Автор: Анатолий Обрезков
Вступление.
Крылатый, чудный конь Пегас,
не поскупись на вдохновенье,
чтоб поэтический Парнас,
смог оценить произведенье.
Прошу, покорно, музу Клио
стать моим гидом в древнем мире;
я мифы Греции, шутливо,
перескажу, склоняясь к лире.
Познать природу очень сложно,
взор обращая к небесам;
где в мифах истина, что ложно,
решать, читатель, будешь сам.
Меня, в легендах, удивила
жестокость греческих богов:
священны были гнев и сила -
тупые качества быков.
У тех, кто подражает зверю,
способны боги одичать;
я убежденно в это верю.
Итак, позвольте мне начать.
Часть 1. Боги.
Хаос.
Бог Хаос, всех причин причина,
жил вечно, предков не имел,
безмолвный мир был как пучина,
никто не дрался, не шумел.
Жил Хаос скромно, как монах,
без физики и лирики,
он в яви путался и в снах,
как шизофреник в клинике.
Однажды, сидя не на чем,
подумал он, скучая:
как было б чудно - с калачом,
попить, спокойно, чая.
Но где ж ему достать калач,
тем более заварки;
был виртуальным этот ланч,
как сладкий сон и яркий.
Он бесконечно долго жил,
по достоверным слухам,
не делал что-то, не служил,
Святым питался Духом.
Противен Хаосу порядок,
бог зло с добром не различал,
а так как был морально шаток,
вконец несчастный одичал.
К труду бог ненависть питал,
и без него был сыт:
«Не волк работа, - он считал, -
и в лес не убежит».
Чтоб кто-то стал за ним ходить
и было с кем общаться,
решил бог Гею породить,
со скукой распрощаться.
Папашу дочь оберегала,
все исполняла, что просил,
и одеваться помогала,
чтоб он не выбился из сил.
Бог жил несчастным стариком,
грустить привычно было,
но сердце, как-то вечерком,
от злой тоски заныло.
Тогда он разродился вновь,
и породил богиню Эрос,
чтобы почувствовать любовь
и уничтожить серость.
Затем родил он Вечный Мрак
и чародейку Ночь,
а дети заключили брак:
за сына вышла дочь.
У них родились Свет - Эфир
с Гемерой, с дочкой - День,
а боги закатили пир,
увидев свет и тень.
Довольны были боги, рады,
за эту благодать;
давно так сделать было надо,
в потемках не страдать.
Гея и Уран.
Могучая и гордая Земля,
красавица, богиня Гея,
ленивого папашу зля,
воскликнула: «Идея!
Чтоб было нам под чем ходить,
в любое время суток,
хочу я Небо породить
без аморальных шуток».
Вот только этот сын Уран
стал Гее грозным мужем,
он правил миром, как тиран,
богине стал не нужен.
У Геи дети родились:
титаны, гордость матери,
они на славу удались,
и даже с папой ладили.
Когда немного подросли,
нашли себе девчат,
детей мамаше принесли,
для бабушки внучат:
Звезд мириады и Зарю,
и Солнце, и Луну;
подарок был богов царю,
пусть любит мать-жену.
Был в жизни Геи путь не ярок,
богиня вздумала чудить,
решив Урану, как подарок,
циклопов породить.
Затем богиня родила
сторуких великанов,
кошмарны были их тела,
как бред у наркоманов.
Уран взбесился от жены,
назвав богиню бабой,
не ведал он своей вины,
хоть был мутантам папой.
Бог заключил их глубоко,
туда, откуда вышли,
он лучше б голову лечил,
где зарождались мысли.
Без времени в то время жили,
как на картине в масле,
на то они богами были
в легендах, словно в басне.
Была хорошая идея
исправить скверные дела:
Урану, злому мужу, Гея
сыночка Крона родила.
У греков предки маху дали,
нельзя их логикой гордиться,
Крон-время, думаю, едва ли,
мог позже Хаоса родиться.
Напутали чего-то греки:
без времени движенья нет,
не могут течь без Крона реки,
статуей был бы Хаос, дед.
Пространство с временем едины,
как нос с глазами на лице,
как холст и краска у картины,
оправа с камнем на венце.
Логичней было бы, конечно,
начать легенды так,
что Хаос был богиней вечной,
а Крон ее супруг и маг.
Нам с детства ясно и привычно,
что на земле и в океане
мужчины впереди, обычно,
а женщины на заднем плане.
Решила Гея совершить
большой переворот,
чтобы не смел богов смешить,
ее супруг, урод.
А план осуществить поможет
коварный, хитрый Крон;
поскольку зависть его гложет,
он жизнь отдаст за трон.
Крон.
Сын Геи, Крон коварный,
всё поглощающее Время,
взвалил, друг календарный,
на плечи царства бремя.
Пришлось помучиться Урану,
Крон был морально недалек:
нанес отцу большую рану,
чем на себя беду навлек.
Богиня Ночь, забыв дела,
и сделав Крону жест,
ему на свет произвела
ужаснейших божеств:
Обман и Смерть, чтобы губить,
планету сделать тленной,
Раздор и Месть, чтоб не любить
живущим во Вселенной.
Крон долго мести ожидал,
жил, от себя старея,
тиран от скуки не страдал:
была супругой Рея.
Оракул Крону нашептал,
что свергнут его дети,
злодей не разрешать им стал
существовать на свете.
Детей глотая, как питон,
дочурок и сынов,
не подавился этот Крон;
ему б ужасных снов.
Прошла жара, настала осень,
и младший сын родился;
огромный камень, длинный очень,
для Реи пригодился.
Валун запеленала мать,
как малого ребенка,
чтоб мужу вместо сына дать;
хитрющая бабенка.
Крон камень этот проглотил,
желудок свой расстроил,
потом немного походил,
и нервы успокоил.
Зевс.
Чтоб не было урона,
Зевс спрятан был на Крит;
для каннибала Крона
путь к сыну был закрыт.
Две нимфы кроху опекали,
поили козьим молоком,
игрой на лире развлекали
и танцевали босиком.
Мед пчелы Зевсу приносили,
летая в горы на луга;
набрался бог огромной силы,
на землю сваливал быка.
Узнав о подлостях отца,
что белой ниткой шиты,
Зевс изменил свой цвет лица
на красный, от обиды.
Бог отомстить отцу решил
за братьев и сестер,
он в мыслях папу задушил
и в порошок растер.
Зевс молнию принес свою,
и встал на изготовке,
был, словно бы солдат в бою,
что метит из винтовки.
Велел он Крону всех детей
извлечь на белый свет,
мол, он не папа, а злодей,
и дал такой совет:
«Над миром власть мне уступи,
а сам иди на пенсию,
гармошку с нотами купи
и развлекай нас песнею».
Отец на это отвечал,
стремясь попасть на улицу,
что сын ужасно одичал:
яйцо не учит курицу.
Зевс, молнией грозясь попасть,
ждал грозно на пороге,
злодей раскрыл, от страха, пасть,
и вышли дети-боги.
Но не хотелось богу Крону
сынку все уступать,
кто любит царскую корону,
способен погибать.
Крон окружил себя отрядом,
чтоб избежать ареста,
летели с неба камни градом,
не меньше Эвереста.
Титаны с Кроном, грозно воя,
спокойно их метали,
а валуны, над полем боя,
как камушки летали.
Но Зевс моложе был, сильнее,
и одержал победу;
Крон, став терновника синее,
навеки скрылся к деду.
Привычно было почудить
богам, в былые дни;
нельзя родителей судить,
кем ни были б они.
Пусть не страшит вас их террор,
и в чем уверен я:
без нас найдется прокурор,
найдется и судья.
Чтобы замкнулся кармы круг,
не будь несчастным катом,
терпенья наберись, мой друг,
и стань им адвокатом.
А на Олимпе боги
навечно поселились,
им не было тревоги,
беспечно веселились.
Потом они над миром
делили долго власть,
мысль: «всё закончить пиром»,
по нраву им пришлась.
Зевс скромным малым не был;
устав от ратных дел,
как победитель, небо
он взял себе в удел.
Стал Посейдон над морем,
как деспот, власть иметь,
грозить людишкам горем,
кто плавать мог посметь.
Пришлось Аиду-богу
под землю поселиться,
он знал туда дорогу,
у мертвых «веселиться».
А землю не делили,
осталась коммуналкой,
чтоб люди веселили,
своею жизнью жалкой.
Частенько собирались,
судьбу людей вершили:
ругались, препирались,
злословили, грешили.
Царем богов и мира
был Зевс провозглашен -
коварный бог-задира
и соблазнитель жен.
Посейдон.
В чудесном замке, под водой,
что глубоко в пучине моря,
царит, беспечною средой,
бог Посейдон, не зная горя.
Хранит он в тайне свой режим,
грозна рука с трезубцем,
а в гневе бог неудержим,
бывает душегубцем.
Стихия слушает царя,
подвластная деснице,
а он летит через моря,
в шикарной колеснице.
Когда трезубец бог колышет
над бурными волнами,
всё, затаившись, тихо дышит,
смолкают и цунами.
Влюбился в дочь Нерея
могучий Посейдон,
в душе надежду грея,
о свадьбе думал он.
В безветренную ночку,
без шума и без гласа,
Нерей запрятал дочку
у верного Атласа.
Царю морей поведал
Дельфин про тот секрет,
он девушку не предал,
не причинил ей вред.
Мечтала Амфитрита
сама царицей стать,
чтоб плавать возле Крита,
и красотой блистать.
На свадьбе пили вина,
никто там не грустил,
а Посейдон Дельфина
в созвездье поместил.
Аид.
У Зевса старшим братом,
был мрачный бог Аид,
готов он был к утратам,
имел дремучий вид.
Бог в подземелье, словно граф,
с покойными был смел,
хотя гораздо больше прав,
по старшинству, имел.
Там Стикс течет, могучий,
закрыв собой дороги,
водой реки, за тучей,
клянутся сами боги.
Забвенье и богам дают
в том царстве воды Леты,
а души мертвецов снуют,
в кромешной тьме, без света.
С супругой Персефоной
там царствует Аид,
от жизни мрачной, оной,
в глазах тоскливый вид.
Сурово и упрямо,
хромой старик Харон
по водам Стикса, рьяно,
снует со всех сторон.
Бог в царство мертвых души
увозит, как палач,
заткнул он ватой уши,
чтобы не слышать плач.
Богини Мщения Аиду
грехи припоминают,
таят на всех они обиду
и всё о людях знают.
Сидят у трона, словно тень,
там судьи прегрешений,
они толкуют ночь и день,
беда от их решений.
Танат ужасный, смерти бог,
с мечом стоит спокойненько,
чтоб прядь волос он быстро мог
отсечь с главы покойника.
Из тела, чтобы сохранить,
он исторгает душу,
и оставляет хоронить
безжизненную тушу.
Бог сна, Гипнос могучий,
в стране теней летает,
а на земле он круче,
где тоже обитает.
Пред ним слабы и боги,
сам Зевс смыкает очи,
уйти скорей с дороги
спешат все люди к ночи.
У нас оно под боком,
то царство при Аиде;
он хоть зовется богом,
живет, подобно гниде.
Гера.
Я Зевсу славу не пою,
богов царь - бабник рьяный;
похитил он сестру свою,
хотя и был не пьяный.
В генетику, в те времена,
была плохая вера,
за Зевса, выкушав вина,
пошла богиня Гера.
Самой женою брата
ей захотелось быть,
потом была не рада,
пришлось, веками, выть.
Богиня всем дает рожать
и помогаем в браке,
боится мужу возражать -
он беспощаден в драке;
ее цепями, за скандал,
из золота, сковал,
между землей и небом встал,
и долго бичевал.
Две наковальни на ногах,
из золота, висели,
и Гера, подавляя страх,
забыла про веселье.
Когда они бывали в мире
любили полетать,
чтоб с неба молнии, как в тире,
смогли в людей метать.
Семейный кодекс Гера чтила,
не заводила друга,
зато, тайком от мужа, мстила
любовницам супруга.
Деметра.
Богиня плодородия,
оставив все дела,
вот скверная пародия:
от Зевса родила.
Была Деметра рада,
когда в глухую ночь,
от громовержца-брата
родить сумела дочь.
На диком древнем фоне
Зевс не был подлецом,
богине Персефоне
став дядей и отцом.
На зависть всем богиням
малышка уродилась,
сомнение покинем -
Деметра ей гордилась.
Нередко громовержец врал
и поступал жестоко,
он для Аида дочь украл;
ему бы выбить око.
Прося у всех совета,
искала мама дочь,
она по белу свету
бродила день и ночь.
Бог Гелиос, на страже,
ей рассказал, за тучей,
о том, что, в этой краже,
замешан Зевс могучий.
Сказал, что в царстве мертвых
томится ее дочь,
и нет таких упертых,
чтоб девушке помочь.
С царем богов не споря,
Деметра загрустила,
совсем дела, от горя,
богиня запустила.
Жизнь позабыла частную,
и слезы проливала,
а на нее, несчастную,
природа уповала.
Трава в полях засохла,
пропал весь урожай,
скотина передохла,
хлеб лучше не сажай.
Земля бесплодной стала,
и все сильнее голод,
ни хлеба нет, ни сала,
а на пороге холод.
Зевс понял горечь и утрату,
он опустился вниз,
решив помочь сестре и брату
пошел на компромисс:
чтоб в радость всем была погода,
Зевс дочь извлек из ада,
пусть на земле живет полгода
жена Аида, гада.
С весны до осени Деметра
всегда парит над нами
и наделяет землю щедро
хлебами и цветами.
Но только осень наступает,
зять дочку забирает,
тепло морозам уступает,
природа замирает.
Гестия.
У Зевса старшею сестрой
богиня Гестия считалась,
хотя богов был целый рой,
она ни с кем не сочеталась.
Критично к браку относилась,
быть не желала близкой,
а на поклонников косилась,
считалась феминисткой.
Жениться на гордячке,
брат Посейдон пытался,
была она, как в спячке,
он на бобах остался.
Мужчин не уважала,
гордилась тем, что дева,
детишек не рожала,
как наша с вами Ева.
Она очаг домашний
всегда оберегала,
не заводила шашней
и женщинам не лгала.
Одной ей подчинялся
весь жертвенный огонь,
безбожник обвинялся,
был целью для погонь.
Афина.
Боялся Зевс переворота,
от собственных детей,
их не одна родилась рота,
у всех полно идей.
Он сам, когда-то, совершил
поступок очень скверный:
Зевс против папы согрешил,
дорогой шел неверной.
Он опасался, что и с ним
поступят так же дети
и вечно страхом был гоним,
попасть боялся в сети.
Судьбы богиню подстерег
бог Зевс, как бы случайно,
с ней был суров и очень строг,
решив разведать тайну.
Чтобы узнать судьбу свою,
в ход богом шли слова и сила,
он был настырным, как в бою;
всё Мойра разгласила.
Метис, богиня Разума,
должна была родить,
чтоб позже, при маразме,
могли за ней ходить.
Продлится у богини род,
найдет она опору;
дом престарелых и сирот
отсутствовал в ту пору.
Сынку судьба плохая
досталась, путь таков:
чтоб, на закон чихая,
сместить царя богов.
Метис, богиню бедную,
Зевс срочно посетил,
ее, от страха бледную,
он нагло проглотил.
Зевс папин повторил пассаж,
заныла голова,
не помогли ему массаж
и нежные слова.
Произошел, какой-то сбой,
боль стала, лишь, сильнее,
стал громовержец сам не свой –
морских глубин синее.
Поскольку бог, как нам известно,
лечиться не любил,
позвал он кузнеца Гефеста,
чтоб темя разрубил.
Вмиг развалилась голова,
чего не сделать папе,
дела нужны, а не слова,
меч страшен только бабе.
От изумления, родня
лишилась дара речи;
никто не знал кошмарней дня,
но был еще не вечер.
Афина, в форме золотой,
из головы предстала,
она своею красотой,
перед родней блистала.
Зевс, увезенный на карете,
всех удивил проделкой,
ему, в прекрасном лазарете,
жена была сиделкой.
Афину чтили все герои,
ей поклонялись города,
за то, что их она, порою,
хранила в те года.
Богиня славила себя,
гордясь, маршировала,
а, рукоделие любя,
прекрасно вышивала.
Арахна вызвала Афину
в искусстве состязаться,
богиня, сделав злую мину,
не смела отказаться.
По качеству, как не юли,
равны полотна были,
но совесть боги из жюри,
от гордости, забыли.
Без уважения к богам
Арахна всех изобразила,
а у Афины, по бокам,
сияли мощь богов и сила.
Афина в ярости была,
от наглой бабы смертной,
и на Арахну излила,
весь гнев неимоверный.
Она ткачиху превратила
ужасным пауком,
чтобы навеки походила
на волосатый ком.
Плетет Арахна, в наказанье,
с потомством, паутину:
ее прекрасное вязанье
переросло в рутину.
Любила мстить Афина людям,
всех ставя на места;
поступки гадкие осудим
учением Христа.
Гермес.
Немало деток царь богов
имел на стороне,
наставил много он рогов,
и не в одной стране.
Плеяда Майя родила
прекрасного ребенка,
но Гере злости придала
несчастная бабенка.
Гермес был хитрым, словно лис,
способный на обман;
в кого пошел такой малыш,
хитрец и клептоман?
Поев грудного молока,
которым бог питался,
Гермес, задумавшись слегка,
украсть коров пытался.
Известно всем, как Аполлон
стерег своих коров,
поскольку опасался он
нахалов и воров.
Гермеса уложила мать
(спать детям много надо),
а бог-младенец, словно тать,
угнал большое стадо.
От наглой выходки такой,
Латоны сын был в гневе,
и, потеряв в душе покой,
нашел ответ на небе.
Ему, за тучами, шепнули,
кто вел большое стадо;
не опасаясь, намекнули,
кого отшлепать надо.
Гермес, красивый, как невеста,
на обвиненье отвечал,
что в колыбели его место,
что он еще не одичал.
Хотя Гермес с рожденья крал,
и был внебрачным сыном,
Зевс на Олимп его забрал,
чтоб в масле был он сыром.
Посланником богов служа,
Гермес не задавался,
карманы чистил, не тужа,
у тех, кто зазевался.
По зову Смерти бог бежал
исполнить свой урок,
людей к Аиду провожал,
когда настанет срок.
Незаменим был, между прочим,
Гермес в работе верткой,
но лучше стать простым рабочим,
чем быть богам шестеркой.
Гермесу люб торговый ряд,
где дешево никто не даст,
не зря в народе говорят:
«Кто не обманет – не продаст».
Хитрей Гермеса не найти,
обиженные злились,
он шел по грешному пути,
ему воры молились.
Зато любил встречать гостей
и путникам помочь,
когда, продрогших до костей,
их настигала ночь.
Гефест.
Сыночка Гера родила,
хромого и больного;
для нас привычные дела,
а в божьем царстве - ново.
С Олимпа, прямо из ворот,
швырнула сына мать,
чтобы не смел ее урод
среди богов хромать.
Всё с рук, за преступления,
сходило этой Гере;
приговорить, без сожаления,
ее бы к высшей мере.
Никто не причинял ей зла,
детоубийце глупой,
она, как видим мы, была,
в душе, садисткой грубой.
Пиры любила Гера, танцы,
беспечная, босая;
ее придумали спартанцы,
больных детей бросая.
Упал, с огромной высоты,
ребенок в волны моря,
летел он двадцать две версты,
а маме мало горя.
Она, пирует во дворце,
с богами веселится,
в огромном, золотом венце,
своей красой гордится.
Немало видят горя,
от мам ужасных, дети;
попал к богиням моря
ребенок прямо в сети.
Хотя и не был в чине,
бог, все же, ликовал,
на дне, в морской пучине,
он золото ковал.
Гефест решил мамане
отдать большой должок,
чтоб было, как в тумане,
пусть испытает шок.
Не выпускал он молота
и не ловил ворон,
а выковал из золота
злодейке чудный трон.
Подарок этот Гера
считала лучшим в царстве;
подумала б, мегера,
и о чужом коварстве.
Как только Гера села
царицею на трон,
вся радость улетела,
раздался страшный стон.
Попалась, словно птица,
в расставленный силок,
в цепях была царица,
пусть будет ей урок.
Но нет с «болгаркой» слесаря,
да и с ножовкой нет,
зовут на помощь кесаря,
богине дать совет.
Явился Зевс могучий,
страшнее, чем гроза,
смотрел на Геру тучей:
«Допрыгалась, коза.
Не мучила б ребенка,
оставила б в покое,
лишь глупая бабенка
способна на такое.
Наступит скоро ночка,
не будем рисковать,
уговорим сыночка
мамашу расковать.
Разжалобит Гефеста
наш дипломат Гермес,
он, с виду, как невеста,
хотя хитер, как бес».
Богов посланник рьяный,
как мысль к Гефесту мчался,
навстречу ему, пьяный,
Дионис повстречался.
Они вдвоем решили
уговорить братана,
на край земли спешили,
из греческого стана.
Вор, вместе с алкоголиком,
просили кузнеца;
смеялся тот до коликов,
над мамой, без конца.
Гефест твердил упрямо:
«Позор таким, как мать,
кидать их надо в яму,
кино о них снимать».
Вино лилось рекою
и продолжался спор;
известно, что такое –
за рюмкой разговор.
Всё шло, как по сценарию:
три брата напились,
и, распевая арию,
к Олимпу поплелись.
Забыл Гефест, как частную,
на мать свою, обиду,
освободив, несчастную,
поцеловал, для виду.
Он очень часто в кузнице
оружие кует,
не уставая трудится,
подарки раздает.
Дворцы построил он богам
из слитков золотых,
чтоб успокоить шум и гам,
чтоб спор богов затих.
Олимп привык к обидам,
обычны были споры;
Гефест, комичным видом,
заглаживал все ссоры.
Бог был силен, как чемпион,
его Вулканом в Риме звали,
но добродушнее, чем он,
среди богов найдешь едва ли.
Латона.
Для Геры повод был страдать,
слышны с Олимпа стоны:
«У Зевса начал увядать,
рассудок от Латоны».
Да, у жены царя богов
права большие были,
соперницам был путь таков:
они от Геры выли.
Богиня тонко мстила мужу,
поэтому Пифону
велела в зной и в стужу
преследовать Латону.
Бедняжка двойню родила,
сначала Артемиду;
девица взрослою была,
красавицею с виду.
Вторым явился Аполлон,
таких красавцев мало,
бог был мужчины эталон;
дочь роды принимала.
Прошло всего четыре дня
с рожденья Аполлона,
а он, богиню Геру зля,
стрелой пронзил Пифона.
Чтобы на свет произвести
для нас детей и внуков,
крест будут женщины нести -
они рожают в муках.
Ночей бессонных проведут
родители немало,
чтобы дитя взялось за труд,
на ноги крепко встало.
Не совершенен человек,
в сравненье с богом, телом:
на месте совершая бег
Зевс занимался делом.
Детьми Латона красовалась,
над воспитанием корпела,
по вечерам не тусовалась
и замуж выйти не успела.
Ее обидела жестоко,
простая, смертная царица,
Ниоба, женщина с Востока,
ей не хотела покориться.
Девчат и сыновей, по семь,
Ниоба мужу родила,
она была довольна всем,
шли хорошо ее дела.
Большой своей семьей царица
перед Латоной возгордилась;
на этом, в мифах говорится,
вся жизнь семейства закатилась.
Однажды, летним вечерком,
резвились принцы на поляне,
под теплым, легким, ветерком,
без дядьки и без няни.
Никто не звал себе слугу,
гордились этим дочки,
принцессы, сидя на лугу,
плели себе веночки.
Вдруг полетели стрелы
на принцев, словно град,
бог Аполлон был смелый,
убил мальчишек, гад.
Не трогал его душу
детей невинных плач;
трясти б его, как грушу -
не бог он, а палач.
Девчонки в шоке были
и в стороны метались,
от страха они выли,
себя спасти пытались.
В них Артемида стрелы
послала вслед за братом,
принцессы были белы,
судьбе своей не рады.
Богов, изображенных в храме,
царь повалил плечом,
хотя был непричастен к драме,
проткнул себя мечом.
Округа ярко осветилась,
стоял у мамы в горле ком;
Ниоба в камень превратилась,
а слезы стали родником.
Детей Латона похвалила
за этот «подвиг» мерзкий,
поскольку сильно ее злила
душа Ниобы дерзкой.
В ужасных извергов-богов
мог верить человек заблудший,
кто не имел своих мозгов;
мораль тех лет была не лучшей.
Артемида.
Сестра красавца Аполлона,
однажды, с нимфами гуляла
по берегу ручья у склона
и всем животным страх вселяла.
Не целясь, в заросли густые,
она, налево и направо,
пускала стрелы золотые:
дано богам такое право.
За меткость нет нужды трепаться,
заслуга в этом знаю чья;
богиня, вздумав искупаться,
разделась в гроте у ручья.
Вдруг, за оленем быстроногим,
в грот забегает Актеон;
как юношам престижно, многим,
охотился с друзьями он.
На свете не было мужчин,
кто Артемиду голой видел,
для наказанья нет причин,
ведь он без умысла обидел.
Богиня в гневе стала выть,
как будто выявила кражу,
могло б конфуза и не быть,
поставь она на входе стражу.
Людей дочь Зевса не щадила,
не помогала и слеза,
в оленя принца превратила
богиня, выпучив глаза.
Сверкала гневом Артемида,
пустился в бегство царский внук,
в глазах и ужас и обида,
хотел избегнуть страшных мук.
От своры не сумев спастись,
он о пощаде замолил,
ужасно принялся трястись,
а друг оленя завалил.
Аполлон.
Прекрасен телом Аполлон,
и волосы густые,
он для мужчины – эталон,
а стрелы золотые.
Его всегда, днем и ночами,
сопровождали девять муз;
они, прекрасными очами,
с любой души снимали груз.
Бог Аполлон стоит на страже
и слабых защищает,
а всех, застигнутых на краже,
стрелою угощает.
Зато ревнив бог Аполлон,
не стоит с ним тягаться,
с другими не желает он
в искусстве состязаться.
Ну, что еще о нем сказать:
в своей купаясь славе,
считает бог, что наказать
соперника он вправе.
Афина флейту смастерила
и, у ручья, на ней играя,
сердца животных покорила:
была мелодия из рая.
В воде она смогла увидеть
на личике морщины,
а их, чтоб женщин не обидеть,
не видят лишь мужчины.
Афина флейту уронила,
чтобы не видеть никогда,
все духовые обвинила:
от них красавицам беда.
Нашел Афины флейту, летом,
сатир, что проживал в лесу,
он музыкальным инструментом
пленил и зайца, и лису.
Могло, от звуков, показаться,
что Марсий в музыке всё вызнал,
решил он с богом состязаться,
на конкурс Аполлона вызвал.
Узнать итоги нам не сложно,
жюри ведь было из богов;
да разве с ними спорить можно,
известно результат, каков.
Был Марсий побежден. О, горе…
Мольбам к пощаде бог не внял,
а так как гнева было море:
с сатира изверг кожу снял.
Афродита.
От сына Крона пострадал Уран,
кровь в море капала, а с нею гены,
немало получил владыка ран,
образовалось много пены.
Кипела пена моря жарко
и в Афродиту превратилась,
от красоты богини, ярко,
округа моря осветилось.
Мужчины-боги обомлели
от бесподобной красоты
и были в шоке, онемели,
собравшись в кучу, как коты.
Поставив всех богов на место,
их Афродита оскорбила,
а некрасивого Гефеста
богиня пылко полюбила.
Но и ему она замену,
для утешенья, оставляла,
ночами, совершив измену,
рога Гефесту наставляла.
Она, сомнение покинем,
всегда собою красовалась,
зато, кто жертвовал богине,
пред тем в долгу не оставалась.
На Кипре жил Пигмалион,
отличный скульптор, мастер дела,
имел шедевров миллион,
о нем хвала летела.
Однажды, женщины скульптуру
он сделал из слоновой кости,
красавицу, во всю натуру,
чтоб любовались ею гости.
Но автор сам в нее влюбился,
ведь вся она была такая…
Он красотой ее упился,
глядел часами, не моргая.
С рогами золотыми, телку
принес он в жертву Афродите,
чтоб оказалось больше толку:
язычником он был, простите.
Пигмалион просил жену,
себе красавицу такую,
чтоб от нее он был в плену
и походила на статую.
Просить богиню не посмел,
чтоб оживилось изваянье,
поскольку набожность имел
и не слыхал про покаянье.
Домой вернулся, глазки щуря:
невероятно, вот дела,
его прекрасная скульптура,
царю на радость, ожила.
Но тех, кто обижает мать
и Афродиту чтить не любит,
а жертвы любит зажимать,
всех беспощадно губит.
У нимфы и речного бога
родился милый сын Нарцисс,
смотрелся он с любого бока:
красив был, как киноартист.
Не раздавал своих он фоток,
сам любовался откровенно,
а прочих, в том числе красоток,
не замечал, обыкновенно.
В него влюбилась нимфа Эхо,
когда гулял Нарцисс у речки,
в ответе не было успеха:
был безразличен, как к овечке.
Не проявил, отвергнув Эхо,
он к Афродите уваженья,
за это полюбил, для смеха,
свое речное отраженье.
Когда он понял, что наказан
и в отражение влюбился,
за непочтение размазан:
упал в истерике и бился.
Был превращен, за гордость, он,
не сомневайтесь, а поверьте,
в цветок душистый, просто сон,
Нарцисс зовется - символ смерти.
Арес.
Ареса, изверга в доспехах,
богиня Гера родила;
отец, узнал о тех «успехах»,
и рвал, от горя, удила.
Злодея Зевс хотел убить,
но усмирила Гера мужа:
«Придется сына полюбить,
ведь он родной, чужие хуже».
Его солдаты чтят, он бог войны,
у них профессия такая;
кто любит кровь до глубины,
живет, Аресу потакая.
Два сына у Ареса есть,
они папаше угождают,
у них поклонников не счесть,
что мирным людям угрожают.
Сын Фобос – нагоняет страх,
сын Деймос – ужас вызывает:
для воли наступает крах,
и дня без крови не бывает.
Эрот.
У бога руки в кузнице потели,
Гефест ковал из золота узор,
а Афродита нежилась в постели
и изменяла мужу. Вот позор.
От Ареса, коварного вояки,
Эрота мужу родила;
такие на Олимпе бяки
и аморальные дела.
Шустер Эрот, везде поспел,
служил он верно Афродите,
имея лук и много стрел,
был на мамашу не в обиде.
Хорошая стрела счастливых любит,
она не причинит вреда,
от той стрелы, что чувства губит,
не только людям, всем беда.
Сам громовержец, Зевс могучий,
стрелой Эрота был сражен,
чтоб, дон Жуана став покруче,
мог соблазнять соседских жен.
Про все проказы сорванца
сказала вещая бабенка,
Зевс, обвинив во всем отца,
надумал задушить ребенка.
Эрота спрятала в глуши
богиня Афродита;
Зевс-громовержец, свет туши,
и поминай бандита.
Богиня Эрос всем дарила
любовь еще с порога,
за страсть без чувств, она корила,
наказывала строго.
Не разделял с ней этих правил
насмешливый Эрот,
когда стрелу соблазна правил
в богов или в народ.
Гелиос и Фаэтон.
Когда день ночью поменялся
и шел на смену выходной,
над Фаэтоном друг смеялся,
что богу сын он не родной.
Сын бога Солнца Фаэтон,
придя к отцу, был жалок с вида,
он издавал протяжный стон,
глаза в слезах, в словах обида.
Над ним папаша рассмеялся:
«Собака лает, ветер сносит»,
водою Стикса он поклялся
исполнить все, что сын попросит.
Светилом Гелиос работал,
весь день по небу проезжал,
от зноя обливался потом,
хотя не сеял и не жал.
Никто не смог бы это дело
исполнить, даже царь богов,
в огне сгорит любое тело;
закон природы был таков.
Стал папу Фаэтон просить
денек на небе потрудиться,
чтобы завистников бесить
и плыть по небу, словно птица.
Уговорить пытался сына
Бог-Солнце просьбу поменять,
чтоб вырос из него мужчина
и на судьбу не мог пенять.
Сынок упрямым оказался,
осла натуру показав,
от просьбы папы отказался,
затылок глупый почесав.
Просил бог-Солнце Фаэтона
без страха править колесницей,
стоять, как стела из бетона,
несокрушимым быть возницей.
Как только в небо сын поднялся,
метнулась в сторону коняга,
второй конь с третьим поменялся,
и вожжи выпустил бедняга.
Диск солнца опустился низко,
и от жары земля трещала,
конец был света очень близко,
Земля-богиня запищала.
Царя богов просила Гея
ударить молнией в коней;
пришлась по нраву всем идея,
был Зевс согласен тоже с ней.
Пропал от ужаса румянец
и в море рухнул Фаэтон,
пронзен был молнией упрямец,
и миф закончился на том.
Дионис.
Бог громовержец полюбил
Фиванскую красавицу,
букет из роз ей подарил,
цветы девицам нравятся.
Слова в любви всегда важны,
катализатор – роза:
цветы для девушки нужны,
как наркоману доза.
Плодом любви ребенок стал,
что в чреве находился,
за бога Зевс его считал,
своим сынком гордился.
Любую просьбу бог поклялся
исполнить для красавицы,
он в благородстве упражнялся:
богам такое нравится.
Во всем величии явиться
Семела Зевса попросила,
чтоб им она могла гордиться,
чтоб были мощь его и сила.
Нарушить клятву Зевс не мог,
в величии явился,
как грозный громовержец-бог,
хотя на эту просьбу злился.
Ужасный гром потряс дворец
и рухнула Семела,
сгорел с нарядами ларец,
глупышка посинела.
Она, от страха, родила,
явился слабенький ребенок,
но не закончились дела,
бог не просил нести пеленок.
В свое бедро сынка зашил,
пусть дозревает недоносок,
сам выходить его решил
без барокамеры и сосок.
Когда пора рожать настала,
вторично вышел Дионис;
чтоб Гера сына не достала,
его с небес спустили вниз.
У нимф, что жили повсеместно,
пришлось воспитываться сыну,
а безотцовщина, известно,
как острый нож ребенку в спину.
Бог Дионис, любитель зелья,
не признавал моральных пыток,
считался богом виноделья,
хотя нектар – богов напиток.
Во всем генетики вина,
собою бог гордился,
ему, как знатоку вина,
Хайям в подметки не годился.
Он людям жизни не давал
и спаивал народ,
вино насильственно совал:
моральный был урод.
Три царских дочери, однажды,
спокойно пряли у себя,
вином не утоляли жажды,
водичку чистую любя.
Бог алкашей и самодуров
с большой ватагой проходил,
не пропускал он пьяных туров,
с собой распутников водил.
Вина царевнам предложил,
но отказались все они;
в мгновенье ока бог ожил,
настали мести дни.
Он пьянство не считал пороком,
и клялся в этом небесами,
пусть будет трезвому уроком:
царевны сделались мышами.
Творились жуткие дела
у громовержца-бога,
как говорил, мораль была,
в те времена, убога.
Хотя богам нет в жизни слаще,
чем чудное искусство,
однако им присущи, чаще,
жестокость и распутство.
Пусть стихнут споры и дебаты
о том, кто так богов обидел,
в грехах не боги виноваты,
а те, кто их такими видел.