Информация об этом пришла через осознанное сновидение. И поведала ее древняя славянская богиня Макошь, та самая, что в одной из ипостасей предстает сказочной Бабой Ягой. Для кого-то сказки, конечно, так и останутся сказками да выдумками, кто-то видит в них поучительные истории для детей. Но, возможно, за всем сказочным вымыслом кроется описание неведомых технических приборов, которых ко времени написания сказок уже не осталось. Но из уст в уста, обрастая преувеличением и выдумками, люди передавали то, что когда-то знали их предки… Но, обо всем по порядку…
Словно молоко, разлился туман. Мохнатыми лапами ель продирает белую мглу. А там, впереди, есть поляна. И ельник густой расступился вдруг, а на поляне домишко…
Крепко срублены стены бревенчатые, резное крылечко.
Отварилась вдруг дверь, и на пороге появилась старушка в длинных старинных одеждах. Избороздили морщины ее лицо, жемчугом переливаются височные подвесы, узорочьем пестрит длинная шаль, прикрывая голову. Подняла она глаза свои бездонные, да так что все забылось…
И тут слышу внутри себя: «Вот и опять свиделись…»
«Заходи в мою избушку, гостьей будешь! Аль не признала меня? Макошью звали меня когда-то в лесах этих. А позже вдруг бояться стали и крестами отмахиваться, когда встречали, да ведьмой называть стали, старой Ягой Бабкой.
Сказывала я тебе однажды историю свою, как бабой Ягой стала, как в горы высокие Гималайские хаживала, чтобы науку о том, как попасть в мир навий там изучить и мужа своего – Велеса вызволить. (См. тему: «Как попадают на тот свет (сказы Бабы Яги)»).
На сей раз молодость вспомнить захотелось. А времена были чудные! Сколько всего было то…! Хотя, если на ваш мир смотреть, то все имеет свойство возвращаться. Вот смотрю я нынче на мир ваш, а он-то на тот мир похож, когда я девкой еще была молоденькой…
В те лета давние тоже на Земле техникой люди баловались, да еще как баловались! Баловались, баловались, да и натворили делов так, что земля из-под ног ушла, и морская пучина разверзлась. И когда водица та смыла все – снова лишь природой даденное осталось. А о веках баловства лишь воспоминанья, кои в сказки обернулись.
Эх, молодость, молодость! А ведь у меня осталась здесь одна штуковина! Вот вы в сказках детушкам сказываете про Бабу Ягу в ступе с метлой. А ведь есть она у меня, эта ступа. Да и на ступку для растираний похожа ведь отдаленно. Ну не мне судить, вы и современные вам корабли космические инопланетные, устройство коих не разумеете, тарелками называете. Так и со ступкой вышло. Хотя, как на что посмотреть! Скорее ступка для растираний так называется стала, потому что похожа на ту ступу, ну, что летала…
…Маленькая она у меня, одноместная…
Но ничего, уместимся. Пойдем, покажу».
И тут Баба Яга протянула мне руку и с силой дернула куда-то вверх. За избушкой скала была, вот на этот уступ и затащила меня старушка Макошь. А в скале вдруг камень отварился, будто дверь, и проход открыл в пещеру темную.
Но как только мы шагнули внутрь, свет засветился из стен, матовый такой, белый, а дверь за нами закрылась…
В глубине зала, залитого этим странным светом, что-то стояло, покрытое тканью. Старушка ловко сдернула покрывало и перед нами предстала удивительная машина. Она была из довольно темного металла и издали чем-то действительно напоминала ступу, только уж очень большая была по сравнению с кухонной утварью. По нижнему краю этой цилиндрической вертикально стоящей машины торчали какие-то выступы. Подумалось что это какие-то закрывающиеся клапаны. Весь корпус был украшен рельефными, витыми узорами наподобие славянских или кельтских…
Что было наверху – не рассмотреть. Высоковато было. Но вот Макошь откуда-то несет изогнутый жезл.
«Ну вот, ступу видела, а это метелка будет… - сказала она посмеиваясь. - Это и есть основная часть техники сей. Это и разгоняет ее, и оружием быть может и многое чего может делать».
И тут она повернула какую-то часть этого жезла, и часть стены узорчатой в ступе так и провалилась вниз, открыв перед нами лесенку.
«Ну, ступай, чего встала, - снова заговорила старушка Макошь. - Ступай, ступай, в ступу-то… В землях южных, что вы Индией зовете, название древнее сохранилось для этих машин летающих. Виманами их называли. Правда, это общее название, как вы бы сказали, а каждый вид да подвид виман этих еще свое название имел. Ну а моя маленькая как раз и называлась «ступой», от слова ступать, что значит идти, ходить, ну, впрочем, летать и ходить – это одно и тоже, по сути, а уж каким образом – посуху, по воде или по воздуху – словами другими меряется….
Это уж после, когда ходить по воздуху разучились, в ступах стали воду толочь, зернышки, травки… Не смейся, воду в ступе толочь уметь надо, заговаривать ее и целебной делать, смех смехом, но не шутка это, волхвы древние толк знали в толчении воды в ступе. А те, кто умел лишь смеяться с этого до сих пор, не ведают знаний древних как водицу целебной делать… Все это пошло с тех пор, как кресты стали в воду опускать, так и толчение забросили… вроде как ничего не деланье это.
Но это я к слову сказала, ты полезай в ступу-то». Только удалось нам ступить на нижнюю ступеньку, как тотчас же мы оказались наверху…
Ничего не успела разглядеть.
А здесь, наверху, было довольно тесно. Макошь ловко забралась в нечто, напоминающее сидение, и дернула на себя какую-то перегородку сбоку. Так приоткрылась еще одна ниша, куда можно было залезть. Это тоже было сидение. Оно оказалось мягким при этом полностью придерживало сидящего. Наверху ступу покрывал большой прозрачный купол-полусфера. Что-то вроде стекла в кабине машины. Впереди было какое-то углубление, закручивающееся в улитку. Оно находилось как раз там, где у автомобиля должен быть руль. И тут Макошь снова достала свой жезл и нажала на нем какую-то панельку. Из конца его вдруг вырвались тонкие струи какого-то радужного газа, а может это было просто свечение…
«Вот она, метелка-то – улыбнулась Макошь, - можно и пыль смахнуть, давненько не летала…»
Через мгновенье она уже воткнула свой жезл-посох в углубление напротив прямо этими радужными вихрями вперед.
И тут скальный потолок над куполом странно исчез, и мы увидели Солнце. «Эх, давай, родимая…» - снова проговорила старушка и сделала какое-то движение посохом в том устройстве. И вот уже под нами лес стоит, и туман стелется далеко внизу, и речка ленточкой блестит, а солнце к горизонту клонится.
«Слетаем в Сва-страну дальнюю, в молодость мою давнюю, - снова сказала вдруг Макошь. - Бореей звали ее когда-то греки и атланты. Но совсем в молодость свою не могу тебя везти, пространство не велит это делать отсюда, поэтому слетаем в Ирий. Он вечен, и нет времен там. Там всегда все одно. А он и есть Сва – страна борейская, только с тех пор как пространство Земли расслоилось, и тяжелым стал мир ваш. Тогда отслоился мир вышний и образовался Ирий или Шамбала, или Беловодье – все это страны мира того вышнего, отслоившегося, в коем мы прибываем, Учителя ваши, богами прозванные в народе. С тех пор и живем мы там, где нет времен, а в мир ваш хаживать трудно стало, почти невозможно, разве на границу его в стране грез, где избушка моя стоит…»
И пока Макошь говорила это, за упругим, но мягким «стеклом» купола радуга встала и закружилась вихрем. «Хорошо метелка метет», - снова усмехнулась Макошь.
А радужный вихрь уже превратился в кольцо, будто портал какой открылся. И вот уже мы проходим через это кольцо. Туман за «стеклом» стал плотным и светящимся. Да и внутри воздух как-то покалывать стал. «Электричество, - прокомментировала Макошь. -Сейчас привыкнешь, как только наше состояние станет существовать на частотах Ирия, колкость исчезнет, и мы его увидим… Здесь в ступе уже включилась система перевода на другие частоты. Так что не всякий может в машине сей летать в миры иные.
А то прилетит лишь машина, а внутри горстка… праха или просто ничего. Как у вас говорят, «разматериализоваться» можно, то есть не всякое тело может перелет совершить, и не всякий дух. Тяжелые духи не пройдут через этот барьер, снова в ваш мир вывалятся, а если в теле в ступе бы такие тяжелые прокатились в пространства мерностей высших, то тела потеряли бы в прах или вообще до частиц неосязаемых и на новое воплощение бы пошли дитятей рождаться…
Это я так, к слову, сказываю, для тех, кто мечтает технику такую иметь, не имея духа подобающего, а ведь дух и тело физическое может переделать. Дух это делает, а не техника, техника только сигналы ему подает, что делать, облегчает переход, и все. Но если дух не способен, никакая техника ему не в помощь», - продолжала свой рассказ Макошь.
Но вот покалывание резко прекратилось, и впереди открылся переливающийся, словно в кристаллах, мир. Странные краски, переливающиеся радугой облака, радужное Солнце, а внизу море синее-синее, и остров огромный приближается. А на острове видна огромная гора. Но это скорее пирамида. Ее грани сверкают, как будто это алмаз.
Но вот уже сочная зелень слепит глаза. Все мелькает, мелькает. И вдруг мы останавливаемся перед огромным строением. Огромные каменные блоки складывают его стены где-то до половины. А там, наверху, начинается узорочье. Резной камень плетет кружева древних орнаментов, словно вышивки на народных костюмах. Резные звери и птицы, драконы, причудливые сказочные существа среди резных ветвей, цветов, деревьев. И все это идет далеко-далеко наверх какими-то ярусами, заканчивающимися причудливыми крышами и куполами, словно это какой-то храм или пагода.
Завороженная красотой я и не заметила, как Макошь снова толкает меня за плечо и снова: «Ну, ступай давай, приехали!» Я обернулась, но передо мной уже нет старухи. Это мне говорит молодая девушка, а в ее золотистые косы вплетены узорчатые ленты, будто сошедшие со стен этого таинственного храма. Она улыбнулась. «Я это, все я же, не пугайся», – сказала она.
Откуда-то снова взялась ступенька, и вот мы уже на земле. Направив посох на огромную дверь, Макошь пошла по ступеням храма. И вот двери отварились, а впереди нас встретил огромный зал. Здесь все блестело. Но Макошь остановилась и оглянулась на ступу. Эта удивительная машина продолжала стоять на лужайке.
«Когда-то мой будущий супруг Велес летал на ней за мной», - начала рассказ Макошь.
«Я была совсем молода, и он сватался ко мне. Люб он был мне, а я ему. Но времена были неспокойные, впрочем, на ваши похожие. Когда Борея еще в вашей мерности была земной, за морем страна была – Атланта. Грозная она была и тьму несла миру своими изобретениями, смерть сеющими. И пороки расплодились в Атланте, а правитель ее слушал во всем совет от цивилизации темной из системы Нибиру, что анунаками звались в иных народах, а где нифилимами.
Правитель Атланты был алчный и развратный. И узаконил он там многоженство и многомужие, и обмен женами и мужьями. И узаконил там даже супротив природы связи меж полом одинаковым. Не мне говорить вам о таком, в мире вашем будто он опять воцарился на Западе…
И звали его атланты Хроном (Хроносом). В землях же наших, борейских, страны Сва мы звали его Кроном по атлантски или Кощеем по-своему. Кощеями мы звали после него всех правителей Атланты, но первый был он, до него там справедливость еще была и совет мудрецов, а после – Кощеево царство.
Так вот было у этого Крона или Кощея жен много и наложниц, коих он со всего света в плен понабрал. И томились они в его палатах каменных да железных, во дворцах наземных да подземных и подводных.
И вышло так, что после обручения нашего с Велесом могучим прилетел корабль огромный – дисколет из Атланты с послами в Борею, и один из послов видеть батюшку моего захотел. И передал ему волю Кощееву, что, мол, он жениться на мне хочет. Ужас объял меня тогда и весь род мой. Да и сосватана я была уже.
Тогда батюшка мой отказ выслал. Но знали мы все, что Кощей не отстанет так, и стеречь меня стали други мои – драконы да грифоны.
Атланта и страна наша Сва на грани войны уже стояли и длилось сие противостояние не одну тысячу лет. Но Кощей Хрон больше женщинами увлекался, а своим «друзьям» –нифилимам с Нибиру – золото слал, кое делали в Атланте на заводах подземных. Хрон же за золото получал от нифилимов элексир, чтобы дни свои телесные продлевать вечно, но все равно старел он.
И вот как-то отправил он нифилимам иглу из орихалка – металла их особо ценного и сам ездил на планету Глория, что за Солнцем стоит и у самого Энлиля – правителя нифилимского (См. тему: «Хроники Нибиру») – технически мозг свой списывал в структуры кристаллов черных, что на Нибиру добывают. Потом кристаллы эти в иглу ту вживили намертво, сплавили…
И сказано было Кощею-Хрону, что смерть сбежит от него пока игла та не сломается, и силушка его не иссякнет.
Так он и хранил иглу ту в яйце титановом, в смысле металл такой, и в сейфах прочных, один в другом, в подземельях своих на острове дальнем.
И ничего Хрону не нужно было, кроме бессмертия и женщин множества, кои страстью были его. И очень редко он оставлял в живых женщин тех после утех своих. А за бессмертие свое и безнаказанность золото он тоннами тонн свозил на Глорию-планету этому Энлилю и брату его Энке, да отцу их на Нифилим-планету, что в системе Нибиру (См. другие темы).
И техники хитрой было много у атлантов, да такой, что невидимы и неслышимы они становиться могли. И вышло так, что не смогла я схорониться, да и не хотела я в страхе жить-то.
И пошла я как-то на речку белую, да налетел ветер страшный, и луч черный сверкнул из тучи, и через мгновение оказалась я в плену на дисколете атлантском. И повезли меня за моря синие, да за дальние – на дикий остров кощеева царства. Там Кощей должен был явиться ко мне. И тогда мыслью своей я дотянулась до жениха своего Велеса. И рванул он на ступе сей в погоню. И бой был тяжелый над морем, но ушел дисколет атлантский, увернулся...
И крепость помню железную и подвалы глубокие, но мерцающие золотом и каменьями. И Кощей не мог быть убит никак в бою том, и ни одно оружье не брало его, даже ваджра огненная. Такое оружие помнили долго в землях индийских. И тогда я создала круг вкруг себя, и не смог Кощей царь прикоснуться ко мне. Но и я не могла ни есть, ни пить, чтобы сила круга сего не разрушилась. Так хранила я себя пока Велес смерть его искал, а вернее силы его конец, да за иглой его ездил…
Все это в сказках есть ваших, только героев по-другому зовут. Ведь имена им переделали в эру крестов распятых, пришедшую в землю нашу. Имена им дали христианские, а история так моя затерялась в сказках волшебных.
Но все было там явью. И яйцо то нашел он в сундуках кованных из металлов разных и когда разрубал сундуки те, то образы звериные лепились из пространства, как у вас сказали бы, по типу голограммы. Поэтому и утка там была, и заяц… Но все это лишь голограммы, чтобы морок навести. И когда иглу ту Велес вынул, то ломать ее было очень сложно.
И не сразу Кощей царь умер-то. Но в Атланте заговор свершился, и сын Хронов – Зевс поднял мятеж. И как сломалась игла, уязвим стал Хрон, и Зевс одолел его, и сослал в тюрьму дальнюю, что на небе висит да Луной зовется. (См. другие темы).
В дни те Велес могучий пришел за мной на этой вимане малой – ступе и увез меня домой, в страну Сва, и там свадьба у нас была…
Сюда привез он меня, в храм этот. И здесь с тех пор мало что поменялось. Разве что хранилище огромное сделано было для всех приборов и устройств страны нашей, чтобы потомкам передать в лета дальние, когда будут забыты войны и вражда… либо в годину огненную, если до таковой люди мир доведут, чтобы избежать всесожжения и оружием нашим защититься сумели бы. Но храм сей в мерности иной от вашей стоит, хотя в нужный момент он дорогу к себе проявит в земле вашей северной, в горах Таймырских и на Урале да Алтае, и в других местах. Дорог много проложено к месту этому, только вот откроются они тогда, когда час придет…»
Говоря так, Макошь в храм меня заводит. «Смотри, здесь много чего есть…» - продолжила она свой рассказ.
Зал был огромным, высочайший сводчатый потолок терялся где-то далеко наверху. Его поддерживало множество колонн, украшенных чудесной сказочной резьбой. Но только мы ступили на большую белую плиту до блеска отполированного пола, как вокруг нас образовались прозрачные стены, как в «кабине» виманы-ступы, а плита стала чем-то похожим на площадку лифта. Мы быстро опускались вниз, а за прозрачными стенами мелькали этажи. И вот, наконец, плита встроилась в очередной пол и не полетела дальше вниз. Стены исчезли, и мы смогли выйти в очередной зал какого-то нижнего яруса. Где-то впереди стояла огромная вимана, чем-то напоминавшая ступу, но как-то более сплющенная с плоским дисковым кольцом по окружности своей.
В отдалении лежало множество блестящих ваджр, как будто мы попали в индийскую лавку сувениров. Но эти ваджры были покрыты какими-то сдвигающимися панельками, рычажками и кнопками. Чуть поодаль на подставках стояли мечи форм изысканных. Огромные великанские мечи и мечи поменьше. Некоторые, вообще, похоже, были только рукоятками без клинков. Посмотрела Макошь на них и сказала: «А что удивляешься. Клинок в мечах сих рождается, когда воин в руку рукоять берет и когда нажимает на рычаг специальный. Да и клинок здесь не простой. У вас подобное лазером называют. Но есть клинки и из неизвестных вам энергий, проходящие сквозь преграды и живых людей, не причиняя вреда им, но разящие только цель свою, причем на расстояниях огромных… Мечи сии кладенцами называли, ибо складывались они, складные, ну ведь рукоять же одна…»
Рядом же стояла пара удивительных сапог тоже с какими-то панельками.
«А…, это сапоги-скороходы», - прокомментировала Макошь.
«Надеваешь, задаешь скорость на панели скоростей, и вперед, главное под ноги смотреть, чтобы лоб не расшибить. В сапогах сих еще уметь ходить надо. А еще они и по воздуху шагать умеют, это если скорость большая слишком, чтобы избежать столкновения. У атлантов тоже была похожая обувка. Может, видала где сандалии такие с крылышками. Гермес – советник Посейдона – последнего Кощея Атлантиды носил такие.
Но сапоги удобнее будут. Ногу точно не поранишь. Хорошая вещица, полезная в местах, куда на большом транспорте не пролезешь, в дебрях, куда и моя ступа не пролетит. Тут все предусмотрено, в том числе и противоударное поле мягкое, упругое.
А вот еще одна полезная вещица. Видишь вон ту шапочку? Стоит ее надеть на голову, как невидимым становишься, а повернешь на шапочке камушек – стены и предметы для тебя перестанут существовать, и никто не сможет удержать тебя, просочишься сквозь все… Все устроено на том, что молекулы да атомы разрежаются в теле твоем, как шапочку оденешь, и тело приобретает иное состояние таким образом.
А вот там гусли стоят. Самогудами зовут их в сказках ваших. Хорош инструмент. Морок умеет наводить, какой захочешь. Дерни за струну и представь себе мысленно море синее, так оно и в правду материализуется, и плескаться у ног твоих будет. А если представишь лес густой – то так и будет, а если представишь армию несметную на врага идущую, то тоже так будет… Чем не оружие? И вояки ведь по-настоящему убивать будут, хоть на самом деле лишь образы они уплотненные… А уж усыпить музыкой или заставить что-либо делать врага своего – так гуслями этими в два счета можно.
И снова все здесь устроено на сгущении образов из мира мыслей в материю, или как у вас говорили ученые некоторые из эфира в плотную материю.
Шапочка-невидимка материю твердую в эфирное состояние переводит или в простом варианте морок наводит, что якобы нет тебя здесь…, а гусли наоборот все делают…
Такими же свойствами и силушкой обладал гребешок волшебный, светящийся, или полотенце серебряное, что там вон в углу висит. Вот бросишь позади себя гребень с мыслями о лесе дремучем, и встанет он непроходимой стеной между тобой и погоней вражеской, а если полотенце бросишь – река преградой встанет. Здесь, как бы сказать языком вам понятным, только одна функция у предметов этих. Гребнем только лес растить можно, а полотенцем только речки за собой разливать. Да и разовые это предметы. Держат морок по нескольку суток, пока лежат там, где их бросили, а потом спадает морок, и чтобы враг не нашел устройство, оно распадается в прах…
А это вот знакомая вещица и для вас…» - проговорила Макошь и подошла к блестящему диску, похожему на тарелочку. В ложбинке, проходящей по кругу, шарик в виде яблочка лежал. Взяла Макошь тарелочку, а яблочко не шевелится и не падает, как бы не переворачивала она ее в руках. И вот взяла она и толкнула яблочко, и покатилось оно по ложбинке.
«Теперь смотри сюда», - снова сказала она. И вот тарелка осветилась светом голубым и стала очень на планшет наш похожа, только круглой формы. «О чем подумаешь – то и увидишь, - продолжала рассказ Макошь. - Но не мысли свои отражай, а спрашивай про что-либо, и тебе покажется ответ на любой вопрос. И места покажут дальние, и то, что кто делает в это время аль в какое другое, что запросишь. И как что делать покажется, и будущее увидишь, только в несколько дорог (несколько вариантов), и прошлое любое, и жизнь в мире любом, хоть за тридевять земель звездных в созвездиях дальних да на чужих галактиках… Это не то что ваш интернет искусственный, это живой интернет, природный, это информационное поле космоса преломляется здесь! Так что прибор этот врать не умеет. И не научишь его, а ваш же интернет почти весь ложью завалили… Конечно, ведь вороги так его специально сделали и яблочко… надкусили», - усмехнулась Макошь и подмигнула глазом своим, засияв улыбкою девичьей, озорной.
«Было у меня с собой такое блюдечко с яблочком в плену том, Кощеевом, и не смог Кощей его отнять, так как сотворила я круг защитный. И смотрела я в блюдечко за Велесом своим возлюбленным и посылала ему мысли в голову буйную о том, куда идти и что делать через устройство сие. И слышал он меня без устройств, так как в эпоху ту технику имея, мы все же дух свой развивали и тренировали способности свои. Ведь техника вся эта есть тоже самое в сути своей… Но и без техники уметь надобно делать при случае то, что техника эта делает…
И умели мы, а техника только облегчала, чтоб сил не тратить много своих, для этого только использовалась. Асуры древние – предки наши и ваши и без сапог могли перемещаться со скоростью мысли, и без виман летать, и видеть все глазами своими без тарелочки с яблочком, и невидимыми становиться, и предметы нужные из эфира материализовать. К этому и мы стремились, и многое умели. Но и облегчали усилия свои, создавая штучки эти технические.
Вон там лежит свернута скатерть. На ней можно еду материализовать какую захочешь, и всегда сыт будешь. Развернешь ее и густой туманчик увидишь. Слоем тонким он стелется на поверхности. И тогда нужно подумать о том, что хочешь съесть или выпить и все будет тебе, из туманчика того слепится… Но кроме съестного ничего больше скатерть та слепить не может. Тоже одна функция у нее, как говорят у вас. Такова она скатерть-то, самобраночка. Но зато обеды с собой не нужно возить, если едешь далече, да на долгие дни-месяцы!
О, вот еще одна вещица, необходима бывает очень. Это клубок нити нескончаемой. Задаешь ему место куда нужно тебе попасть и кидаешь под ноги. И покатится он туда самой краткой да безопасной дорогой. И светиться будет, чтоб след тебе не потерять. И нить световую оставлять будет, если ты отставать начнешь. Наступив на след сей в виде нити из света, остановить клубок можно и вернуть, если он далеко убежал. Ну а потом заново после отдыха отправить его дорогу показывать…
А вот два камешка-кристаллика стального цвета лежат. Стукнув ими друг о друга, можно вызвать подмогу из мира мерности, отличной от вашей. Но сначала нужно связь такую иметь и дружбу с существами миров иных. Ведь у них тоже должно быть устройство приемное, по которому они поймут, что вам помощь нужна…
Много чего здесь лежит, времечка своего дожидается… а у вас пока только в сказках о вещицах этих сказывается и выдумкой они считаются, небылицами.
Ну, пора тебе домой ворочаться! В мире вашем тоже полно вещиц сказочных, только привыкли вы к ним уже. А эти пусть ждут здесь своего часа. А он придет, обязательно придет! Поживет еще этот мир! Не дождутся некоторые конца света, хоть хотят его рьяно и делают все для свершения сего!
Но шарик этот Земной быстро катится по тарелочке Солнечной… Скоро Солнышко минет тень черную на тарелочке галактической… и не долго уж нежити осталось пировать-то…» Говорила так Макошь, а сама подошла к кольцу огромному, узорочьем покрытому, что стояло в конце зала, как врата какие, и направила посох свой в центр его. Вспышка яркая осветила все, и кольцо то вправду вратами стало, а за ними солнышко рассветное встает, и над лесом туман-то рассеялся. Где-то там, далеко у реки, все стоит избушка, и хранят ее дубы да ели древние.
Где-то там, далеко, облака плывут, и леса расступаются, и шумят города, и жизнь наша шумит, современная…
