Читайте ранее: Звезда и смерть Южного котла ВСУ (2014). Глава первая
Одновременно фактически в изоляции оказалась группа украинских войск в районе Дьяково, восточнее по коридору, южнее Антрацита. Командующие в южном секторе украинского наступления много дней игнорировали угрозу флангу, щедро позволив ополченцам накопить силы и приготовить капкан всей Изваринской группировке. Было бы крайне наивным полагать, что поднаторевшие и набравшиеся опыта повстанцы не заберут такой царский подарок.
По сути, 11 июля можно назвать днем, когда между Саур-Могилой и Изварино сформировался, собственно, Южный котел, также называемый Изваринским. В кольце оказались основные силы трех бригад украинской армии: 72-й, 79-й и 24-й, а также другие части и подразделения. Их дальнейшая судьба стала примером человеческих страданий и изумительного равнодушия украинского государства к судьбе своих солдат.
Части, оказавшиеся в окружении, почувствовали перебои со снабжением не сразу. Армейские бригады имели пока достаточное количество боеприпасов, контролировали не огромную, но значительную территорию, короче говоря, при условии быстрых и энергичных правильных действий они могли если не удержать позиции, то хотя бы без фатальных потерь отойти на исходные позиции. Однако никаких серьезных попыток вылезти из медленно закрывающегося гроба предпринято не было.
Между тем под артиллерийским обстрелом происходило мало веселого. Один из солдат 72-й бригады, воевавшей южнее Свердловска, сообщал украинским СМИ:
«Нас осталось человек 400 из почти 800. С 2:00 нас накрывают „Градами“. Около 14:00 был минометный обстрел, а нам даже нечем ответить… Несем потери. Есть убитые и раненые. Сегодня и вчера. Подкрепления нет, еды нет, воды привезли 400 литров на 400 человек, это по литру в день на человека. А медиа пишут, что мы атакуем Свердловск. Какое?! Мы отступаем уже четвертый день. Команды выводить нас — нет, нас убьют как пушечное мясо. Мы даже не знаем, против кого мы воюем, мы их не видим, они нас бьют сугубо артиллерией. Притом с территории „нуля“ (между границей РФ и Украины). Это та территория. Два несчастных километра нейтральной зоны. У нас взорвано очень много машин, горят бензовозы, боекомплекты. Команды отходить нет, следим. Командир бригады сказал стоять. От полной роты осталось 35 человек, единица техники, а должно быть десять единиц техники и 90 человек. Можете представить потери. Хочу сказать, чтобы наше руководство АТО начало хоть немного действовать, чтоб они отвели отсюда войска. Я понимаю, что это будет место для укрепления боевиков. Чтоб они отвели войска и стали одной живой цепью, чтобы не забрасывали группы. Мы не отказываемся воевать, но не хотим быть пушечным мясом. Мы хотим идти сплошным цельным фронтом. Пусть хоть один приедет сюда и посидит хоть день».
Танк «Справедливый хохол» печально известной 72-й бригады — до...
...и после.
Этот отчаянный призыв относится к пятнадцатому числу. Уже тогда украинские войска отступили от Изварино. Тыловые и некоторые боевые части украинских войск в котле сразу же начали разваливаться. Стрелков удовлетворенно отмечал: «Огромные колонны отступающих украинских войск потянулись через дамбу в районе н.п. Кожевня (южнее Дмитриевки). Стремятся выскочить из „мешка“. Танки, САУ, бензовозы, транспортные колонны — все вперемешку. Но, надеюсь, что выйти успеют не все».
Ситуация уже стала для украинских войск катастрофической. Теперь весь вопрос состоял в том, насколько умело и энергично украинское командование станет бороться с неблагоприятными обстоятельствами, насколько оно сумеет уменьшить масштаб неудачи. На практике оказалось, что украинские полководцы, генералы Гелетей и Муженко, возглавлявшие, соответственно, министерство обороны и генеральный штаб этой страны, очень мало способны к борьбе с кризисами на фронте. Управление окруженными частями было достаточно слабым.
По существу, единого замысла в действиях украинских войск в окружении просто не вырисовывается. Бригады воевали вразнобой, в соответствии с волей частных начальников. В наиболее трудном положении на тот момент находились части 72-й бригады и 3-го полка спецназа, находившиеся дальше всего от выхода из мешка. Они же несли наиболее тяжелые потери.
15 июля ополченцы заняли поселок Степановка неподалеку от Саур-Могилы и атаковали сильной бронегруппой Мариновку. Коридор, контролируемый бойцами «Збройных сил», неуклонно сужался. Ополченцы не без накладок, но неуклонно пережимали транспортную артерию. На украинской стороне начала нарастать паника. «Медики просят помимо лекарств-касок-броников сто мешков для груза 200, танки [бьют] прямой наводкой, наши начали передавать раненых российским пограничникам. Что делать???» — переживал украинский гражданский активист Юрий Бирюков.
Бои за Степановку. Эта деревня второй раз за 71 год стала ареной жестоких боев
В котле некоторые солдаты уже знали, что делать. В середине июля отдельные «службовцы» начали переодеваться в гражданское и переходить на территорию России. В последующие дни «голосование за мир ногами» приобрело массовый характер, кроме здоровых солдат украинцы передавали российским пограничникам своих раненых. Для многих сотен людей сдача была единственным способом сохранить жизнь. Украинские генералы могли сказать много проникновенных слов по поводу верности долгу и своей стране, но когда реальная жизнь поставила вопрос ребром, оказались не в состоянии обеспечить помощь, снабжение или хотя бы руководство тем, кого так безответственно бросили на убой. Раненые начали прибывать в Россию потоком, одно время доходило до того, что вывезенные из зоны конфликта ополченцы и украинские солдаты оказывались в одном госпитале. По российскую сторону границы была организована переправка тяжелораненых в госпитали внутри страны вертолетами МЧС. Поистине изумительная война, на которой противник больше заботится о сохранении жизней раненых, чем собственные командиры.
В котле быстро заканчивались горючее, боеприпасы, медикаменты, провиант, даже вода. Уже 16 июля ополченцы взяли некоторое время державшуюся Мариновку. С падением этого таможенного поста исчезло последнее подобие коридора между окруженными и остальной территорией Украины.
Поражение начало приобретать очертания полной катастрофы. Украинская армия в целом имела солидный запас прочности, но все-таки не такой, чтобы спокойно потерять пятитысячную группировку. Началась подготовка деблокирующего удара.
Дорога в никуда. Украинские части маневрируют в котле
17 июля над зоной боевых действий неизвестными был сбит пассажирский «Боинг». Несмотря на робкие предположения, что сражение может остановиться из-за этой трагедии, война продолжалась своим чередом. Ополченцы не думали упускать добычу, постепенно «переваривая» котел артиллерийским огнем. Украинцы выводили людей и технику ночами, чему способствовал недостаток людей у повстанцев. Инсургенты просто не располагали достаточным количеством пехоты, чтобы плотно обложить и зачистить мешок. Кроме этого тяжелые бои шли на других участках фронта, так что Стрелков просто не мог бросить все силы на разгром котла. Бои шли одновременно за Донецк, Луганск, Лисичанск. В этих условиях силы на разгром котла неизбежно выделялись по остаточному принципу.
Украинские войска активно обстреливали позиции в районе Мариновки, пытаясь прорубить коридор извне. Ополченцы с большим трудом удерживали кольцо окружения: внутри котла билось больше людей, чем держало периметр кольца. Небольшие группы украинских солдат во главе с инициативными командирами даже выходили из котла навстречу свободе: ночами ополченцы не могли столь же успешно, как в светлое время суток, корректировать огонь, и это давало шансы на спасение беглецам. Тем не менее, батальоны Новороссии упорно продвигались вперед, уплотняя кольцо. 23 июля боевой группе на основе Краматорского батальона удалось взять Кожевню и Червоную Зарю, деревеньки восточнее Мариновки. После этого за Кожевню и территорию, прилегающую к границе, начались отчаянные бои, населенные пункты переходили из рук в руки. Стороны ухитрялись доходить до рукопашных схваток. Украинцы периодически восстанавливали узкий, насквозь простреливаемый коридор, через который на запад могли проскочить отдельные группы солдат и офицеров.
Счастливчики, сумевшие пробиться из Южного котла.
Ополченцы не могли быстро разгромить котел, и на этом фоне тем более вызывают вопросы действия украинских командующих. Пока кольцо вокруг Изварино медленно сжималось, украинские войска затеяли неподалеку наступление на Шахтерск силами 25-й десантной бригады. Этот удар был в итоге парирован в результате тяжелых боев, а котел так и не получил даже призрачной надежды на спасение. Более того, прорывающиеся на Шахтерск и Торез части угодили в отдельный тактический котел. Не ликвидировав скверных последствий одной операции, украинские командиры уже с энтузиазмом провели еще одну, с аналогичными результатами. Теоретически, конечно, прорыв на Шахтерск позволял надеяться на ослабление периметра Южного котла, на практике же это выглядело просто попыткой нанести удар куда-нибудь еще в надежде, что где-то все-таки должно быть слабое место в позициях ополчения. Да, бои за Шахтерск стали острым моментом, но в итоге прорыва на этом направлении украинским войскам так и не удалось добиться, в результате ни «журавля» в виде сокрушения Новороссии, ни «синицы» в виде спасения остатков окруженных войск схватить так и не удалось. Судя по этому изгибу оперативной мысли, на судьбу окруженцев их командованию было попросту наплевать, их уже списали в расход.
Котел постепенно разлагался. Осознавая, что помощь не придет, украинские солдаты все более массово переходили границу России и сдавались. Разумный шаг, поскольку среди ополченцев хватало людей, имеющих мотивы для личной мести. 4 августа наступил окончательный надлом 72-й бригады: ее остатки, более четырехсот человек, бросили технику и ушли в Россию.
Репортаж о бегстве украинских военных в Россию
Позднее те из них, кто изъявил желание вернуться на Украину, были отпущены. Этот шаг со стороны России вызвал активное обсуждение и недоумение у многих комментаторов, однако легко понять рациональные мотивы такого либерального подхода. Вернувшиеся из окружения на Украину обладали предельно низким боевым духом и скорее были способны посеять панику дома, нежели встать на смену погибшим солдатам и офицерам. Более половины сдавшихся вообще отказались куда-либо возвращаться и остались в России, резонно полагая, что дома можно столкнуться с обвинениями в дезертирстве, а то и вернуться на фронт, где второй раз может и не повезти. Короче говоря, боевая ценность возвращающихся была сомнительной, зато ополчение быстрее получало оружие и боевую технику ушедших с поля боя украинских солдат.
«В течение двух недель мы отбивались практически без боеприпасов и топлива. Кормить людей у меня не было возможности больше двух недель. Закончился даже сухпай. Личный состав измотан не столько обстрелами, сколько безысходностью ситуации. Помимо команды „держитесь“, больше центр ничем нам не помогал. А в последнюю неделю с нами даже не выходили на связь — они нас уже похоронили», — мрачно излагал подробности офицер сдающейся бригады. — «Могу сказать точно, что все те, кто прошёл эту мясорубку, второй раз на эту бойню не пойдут. Я спас жизнь своим ребятам, я сказал им: нехай сами теперь воюют и посылают своих сыновей умирать. А с нас хватит. Раз по их расчётам нас уже нет — пусть на нас и не рассчитывают».
Тем временем украинские части с переменным успехом возобновили штурм Саур-Могилы. Высота из-за постоянных обстрелов уже никем не контролировалась. Снайпер 51-й бригады, участвовавший в этих боях с украинской стороны, без энтузиазма рассказывал: «Запросили артиллерию. Но никто ничего. Это было 28 июля. А командиру передают: если в течение часа ты не возьмешь высоту — пойдешь под суд. В общем, подгоняли нас на Саур-Могилу. И одновременно, когда колонна на полном газу взбиралась на высоту, из самоходных орудий обстреливали. Но заехали без потерь. Заняли круговую оборону. Три БМП стояли на самом пике, танчик по соседству. Только сделали это — последовал небольшой минометный обстрел, а затем заработали ихние гаубицы, фугасно-осколочными работали. Там осколки были с мою руку. Бомбили нас с полдесятого и до четырех утра. Люди прятались где попало. Кто-то в воронки, кто-то укрывался под сгоревшими БМП, оставшимися еще то ли от 30-й, то ли от 95-й бригады. У многих паника началась. Побросали технику с боезапасом. Говорили командиру: „Надо отходить, потому что нас тут всех перебьют“. Командир всех собрал и вернул к технике. Но! У БМП от частой стрельбы позаклинивало пушки — только на одном оставалась рабочая, у трёх танков были повреждения. Солярка была на исходе: мы из поврежденных машин сливали в рабочие. Если бы под утро вышла их пехота — нас бы там и перебили. И командир решает отойти назад. Но мы были на этой Саур-Могиле и простояли там шесть часов! Отошли, а командиру снова поступает приказ взять высоту. Положить весь батальон, но высоту занять… Правда, в итоге мы отошли еще дальше, а наши целый день „поливали“ Саур-Могилу огнем — из „Градов“, из гаубиц. Я не тактик, я простой солдат, но я понимаю, зачем нам эта Саур-Могила — чтобы к Снежному не было подхода тяжелой техники, там же дорога рядом и проходит. Я одного не пойму: где сепаратисты берут столько боеприпасов — они нас три дня „посыпали“. И если бы только нас.
Но идти на Саур-Могилу не имеет смысла, потому что по ней работает артиллерия. А когда работает „Град“ — тогда лежат все, потому что спрятаться — негде!
А тот, кто в прямом эфире сказал, что Саур-Могила — „наша“, теперь хочет прикрыть свою задницу. Может, она и не „ихняя“, но точно и не наша».
Ополченцы на периметре котла, конец июля
Седьмого-восьмого августа остатки блокированных войск окончательно поняли, что могут рассчитывать только на себя и пошли на прорыв. Решение о прорыве принимали частные начальники, никому в штабах эти люди нужны не были. Слабость ополченческих заслонов обеспечила относительный успех бегства уцелевших. Естественно, огонь продолжал находить новые жертвы. Ополченцы косили прорывающихся солдат всю дорогу. Тем не менее этот самостоятельный прорыв принес спасение примерно тысяче солдат и офицеров украинских войск. Одной тысяче из пяти с половиной в начале сражения…
Солдат-окруженец с яростью писал: «Самый поганый телефонный разговор в моей жизни. За двое суток погибло и ранено столько, сколько за 42 дня пребывания на позициях не случилось. Многие остались там, в подсолнухах, на дорогах… Операция по прикрытию границы с треском провалилась, принесла кучу жертв и минимум пользы. С границы снялись все, кто уцелел: десантники, артиллеристы, мотострелки, пограничники. Без какого-либо осмысленного плана шли домой. По большому счету, никто выходом не руководил, ехали куда зря… Выходили на технике, которая сто раз негодная: БТРы с дохлыми коробками передач, на газельках, УАЗах, шишигах. Если заглохла машина — сразу трупы и 300-е. По телефону пацаны плакали… Валим на убитой шишиге, а в подсолнухах торчит и машет рука, у тела нету ног, рядом горит „Газель“. Колонна превратилась в хаос. У кого сильнее двигло — тот выигрывает и старается подобрать на ходу своих. Заглох БТР — бросают сразу, хватают свое „стрелковое“, ждут следующую машину, запрыгивают… Я такое видел только в кино, да и не колонна это была, а скорее шеренга в поле. Кто эти полковники, кто послал нас вдоль границы выходить, наперед зная, что Россия стреляет по нам — я не знаю».
Те, кому не повезло вырваться из котла.
Непосредственно при выходе из котла потери украинских войск оказались относительно скромными: всего около 250 человек. Такие небольшие потери связаны с ограниченностью сил ополченцев: основная масса войск Новороссии в близлежащих районах была вынуждена парировать разнообразные наступления на других участках. Отдельные группы солдат и офицеров украинской армии пытались позднее выйти окольными путями. Интересно, что остатки 24-й механизированной бригады даже сумели создать серьезный локальный кризис, неожиданно прорвавшись к Миусинску и Красному Лучу. Это был настоящий удар из могилы: уже, казалось бы, бесповоротно разбитые отряды украинских войск нанесли внезапный и достаточно опасный, по крайней мере, на первый взгляд, удар. Впрочем, развить успех им не удалось: гарнизоны ополчения сумели не дать себя разбить, а подошедшие подкрепления зачистили Миусинск и Красный Луч, рассеяв остатки частей, вырвавшихся из Южного котла.
Ополчение взяло массу трофеев. Даже исправной или требующей легкого ремонта боевой и вспомогательной техники были захвачены десятки единиц, еще больше было захвачено поврежденных в той или иной степени машин. Разгром в окружении неизбежно приводит к тому, что по исчерпании топлива или из-за механических поломок техника остается в придорожных кюветах на волю победителя, и борьба за Южный котел не стала исключением. Захваченные машины вскоре стали серьезным подспорьем, особенно в условиях начавшегося вскоре кризиса под Иловайском.
Трофеи, доставшиеся ополченцам после разгрома украинских войск в котле.
Действительные «кровавые» потери окруженной группировки оценить абсолютно нереально. Если принять оценку числа прорвавшихся примерно в тысячу человек и вспомнить, что еще некоторое число бойцов прорвалось ранее, то общий некомплект оказывается равен примерно четырем тысячам солдат и офицеров. Сказать что-то определенное о структуре этих потерь невероятно сложно. Кто-то из окруженцев осел в России. Часть вернулась на Украину из РФ. Многие пропали без вести. Часть бойцов попала в плен, отдельные группы позже всплыли в других местах, как, например, остатки 24-й бригады. Выудить какие-то содержательные цифры из мешанины сообщений о судьбе окруженных на данный момент невозможно, можно только констатировать, что потери должны быть циклопическими для такой не слишком большой войны. Военный эксперт М. Литвинов дал оценку украинских потерь примерно в тысячу убитыми и ранеными и тысячу пропавшими без вести. Автор обычно старается воздерживаться от крайних оценок, но здесь вынужден признать, что более позорным образом организованной и проведенной операции, чем попытка Вооруженных сил Украины блокировать российско-украинскую границу, современная военная история просто не знает. На фоне генералов Муженко и Гелетея люди, спланировавшие новогодний штурм Грозного в 1994/95 годах, выглядят светочами оперативной мысли. Создается впечатление, что украинским солдатам и офицерам следовало бы попытаться взять приступом не Донецк и Луганск, а некоторые здания в Киеве, поскольку именно там засели люди, более всего желающие их смерти.
Если о руководителях операции с украинской стороны при всем желании не получается сказать ничего хорошего, то полевые командиры повстанцев в этом сражении, напротив, действовали в целом вполне разумно. Легко провести сравнение между положением Славянска и Южного котла. Как только гарнизон Славянска оказался перед лицом изоляции и гибели, Стрелков мгновенно сориентировался в ситуации и организовал прорыв с умеренными потерями. В лице «Моторолы» и Петровского он имел грамотных и решительных помощников, сумевших хорошо организовать выход из котла.
Стрелков во время боев за Южный Котел. Хорошо видно, насколько измотан Игорь Иванович.
Южный котел также набухал достаточно долго. Но здесь со стороны украинских командиров не наблюдалось ни на йоту тех организационных талантов и энергии, какие были проявлены при оставлении Славянска. Начало окружения не стало для них поводом собрать моральные и интеллектуальные силы в кулак и придумать, как избежать гибели, напротив. Котел тут же потерял управление и перестал существовать как единое организованное целое, превратившись просто в толпу вооруженных людей, воюющих по принципу «Спасайся, кто может!»
Южный котел стал главной победой Игоря Стрелкова. Как известно, 14 августа Игорь Иванович оставил пост министра обороны Донецкой республики. Как бы то ни было, на прощание он сумел громко хлопнуть дверью. Успех ополчения был весомым, грубым и зримым. Данными о людских потерях можно было манипулировать, однако скульптурные группы из развороченных, налезающих друг на друга танков, БМП и грузовиков по всему котлу служили явным свидетельством страшного несчастья, постигшего «Збройные силы». В битве за Южный котел лидеры ополчения, как минимум, проявили настойчивость в достижении целей и четкое понимание, чего они хотят. Единожды избрав правильное решение, «генералы» Новороссии гнули свою линию до конца и продолжали сжимать коридор южнее и восточнее Саур-Могилы, пока окончательно не перекрыли пути снабжения украинской группировки. Ни тяжелые бои на других участках, ни непосредственная угроза Изварино не заставили Стрелкова и его подчиненных отвлечься от сокрушения самого слабого и самого важного пункта украинских позиций. Отдавая должное оперативным талантам Игоря Ивановича и других командиров повстанцев, мы не можем, однако, обойти вниманием и еще нескольких выдающихся полководцев, обеспечивших Новороссии такой успех. Несомненно, благодарность ополчения заслужили разработчики и командующие операцией с украинской стороны, генералы украинских войск Валерий Гелетей, Михаил Куцин и Виктор Муженко. Именно они так организовали наступление, что даже скромных сил ополчения хватило на то, чтобы перерезать жизненно важный путь сообщения в тылу Изваринской группировки украинских войск. В разы уступая противнику в численности, и даже при условии помощи со стороны российской армии не превосходя по весу залпа, ополчение в нормальных условиях не могло бы рассчитывать на окружение сразу нескольких бригад общей силой более чем в пять тысяч бойцов.
Южный котел. Земля горит под ногами.
Но глубокий прорыв, имеющий в основании с одной стороны, сильный опорный пункт ополченцев, а с другой — стесненный российской границей, сам по себе провоцировал удар в тыл наступающим. В этой связи отсылки к российским обстрелам как первопричине разгрома украинских войск являются не более, чем жалким оправданием неудачников: «Грады», бьющие со стороны Гуково, ускорили коллапс котла и увеличили число жертв, но прерывание путей подвоза само по себе означало провал наступления к российской границе. Любая современная армия требует обильного снабжения, тем паче украинские войска, обязанные большинством своих успехов в этой войне превосходящей мощи артиллерии. После этого украинская сторона могла бороться лишь за уменьшение масштаба катастрофы, но на этом этапе даже сознательный агент Новороссии в украинском штабе не смог бы принести больше вреда. Не было предпринято никаких попыток восстановить единое управление окруженцами, не было принято никаких мер к организованному отводу охваченной группировки из котла. Избиваемым артиллерией повстанцев и российской армии украинским солдатам даже не дали приказа капитулировать и хотя бы таким способом прекратить агонию. Вместо этого котлу был выдан приказ «держаться». Наиболее боеспособные части, оставшиеся снаружи котла, занимались разнообразнейшими операциями, как то штурмом пригородов Донецка, попытками охватить Луганск, атаками на Лисичанск, наконец, как апофеоз всего, находившаяся в непосредственной близости от позиций окруженных 25-я десантная бригада штурмовала Шахтерск, который в итоге так и не взяла. Короче говоря, у любых Канн должен быть как свой Ганнибал, так и свой консул Теренций Варрон.
Разгром Изваринского котла означал ощутимое, хотя и не фатальное, падение боевых возможностей украинских войск в южной части театра боевых действий. Большие людские потери, массовое изъятие техники, гибель немногих имеющихся у Украины хорошо вымуштрованных высококлассных бойцов (в частности, частей 3-го полка спецназначения) ознаменовали крушение первоначальных планов, но вовсе не означали, что группировка в Донбассе немедленно начнет распадаться. Украинская армия получила сильный удар, однако еще была в состоянии вести наступление с решительными целями. Полководцы «Збройных сил» получили второй шанс. Использовали они его с таким же блеском. Впереди их ожидали новые наступления, венцом и логическим завершением которых стала битва за Иловайск.
Источник: Спутник и погром. Автор: Евгений Норин (@NorinEA,).
Читайте также:
Крепость Славянск:
Часть первая. Глава первая. Глава вторая.
Часть вторая. Глава первая. Глава вторая.
Часть третья. Глава первая. Глава вторая.
Правовой статус ополченцев
Создано для сообщества TopWar