница Азова, находящегося под верховным управлением Российской империи. Через несколько дней мир узнал из газет, что, как наследница дома Волдомира, она может без помех войти во владение отцовским имуществом, которое секвестировано в 1740 году на двадцать лет.
Желая подразнить любовника, она объявила, что освобождает Лимбурга от всех обязательств до окончания русско-турецкой войны, после которой в Петербурге признают ее права на княжество Волдомир. Она решила отдать ему свое поместье в управление и даже предложила вексель на значительную сумму, написанный на воображаемого банкира.
Элеонора объявила себя беременной. По всей вероятности, это было очередным вымыслом, чтобы связать себя с любовником более прочными узами. Она пыталась вызвать ревность Лимбурга оживленной перепиской с Огинским. Наконец, улучив момент, принцесса призналась ему, что на самом деле она — дочь русской императрицы Елизаветы Петровны! И что ее, мол, сослали в Сибирь, потом похитили и увезли ко двору персидского шаха, после чего она наконец попала в Европу...
Появление сенсационных слухов о великой русской княжне относится к декабрю 1773. Князь Лимбург-Штирумский, судя по всему, ни на миг не усомнился в искренности ее слов. Он даже поклялся, что впредь будет покровительствовать внучке Петра Великого везде и во всем, ибо, по его мнению, только она по праву достойна короны Российской империи.
Между тем князь Лимбургский не заметил, как в окружении княжны появился поляк по фамилии Доманский. Он был молод, хорош собой, обладал живым умом и отличался завидной храбростью, причем не только на словах, как многие, а и на деле. Ему не терпелось сразиться за независимость Польши. Доманский, питавший слабость к красивым женщинам, влюбился в княжну без памяти. Ради нее он бросился в омут сумасшедшей политической авантюры. Но после того как в жизни княжны появился Доманский, ее поведение резко изменилось. До сих пор она вела себя как авантюристка. Теперь же она и вправду возомнила себя претенденткой на престол. Такая перемена произошла с ней не случайно. Княжна участвовала во всех сборищах польских эмигрантов. Польские эмигранты хорошо понимали: единственное, что могло спасти Польшу, — это отстранение Екатерины от власти.
Екатерина II
Элеонора сообщила князю Лимбургу, что намерена покинуть Германию, потому что ее ожидают в Венеции. Она была с ним нежна, но во всем, что касалось ее амбиций, держалась твердо и решительно. Как-то она показала ему письмо, полученное якобы от сподвижницы Карла Станислава Радзивилла, где было написано, что Людовик XV одобряет ее намерение отправиться в Константинополь и заявить о своих правах на российский престол. Князь Лимбург поклялся, что будет любить «Элеонору» до конца своих дней, и, снарядив для нее величественный кортеж — на что ушли немалые деньги, — проводил ее до Де-Пона. Больше того, он даже признал за нею право, в случае своей безвременной кончины, взять титул княжны Лимбург-Штирумской и закрепил это на бумаге. Так что княжна, прибыв 13 мая 1774 в Венецию, уже представлялась как графиня Пиннебергская — так называлось одно из поместий князя Лимбурга.
Версаль почти признал новоявленную дочь Елизаветы. Еще бы — ведь Огинский был там своим человеком. Он сумел пробудить во французском монархе сочувствие к судьбе Польши. Кроме того, королевские дипломаты ошибочно полагали, будто власть Екатерины II была непрочной.
Никто из европейских аристократов ни на миг не сомневался в справедливости притязаний Али Эметти — они искренне верили, что недалек тот день, когда княжна, несчастная жертва политических интриг, заменит нечестивую Екатерину на российском престоле. А княжна подолгу рассуждала о некоем всеевропейском союзе, дипломатическом паритете и насущно необходимых реформах. Судя по всему, она довольно хорошо знала жизнь русского народа и неплохо разбиралась «во всем, что имело касательство к Востоку». Княжна показывала Радзивиллу бумаги — духовное завещание Петра I, акт последней воли своей матери, по которому она являлась законной наследницей престола, письма. Поляк не удивился и признанию княжны, что Емельян Пугачев — как раз в это время он опустошал российские губернии — ее родной брат.
Князь Карл Станислав Радзивилл
Поляки, ненавидевшие Екатерину и Россию, возлагали большие надежды на помощь Турции. Но эти надежды развеялись после подписания русско-турецкого мирного договора. В сложившейся политической ситуации авторитет княжны стал заметно падать. Однажды ночью у ворот ее виллы нашли раненого человека — в него стрелял из ружья телохранитель княжны. Раненым оказался не кто иной, как Доманский. В Рагузе остались недовольны случившимся. Вслед за тем поползли слухи, будто княжна — самая настоящая авантюристка. Радзивилл и его ближайшие сподвижники демонстративно покинули Рагузу и вернулись в Венецию. И самозванке пришлось жить только на собственные средства и те, что перепали ей от Доманского. Однако такой неожиданный поворот в ее судьбе не смутил ее, и она вовсе не собиралась отступать.
Но, пока "принцесса Елизавета" лелеяла свои мечты о власти, российская самодержица начала действовать...
