_____

— Она не плоха.

— Да.

— Тебе нравится?

— Да, но ты лучше.

В просторные покои из черного кирпича через длинную вертикальную пробоину в стене проникал серый свет дня, мягко окрашивая все.

Свет ностальгии по прошедшей битве. Солнце печалилось о том, что уходило. Души мёртвых пылинками поднимались по лучам.

Пожары медленно утихали.

В городе наступило затишье.

В углу комнаты сидела девушка над трупом своей сверстницы, доставала из вспоротого живота внутренности и тихо ела их. Одежда на мертвой была цела, но залита кровью, и с багровых пятен на стене бежали полоски, и алые лужи растекались по каменной плитке пола, а в них шевелилось отражение.

Пара стояла в стороне и наблюдали.

— Мило.

Прикоснувшись пальцами к подбородку Табии, Люций повернул её лицо к себе.

Поцелуй.

Пошел снег.

Убрав каштановые кудри, закрывшие лоб, Табия протяжно и томно произнесла:

— Мне кажется, наша связь угасает.

— Наша связь вечна, — Люций сощурив глаза посмотрел на свет, его тонкие губы дернулись искривленно, — мы не прервем её, даже если захотим.

— Это звучит, — Табия прильнула всем телом и приоткрыла губы, — зловеще.

Наступило молчание.

Тишину нарушали лишь звуки пожирания плоти.

Но вскоре девочка услышала давящую каменную тишь и, скривив лицо в смущении и страхе, встала и побежала прочь.

Напряжение крепло в лучах солнца, что стали ярче, будто раскаляясь от сгущающегося гнева двух существ, стремившихся в своем единении к одиночеству, падая друг от друга.

Когда последние торопливые шажки растворились где-то в глубине, Люций продолжил:

— Мне нужно идти, — подошел к пробоине и бросил через плечо, — Я покину тебя лишь ненадолго.

— Постой, Люций, я хотела ещё тебя спросить…

— Разговор исчерпан! — гневно, а затем тише и с толикой нежности, — мне немного больно это говорить.

— Ты обижен чем-то?

Последовал ответ сухой, как пустошь:

— Нет.

— Но я чувствую это в твоих словах, ты раздражен, Люций, дай мне знать, — она подошла и обвила шею руками сзади, вновь прильнув всем своим телом, — чем прогневала?

— Мне нечего тебе сказать, — ответил он все также сухо.

— Люций! Прошу, не уходи. Будь здесь. Люций, говори со мной! — она попыталась развернуть крепкое тело к себе, но тщетно.

— Мне приятнее молчать с тобой.

— Люций, умоляю!

— Я вернусь.

Молчание.

Табия надломилась, она тихо и с хрипотой заговорила:

— Я буду лить кровавые слезы. И ты утонишь в них, когда вернешься.

— Если вернусь, — отрезал Люций, после чего одной рукой он отбросил Табию, та упала на пол.

Сунув руку в щель, он вырвал ещё один обломок и пролез в никуда, где-то в падении обернувшись черной крылатой тенью, улетел прочь.

Болезненное лицо Табии затряслось в судорогах. Встав на колени, она закатила глаза, и из них потекла багровая кровь.

Ещё не было ничего…

Эмоции настигнут потом.  

Табия знала, что страдание придет позже.

И с ужасом ждала, когда шок пройдет, и она падет в пучину холода, куда будет падать её сознание, разбиваясь об острые скалы боли, и не за что будет зацепиться в этом стремительном падении. 

_____

— Однажды я закрою этот мир от света солнца.

Люций, закутавшись в черный плащ и натянув капюшон, сидел на берегу озера из крови.

Это было в холодном и сухом предгорье, где посреди трупов двух десятков, лежащих на жухлой вымершей траве, зияло небольшое озеро из крови мёртвых.

То был один из последних отрядов, решивших пробиться в город своими силами.

"Всех их я убил. Все их души я пожрал. Но ничего не чувствую больше."

— Гедонизм… — протянув последние звуки бархатным басом произнес Люций в пустоту.

В крови отражались его черты: ровный нос, волевой подбородок, выраженные черные брови, глубоко сидящие голубые глаза, тонкие губы; все пропорции были правильными и делали лик мужественно-спокойным. Холод в бездонном взгляде, обида в сжатых губах. Длинные черные волосы ниспадали вокруг поникшей головы.

"Мечусь по этим землям… Нет мне покоя. Скоро мои твари захватят город, быть может, тогда я испытаю удовольствие? Ведь я хочу увидеть, как входят они в последний оплот людей, как пожирают там всех. Нет больше ничего другого, что принесло бы мне счастье сейчас. Я несу смерть, но сам уже жив ли? Ненавижу… ненавижу все…" 

Поднялся ветер.

"Когда-то давно все было иначе…"

Один из трупов зашевелился и стал куда-то ползти. Люций встал и, подойдя к нему, вытащил из ножен меч и отрубил голову.

"Ладно. У меня, помнится, был пленник. И мне нужно знать теперь, как замышляют люди свою последнюю оборону."

Люций несколькими движениями снял плащ и сжал его в руках, оставшись в штанах и тунике, он расправил плечи, и из них выросли, словно тень при заходе солнца, черные крылья.

"Сегодня я полечу в лучшем своем воплощении."

Взмахнув, он поднялся в воздух и направился обратно в горы, где был уже через несколько минут, в которые под ним проносились сожженные поля, разрушенные поселения и раскисшие дороги, и все это было засеяно мертвецами. Их вопль в другом мире слышался тому, кто их погубил, кто вознамерился забрать себе их жизни. 

В одну из пробоин цитадели он проник тенью и воплотился в просторной комнате, где своды потолка утопали во тьме, а стены были покрыты кирпичными полуколоннами. Пол был мокрым от крови трупов, подвешенных на крюки, цепи от которых тянулись на верх во тьму, в которой кто-то копошился, издавая скрежет, и иногда роняя пожёванные куски мяса.

Здесь на спине в лужи крови, в разломанных позолоченных доспехах с длинной раной наискосок через весь торс лежал крепко сложенный светловолосый воин.

"Уроженец севера, видно, лицо его как отпечаток битвы, видимо сильная личность, но, что таится внутри только предстоит узнать."

Подойдя ближе, Люций пнул его.

Открылись глаза.

— Ты можешь говорить?

— Кто… ты… — прохрипел воин.

Легкое изумление пробежалось по лицу спросившего.

— Тебе нужен покой. Мы с тобой ещё поговорим, — затем Люций вздохнул.

— Демон… — сказав последние слова воин отключился.

В ответ Люций улыбнулся и хлопнул в ладоши.

Из высокого прохода в коридор появились четыре прислужницы, одетые в столы.

— Снимите доспехи и унесите его отсюда в покои. Пусть его здоровье будет восстановлено, дайте ему все необходимые лекарства. К следующей неделе он должен стоять на ногах.  

_____

Неделю шла механическая перестрелка.

В буран и метель, в снег и град, метательные машины с обеих сторон действовали, отправляя снаряды в сторону противника. Не прекращалась интенсивная служба саперов, инженеров и обычных солдат. Работали гигантские рычажные пращи, баллисты и катапульты. 

Камни и стрелы прилетали, врезаясь в дома и обваливая их стены и целые этажи, превращая застройку в груды руин и дюны из серых кирпичных обломков.Осадны В мусоре смешивались куски мебели и утвари, разных вещей, среди них покоились трупы жителей и воинов вперемешку. Все это промерзало и заметалось снегом.

Высокие квадратные башни складывались и падали, поднимая гигантские облака пыли.

В этих руинах тут же возводились баррикады, рылись окопы, с обеих сторон беспрестанно обстреливали друг друга из луков и арбалетов.

Постоянно где-то сталкивались в рукопашной схватке воины, закидывая друг друга дротиками, сходясь на мечах и копьях, топоры разламывали щиты, а дубины крошили черепа, отлетали ошметки и конечности, лилась кровь.

Лязг.

Искры.

Рог трубит отступление.

Флаг опускается, командуя атаку.

Копья рядами опустились, наставившись на врага.

И вновь сшибка.

Изо дня в день гибли многие люди и нелюди, истребляя друг друга.

В этой агонии пылал город душевным огнем ненависти и боли, не зная покоя.

Шли дни и недели.

Дом за домом, квартал за кварталом, улица за улицей…

В свете факелов в ночи являлись нелюди, огонь освещал их серые покореженные черты, их уродливые тела, прикрытые черными грубыми доспехами, технологии которых отставали на несколько поколений. Прикрываясь большими круглых щитами, они брызгали слюной и вопили, выкрикивая нечленораздельные ругательства и боевые кличи на своем языке.

И эти отряды нелюдей в ночи стремительно атаковали, врываясь в укрепленные позиции людей и вырезая всех, до кого успевали дотянуться.

Нелюди ложились под ударами мечей, падали, напичканные стрелами, рубились топорами на куски, но продолжали пребывать новые, и бесчисленные банды их упорствовали, не зная усталости и страха.

Рыцари были гонимы.

И так их постепенно теснили, прореживая бронированные ряды в бесконечных стычках.

Прорубаясь в глубину, нелюди сталкивались со все более крепкой и тесной постройкой, где на востоке центрального района было больше башен. Там из бойниц на них со всех сторон падал град стрел. Осадные машины увеличиваясь в числе заградительным огнем жидкого огня превратили фронт в сплошной пожар, в котором банды нелюдей сгорали дотла.

Через некоторое время благодаря упорному сопротивлению людей силы нелюдей истощились.

Последние воины человеческой расы своим героическим сопротивлением истребили тысячи нелюдей, потеряв при этом многие сотни из своего числа.  

Стрелы кончались, снаряды иссякали, а многие осадные машины врагов были разрушены благодаря диверсиям и смелым атакам рыцарей.

Теперь наступило затишье, и лишь изредка в разных местах пролетали стрелы, где-то работали катапульты, медленно разламывая одинокую башню.

Драконы все также парили высоко в небе, падая камнем вниз, чтобы схватить одиноких воинов, но отгонялись залпами из луков и арбалетов.

И так…

Тёмные силы остановились.

Пока тем временем где-то в горах, выйдя из Стремительного, шла растянувшись десятитысячная колонна, которая должна была своим появлением в городе положить конец всякому сопротивлению… 

_____

_____

В ночи город был заполнен огнями.

Горели жаровни и костры.

Патрули сновали по улицам.

Метель утихла.

Настала леденящая звездная ночь.

Суматоха отступления не прекращалась. Но вот уже последние отряды покидали утерянный район города, где происходили беспрерывные кровавые стычки.

Человекоподобные твари в кольчугах и воронённых уродливых доспехах клокоча своими пастями, из тьмы они рвались, как единая мрачная сущность, словно воплощенная ненависть, бросались они стаями на доблестных рыцарей.  

Сверкали мечи!

Лязг.

Вопли.

Стоны.

Кровь.  

Била ключом кровь, красная людская и черная иная, и, смешиваясь, заливала холодную плитку улиц.

Мороз добивал раненных.

Раны и предсмертный шок согревали в последний раз.

Они ползли, уже мертвые тела, не осознавая свою кончину, плача, искали спасения, пока покорёженные серые лапы срывали с них доспехи и рвали тела, кромсали и резали плоть, разбрасывали потроха по улице и топтали их, а затем пожирали, смакуя чужую боль в каждом жадно проглоченном куске.

Не огни горели в надвигающейся по улицам тьме, а красные глаза нелюдей.

Воины отправляли туда стрелы.

Беспрерывно летели снаряды, там и тут пылали огни пожара, горели тела, усеянные стрелами.

Камень горел.

В небесах парили черные драконы.

Безветрие, тишина…

Крупная луна высоко.

Тяжелые бои продолжались в городе.

Тем временем в подземелье решалась судьба данного этапа сражения.

Внизу, развеивая факелами черноту кирпичных тоннелей шли воины с вытянутыми треугольными щитами, окованными по краям, и держа мечи на изготовку. Шумела сталь полных белых лат.

Здесь был просторный проход шириной в несколько повозок, вдоль стен были колоны.

Везде скала, в ней все это вырезано.

— Кто идет!? — крикнул храмовый стражник в полном доспехе и черной накидке с золотым изображением быка, крепко сжав свою секиру, за ним встали на изготовку ещё с десяток таких же.

Но Стратоник твердо шагал, не сбавляя скорости, держа на лице грозный официоз.

— Я Стратоник, префект воинства Башни! — зычно озвучивал он своё звание, и затем добавил тише и серьёзнее, — открой мне эти ворота, ради нашего города.

— Слушаюсь, префект! — выпалил стражник, узнавший старшего по званию. 

Двое подошли к прямоугольным дверям и ключами вскрыли тяжелый висячий замок. После чего постучали по дереву. Внутри раздался такой же ритмичный стук. Послышался засов.

Врата раскрылись.

И темнота внутри не развеялась светом пламени, а стояла как субстанция. Оттуда шел дым, а по полу растекался плотный серый туман.

Напряжение сковало все тело Стратоника.

Воины подняли щиты и выставили клинки.

Что-то внутри зашипело, затем зарычало.

И во тьме загорелись красные огоньки, как тлеющие угли, раздуваемые порывом воздуха. То были иные глаза.

Раздался низкий басистый смех, в котором смешались многие голоса, но то был смех одного лишь существа. Огромное жирное складчатое пузо показалось впереди, а за ним мускулистые руки, каждая держала по широкому тесаку грубой работы, покрытому ржавчиной, зазубринами и царапинами.

Черная магма отвращения, перемешанная с раскаленной злобой и скользким щекотным страхом, разливалась по телу Стратоника, напрягая все его мышцы, кривя лицо гневной гримасой.

— Мерзкая тварь! — крикнул префект.

Снова послышался смех.

И на свет явилось все тело здоровяка с двумя тесаками. То, что было когда-то человеческим лицом заплыло жиром до неузнаваемости и выражало открытой пастью нечто походящее на улыбку, в глубине бугрящихся меж лоснящихся опухолей горели те самые красные угли глаз иного мира.

Прикрывшись круглым деревянными щитом, Префект стал подступаться.

Недолго думая, махина ринулась на Стратоника, и чуть не сбила его с ног, навалившись всем телом на щит; со сторон она рубила тесаками по латам, высекая искры. Колоссальная туша подавляла все силы человеческого тела. Воинственность угасала, когда в последний момент в мышцах разгорелось вновь пламя борьбы.

Наконец тварь уперлась кулаками в щит и мощным рывком отбросила человека так, что тот упал на воинов, но те подхватили, дав ему упасть.

В глазах расцвела чёрная роза забытия, голову сдавило…

С двух сторон стражники бросились, но после колющих ударов их клинки глубоко утонули в жирной плоти, а самих их монстр оглушил ударами тесаков по шлемам, отбросив в стороны.

К этому времени Стратоник пришел в себя и вновь ринулся в бой, уперев щит в огромное пузо.

Вырывая из глубин всю свою мощь, Стратоник уперся одной ногой в пол и, сделав резкий толчок, начал теснить тварь, нанося ей страшные удары мечом наотмашь, срезая целый пласты мяса, и наконец отпихнул тварь так, что та попятилась назад. И потом с воинственным воплем на устах он сделал выпад и рассек пузо сверху вниз, из того полилась вязкая черная кровь, в ней плавали гниющие потроха, в которых копошилось изобилие жирных белых личинок.

— В атаку! — скомандовал префект.

И воины ринулись и стали рубить жирного монстра. Работая, как единый станок, они изрубили его на куски, сильные руки с тесаками были отсечены в мгновения, а тело раскромсано на куски, они толпились в потрохах, давя личинок и продолжая колоть и резать ненавистную плоть.

— Ладно, хватит! — крикнул Стратоник, останавливая своих воинов, пришедших в ярость от мерзости увиденного.

— Он пожрал наших соратников, сука! — выпалил навзрыд один из стражников.

Префект взял у воина факел и направился к дверям:

— Не время для стенаний, пора опустить рычаг и закончить эту битву. 

Теперь темнота растаяла, и взору открылся круглый в плане зал, с ровным потолком и поверхностями, испещренными письменами.  Против входа в стене красовался чистый железный рычаг.

И как только Стратоник сделал первые шаги в направлении к своей цели, врата за ним резко захлопнулись.

В коридоре грянул шум ломающегося железа и рвущихся тел.

Короткие крики боли.

Тишина.

— Что это!?

Факел потух.

_____

В залитой утренним светом спальне на постели полулежала Психея, сжимая в руках чужие рыжие пряди меж своих бёдер. Закрыв глаза, она ярко наслаждалась, ощущая как по телу растекается лава счастья.

Где-то вдали раскрылись двери.

Загремели латные ботинки.

Резко отпрянула прислужница и бросилась в страхе и смущении надевать свою сто́лу и приводить в порядок свои растрепавшиеся волосы, горевшие алым в прямых лучах зари. 

В покои вошел один из командиров в сияющих полных белых латах и белом плаще, сняв шлем с красным хвостом, он сухо известил:

— Префект войска Стратоник пал в бою.

— Мой муж Стратоник?! — воздух кончился.

— Мне жаль, — последовал все такой же сухой ответ.

Командир развернулся и ушел.

Психея, вскочив тут же пала на колени, лицо её скривила боль.

Крик.

Дом заполнился самыми черными рыданиями.

Подобно тому, как иссыхает река, эмоции испарились, и в одно мгновение душа Психеи умерла.

В полубреду она вышла на террасу перед домом и увидела выстроившийся на улице отряд. Мрачные лица воинов. Бой барабанов стих. Подняли чёрный штандарт. Это была личная охрана префекта.

— Клянемся, — зазвучал хор молодых мужественных голосов, — мстить до последнего дыхания, пока не будут истреблены нелюди!

Командир вскинул руку с сжатым кулаком.

И весь строй ответил вскинутыми руками.

— Знамя выше, святые воины Башни! За наш город!

Ответ хором:

— За наш город!

Текли слёзы на молодых лицах.

Где-то среди колонн стоял полу-мрачный Таврион и тихо смотрел.

Покрасневшие глаза Психеи потухли, она скрылась в глубине дома. 

_____