– А ты погляди вокруг. Можно купить в магазине дубленку? Нельзя. А люди в дубленках на каждом шагу. Можно купить хорошую книгу? Фиг. А познакомься с директором магазина, вон с его мамашей… – Капрал кивнул в сторону парня на верстаке, – сунь ей подарок, и будет тебе "Королева Марго"… А вот он… – Капрал показал на другого парня, пухлого и веселого, – думаешь, почему такой откормленный? Мама работает в столовой. Скажешь, она в магазине покупает мясо?

– Это не воровство, а равномерная дележка, – отозвался сын столовской работницы.

– Воровство, – сказал Капрал. – Просто оно разное… Вот у Студента его интеллигентный папа на чем погорел? Тихо-мирно брал взяточки у поступающих в институт. А один раз взял да промахнулся – не сумел устроить оболтуса. У того родители расшумелись, дошло до прокуратуры… И пойдет теперь наш Студентик не на папин факультет, а в ПТУ…

– Шиш вам, – отозвался с велосипеда Студент. – Папочка к тому сроку вернется. Да и связи остались.

– Видал? – усмехнулся Капрал. – На завод ему неохота… Хотя на заводе что? Это же самое. Дал мастеру десятку с зарплаты, будет у тебя хороший наряд. Не дал – жуй сухую корку… А сколько добра тащат через проходную! Сколько дач построено за казенный счет!..

– Тебя послушать, так все на свете воры, – ошарашенно сказал Журка.

– Не воры, – объяснил Капрал. – Понимаешь, тут разница теряется между вором и обыкновенным человеком… Вот была у меня в школе классная руководительница. Все про нее: "Ах, какая замечательная, какой показательный класс!" К каждому празднику родительский комитет драл с нас по трояку на подарок. То ей вазу хрустальную, то подписку на Тургенева… А если кто трояка не дал… нет, ругать не будут, только оценочки уже не те. Вот и разберись: подарок или взятка? Воровство или нет? И кругом так, Юрик...

Владислав Крапивин, "Журавлёнок и молнии", первая публикация - журнал "Костёр", 1983 год.

1973 год. Журнал "Пионер", четырнадцатая страница. Продолжение повести Крапивина "Мальчик со шпагой". А я только начал учиться в новой школе. Такого друга, как Сережа Каховский, у меня не было, но вот - вышел "Мальчик со шпагой". И теперь, вытирая кровь из разбитого носа после очередной стычки, я чувствовал себя не обиженным ребенком, а мужчиной, который принял бой.

Тогда я не знал, что крапивинская наука побеждать нравственно, проигрывая физически, - именно она вызовет ожесточенные споры среди взрослых.

Крапивин и сегодня - один из самых спорных писателей. Кто-то видит в нем моралиста и педагога, а кто-то - ниспровергателя педагогики. Одни ценят в нем подвижника русской военно-морской истории, другие - пацифиста и антимилитариста. Кто-то любит Крапивина-фантаста, но не понимает Крапивина-бытописателя послевоенного детства...

Вокруг большого писателя всегда своя мифология. Очевидно, она есть и вокруг Крапивина. Но говорить о мифах не так интересно, когда есть реальность, сошедшая со страниц книги, - детский отряд, созданный Владиславом Крапивиным в 1961 году.

Сейчас и отряд "Каравелла", и книги Крапивина вышли на новый виток популярности. Для меня в этом нет ничего странного - мы переживаем странное время, когда дети относятся к жизни серьезнее, чем взрослые.

А в "Каравелле" ребята всегда были заняты серьезными вещами. И маленькие герои Крапивина никогда не разменивались на пустяки.

Севка и Кашка, Валька и Сережа, Симка и Максим, Джонни и Сандалик, Владик и Тилька... Крапивинские мальчики навсегда останутся в русской литературе, как остались в ней тургеневские девушки, чеховские сестры и гриновские капитаны.

Читая новые вещи Крапивина или перечитывая старые, мы идем по своим детским следам - падаем там, где падали, обжигаемся крапивой там, где обжигались, плачем там, где мы уже плакали когда-то.

Крапивин - это о том, как мы любили в детстве и о том, как любили нас.

...Мы беседуем дома у Владислава Петровича. Он живет на старозаводской окраине Екатеринбурга. С восьмого этажа видны огороды частного сектора, цеха металлургического завода и Верх-Исетское водохранилище, ставшее морем для нескольких поколений воспитанников "Каравеллы".

Владислав Петрович, когда вы получили писательскую известность, вам не было и тридцати...

Владислав Крапивин: Я не ощущал какой-то известности. Это мимо меня прошло.

Мы, родившиеся в 1960-х, были первым поколением ваших читателей. Пожалуй, никто из писателей той поры не говорил с нами так честно, как вы. Словно уже тогда вы знали, что будут Афган и Чечня и многим из нас выпадут жестокие испытания.

Владислав Крапивин: Наверное, так получилось интуитивно. Я никогда для себя ничего такого не формулировал и задачи подготовить ребят к испытаниям не ставил. Я просто жил с ребятами одними мыслями, чувствовал себя их ровесником и смотрел на мир их глазами. А что им там выпадет в будущем?.. Иногда были тревожные мысли, но я никогда не думал, что выпадет столько всего. Тогда была еще наивная вера, что дальше будет лучше. Нет, не то, что - ах, мы строим светлое коммунистическое будущее! - я к этому довольно скептически относился. А просто вера в то, что человечество умнеет, в космос летаем...

Сейчас вам пишется?

Владислав Крапивин: Понемножку. Но пришел к выводу, что ничего нового я, наверное, уже не напишу. И это не мудрено: за письменным столом я провел шестьдесят лет. Да и не хочется видеть сморщенные носы рецензентов. Кто подобрее напишет: "Неплохо, но возраст сказывается..." Кто позлее: "А-а, Крапивин не тянет..."

А что бы вы перечитали сейчас из своих книг?

Владислав Крапивин: "Трое с площади Корронад", "Самолет по имени Сережка", кое-что из трилогии "Острова и капитаны"...

Отряд

Знаю, что в 1970-х вам предлагали переехать в Москву.

Владислав Крапивин: Я сказал: "У меня же "Каравелла". В ЦК комсомола это не сразу поняли: "Мы дадим тебе новый отряд". Я пытался им объяснить: "Но это же будет другой отряд!"

Когда вы с ребятами выходили на самодельных яхтах, как вы справлялись со своим страхом? Иногда и за одним мальчишкой уследить трудно, а тут...

Владислав Крапивин: Страх был всегда. Я все время думал о безопасности. Раньше жилетов не было, но мы покупали пляжные резиновые круги и надевали на каждого. Но страх оставался. Так и сейчас: как засвистит ветер за окном, бегу на балкон и смотрю на Верх-Исетское озеро, как и что. Здесь ведь часто налетают шквалы... Хочу повториться: техника безопасности - одна из основных забот у нас во флотилии.

Сколько же сейчас парусников у "Каравеллы"?

Владислав Крапивин: Около тридцати.

Ну это уже не флотилия, а целый флот. На днях узнал, что "Каравеллу" можно поздравить с новосельем - отряд получил здание в самом центре города.

Владислав Крапивин: У меня какая-то ностальгия по-прежнему нашему дому, на Уктусе который был.

В 1960-70-е годы вам помогали спасать "Каравеллу" такие же, как вы романтики - Владимир Матвеев и Симон Соловейчик...

Владислав Крапивин: С Симой Соловейчиком я познакомился в 1960 году, когда свердловский журфак, где я учился, направил меня на практику в "Комсомолку". А с Матвеевым меня свел "Пионер", Володя был заместителем главного редактора журнала. Мы понимали друг друга с полуслова, он был знаком с ребятами нашей "Каравеллы", приезжал не раз в Свердловск и мы к нему. Ехали в Севастополь через Москву, переночевать негде - куда деваться? - к Володе. Он помог узаконить "Каравеллу" в ЦК комсомола, официально оформить ее, а это было непросто. Ведь одно название "Каравеллы" приводило в ярость местных начальников: "Дети обособляются, дети спорят со взрослыми, дети очень много о себе воображают..." Благодаря Володе Матвееву у нас появился статус отдельной пионерской дружины, удостоверение, знамя.

Школа

Помню, при Матвееве в "Пионере" была постоянная рубрика, посвященная "Каравелле". А сегодня о "Каравелле" из СМИ ничего не узнаешь. Как и о тех энтузиастах, которые, увлекая мальчишек добрым делом, спасают их от "групп смерти", от наркотиков и компьютерных игр.

Владислав Крапивин: Просто некому стало писать и рассказывать об этом. Я листал Интернет перед началом учебного года: обсуждают только проблему школьной формы. Других, более острых проблем, у школы нет. Понимаю, что быть ретроградом плохо, но я вернул бы школу к тому лучшему, что было в начале 1960-х годов: программы, методика, ритм школьной жизни, товарищеская атмосфера. А какая сейчас может быть атмосфера, если дети учатся под прицелами видеокамер, а перед ЕГЭ их обыскивают?

Так ведь и учителя под камерами ведут уроки, и ЕГЭ проверяют, согнанные со всего района под надзор все тех же видеокамер.

Владислав Крапивин: Получается, что для государства и ребенок, и учитель - потенциальные преступники.

И каким вам видится будущее нашей школы?

Владислав Крапивин: Пока у нас у всех будущее неопределенное. Я не вижу впереди светлой картины.

Не первый год продолжаются попытки создать что-то подобное пионерской организации...

Владислав Крапивин: В советское время были не одна, а фактически две организации под именем пионерской. Одна подлинно детская, гайдаровская, где были настоящие вожатые, и ребята жили своими интересами, играми, отрядными делами, походами. И была организация, руководимая завучами, подчиненная задаче "учитесь и слушайтесь". Так вот сейчас возрождается именно эта организация педагогических тетушек: "Дети, вы должны лучше учиться - наш класс вступает в юнармию!".

И что же происходит?

Владислав Крапивин: А ничего стоящего не происходит. Только слова.

Отец

Ваши мама, папа, отчим и дядя Боря давно стали героями ваших книг. Поэтому, когда недавно приоткрылась одна из драматических страниц судьбы вашего отца Петра Федоровича Крапивина, то это взволновало и ваших читателей. Оказалось, что вы - сын священника.

Владислав Крапивин: Хотите по порядку?.. После первого курса университета мы с мамой поехали в Ханты-Мансийск навестить мою старшую сестру. Обратно в Тюмень возвращались на пароходике времен Марка Твена. Родители уже были в разводе, у меня был отчим, но вот мы сидели на палубе, и мама говорит: "Я должна сказать тебе одну вещь про твоего папу...". Она произнесла это с таинственной значительностью, и я тут же вообразил: отец был участником Белого движения. Я спросил: "Он что - был белым офицером?" "Нет, что ты. Он был священником". На это я разочарованно усмехнулся: "Ему что - делать больше нечего было?"

А оказалось, что ему действительно ничего другого не оставалось. В начале 1920-годов, когда отец окончил школу в Вятке, бабушка, ревностная католичка, посоветовала ему выучиться на ...православного священника: "Пан Бог един для всех, а ты всегда будешь с куском хлеба".

Рискованный выбор...

Владислав Крапивин: Гонения на Церковь еще не охватили тогда глубинку. Правда, семинарий уже не было, и отец закончил какие-то курсы. А потом влюбился. С мамой он был знаком еще по школе, они вместе учились. Мама - активная комсомолка, ловила беспризорников, ходила на субботники...

Странная пара: комсомолка и "служитель культа".

Владислав Крапивин: Вот такая любовь. Они поженились, и отца направили в село Филиппово, потом в Казарино. Любили его прихожане очень, хотя и удивлялись, что батюшка с матушкой зимой на прогулку ходят на лыжах. В 1933 году отца посадили. Мама ездила к нему каждую неделю на свидания. Однажды ночью он вдруг пришел домой - выпустили. Это был еще 34-й год, а не 37-й. Он снова стал служить. Но тут у отца произошел конфликт с другим деревенским священником. Тот, похоже, был провокатором: открыто рассказывал анекдоты о советской власти, заводил с крестьянами политические беседы. Отец, уже хлебнувший тюрьмы, много раз говорил ему: "Что ты делаешь, ты же не только себя подводишь..." Тот в ответ обвинял отца в трусости. Терпение у отца лопнуло, и он, будучи в Вятке, зашел к церковному начальству и сказал: "Владыка, помогите, укротите вы нашего смельчака: ладно, себя погубит, так ведь людей ставит под удар". Владыка разгневался, а у отца - он же был наполовину поляк - взыграла шляхетская натура: он хлопнул дверью, вернулся в деревню и нанялся в бригаду сплавщиков, которые по реке гоняли плоты.

А потом?

Владислав Крапивин: А потом к папе пришел местный уполномоченный НКВД и сказал: "Отец Петр, я ваших взглядов не исповедаю, но знаю, что вы человек честный и добрый, вас в деревне уважают, поэтому очень прошу вас: прямо сейчас собирайте вещи и исчезайте из села - ночью я должен буду вас арестовать..."

И папочка, не мешкая, смотал в Вятку, устроился там в какую-то артель. Потом мама списалась с дядей Борей, и тот ответил: приезжайте ко мне в Тюмень, будем жить вместе. Папа поступил в Тюмени в учительский институт и вскоре устроился учителем русского языка в школу.

Отец отказался от сана за четыре года до моего рождения. Так что я скорее все-таки сын учителя, чем сын священника.

Он не рассказывал вам о своем священническом прошлом?

Владислав Крапивин: Нет, не рассказывал.

Почему-то мне сейчас вспомнился финал гайдаровской "Судьбы барабанщика": "Больше об этих делах друг у друга мы не спрашиваем. Кончено. Пройдено. Прожито. Крест..."

Владислав Крапивин: Мне кажется, что отец вздохнул с облегчением, когда в ночь на 2 января 1942 года получил повестку в военкомат.

Он вернулся?

Владислав Крапивин: С фронта вернулся, но не к нам. В конце войны папа попал в Польшу, в места своего детства, встретил там женщину, завязался роман, появилась дочка. А мама познакомилась с квартирантом, которого подселили к нам. Он был недавно освобожден из лагеря. И, как в тысячах случаев после войны, когда семьи распадались, у родителей началась другая жизнь - у папы в Белоруссии, а у нас в Тюмени.

Отец застал ваш первый писательский успех. Как он к этому отнесся?

Владислав Крапивин: Его реакция на мои первые книги была сдержанной. Я связываю это с тем, что он был педагогом, и мои воззрения на учителей, на взрослых оказались ему не совсем близки. Но он был доволен, когда я подарил ему свою книжку, изданную на польском языке.

Севастополь

Почему вы так редко ездили за рубеж?

Владислав Крапивин: Меня довольно рано оставила страсть к дальним путешествиям. Я вдруг почувствовал, что везде все одно и то же. И когда у меня было время, я уезжал в Севастополь. Я раз сорок туда приезжал и жил там иногда подолгу.

А когда вы первый раз там оказались?

Владислав Крапивин: А вот как раз после того, как познакомился с Симой Соловейчиком, в 1960 году. После практики в "Комсомолке" я получил кое-какой гонорар и махнул...

...в город мечты?

Владислав Крапивин: Да, я мечтал о Севастополе с детства, с той поры, как прочитал "Малахов курган". Эта книжка Сергея Тимофеевича Григорьева вышла в 1940 году, и мы, послевоенные мальчишки, с ней не расставались.

Начиная с повести "Тень Каравеллы" у вас в каждой повести возникают образы двух далеких друг от друга городов - вашей родной Тюмени и Севастополя...

Владислав Крапивин: Ну в душе-то у меня они рядом. Кстати, во время войны торпедные катера для Севастополя строили и в Тюмени.

Наверное, вы почетный гражданин Севастополя?

Владислав Крапивин: У меня есть знак "За заслуги перед Севастополем". А почетного гражданства нет. Чиновники говорят: пусть ждет. Но есть у меня звание или нет - разве это может переменить мою любовь к Севастополю?.. Сколько я хлебнул за него в эти последние годы! Когда пошла заваруха на Украине, я написал письмо в поддержку севастопольцев. Что тут началось! Посыпались упреки: "Крапивин изменил демократическим принципам!". Потом оказалось, что я должен был отказаться от звания лауреата президентской премии - в знак протеста. Но в знак протеста против чего? Против того, что государство признало значимость детской литературы?.. А без Севастополя я не мыслю себя, это по сути мой родной город. Никогда от него не откажусь - будь там хоть какие казенные дипломатические тонкости.

Паруса

Как вам удается сохранять оптимизм?

Владислав Крапивин: Я честно скажу: никак не удается. Я его не сохраняю. Но вот мне звонят ребята из "Каравеллы" и говорят: "Слава, мы выходим!" У них то гонки, то поход. И тогда я подхожу к окну и вижу: по синей воде летят парусники, многие из которых я строил своими руками вместе с ребятами.

Парусники живут так долго?

Владислав Крапивин: Конечно! Парусник "Экватор", который мы спустили на воду в августе 1981 года, до сих пор ходит.

Что вас утешает в горькие моменты?

Владислав Крапивин: Вот этот стеллаж. На нем - авторские экземпляры, полтысячи моих изданий. Несмотря ни на что, эти книги есть. И никуда уже не денутся.

Кстати, мне кажется, что интерес к бумажной книге возвращается.

Владислав Крапивин: Я это вижу по тому, сколько книг мне приходится сейчас подписывать, давая автографы.

Вас не удивляет, что ваши повести и сейчас любимы ребятами, хотя все реалии жизни перевернулись с ног на голову?

Владислав Крапивин: Не удивляет. Да, жизнь стала невероятно жесткой и прагматичной. Но в противовес этому выросла тяга к настоящей, неофициозной романтике.

В советские времена пропаганда затрепала много высоких понятий, и это обернулось массовым цинизмом. Нынешние политики и телеведущие, похоже, не помнят об этом. Как помочь детям сохранить сокровенность святых слов...

Владислав Крапивин: За понятиями должна стоять жизнь. Деревня, поселок или город, где ты живешь. Двор. Река... Есть же прекрасная песня - "С чего начинается Родина". Там точно сказано - с чего: с картинки в букваре, с хороших и верных товарищей, живущих в соседнем дворе...

Лучше не скажешь.

Досье

Владислав Петрович Крапивин родился 14 октября 1938 года в Тюмени. В 1961 году окончил отделение журналистики филологического факультета Уральского университета им. Горького в Свердловске. В том же году создал в поселке Уктус ребячий отряд, позднее названный "Каравеллой". В 1964 году 26-летний Крапивин принят в Союз писателей. В 1974 году получает премию Ленинского комсомола. В 2013 году становится лауреатом премии Президента Российской Федерации в области литературы и искусства за произведения для детей и юношества - за вклад в развитие детской литературы.

Автор 100 книг - романов, повестей и рассказов.

Источник "Российская газета"

Поздравляем замечательного Писателя с Юбилеем! Желаем здоровья и творчества! Спасибо за воспоминания о счастливом детстве!

Мы живём в мире полном несправедливости, алчности, корысти, жестокости, в мире информационных и вполне настоящих войн, в мире коррупционных скандалов и денежных потоков. Но дети хотели другого мира. Они хотели мира дружбы и взаимопомощи, мира бескорыстного доброго отношения к друг другу, мирного существования людей, где люди умеют помогать друг другу и просить прощения. Они выдумали даже целый город, в котором все именно так - город Инск, где законы настоящего жестокого мира не работают и этот город стал реальностью. Об этом и не только замечательная книга "Ампула Грина", написанная с любовью по-Крапивински. Книга, которая напоминает нам о том, какими мы могли бы быть и какие мы есть на самом деле.

Трилогия Стивена Кинга про детектива Ходжеса давно была у меня в списке того, что я хотел бы прочитать, но всё как-то я откладывал эти книги на потом. Тому было несколько причин. Первая причина - то, что эта трилогия была заявлена как детектив про маньяка-убийцу. Мне эта тема казалось уж очень избитой и, хотя я и верил в талант Стивена Кинга, знакомится с еще одной историей про маньяков и отважных детективов их преследующих было скучновато, и я оттягивал прочтение этой книги до тех времен, когда захочется почитать детективчик, не нагружая мозг.  Вторая причина - объемность. Все таки это три больших романа, которые лучше читать один за другим, чтобы ничего не терялось в памяти. Третья причина - желание побольше читать серьезной прозы, а не беллетристики, даже такой хорошей, как Кинг.

И вот, прочитав за последнее время достаточно много серьезной литературы, я немного утомил свой мозг и решил, что пришла на какое-то время, по крайней мере, пора беллетристики и более легкой для восприятия литературы. И тут я вспомнил про данную трилогию, тем более узнал что по ней идет еще и сериал и его тоже захотелось посмотреть. И я взялся за дело.

В целом, я получил то, что и ожидал. Это история о маньяке-убийце и о детективе, который ведет за ним охоту. Но эта история, как и всё что пишет Кинг, полна огромного количества нюансов, которые заставляют сопереживать главным героям, которые делают ее жизненной, настоящей. Книги читаются просто на одном дыхании, не дают расслабиться ни минуты. В книгах помимо основной темы есть еще несколько отдельных "историй внутри", которые каждая по своему прекрасна.

Особенно я хотел бы выделить вторую часть трилогии - "Кто нашел, берет себе". Эту книгу можно по большому счету читать как отдельный роман. С циклом она связана общими героями, но не общим посылом. Это крутой приключенческий роман, читая который у меня возникли ассоциации некоторые с произведениями Крапивина. Интересно, Кинг знает кто такой Крапивин?

Если брать фантастическую и приключенческую литературу, то Кинг и Крапивин для меня - два особых ориентира. И чем больше я их читаю, тем больше нахожу общего в их книгах. Многие могут подумать, что у меня паранойя, но вот несколько важных моментов, которые объединяют этих писателей:

1. Важная роль детей в книгах. Дети часто обладают способностями, которые не доступны взрослым и играют решающую роль  в развитии событий.

2. Сверхъестественное вплетается в обычную повседневную жизнь и часто видно лишь небольшой крохе героев книги.

3. Книги фантастические или приключенческие, но в сути своей они о человеческих отношениях, о любви, дружбе, заботе друг о друге, как о ненависти, жестокости и порочности.

4. Ну и самое главное, оба писателя придумывают очень интересные истории, которые можно с удовольствием читать, не нагружая мозг. Это не филологические изыски, это интересные книги, в которых есть чему улыбнуться, о чем погрустить, о чем подумать. Но написаны они простым языком, не претендуют на мировые литературные шедевры, но становятся все равно родными и любимыми. Поэтому, наверное, их и читают такое огромное количество людей и в тоже время любят поругать различные критики.

Что же, трилогия про Ходжеса осталась позади. Самое время прочитать "Ампулу Грина" Крапивина. Вперед, к новым приключениям.

Роман "Тополята" Владислава Крапивина пример его позднего творчества. Он написан в 2010 году и во многом отражает реалии конца 2000х. И хотя действие романа и происходит в вымышленной "Империи", но города там почти все такие же, как и у современной России, да и многие тенденции схожи. Крапивин, конечно утрирует, многие, особенно негативные, тенденции современности, но возможно в утрировании некотором и есть смысл литературы и именно это утрирование позволяет более ярко увидеть проблемы, которые нас окружают.

До этой книги я читал  более старые вещи Крапивина, и этот роман, конечно, отличается. Он при таком милом названии более мрачный, пессимистичный, грустный и взрослый, чем ранние вещи писателя.  Герои романа - ученики 3 класса, но у меня язык не поворачивается назвать роман детским. Я не уверен, что он увлек бы меня в возрасте 3-классника. Но в свой 31год я в восторге от этой книги, она прочиталась просто на одном дыхании и заставляла испытывать спектр эмоций трогательной улыбки до возмущения.

В книге поднимается множество социальных проблем современности. Проблема ювенальной юстиции, коррумпированности власти и судебной системы, реформа полиции, проблемы положения детей в детдомах и детских исправительных учреждениях, проблема неконтролируемых детских лагерей военной направленности, проблема телесных наказаний детей, проблема патриотизма. Книга серьезная и многогранная на самом то деле при всей "детскости" обложки и названия.

В книге, в рассказе одного из героев, идет упоминание Новочеркасской трагедии, когда расстреляли вышедших на митинг рабочих. Упоминается факт (не знаю насколько он достоверный), что первые выстрели были в воздух по деревьям, на которых, как оказалось, сидели дети, и многие из них были убиты. После чего один из командиров, руководивших расстрелом застрелился. Якобы очевидец этих событий написал после этого песню ( как я думаю, ее написал сам Крапивин), и эта песня стала лейтмотивом и сквозной соединяющей нитью всего романа:

Тополек - тонкий очень,
Кто срубил - не поймешь.
Он лежит на обочине,
Как убитый Гаврош.
В дымном мареве улиц,
В злой ружейной грозе
Собирал мальчик пули
Для повстанцев-друзей.

Нынче все тут заброшено -
Как маяк без огня.
След мальчишки Гавроша
Стерт на старых камнях.
Но тревога по-прежнему
Все приходит ко мне.
Я свинцовый орешек
Отыщу средь камней.

Он для дела для ратного
Устарел в наши дни,
Но его аккуратно я
Спрячу в дальний тайник.
И скажу я заклятие,
Искусав губы в кровь:
«Пусть растут тополята,
Не боясь топоров…»

Очень впечатлил меня образ Кабула, он же Владик. Мальчика выросшего в детдоме. Мальчика честного, хорошего, доброго, но с клеймом "интернатовского". Мальчика всеми брошенного. Который поёт песни и размышляет:

С чего начинается родина?
С картинки в твоем букваре.
С хороших и верных товарищей,
Живущих в соседнем дворе…
Стоп! А у него, у Кабула, с чего начинается родина? Есть ли она? Была ли? Картинки в букваре были, да. А верные товарищи? Иногда появлялись приятели, потом интернатская жизнь разводила их… А двор был? Был сквер среди гаражей, в сквере Кабула встречали ребятишки из третьего-четвертого класса, он играл с ними. Хорошие пацаны. Похоже, что и правда могли стать настоящими друзьями, только тогда он этого не понимал… А в школе? «Интернатский дебил…»
Вообще, что такое родина? Земля, где ты родился? А где он родился? Даже точно неизвестно - когда; записали дату наугад… Или родина - вся страна? Однако он почти не видел этой страны. Интернатские дворы и окрестные улицы. Одинаковые, затоптанные. Участки летних дач, куда, случалось, выезжали на лето? Ну да, было такое. Солнце, роса на траве, прохлада мелководной речки. Хорошо было, хотя «дача» и «родина» как-то мало похожие понятия… Однажды он проехал полстраны - по дороге в Крым. Но то, что виделось в окне, промелькнуло, как на экране. Алушта, море? Но оказалось, что это - заграница. И к тому же - сказка на час…
Был еще дом на Корнеевской улице - а в нем была мама Эма. Но и дом, и она предали Владика Переметова…
Все, что можно было считать родиной, предало его. И бросило в тюрьму. В школе всегда долбили, что родину следует любить. А где она? И как ее любить? За что?
Но песня все равно хорошая. Может быть, для кого-то она и правильная…

А вот диалог ребенка, который попал в паутину судебных разборок родителей:

- Почему ты не хочешь ко мне? Будем жить по-мужски. Будем ходить в горы. Попрошу знакомых летчиков покатать тебя на самолете. Ты же не боишься высоты, а?
- Не хочу, - угрюмо отвечал Тенька.
- Но почему?
- Хочу с мамой…
- Вас же никто не разлучает навсегда. Ты будешь навещать ее. А она тебя…
- Я хочу с ней всегда…
- Маме надо лечиться. Ей придется подолгу лежать в больнице.
- Не придется. У нее все прошло.
- Если бы…
- Не «если бы», а прошло.
- Тень, давай договоримся по-хорошему. Суд все равно решит, чтобы ты жил со мной…
- И меня, что ли, не спросят?
- Детей не спрашивают.
- Дети, что ли, не люди?
- Не спрашивают, вот и все. Не положено по закону…
От обиды и злости начинало звенеть в голове:
- Значит, это паршивые, сволочные законы! И суд твой паршивый! Террористы!
- Это тебя мать таким словам научила?
- Ты научил! И твои гадские судьи!
- Пусть гадские, но они решат, никуда не денешься.
- Денусь! Убегу!
- Поймают.
- Пусть поймают! Снова убегу!
У отца твердели гладко выбритые скулы.
- Снова поймают. И отправят в спецприемник для малолетних нарушителей.
- Убегу из приемника… Пускай хоть в наручники закуют. Или не стану ничего есть. - Он был уверен, что сможет сделать все это. Ради мамы…
Отец объяснил откровенно:
- Тогда тебя поместят в детскую психбольницу. А там с помощью уколов превратят в послушного, как тряпичная кукла, мальчика…
- Ты этого и хочешь, да? - сказал отцу второклассник Ресницын. Тот обмяк.
- Я хочу, чтобы мой сын жил со мной.
Они разговаривали на скамейке во дворе.
Желая разозлить отца (чтобы психанул и наконец отстал от него), Тенька нагло сказал:
- Живи с тем, кто у тебя есть! Со своей бабой!
Отец не разозлился. Только мигнул белесыми ресницами.
- Нет у меня никакой бабы… Эх ты…
Лучше бы ударил и плюнул (хотя никогда пальцем не трогал). Но он встал и ушел, слегка согнувшись… Ну и ладно. Тенька решил, что на этом дело закончено. Оказалось, однако, что до конца далеко.
Были встречи с какими-то инспекторами, адвокатами, судьями. С «деревянными» тетками. Все уговаривали маму, уговаривали Теньку, как ему будет хорошо с папой.
«А иначе - приют для трудновоспитуемых…» Седой мамин адвокат Борис Евгеньевич сказал одной такой «деревянной»:
- Посмотрите, это живой человек. А вы рассуждаете о нем, как о предмете мебели. Будто решаете, в какую квартиру