Древнегреческая доска объявлений
Древнегреческая доска объявлений:
- Вставлю молнию в брюки. Зевс.
- Продам печень. Все равно не нужна. Прометей.
- Досуг. Афродита.
- Куплю печень. Очень нужна. Дионис.
- Коррекция фигуры за один сеанс. Доктор Прокруст.
- Экотуризм с максимальным погружением в природу. Цирцея
- Дельтапланеризм с опытным инструктором. ИП Дедал & Икар.
- Шубы из элитной овчины. ООО "Язон и Аргонавты".
- Концерты и корпоративы (живой звук). Орфей.
- Делаю всякую ненужную фигню. Сизиф.
- Квест "Выйти из комнаты". Оригинальные подарки. Минос.
- Уборка квартир, домов и конюшен. Геракл.
- Скупка, продажа лома драгметаллов. Ломбард. Мидас.
- Изготовление памятников из материалов заказчика. ИП Медуза-Горгона
- Морские туры на Итаку. Одиссей
- Кастинг в проект "Богатая вдова". Реквизит обеспечу. Одиссей
- Овечья брынза. Самовывоз. Циклоп Полифем.
- Конкур и джигитовка. За утерянную целостность хребта ответственности не несем. Кентавр Хирон.
- Любые монеты для нумизмата. Дорого. Харон.
- Лодочные прогулки в одну сторону. Две монеты любой страны и номинала. Харон.
- Собака в аренду. Аид.
- Элитная охрана круглосуточно. Дорого. Надежно. ИП Цербер.
- Тренировки, соревнования по тяжелой атлетике. Сверхтяжелый вес. Атлант.
- Поддержим вашу кандидатуру на выборах. Кариатиды.
- Органические удобрения. Недорого. Авгий.
- Оренбургские платки и палантины самоклеющиеся. Прочно, практично, оригинально. Арахна.
- Макраме, кружево циновки, гороскопы. Быстро и качественно. Мойры.
- В условиях самоизоляции ищу собутыльников по скайпу. Спиртное у каждого участника своё! Пан.
- Массаж, аккупунктура и лапараскопия печени на дому у заказчика. Без интима. Орёл.
- Любые сделки без посредников. Виртуозно. Взаимовыгодно. Гермес.
- Элитные сорта яблок. Красавицам скидки. Парис.
- Яблоки садов Гесперид. Доставка ТК Геракла.
- Биодобавки, эликсиры, омолаживающая косметика. Экспресс-доставка. Гермес
- Акция: две головы по цене одной! (Только для жителей Лерны) Гидра.
- Аниматоры для взрослых. ООО "Оргия". Гора Парнас, спросить Вакханок.
- Мастер непорочного зачатия. Обучение. Феминисткам скидки. Гера.
- Экстремальное катание на колесницах. Фаэтон.
- Качественная пряжа от производителя.Прочность гарантируем. Ариадна.
- Золотые кресла от Гефеста: Оставайтесь дома!
ПЫ.СЫ Стырено с интернета
ПЫ.СЫ еще раз похожее было на Пикабу в картинка, но только несколько объявлений
Прометей
Ностальгия по урокам истории, древним мифам, здоровой печени и забитым гвоздям
Подземные байки: Несокрушимые аргументы
Знакомство Геры и Зевса - о, это поэзия, это лирика на фоне великой Титаномахии, это... ну, все ведь знают, что Зевс превратился в кукушку, а Гера взяла, да и удачно прижала ее к груди? (кто не знает, тем сюда Забавная мифология: Боги vs титаны. Ч. 4).
А теперь внимание: таки вы знаете Зевса? Вы знаете Геру? У кого-то есть еще сомнения, что всё было совсем не так просто? Тогда наш жёлтый античный таблоид берётся за дело и поведает - как оно было на самом деле.
— И-йыыыых…
Душераздирающий звук родился из груди Зевса (он же Младший Кронид, он же Надежа Всея Олимпа в вялотекущей войне Титаномахии). Убедившись, что нужного эффекта звук не произвел, Зевс перешел к звукам уровня «похмельный Посейдон». Потом поднялся до уровня «Деметра опять смотрит на братьев-дебилов». Наконец Зевс достиг в своей скорби пика и подскакал на кресле к тому, кто не желал внимать его страданиям. И воспроизвел звук непосредственно в ухо.
Аид (он же Старший Кронид, он же ходячее проклятие Крона, Олимпа и всех, кто на пути попадется) уважительно поковырял в ухе мизинцем. Потом передвинул на карте оливку, обозначавшую какой-то род кроновых войск. И наконец осведомился сухо:
— Заболел?
— Я весь разбит, — трагическим образом поведал Зевс в пространство. — Я изнемогаю! Я безумно хочу жениться.
— Заболел, значит, — уверился Аид и подтянул к себе табличку с отчетом о росте популяции кентавров. Потом снизошел и уточнил:
— На Кроне?
Из кресла донеслась мощная волна возмущения. Аид пробормотал что-то вроде «В принципе, был бы выход» и пошел дальше:
— На мне?
Волна возмущения разбавилась волной слабого интереса. Лавагет* Олимпа поёжился и решительно зарылся в восковые таблички, буркнув на прощание:
— Тогда что ты тут в принципе делаешь?
— Она меня отвергает, — с надрывом произнес Громовержец. — Я прилагал такие усилия, я пускал в ход всю свою изобретательность, но Гера остается недоступной!
Аид медленно положил табличку на место. Потом повернул голову и смерил брата взглядом, который говорил «Ну, вот ты и привлёк мое внимание».
Гера в записях славного лавагета значилась как «Громкоорущая Единица Разгона Армий» (№73. Чтобы никто не догадался). Ходили упорные слухи, что после проглатывания отцом нежная девочка прогрызла себе путь к папиной печенке и за следующие пару лет обеспечила Крону неизлечимый цирроз. Избранное олимпийское общество после отправки Геры к Фетиде так и не смогло определиться — кто ж там кого будет охранять. «Если война пойдет плохо, мы позволим Крону взять Геру в заложники», — был реальный план Аида в случае фатальной серии поражений в войне…
Нет, Гера, в общем-то, была красива, хотя и несколько пышна. Но вот ее характер в сочетании со стратегичностью и некоторой прямолинейностью мышления вызывал пока что вздохи в основном у Аида («Такой ресурс пропадает!»).
— Сильно заболел, — подвел итог Аид, соединив в воображении значения «Гера» и «Хочу жениться».
— Я болен страстью, — фыркнул братец. — Она же как крепость Офрис.
— Что, огромная?
— ?!
— Опасная?
— !!!
— Кхм… в ее пещерах можно заблудиться?
— Неприступная! — глаза Зевса загорелись восторгом охотника. — Она непохожа ни на пугливую нимфу, ни на робкую смертную.
— На робкую — ага, непохожа…
— О, одним этим она распаляет во мне желание!
— …быть от нее подальше?
— Ты только вообрази, сколько шума наделает наша свадьба!
— В принципе, одобряю. Все точно решат, что ты бесстрашен. Возможно, удастся выбить пару десятков лет перемирия…
Зевс издал еще один глубочайший вздох и вперил в брата взгляд, полный презрения. «Я тебе тут о вечном, — говорил взгляд. — А ты…».
Аид приподнял брови, как бы говоря «А что я-то?» Его роль в предстоящем браке все еще виделась ему несколько туманно.
— Сдвинуть бой с лапифами или в сражении подменить? — подозрительно осведомился старший брат. Зевс нетерпеливо махнул рукой и заявил, что да, и это тоже, просто ему для будущей свадьбы с Герой, как бы это сказать, нужна небольшая деталь…
В смысле, Гера.
— А можно как-нибудь без нее? — здраво осведомился после этого Аид, но был срезан возмущенным взглядом. Взгляд тут же стал умоляющим.
— Мне нужны твои таланты лавагета, — пояснил Зевс наконец. — Потому что её невозможно взять приступом и покорить! Ты не представляешь, сколько способов я испробовал, чтобы ее завоевать, брат!
Аид почесал бровь. Ему на ум пока что приходил только один способ: пойти в лобовую атаку со словами «Гера, я спятил и хочу на тебе жениться». Вдруг да застынет на нужное время.
Опыт дважды женатого Зевса в таких вещах был гораздо разнообразнее.
— На женщину, — нравоучительно начал он, — нужно произвести впечатление. Подобраться. Сломить сопротивление и захватить. Ты можешь сравнить это с осадой или с войной…
— У меня для тебя плохие новости, — пробормотал Аид, которому последние сорок лет неизменно точила печень Титаномахия.
— В общем, сначала я превратился в кукушку…
— На кой? — логично последовало от лавагета.
Зевс молча взмахнул руками, показывая, что птички же, романтика, и вообще, тебе не понять, жестокое ты сердце.
— В общем… мне удалось… приблизиться к ней… и почти покорить ее сердце.
Аид понял, что ему не дадут спокойно дочитать донесение от тельхинов и явил слабое подобие интереса.
— Ку-ку, — хитро и завлекающе сказала милая птичка.
— Красотень-то какая, — бодро умилилась Гера. — Так бы и обняла!
После чего сгребла птичку в кулак и принялась удушать от всей широты души, в приступе умиления вдавливая в объемистую грудь.
— Ку… — выговорила птичка уже совсем не завлекающе.
— Кук… — выстонала она через пять секунд воодушевленных объятий.
— Вы-озду-ха-а-а-а-а! — захрипела милая птичка басом Громовержца еще через пять секунд.
Гера сдвинула брови.
— Ты не кукушка, — проницательно воскликнула она. — Ты самозванец!
После чего сделала шаг назад и решительно пробила с ноги.
— Вот и я говорю — на кой? — согласился с Герой Аид.
Несколько поникший Громовержец кивнул из кресла.
— В общем, я решил было остановиться на быке, но…
— Ух ты, — сказала Гера, уперев руки в бока. — Бык. Фетида, зови Деметру, срочно! Она жаловалась, что у нее пахать не на чем.
После суточного марафона «мы с античным быком все поля обойдем, соберем, и посеем, и вспашем» быку удалось по-пластунски покинуть очередное поле экзекуции. В отдалении оставались громкие предложения Геры «нажарить шашлычка и позвать братьев». Деметра слабо возражала, что быки, мол, это не только ценная вспашка, но и три-четыре таланта легкоусвояемых удобрений.
− Твою-то энергию да в военное русло, — вздохнул Аид. — Дай угадаю — ты на этом не остановился?
Зевс с достоинством приосанился в кресле.
— Я на этом только начал. Просто подумал, что лебедь… вполне себе птица любви…
— Что подумала Гера?
— Отлично, — сказала Гера с мрачным удовлетворением. — У нас будут подушки. А ну-ка, курлы-курлы сюда, мой маленький.
Лебедь ощутил угрозу и попытался курлы-курлы отсюда. Но не успел.
К вечеру Гера нежилась на лебяжьей подушечке, а от пещеры курлы-курлы что-то крайне общипанное.
Аид тихо дрогнул углом сурового рта. И обронил под нос едва слышно:
— Я бы все-таки посоветовал тебе выбрать Крона.
Громовержец в ответ негодующе засопел. Аид сделал жест, который обозначал, что лавагет весь внимание.
— Ну, потом я решил превратиться в волка. Чтобы, так сказать…
— Укусить Геру за бочок?
Зевс мгновенно принял отстраненный вид, который говорил, что «вот, не за бочок, но… близко к тому».
— Но я не представлял, что она варит суп! И что у нее такая реакция — не представлял. И что она так метко метает котлы — тоже…
Последнюю фразу Зевс договорил печальным шепотом, почесывая бочок. Аид мысленно соединил ладони в аплодисментах.
Он уже подумывал, что с одной Герой в войсках можно закончить Титаномахию за месяц.
— И тогда я подумал, что нужно что-то более коварное. Более… устрашающее. То, что заставит ее замереть на месте…
— Рати Крона? — меланхолично переспросил Аид. — Хотя нет, это вряд ли заставит.
— …и принял вид огромной змеи.
— Фетида! — заорала Гера. — У нас на острове змеи! Что значит «ой, я боюсь» − это же явно от Крона! Фетида, тащи сюда топор!
Царственный змей недоуменно притормозил. Потом попытался проморгаться при полном отсутствии век. Все-таки не каждый день наблюдаешь, как на тебя с боевитым кличем («Не дождёшься, вражина!») несется сбыча мечт. Сверкая золотыми волосами. И медным топором в воздетой руке.
И не каждый день понимаешь, что твоей скорости в обличии пресмыкающегося вряд ли хватит, чтобы сбежать от своей мечты. И что времени на преображения категорически недостает.
— А как же ты тогда…? — осведомился Аид с подобием сочувствия.
Зевс раздраженно отмахнулся, как бы говоря, что это мелочи.
— Ну, вырастил ноги на очередном повороте… — старший брат закатил глаза, пытаясь вообразить змея с ногами, который спасается от разъяренной сестры. — Правда, она не отвязывалась — пришлось еще и крылья вырастить… Ты только не думай, что я на этом остановился!
— Куда уж мне…
— Вот ты знаешь, чего боятся женщины — и смертные, и богини? О, я так и знал, что эта тайна тебе недоступна, брат! И ведь это всего лишь мышь…
— Мышь, — оторопело сказала Гера. — А-а-а-а-а-а-а!!!
Из ближайшей сосны послышались жалобные вскрики белок — тех контузило звуковым ударом. Сверху на божественную мышь смачно упала сбитая воплем Геры ворона. Потом еще двенадцать — вопль основательно проредил пролетавшую мимо стаю.
Потом посыпались белки, контузия которых перешла в летальный исход.
Последней вальяжно упала сосна.
— …в общем, выбраться мне удалось только ночью, — выдохнул Зевс и подозрительно всмотрелся в лицо старшего брата. Кажется, со стороны лица только что послышалось что-то похожее на смех.
Лицо дышало суровостью и невозмутимостью.
— Кажется, нам не нужно поднимать Гекатонхейров…**
— Ты опять со своими шуточками, — буркнул Громовержец. — В общем, я решил, что нужно что-то совсем мелкое. Превратился в жука, ну и…
— Хррр, — сказала Гера и перевернулась на другой бок. — Хрр… хрусть!
— Но на этом ты, конечно, не остановился? — поинтересовался Аид, вся сущность которого прямо источала желание дослушать сказку до конца.
Зевс нахохлился и проворчал, что конечно, не остановился, но кто там мог знать, что лопатой так удобно бить ежиков, и непонятно, зачем сразу сажать собак на цепь… и да, про белочку и орла он рассказывать вообще не будет (здесь его взор подернулся каким-то мучительным воспоминанием).
После этого Громовержец вперился в Аида с вопросом. «Твой выход, лавагет, — говорила вся поза младшего брата. — А что можешь ты?»
Аид пожал плечами, с ухмылкой сгреб шлем и предложил:
— Пошли.
…на подходе к пещере Фетиды им встретился Приап***. Приап несся с грацией горного оленя и с ужасом в глазах. Тачка Приапа задорно громыхала по кочкам и явно спасала самое себя.
— Эту бабу не хочу-у-у-у, — простонал Приап, поравнявшись с юными богами. Потом, безудержно громыхая тачкой, скрылся в лесах.
— Слабак, — пожал плечами Зевс.
Аид безмолвно прикидывал, во сколько дней уложится Титаномахия, если поставить Геру обеспечивать боевой дух.
От размышлений его отвлек только вопрос Громовержца — «Так каким же образом я ее завоюю?»
— Ну, ты притворишься кукушкой, ошеломишь ее, и она тебя сразу полюбит, — рассеянно ответил Аид из невидимости. — Где бы только взять шкаф…
Громовержец почесал затылок. Он уже подумывал, не помогут ли ему молнии.
* * *
Геру, которая в кои-то веки спокойно пособирала ягоды в окрестностях, ждал очень большой сюрприз.
Сюрприз стоял прямо у входа в пещеру Фемиды и выглядел как здоровенный шкаф.
Больше никаких сюрпризов в поле зрения Геры не наблюдалось.
Наступление на шкаф проводилось по всей тактике разведки боем. Шкаф сперва обошли. Потом пнули. Потом решились и распахнули.
— Ку-ку!!! — заорал притаившийся внутри Громовержец, распахивая объятия.
Бздыщ, — бодро отозвалась тяжелая створка двери при соприкосновении с державным лбом.
Изнутри донесся звук падения. Гера захлопнула шкаф и почесала бровь.
От раздумий, куда бы деть тело, ее отвлекли только аплодисменты из пустоты.
— Это вот что? — поинтересовалась Гера у Аида, который из пустоты возник. Палец Геры при этом указывал на шкаф.
— Шкаф, — коротко отозвался Аид. — Внутри — Зевс. Он хочет быть твоим мужем.
Если бы Зевс был в сознании — он бы порадовался: Геру наконец закоротило.
— А-а ты?
— А я, — Аид хмуро одернул черный хитон, — сваха.
Геру закоротило еще больше.
— А-а-а-а шкаф?!
— А это… ну, надо же нам было с тобой как-то поговорить.
— За Зевса не пойду, — хмуро предупредила Гера. — Он жен жрет.
Аид только указал жестом на шкаф, как бы говоря «И ты считаешь, что с тобой он справится, после такого-то?»
— Да на кой ему? — подозрительно осведомилась Гера.
Аид в двух фразах обрисовал степень влюбленности Зевса. Фразы содержали обороты «готов превратиться в змею с ногами» и «был почти погребен под мертвыми белками».
— Да на кой тебе? — не успокаивалась Гера.
— А представь, что Крон подумает, — срезал ее Аид.
— Да на кой мне-то?! — разразилась Гера последним аргументом. — Он же будет мне изменять.
Аид покрутил шлем и пошел с несокрушимого козыря:
— Ну, ты можешь превратить его жизнь в Тартар. И жизнь его любовниц — тоже.
Гера заинтересовалась и вытянула шею. Весь ее вид говорил: «А с этого места поподробнее».
…когда Зевс очнулся, на его голове была мокрая тряпка. Голова Громовержца лежала на коленях у Геры.
Гера пронзала Зевса немного суровым, но, в общем, нежным взглядом.
— Ты поразил меня в самое сердце, — лаконично сообщила сестра. — Свадьба когда?
Зевс поискал глазами Аида. Аида не было.
В душу тихо кралось слабое ощущение какого-то подвоха.
* * *
…на скорой свадьбе Зевс, косясь в сторону счастливой невесты, поинтересуется, нельзя ли это как-то обратно. Аид пожмет плечами и скажет, что брат может попробовать сбежать — но он бы ему не советовал.
Свадьба будет пышной и веселой — потому что перемирие. Суровый Крон на горе Офрис, услышав о невесте сына, вздрогнет и прошепчет: «Да он же совсем отбитый!» — и выйдет на переговоры.
А еще на свадьбе будет рыскать приставучий аэд и спрашивать — каким-таким образом Зевс завоевал Геру?
— Ну, слушай, — смиловистился Аид. — Превратился, значит, он в кукушку, а она прижала его к своей груди…
Примечания:
* Лавагет - начальник войска.
** Гекатонхейры - сторукие великаны, которых олимпийцы поднял из Тартара в последней битве Титаномахии (возможно, они просто опасались взять Геру. Ибо она была бы слишком разрушительна).
***Приап - античный пикабушник. Основное доказательство своей крутости возит в тачке.
Подземные байки: Три состояния Громовержца
Речь, собственно, о вот этой небольшой истории: Забавная мифология: Персейные похождения. Ч 1 - ну там, Зевс, Даная, золотой дождь... и кто-то серьёзно верит, что там обошлось без последствий? Ха! Наш жёлтый античный таблоид таки разоблачит аэдские выдумки!
— Не-е-е-ет!!!
Персефона подняла бровь. Нечасто можно услышать в своей опочивальне нечто, похожее на рев бешеного марала. Нет, вполне понятно, когда тебя застает с любовником супруг, но когда тебя застают с супругом… и не любовник…
— Чего нет? — почти мягко осведомился Аид, набрасывая на супругу гиматий.
Гермес, столпом отчаяния застывший в дверях, изобразил руками что-то паническое.
— Зевса!
— Точно, — сказала Персефона. — Зевса тут нет.
— Почему тут должен быть Зевс?! — нахмурился подземный царь. Теперь он набросил гиматий и на себя.
Гермес отчаянно замотал головой и всхлипнул:
— Везде!
— Везде должен быть Зевс? — осведомилась Персефона. Аид почесал бровь.
— Слушай, — серьезно сказал он жене, — по-моему, он чем-то расстроен…
Вестник богов вознес руки к потолку и разразился серией восклицаний, из которых следовало, что Громовержец, Надежа и Опора всего Олимпа, Тучегонитель, Вседержитель и Самый-Рассамый во всем безвестно сгинул в неизвестном направлении.
— Ага, — сказал на это подземный царь. — Дверь закрой.
Племянник послушно выполнил сказанное и уставился на Владыку с безумным ожиданием мудрых советов.
— С другой стороны дверь закрой, — обрадовали его. — По голове получишь утром. За то что отвлек.
Персефона смущенно подхихикнула, но все же сочла необходимым выступить на стороне брата.
— Так ведь Зевс же…
— А что — Зевс же?!
— Так ведь нет же его!
Аид вздохнул. Посмотрел на жену, как мог, проникновенно.
— Ну и хорошо, что его здесь нет! — выдал он тоном, который возвещал: «Нет Громовержца — нет проблемы!»
Но Персефона уже настроилась разделять боль брата, а потому уселась на супружеском ложе поудобнее и закуталась в гиматий поплотнее.
— Искали?
Гермес замахал руками и издал серию звуков, в которых невнятно просматривалось многое: бешеная Гера, масштабная организация поисков, рассылка вестников, опрос оракулов…
— У баб искали? — лениво поправил Аид.
Очередная порция мимики от дверей показала, что и к этому отнеслись серьезно, и опрос: «Громовержец у вас не завалялся?» — еще долго будет будоражить умы элладских нимф, богинь и смертных…
— Говорят, он к Данае хотел наведаться, — поведал Гермес, уже почти не заикаясь. — Дочке аргосского басилевса. Все говорил, мол: басилевс дочку запирает, так что надо бы особый способ изобрести, чтобы… это самое. Пошел. А потом — испарился!
И дальше уже пошли заламывания рук и трагедия в одно лицо об истеричной Гере, парочке «Афина-Арес», которую некому мирить, Посейдоне, предлагающем себя на вакантное место, обильно поминающем пропавшего отца Дионисе…
Аид тоскливо вздохнул и потер лоб.
— Не пойду я, — сказал он решительно. — Жена у меня.
— У Зевса тоже жена, — мрачно напомнил Гермес.
— У него — не четыре месяца в году, — отпарировал Аид, намекая на важность брачного периода у подземных богов.
— Зато у него — царство! — попытался Гермес во второй раз.
— И? — последовал аргумент всех времен и народов.
На «и?» ответа не существовало. «И?» подводило черту чему угодному лучше любимого «В Тартар!» Перед «И?» подземного Владыки трепетали олимпийцы и ёжился Танат.
Страшнее этого могло быть только одно.
— Дорогой, — нежным шепотом сказала Персефона на ушко мужу, — а вот представь себе, мама расстроится. Конечно же, приедет в гости, плакать будет, в обмороки падать…
Через три секунды ошеломленного Гермеса волокли к выходу из дворца, цедя сквозь зубы:
— Пошли добывать эту державную скотину! Шевели таллариями, кому сказал! Где, говоришь, следы теряются? Что у вас там — собак с нормальным нюхом нет или все вещи Зевса потерялись? Куда-куда — за Цербером!
Гермес ошеломленно моргал. Ему ни разу не приходилось видеть, чтобы из-под наспех наброшенного гиматия вылетали в боевом доспехе, держа в одной руке двузубец, а во второй — шлем.
— Милый, я тебя жду-у-у! — донеслось в спину.
Персефона, философски вздохнув, принялась взбивать подушки.
* * *
Вдоль стены басилевского дворца в Аргосе крались три тени. Первая выступала неспешно, держа в руках поводок. Вторая порхала в метре над землей, держала в руке сандалию и время от времени спускалась, чтобы ткнуть сандалией в третью. Третья — трехголовая — нюхала сандалию, хмуро подвывала и обильно тошнила на землю ядовитой слюной и остатками медовых лепешек.
— Чего это его так крючит? — удивился Гермес после сто семнадцатого «вее» за долгий путь.
— Солнце, воздух, сандалия Зевса, — кратко обрисовала первая тень, она же Владыка подземный. — Вообще, на брата так многие реагируют.
— Буэ, — выразил свое отрицательное мнение Цербер, он же тень номер три. Медовые лепешки покидали организм аидского песика на глазах.
— Искать, — буркнул Аид, — кому сказано.
— Песика жалко, — посочувствовал Гермес.
Аид, который сам рисковал оказаться на месте Цербера (если вдруг в подземный мир заявится рыдающая Деметра), не ответил.
В молчании, мрачном настроении и рвотных потугах поисковая группа преодолела двор и оказалась возле спуска в подвал, который был обустроен Акрисием для своей дочки Данаи, чтобы та — упаси Зевс — не забеременела и не родила что-нибудь, что по предсказанию сможет убить дедушку.
Зевс явственно не упас — это подтверждалось тем, что беременной Данаи в подвале не оказалось.
Вообще, подвал был как подвал: медные стены, пол с позолотой, столик с рукоделием, ложе, поднос для фруктов, два кресла, лужица какой-то жидкости в углу…
— Буэ-э-э! — сделал интерьеры более неприятными Цербер. Всеми тремя головами и хвостом-драконом.
— Да понял я, понял, — пробормотал Аид. — Ладно, домой.
И отпустил поводок. Счастливый пес незамедлительно отбыл бегом в сторону ближайшего спуска в подземелье. С поверхности донеслись испуганные крики слуг и негодующее: «Ве-е-е!» Цербера, который на сегодня наобщался с верхним миром.
Аид стащил с головы шлем-невидимку и принялся расхаживать вдоль стен, заложив руки за спину. На робкий вопрос: «А… где Зевс?» — он ответил лаконично:
— Смылся.
— Как?! — ужаснулся Гермес.
— Элементарно, Гермий. Боги, знаешь ли, могут превращаться. В животных, в птичек, в насекомых. Иногда в другое… всякое. Например, в воду. Или в золото. Или в воду и в золото — драгоценный дождь, всякое такое…
Какое-то время Гермес внимал слегка маниакальной лекции о способах просочиться в запертые помещения, не прибегая к «дурацким преображениям в осадки». Потом спросил:
— Так что?
— А как ты думаешь — почему я выпросил у Циклопов шлем и никогда ни во что не преображался? — поинтересовался Аид все тем же скучным лекторским тоном. — Уязвимость, Гермий! Уязвимость в преображенном виде!
— Что — уязвимость?
— Возрастает, — ответил Аид, показывая на лужицу на полу.
Лужица была маленькой, сиротливой и золотой. Лужица была не особенно похожа на Громовержца, о чем Гермес, переваривший новость не сразу, и сообщил дяде.
— Ага, — отозвался дядя, — внутреннюю сущность лучше отобразило бы… эх, Цербера нет. Да, как-то маловато для главы всея Олимпа.
— Олимпом не может править лужа, — жалобно сказал Гермес, — это противоестественно.
— Вот и я после жребия то же самое говорил, — отозвался Аид, почесывая нос. — Так. Для Громовержца лужица слишком маленькая… что? Как могу, выражаюсь! Значит, кто-то тут прибрал. И кто бы…
— Ходють тут… ходють! — приложили подземного бога из-за плеч.
Скрюченное создание в сером невзрачном хитоне бодро вперлось в подвал, громко шаркая по меди тряпкой. Тряпка, изрядно золотая от Громовержца (Гермес обмер от такого кощунства) выжималась в ведро. Золотые капли звонко барабанили по деревянному днищу. Смертная продвигалась по подвалу с целеустремленностью тарана, несущегося на ворота, бурча по пути, что «ходють тут… следять… а ей убирать потом… сначала гадости нальють, а потом ходють… хотюдь…»
— Кхм, почтеннейшая, — вкрадчиво заговорил Гермес, — а что это вы тут…
— Приказано убирать — я и убираю, — не отрывая головы от пола, забормотала почтеннейшая. — Што? Золотишка надоть? Вон, на дворе, корыто — оттуда черпайте! А мне — приказано убирать, я и убираю…
…в корыте оставалось на дне. Когда Аид, задержавшийся поболтать с «почтеннейшей» рабыней, нашел племянника, тот печально смотрел на остатки золотой жидкости в глубокой деревянной раме. Губы вестника дрожали, силясь выговорить что-то вроде «п-п-а-п-па…»
Аид молча и деловито вылил в корыто деревянное ведро, наполовину полное очень жидким золотом.
— А почему он… не… ик… обратно? — наконец выдавил Гермес.
— Потому что мало, — лаконично ответил Аид и поиграл шлемом, озирая народ, который шлялся по двору. Вид у народа был неприлично довольный — от домочадцев басилевса до рабынь.
— Испарился?!
Аид, пожевав губами, снизошел до объяснений, но Гермес мало что вычленил из рассуждений о возможности конденсирования Громовержцев при высокой температуре.
— …нет, — угрюмо перевел сам себя подземный царь, — но вот ты — ты знаешь, чего нельзя делать в Греции? Превращаться во что-то золотое.
И скупо изложил то, что успел выяснить у рабыни-уборщицы: раз — сам басилевс, который обрадовался такому пополнению казны, два — свита басилевса, которая тоже себе обрадовалась, три — ты не замечаешь, племянник, что у окружающих слишком много золотых украшений?!
— Ой, — сказал побледневший Гермес, который поднял голову, посмотрел на двор и оценил количество украшений и из чего (кого?) колечки-бусики-браслетики могут быть сделаны.
Подземный царь пожал плечами со спокойствием бога, который как-то разрубил на куски собственного отца.
— Да что ему сделается! Собрать воедино — а там уж…
И прибавил, щурясь в безмятежные небеса:
— Проще говоря, мне сейчас не помешал бы очень хороший вор. И где б достать, а?
Гермес немного воспрянул.
* * *
На поляне стоял вместительный котел. В котле аппетитно булькало.
Гермес, вытирая со лба копоть, подкладывал дровишек.
Аид философски помешивал варево, время от времени привставая с корточек.
— Хорошо сидим, — лирично заметил он. — Давно так не выбирался.
Выбредший из леса на запах костерка сатир замахал рукой, весело прокричал: «Ребята, что варим?»
— Громовержца варим, — категорически сообщил Аид, — пока что мало соли.
И помешал еще раз.
Сатира сдуло обратно в чащу.
Гермес опасливо посмотрел в котел, где кипело расплавляемое золото.
— Оно нас понимает? — шепотом осведомился он.
— Это хорошо бы, — вздохнул царь подземный, — давно с братом по душам не разговаривал. Так вот, если о том, что я о нем думаю…
Через две минуты Гермес поежился и отошел к своей сумке. В бездонной глуби сумки звякали и бряцали браслеты, колечки и серьги, которые Гермес вдохновенно добывал остаток дня. Изделия из Громовержца ритмично падали в котел. Варево булькало. Монолог Владыки не смолкал и был все так же нецензурен.
Лиризм вечера не хотел идти на убыль.
— Последнее, — робко пискнул Гермес, вбрасывая в котел крупное кольцо с изумрудом.
Монолог смолк, и можно было дышать, хоть и с опаской.
— Слушай, дядя… я вот подумал: мы же не знали, что там из Громовержца, а что… ну, то есть… дядя? Дядя?!
Тут вестник богов обнаружил, что сидит у костра в гордом одиночестве.
А из котла медленно вырастает кулак. Очень знакомый державный кулак…
— Папа, — расплылся в улыбке Гермес, прежде чем на полянке громоподобно раздалось:
— Как-как он меня назвал?!
* * *
— Семнадцать колец, — кивнул Гермес, подавляя смех, — два оказались в носу, сколько-то — в губах, в бровях еще…
— Изумруд во лбу? — лениво переспросил Аид.
— Изумруд в пупке, — поправил Душеводитель. — Во лбу рубин. Наверное, стоило все-таки выковыривать из перстней драгоценные камни.
Царь подземного мира легко махнул рукой, как бы говоря: «Все к лучшему!»
— И я не видела глаз Геры, — огорченно высказалась Персефона. — Эх.
— Я предлагал доставить его на Олимп в жидком состоянии, — отозвался Аид. — Что?! Пусть бы сама занималась тугоплавкими Громовержцами!
— А почему не…? — приподняла брови Персефона.
— Так то ж Гера! — развел руками Гермес. — Кто там знает, что она налепит!
Аид хмыкнул и кивком показал, что можно запускать следующую партию теней на суды.
— Выкрутился, конечно, — пробормотал он категорически.
Гермес уныло пожал плечами.
— Заявил, что путешествовал по варварским странам, а это — новая обязательная мода. Вот…
И продемонстрировал подземному царю и его супруге серьгу в ухе, пробормотав пару слов о том, что Олимп никогда не будет прежним.
Байки из подземки: опасные гастроли
Так уж получилось, что у меня тут образовался маленький тупичок. Лыжи не едут Одиссей не пишется, подписчики не уходят, совесть жрёть со страшной силой. Так что я решилась выложить малеха своих аидско-хулиганских рассказов из цикла "Хроники невидимки" (они же"Байки из подземки"). Общий посыл всех историй: это было в Аиде, аэды ничего не узнали, у царя подземного таки есть шлем невидимости, и ваааще - все было не так, а иначе! Ежели зайдет - доброшу еще. Ну и да, над чем же издеваться для начала, как не над самой лиричной и нежной античной историей про Орфея и Эвридику? Нежно любящих саму историю - просьба простить)
Вообще-то, Аид, царь подземный славился своей проницательностью. Поскольку в чтении по глазам достиг такого искусства, что мог, мельком глянув на тень, буркнуть «Воровал у бабушки пирожки — не видать тебе Элизиума». Или сходу определить по выражению физиономии Гермеса — чем порадует поверхность на этот раз (от появления новых героев до заявления Геры, что она уйдет на край света и будет там жить).
Но в этот раз на скорбном лике Психопомпа застыла настолько глубокая, трудноопределяемая хтонь, что Владыка подумал только: «О как».
Судя по прибитости Гермеса — поверхность на сей раз решила подбросить что-то из ряда вон.
«Зевс, война, новые герои, Геракл, Зевс, — перебрал в уме Владыка. — Ссоры на Олимпе, Гера, нашествие пьяных кентавров, новое чудовище вроде Тифона… возможно — ссоры на Олимпе из-за Геракла и пьяного нового чудовища. Или просто…»
— Зевс? — выдохнула Персефона, которая основательно привыкла, что если уж что-то на Олимпе случается — Громовержец к этому окажется каким-то боком.
Гермес помотал головой, глядя на Владычицу с внезапной жалостью. Потом преодолел последние шаги и сообщил раздельно и трепетно:
— У вас. Скоро. Будет. Орфей.
— Будет — вылечим, — отмел Владыка решительно. Потому что мало ли какую хворобу с поверхности принесут.
— Так ведь это же хорошо? — оживилась Персефона. — Царь мой! Ходят слухи, что Орфей — лучший кифаред среди смертных и поет почти как Аполлон! Рассказывают, что его музыка способна разжалобить даже скалы — и вообще, он победил своим сладкозвучным пением сирен во время похода аргонавтов.
— Послушаем, — лаконично буркнул Владыка, который досыта накушался разной сладкозвучности на Олимпе (от постоянно что-то воспевающего Аполлона до Зевса, который мог под хорошее настроение перекинуться в петуха и устроить братьям утреннюю побудку после вчерашней пирушки).
Гермес неопределенно закряхтел и с мученическим видом заметил, что говорят — оно-то, конечно, разное, но молва, она, как бы это сказать, совсем немножечко преувеличивает, да и вообще…
— Что, не лучший кифаред? — подозрительно осведомился Владыка.
— Ну — Орфей-то утверждает, что лучший… — протянул Гермес, зачем-то грустно лупя себя по уху. — И, понимаешь ли, Владыка, с ним как-то… боятся спорить.
Пока царь и царица мира подземного переваривали это заявление, Гермес набрал в грудь воздуха и приступил к душераздирающему повествованию.
Неписаное правило, по которому недостаток таланта в поэте-живописце-певце восполняется количеством апломба, в рассказе Гермеса заиграло новыми красками. По этому самому рассказу выходило, что Орфею при рождении случайно достался апломб как минимум сотни других кифаредов. Что и оказалось с лихвой компенсированным за счет таланта.
На ушах будущего дарования, говорил Гермес, справляли буйную мистерию титаны (не только с плясками, но и с соревнованиями в беге-прыжках-борьбе). Голосом Орфея можно было обратить в бегство ко всему привычного Пана (а на высоких нотах — озадачить Тифона). Когда Орфей шел и пел — это действительно могло разжалобить скалы, потому что они не имели ног для бегства и вынуждены были оставаться и слушать.
Смертных у Орфея получалось разжалобить даже лучше. Послушав пару песен, смертные живо стонали: «Ах, это слишком прекрасно для нас, несчастных!» — и откупались серебром, золотом. Или пытались забросать кифареда цветами, в тщетной надежде, что это приглушит звук.
Окрыленный Орфей обозвал себя самым сладкозвучным певцом в Элладе и начал свое победное шествие к вечной славе.
— Почему он не вызвал на поединок Аполлона? — заинтересовалась Персефона. — Неужто герои нынче так скромны?
Гермес поглядел на царицу кисло. По одному виду можно было заключить, что Орфей и скромность — два понятия, не уживающиеся в одной Ойкумене. Примерно как «Зевс и верность» или «Гермес и честность».
«Пф, тоже мне, было б с кем соревноваться», — заявил Орфей, когда ему как-то раз предложили вызвать Мусагета на этот самый поединок.
Владыка, который о чем-то напряженно размышлял, поднял палец.
— У Орфея был брат, — припомнил он. — Тоже кифаред. Проходил лет десять назад.
Гермес закивал. И поведал душераздирающую историю Лина — в случае с которым малое количество апломба было компенсировано абсолютным слухом. От брата и его музыки Лин дальновидно держался подальше — и даже взялся обучать Геракла пению, бормоча невразумительное «Страшнее я все равно уже ничего не услышу»…
— …ну, а потом он получил от брата послание. Мол, Орфей собирается пожить неподалеку от него, «поделиться опытом и спеть тебе все свои новые песни». Ну, Лин, вроде как, пошел и сходу стукнул Геракла… — Гермес поскреб затылок и развел руками: — Самоубийство!
Владыка уважительно кивнул. «Самоубился об Геракла», — звучало свежо и оригинально.
Психопомп вздохнул и продолжил жутковатую повесть. Кифара Орфея звучала в этой повести, надрывая сердца и заставляя кровоточить уши. Слушатели честно предупреждали, что такого наплыва прекрасного не вынесут, и да, сейчас мы сложим о тебе легенды, только иди уже, поиграй природе, авось, простит.
Путь Орфея как великого певца был наполнен мертвыми белками, падающими с деревьев, и сатирами, боящимися показаться на глаза.
— Ну, а потом Ясон начал собирать в поход аргонавтов, и Орфей оказался в числе остальных героев… то есть, его брать-то не хотели, но тут он взялся за кифару — и…
Ясон, по словам Гермеса, оказался героем практичным и знающим — куда применять неистовую силу творчества Орфея. Начиная от мотивации команды в духе «Вот сейчас быстро гребем между этих скал, а то Орфей споет», до прицельного сбивания песнями Стимфалийских птиц. Но особенно блеснул Орфей талантом, когда на обратном пути аргонавты доплыли до сирен.
— … в общем, Ясон и его команда уже заслушались и развернули корабль, но тут кифару взял Орфей… и сирены бросились вниз со скал, — Гермес немного подумал и еще раз развел руками. — Самоубийство.
Дальше повесть стала менее жуткой и почти семейной: вернувшись домой героем, Орфей сходу женился на не успевшей увернуться Эвридике (имело место коварное оглушение мелодией). Но семейного счастья молодые хлебнули недолго: как-то раз Эвридика на лугу встретилась со змеей, а дальше… тут Гермес развел руками в третий раз.
— Самоубийство? — удивилась Персефона. Владыка же молча нахмурил брови и движением двузубца призвал к себе скорбную тень Эвридики.
В глазах у тени жила правдивая история о танце на лугу, о выползшей погреться змее… и об ожесточенном тыкании оной змеей в собственную ногу под аккомпанемент шепота: «Кусай, зараза. Фас, кому сказано! Кусь! За гидру, за Химеру… с-с-скотина, кусай скорее, он же сейчас найдет и запоет».
Змея в воспоминаниях тени мученически таращила глаза в нежелании кусать бешеных нимф.
— Гм, — выдал Владыка уже с некоторым уважением. — Ты сказал, что он скоро будет у нас. Почему?
— Самоубийство? — шепотом подсказала Персефона.
Гермес закатил глаза, как бы говоря потолку «Да если бы!». И поведал, что Орфей ну очень был расстроен смертью возлюбленной Эвридики. И решил дерзко отправиться в Аид и возвратить Эвридику обратно в жизнь… Здесь Гермес запнулся, глядя, как тень Эвридики пытается схорониться под владыческим троном.
— Угу, — определился Аид, легким движением двузубца отпинывая тень обратно в зал.
Гермес набрал воздуха в грудь повторно и приготовился озвучить варианты. Вариантов у Гермеса было много — от построения системы хитроумных ловушек до объявления эвакуации в подземном мире или опрокидывания на подземный мир чаши Гипноса. И да, есть же еще на худой конец и Тартар. И если разжиться тысчонкой талантов воска…
Психопомп заткнулся, не начав говорить. Обнаружив на лице подземного дядюшки мрачную ухмылку, говорящую «Вызов принят».
— Свиту надо будет предупредить, — озабоченно вздохнула Персефона. — Обрадуются…
В подземном мире внезапно повеяло культурной программой.
* * *
Шествие Орфея по подземному миру началось бодро, торжественно и эпически. Постанывая: «Эвридика, о-о-о-о-о, я верну тебя, Эвридика», кифаред прошагал к Стиксу. Где и был встречен сперва в штыки. В смысле, в весло.
— Я человек творческий, — заявил Орфей, глядя на весло, которым тыкал в него хмурый Харон. — Денег с собой нет. Но могу рассчитаться натурой.
Весло неопределенно повисло у Харона в руках. Лодочник осторожно попятился на нос своей посудины. Орфей вдохновенно остекленел глазами, ударил по струнам и завел:
Если вдруг друг и не друг оказался, а Пан козлоногий —
Ты его в горы тяни и оставь в них его на неделю.
Сразу поймешь, кто такой, если жив будет он и приветлив,
Если же мертв будет он — вот и нет никакой тут проблемы…
Харон, обнимая весло как лучшего друга, попятился на нос лодки, бормоча, что нет, оплаты-то не надо, а особенно натуры, и можно он лучше погребет, вот как-то просто подальше.
Естественное намерение погрести подальше споткнулось на середине реки о простейший факт: Харон обнаружил, что Орфей от него не удаляется. Потому что сидит на корме лодки.
— Я человек творческий, — гордо сообщил Орфей, и кифара прозвенела зловеще.
Сказку я вам расскажу о богине Селене,
Что виновата во всем, потому что она голубая…
Харон с одиноким и тоскливым криком попытался совершить прыжок веры за борт. Но сандалия, зацепившаяся за уключину, подвела.
Основная часть Харона грустно и безнадежно булькала что-то водам Стикса. В лодке оставались отчаянно дрыгающиеся пятки.
— А вот эту, — сообщил им затуманенный творчеством Орфей. — Я сочинил недавно — ах, этот порыв вдохновения!
Выйду я ночью с кентавром во многоширокое поле —
Тихо пойдем я и он под сияющим звезд покрывалом.
Нет ни сатиров, ни нимф, ни прекрасных во всем олимпийцев —
Только вдвоем мы с кентавром по полю неспешно шагаем…
Харон совершил немыслимую акробатику, ухитряясь грести из положения «Наполовину погружен в ледяные воды». Ледяные воды, остро прочувствовав накал творчества, помогали и сами толкали лодку.
— А знаете, с чего я начал свое творчество? — хищно сообщил Орфей теням, которые встретились ему на берегу.
Тени не знали и за это жестоко поплатились. Орфей оглянулся в поисках аудитории.
Аудитория нашлась в лице (точнее, в морде, а еще точнее — в мордах) Цербера, пытавшегося переварить убойную дозу медовых лепешек. Цербер явно не был знаком с музыкой и нуждался в просвещении.
О беспощадный Эрот, ведь никто меня страстно не любит!
Не приласкает никто, даже ласковый взор не подарит —
Что мне осталось? В саду светлоокой Деметры
Сесть на траву и объесться червями от скорби…
После первых аккордов Цербер обнаружил в себе тонкий слух. После половины песни — еще и творческую, ранимую душу. К концу песни одна голова пыталась перебить певца истошным воем, а две других судорожно затыкали уши остатками медовых лепешек. Хвост-дракон тем временем высказывался за однозначное «Бежать, залезть на дерево, я на такое не подписывался».
— Животное, — надрывно сказал Орфей, когда вой стража ворот затих вдалеке. — Что оно может понимать…
Впереди были асфоделевые поля и Области Мук.
Очень скоро тени могли в полной мере оценить раскаты донельзя фальшивого тенора:
Белые розы — шипов беззащитная нежность!
Что же творит с вами ярость Деметры холодной?
И для чего замерзать она вас заставляет,
Ваши цветки заметая снегами от горя?
Тени оценили и честно пытались сперва жевать асфодели, потом хором стенать, потом толпами валить во второй раз к Лете — за двойной порцией. Орфей подгонял их добрыми творческими возгласами: «Я подарю вам то, что незабываемо». Тени рыдали при мысли о том, что Лета может не помочь.
Поля Мук, в отличие от полей асфоделя, вынесли испытание творчеством с достоинством. Дело ограничилось перебитыми пифосами данаид и засоренным колодцем. Колодец был засорен именно данаидами, попытавшимися в нем скрыться от силы искусства.
Тантал силы искусства счастливо избежал, воткнув голову в песчаное дно реки, на котором стоял.
Сизиф попытался провести атаку за все хорошее, оседлав камень и боевито катясь на нем на несладкоголосое дарование. Дарование увернулось, всхлипнуло и добило Сизифа в спину песней о невесте, которой повезло, потому что вскоре жених будет тратить ее приданое.
— Варвары, — оскорбленно вздохнул после этого Орфей и направился искать ценителей своего творчества.
По пути творчеством были жестоко травмированы несколько мормолик и две случайно подвернувшиеся гидры.
* * *
— Я человек творческий, — надрывно сказал Орфей, извлекая из кифары причудливые звуки. Казалось, кто-то пытает дикую кошку — или дикого Диониса. В глазах у Орфея горело непреклонное «Ща спою!»
Аид, который в задумчивости певца созерцал, чуть пожал плечами и дал отмашку начинать. Свита вытянула шеи. Гермес тихо выполнил защитный жест — он так и не смог оставить дядю на растерзание музыке.
— Это песня — о моей безграничной любви! — пафосно-рыдательным тоном выдал кифаред.
Хочешь — достану тебе этих странных оранжевых фруктов?
Хочешь — прочту наизусть я тебе «Илиаду» Гомера?
Хочешь — повеют сейчас смерти черные крылья
Над головою соседей, что спать нам мешают?
Персефона после первых же строк склонилась на грудь к мужу — непонятно, то ли смахивая слезы, то ли так просто было удобнее. Танат чуть приподнял брови, показывая, что текст, в целом, одобряет. Свита восхищенно загомонила.
Что-то было не так. Допев песню, Орфей нервно потренькал струнами. Не было ни благодарных обмороков, ни предложений «Отдать за такую красотищу все и сразу». Правда, Эмпуса свалилась на пол в мгновенных конвульсиях, но тут же подскочила и проорала: «Воооо продирает!»
— Гм, — сказал царь подземный. И показал жестом — мол, есть что-то еще?
— История о великой любви! — уже менее решительно отозвался Орфей.
Долго я буду свою гнать в полях колесницу.
Остановлю средь лугов, где цветов изобилье.
Там соберу я букет, чтобы в дар преподнесть деве юной,
Что мое сердце украла, как Гермий — стада Аполлона…
Гермес покивал со слезами на глазах — и это было не чувство признательности. В рядах подземных раздались сдавленные стоны и торжествующие вопли: «Ха-а-а, продержался только две песни, продул спор!» Керы, кажется, развернули какой-то плакатик, на котором кровью было намалевано о том, как они любят певца.
Что-то определенно было совсем не так. Орфей выдохнул и взялся за свою лучшую композицию — после нее случайно подвернувшиеся певцу Грайи в голос жалели, что у них один глаз и один зуб, а не одно ухо:
Слух преклони — жил когда-то несчастный художник,
Скромно расписывал амфоры в домике старом,
Только влюблен в Мельпомену он был, музу драмы,
Ну, а она лишь цветам отдала свое сердце…
Поднатужившись, Орфей на особо жалостном моменте о море цветов взял высокое «си». Вдоль стен треснули светильники. Трех Эриний сбило с крыльев.
Владыка выразил на лице легкую заинтересованность.
— А есть что-нибудь про песиков?
Через два часа Орфей значительно осип.
* * *
Не беспокойся, сказал я тебе, нас они не догонят:
Пеший едва ли сумеет догнать колесницу…
На последней строчке великий кифаред дал петуха, сам это услышал и озадаченно примолк.
Среди свиты царили вдумчивые настроения — кто-то спорил насчет «Да нет, Пан тут рядом не валялся», кто-то звал Гекату с нюхательной солью, кто-то гордился своим бесстрашием. Персефона стойко блюла позицию у мужа на груди. Владыка стойко сохранял скучающую мину.
— Ладно, — сказал он наконец. И, подумав, прибавил: — Ты приходил только показать свое искусство?
Глаз певца тихо дернулся. Творческий человек осознал, что забыл попросить обратно Эвридику.
На просьбу Аид откликнулся с пониманием и всучил возлюбленному рыдающую тень, дав наставление — не оглядываться.
— Я напишу об этом новую песню, — хрипло пообещал кифаред, вызвав нервный вздох у Гермеса.
Через мучительный промежуток времени отзвуки кифары начали затихать в отдалении. Психопомп потрогал распухшие уши и неверящими глазами вперился в царя подземного.
— Владыка — как?!
— Пф, — ответил Аид со скукой на физиономии. — Ты слышал, как поет Геракл?
— Ну-у-у издалека…
— Так вот, у него это наследственное.
Аид не стал говорить, что всех трех братьев-Кронидов счастливо объединяло полное отсутствие музыкального слуха. Что позволяло в славные деньки юности леденить сердца врагов на примирительных пирах и ходить в тройные психологические атаки.
— Н-но… Владычица?! — поразился Гермес.
— А что — Владычица, — хмыкнула Персефона, переставая затыкать правое ухо гиматием супруга и выпрямляясь на троне. — У меня — мама.
Когда Деметра прощалась с родимой дочуркой — возле ее пещеры старались не пролетать птицы.
— Н-но Танат?!
Бог смерти не откликнулся. Он плавно водил точильным камнем по мечу и пребывал в альтернативно прекрасном мире холодного оружия, выпадов и ударов.
— Н-но Гип… — Гермес взглянул на подозрительно благодушного Гипноса и принюхался к густому маковому аромату. — А, ну да. Но Владыка, неужели ты так и отпустишь тень Эвридики в жизнь… и никак не отмстишь за пострадавших подданных?
Пострадавшие подданные расходились и расползались, делясь впечатлениями — «Таких-то ужасов и у нас не насмотришься!» «Меня на четвертой аж до печенок прохватило!»
Владыка двинул бровью, как бы говоря — «Обижаешь».
В руках у него неизвестно откуда появился шлем невидимости.
…обратный путь Орфея проходил даже слишком гладко. По пути он сипло сочинял под нос новую песню:
Я обернулся внезапно — узреть я хотел бы,
Не обернулась она, чтоб узреть — вдруг и я обернулся?
Но оборачиваться на всхлипы следующей за ним Эвридики отказывался категорически. Даже на шепот «Ой, кажется, я не могу идти дальше». Даже на просьбы повернуться лицом и спеть.
Цербера не было, зато у ближайшей ивы тревожно похрустывали под чем-то тяжелым ветви. Харон перевез кифареда и тень Эвридики с такой скоростью, будто на олимпийских играх все же ввели состязания по скоростной гребле.
Надежды Эвридики таяли с каждым шагом к свету.
— Сейчас, — напевал себе под нос Орфей, — сейча-а-а-ас, дорогая, мы выйдем отсюда, а потом я тебе спою все свои новые песни…
— Да не вопрос, — согласилась вдруг Эвридика из-за спины хмурым басом. — Мы еще с тобой и дуэтом споем.
После чего предполагаемая Эвридика напела строчку о колеснице Гелиоса, которую нарисовал на воске мальчик, желающий мира. Слегка ушибленный этим чудовищным звуком, Орфей тихо выронил кифару и обернулся…
— Муа-хахаха!!! — возопила счастливая тень Эвридики, сунула суженому под нос кукиш и форсажно удалилась к Лете.
Потрясенный Орфей сперва вышел из подземного мира, потом что-то осознал, обернулся…
И наткнулся глазами на валун там, где раньше был вход. На валуне красовалась однозначная надпись.
— В каком смысле — неприёмный день?! — возмутился кифаред. — Я — человек творческий!..
* * *
— В общем, это очень печальная история, — сказал Гермес и промокнул уголок глаза углом хламиса. — Просто понимаете… Орфей скорбел, и тут, непонятно почему, мимо проходил Геракл…
Владыка выразил на лице легкое изумление. Танат пробормотал, что да, известно — вечно этот герой мимо проходит, а потом…
— …а потом Геракл решил утешить друга. И спел.
«Да неужели?» — говорили полные искреннего незнания глаза Владыки.
— Ну, а Орфей… в общем, пошел и убился об вакханок, — Гермес развел руками и хотел добавить что-то о самоубийстве, но передумал и добавил: — Геракл.
— Быстро развивается, — жизнерадостно заметила Персефона.
— Примем, пристроим, — лаконично отозвался Владыка, не замечая вопрошающих взглядов племянника.
— И вот еще, — решился тот. — Я никак не могу понять: а что заставило его тогда обернуться?
Владыка подземного мира слегка пожал плечами. Персефона прыснула в кулачок и тихо предположила:
— Сила искусства.
Ну че клюёт?
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi