Здравствуйте, уважаемые подписчики. Вы, верно и не чаяли увидеть новых постов, да я и сам, честно говоря, сомневался, что вернусь к этому занятию, ибо в силу некоторых жизненных проблем, тянущихся до сих пор, какое-либо вдохновение ушло совсем. Полнейший творческий нестояк, пардон май френч.
Но то ли приближающаяся весна подействовала, то ли еще какой Сатурн в Тельце, и решил я снова начать вас радовать (или раздражать, кого как) своими многословными опусами. А в этот раз раздражать, видимо, я буду очень и очень многих.
Начну же изложение вот с какой подводки. Попался мне намедни вот такой, к примеру, пост: https://pikabu.ru/story/istoricheskie_interpretatsii_6497278...
Для тех, кому лень переходить по ссылке, вкратце опишу ситуацию: В Ростове устроена выставка с фотографиями, посвященными "ужасам кровавого режима большевиков". Расстреливаемые, люди в вагонах для скота, дети за колючей проволокой et cetera. На деле же-фальсификация подписей (многие лагеря там вовсе не советские а немецкие или финские, депортируемые в ГУЛАГ люди-советские военнопленные). Разумеется, подобные передергивания и откровенная клевета недопустимы, но речь моя совершенно не о том.
В комментариях под этим постом можно встретить такие, например, мнения : «Флоренский, Мандельштам, Мейерхольд, Берггольц - вот часто Петровых да Ивановых не вижу.»
То есть, по сути, если ты какой-нибудь там штам или кац-то все описанное с тобой можно проделать, а если ты Иванов-то ты защищен уже одним только происхождением.
Да и в целом, все чаще слышится, с одной стороны, что вот при Сталине-то был порядок, а в очередной истории про беспредел мигрантов в Германии откровенно любуются Гитлером (который, вообще-то мусульман любил, холил и лелеял, но комментаторы не слыхивали ни про чеченский коллаборационизм, ни про батальон «Идель-Урал» (который, к чести его военнослужащих, практически в полном составе перешел на советскую сторону).
Ну вы уже, наверно, негодуете от этой стены текста, а кто-то откровенно вздыхает о том, что вот сейчас-то не 37 год и к стенке не ставят. Но не буду вас томить, поговорить-то я хотел прежде всего о литературе. Предметом обсуждения же я хочу сделать две книги-это «Оправдание», первый роман Дмитрия Быкова, и первый же роман из его условной «О-трилогии» (конечно, истинная фамилия этой русофобской сволочи Зильбертруд, а как же иначе), и достаточно известное произведение Олега Дивова «Выбраковка».
Что мы имеем сказать .
Герой первого романа, журналист Рогов(достаточно прозрачная отсылка), внук репрессированного ученого Скалдина, отчаянно хочет понять механизм сталинских репрессий,
отнюдь не являясь при этом поклонником Солженицына или Сахарова.Интересует его другое-зачем все это было нужно? Находимые им свидетельства, что многих, , прямо или завуалированно, но приговоренных к смерти,страшных, серых, похожих на покойников, но несомненно живых встречали в послевоенной Москве знакомые и друзья, а родные получали от них странные телефонные звонки, только подогревают интерес.
— Нет, вы скорее всего не обознались, — задумчиво сказал Рогов.
— А почему вы так думаете?
— Не знаю. Тогда многие вернулись…
— Это верно, — кивнул старик. — Многие. И видел я многих оттуда. Но по ним, знаете, и не сказать было иногда. Как законсервировались они в мерзлоте этой. Веселые, отличные мужики… А таких я не видел, нет, таких больше не видел. Ну правда, и досталось же ему — сперва родителей взяли, потом фронт…
— Лазарь, — сказал про себя Рогов, но старик расслышал.
— Вы думаете, все Каганович?
— Нет, другой Лазарь. Помните, Христос воскресил Лазаря, и никто не мог выдержать его взгляда?
Помогает получить новое знание старик Кретов, геолог, исходивший СССР вдоль и поперек, сосед Рогова по даче. По его версии, все крайне просто и страшно: все население Советского Союза должно было пройти через кровавую мельницу, отделяющую зерна от плевел-оговорившие себя и других на допросах отправлялись в лагерь,как не оправдавшие надежд, откуда имели возможность вернуться после, если повезет, либо-избитые, искалеченные, изнасилованные, но не признающие сколь страшные, столь громоздкие и нелепые обвинения, отбирались как самые стойкие для опасных военных операций и диверсионной работы, а в дальнейшем и для постройки новой страны, основанной на сильных духом людях.
— И куда же они девались? Те, кто не подписывал?
— Вот это уже вопрос! — Старик назидательно поднял палец. — Это главный вопрос! И вышло так, что я знаю ответ. Я, видишь ли, в сорок седьмом разведывал нефть под Омском. Нефти там, конечно, никакой не оказалось, так что я уж готовился к разносу, а то и к чему похуже. Тогда ведь всем клеили вредительство, я не знал еще, что ярлык этот только для виду. И один местный житель, у которого в избе я стоял, мне рассказал, что где-то под Омском есть поселение тех вроде как расстрелянных, а на самом деле туда тайно свезенных. У него кум там на строительстве работал. Построили поселок, не маленький, с хорошую воинскую часть, — верстах в десяти к северу от деревни. Там уже тайга еле проходимая. И с тридцать седьмого года стали туда свозить — отфильтрованных, со смертными приговорами. Они для всех переставали существовать, и тут уж их должны были готовить по-настоящему.
— К чему?
— Кого к чему. По склонности. Одних — в какой-нибудь отряд смертников, так я полагаю. Других — в штабы, в военную элиту. Третьих — руководить производством в тылу, пуп рвать, но патроны давать… И знаешь — они-то ведь и выиграли войну! Они и есть те неизвестные солдаты. Ты думаешь, население в массе своей было готово так отражать нашествие? Население мне рассказывало, когда я под Питером был, что при немцах было очень даже замечательно. Порядок и жидов меньше. А как наши перебегали к немцам? Правы были эмигранты: ни у одной армии мира не было столько дезертиров. Дивизиями в плен сдавались. А этих Сталин берег как главный резерв, они в декабре и повернули ход войны. Помнишь сибирскую дивизию?
— Помню, — машинально сказал Рогов.
— Эти сибиряки и спасли положение. Как их ввели в бой — мигом все наладилось. Думаю, то омское поселение было не единственное.
Рогов хотел было спросить, откуда Кретов знает насчет сибиряков и что, собственно, сам он делал во время войны, но чувствовал, что эту тему трогать не стоит. Это было единственное, о чем старик не заговаривал никогда. Будет время — сам расскажет.
На один такой лагерь-но давно брошенный, оставленный своими обитателями, щедро украшенный странными и страшными рисунками и надписями, натыкается Кретов в одном из своих геологических странствий
— И вы пошли, дядь Леш? — спросил Рогов, выждав положенную паузу.
— Пошел, — кивнул Кретов. — Заблудился, долго ходил, но я в тайге ориентировался прилично — нашел. На совесть выстроено было. Да только пусто.
— Что, никаких следов?
— Никаких. Пустые дома как есть. Барачного типа, длинные, с крошечными оконцами. Внутри буржуйки ржавые. Электричества нет, проводов не подвели, — как уж они там жили, не представляю. Много странного я там видел, Слава. Плац не плац, а площадь — то ли для маршировки, то ли для собраний. Прудик выкопан вручную, как уж наполняли, не знаю, дождевой, что ли, водой… Стенды с картинками, которые видеть — Бог не приведи.
— А что?
— Ой, не спрашивай. Рисунки какие-то, а на них — пытки, уроды… Лозунга ни одного. Ерунды этой, которой в городах полно, вроде «Слава труду», близко не было. Только один лозунг на барачной стене, но такой, что лучше бы не было.
Рогов затаил дыхание. Рассказывать Кретов умел.
— Красной краской, ровными буквами, аккуратно, знаешь, и чтобы издалека видно, выведено: «Дома никого нет».
Рогов рад-вот он, смысл, кажется открывается! Вскоре старик умирает, оставив Рогову наследство из карманного зеркальца (тайный знак-документ у бывших заключенных спецлагеря), и смутные, но несомненные указания на координаты спецпоселения под названием Чистое (а какое же может быть название у подобного-чистые руки, чистая душа, чистый лист, как же иначе). В указанных координатах таких Чистых обнаруживается целых три, и Рогов отправляется на поиски в надежде встретить потомков заключенных, которые, по его мнению, непременно должны быть там-ведь места для бывших спецдиверсантов во всей большой стране не нашлось, и кто-то из них непременно вернулся, а может быть, до сих пор жив и дед, который, конечно же, не сошел с ума после пыток и не был расстрелян, а стал героем и после затерялся в сибирской глуши.
Доведется ему посетить странную, иллюзорно-зыбкую деревню «глухонемых», где местные ведут полурастительное существование, почти слившись с природой, лесную секту мазохистов, а перемежаются его странствия экскурсами в прошлое-«реконструкциями», описывающими не реальные события, а то, что происходило по мнению Рогова-возвращение его деда Скалдина, Исаака Бабеля, который, разумеется, не мог сгинуть просто так, и офицера, которого взяли в жернова не за профнепригодность, а как раз наоборот.
Весь роман кажется именно что «оправданием»-не могли же людей сажать, ссылать, расстреливать просто так? А если могли, значит был в этом смысл, была великая цель?
Впереди завиднелся просвет: большая, идеально круглая поляна, вся покрытая пестрым разнотравьем. Рогов различал бесчисленное множество цветов, разросшихся столь буйно и густо, что удивительно было, откуда в лесу вдруг это полевое пиршество. Тропа подводила к самой поляне и исчезала, словно цель пути была здесь наконец достигнута. У цели следовало помедлить.
— Здравствуйте! — крикнул Рогов.
Эхо отозвалось ему — или то было не эхо? Он вспомнил вдруг, где видел такую поляну. Точно так выглядело земляничное место, куда привел его Кретов и куда он потом никогда не мог добраться сам. Вот ведь добрался! Он верил, что, преодолевая время и пространство, старик показал ему тогда будущее — но, пока не исполнились сроки, в это будущее не было пути. Вспомнив о Кретове, чей дух, наверное, ликовал теперь, сопутствуя ему (и впрямь кто-то словно подталкивал в спину), Рогов достал из кармана зеркальце и послал солнечный зайчик направо, налево, вперед!
Ну что ж, не буду раскрывать так полно сюжет и тем более конец, который переворачивает, казалось бы, уже ясный замысел с ног на голову. Найдет ли Рогов свое Чистое? И найдет ли он оправдание, которое так яро пытается отыскать? Могу лишь сказать, что оправдание гибельных действий может привести и самого оправдывающего лишь к логичному концу, ведь если тебя затягивает в мясорубку-нет смысла спрашивать у нее почему или надеяться что она остановится.
Выбраковка Дивова многим, наверняка, знакома больше, нежели проза Быкова, и многими любима, в основном за описываемый сеттинг. И в самом деле-РФ сплетается в объятьях братских с Белоруссией, и получившееся образование получает имя Славянский союз, а специальная служба Агентство Социальной Безопасности занимается собственно Выбраковкой-преступники, алкоголики, наркоманы и умственно неполноценные отправляются на реабилитацию, либо на длительный или пожизненный срок, или без затей уничтожаются
Каждый должен что-то заплатить за свободу и безопасность, понимаете, каждый! Мало перестать мусорить на улице, нужно еще и человеческий мусор кидать туда, где ему место.
И все идет гладко, все выродки отправляются куда им положено, в торговле главенствует лозунг «У нерусских не покупаем», преступность практически искоренена, а периодически специально выпускаемые из лагерей бывшие жиганы живописуют настоящим жиганам, что же с ними будет, и оперуполномоченный не посмотрит что он парнишка симпатишный.
Понимаешь, Леха, это ведь удивительно просто — выбить подчистую одну четко обозначенную социальную группу. Идешь в Останкино и говоришь населению: так и так, с послезавтрашнего дня объявляю цыган врагами народа. Потому что они, сволочи, мало того, что ворье и попрошайки, так еще и наркотой торговать навострились. А кто даст цыгану денег — тот, значит, не желает родине добра. И привет горячий.
Проблема лишь в том, что любая революция начинает жрать своих, после того как все чужие уже сожраны. Без внутренних врагов и никакой социальной справедливости не будет, ведь граждан нужно сплотить воедино против кого-то, будут ли это ненавистные чурки, безродные космополиты, слишком умные или слишком глупые, или слишком белые, или слишком черные, или те, кто эту самую социальную справедливость насаждали слишком активно и началось у них головокружение от успехов.
Вот и здесь война с преступностью практически закончилась, и над оперативником АСБ Гусевым и над его службой в целом сгущаются тучи, ведь выбраковщики стали отработанным материалом и из нужного и полезного инструмента превратились в презираемых палачей, вот только заслуженно ли…Впрочем,это никого особо и не волнует, и в брак теперь хотят отправить тех, кто сам отправлял туда других.
Рано или поздно революционный террор признается исчерпавшим себя. А поскольку при любом терроре невинно убиенных накапливается выше крыши, то есть и отличный повод разобраться с теми, кто террор проводил в жизнь. Доказав их расстрелом свою чистоту. Это просто ротация символов власти, шеф. Закон природы.
Что же хотел сказать автор, как нас спрашивали на уроках литературы, и тот и другой? И что же хочу сказать я сам?
Ну, прежде всего, хотелось познакомить с двумя разноплановыми, но по-своему прекрасными книгами, ведь для этого прежде всего я здесь мараю электронную бумагу.
А еще хочется сказать любителям «твердой руки» и диктаторнейм приде, порядок наведе: прежде всего навести порядок можете только вы сами, иначе его наведут за вас на свое усмотрение, а вас самих заметут под половичок. Да, лес рубят, щепки летят, а сосед Кацман критикует власть и вообще жид, а я законопослушный гражданин, хожу на выборы, парады и митинги.
А на месте щепки представить себя совершенно невозможно, пока однажды не постучат в дверь и не объявят, что вы отправляетесь в брак.
