История, интересная реакцией полиции на обращение простой девушки и всем тем, что за сим последовало.
В месяц май года 1885 студент Коля Варенцов с тремя своими товарищами после трудного, но успешно выдержанного экзамена решили отправиться в булочную Виноградова, что на углу Мясницкой и Чистых прудов, где пили кофе с жареными пирожками, а после отправились на Чистые пруды, где на скамеечке предались чувству приятного удовлетворения от прекрасного дня.
Май всегда май, что в нашем веке, что в позапрошлом. Один студент сказал:
- Смотрите, идёт настоящая Венера!
Барышня, в чей адрес были произнесены эти слова, остановилась и закричала стоящему невдалеке городовому:
- Городовой! Этот господин меня оскорбил!
Друзья вскочили:
- Что вы говорите? Какая же это обида – назвали вас Венерой!
- Городовой! Вы теперь слышите: они продолжают меня оскорблять!
Городовой с сонной, как показалось студентам, физиономией предложил идти в участок.
Студенты протестовали:
- Зачем мы пойдём? Венера не есть ругательное слово, а есть богиня красоты и любви!
Но московский городовой императора Александра III в языческих богов не верил, а верил служебным инструкциям:
- Я, господа, ничего не знаю: в участке скажете дежурному околоточному надзирателю, он разберёт, я же ничего не могу сделать, на вас жалуются, и я обязан доставить вас в участок.
Пришлось идти.
Дорогой студенты смеялись над этим случаем. Варенцов сказал товарищам:
- Вот особа – она, нужно думать, смешивает Венеру с венерической болезнью.
- Городовой, городовой! Вот и этот тоже меня оскорбляет.
В итоге, пока шли, обвинены девицей в оскорблении были уже все четверо.
В участке, однако, всё было не так весело. Околоточный спокойно и подробно всех выслушал и вынес вердикт:
- Я обязан составить протокол, раз на вас имеется жалоба. Судья, если не найдёт в этом слове желания обидеть барышню, то вас оправдает, я же лично ничего не могу сделать.
Протокол был составлен по всей форме, в нём так и записали: «Четверо таких-то оскорбили Марию Николаевну Троицкую, назвав её «Венерой». Студенты были переписаны – фамилии, адреса. Мария Николаевна, в свою очередь, сообщила, что проживает в Сокольниках, улица такая-то, собственный дом.
Коля Варенцов позже вспоминал: «В то время делалось всё просто: околоточный не спросил у нас и у барышни удостоверения личности, удовлетворившись нашими словами».
На том всех отпустили.
На выходе студенты окружили обвинительницу, стараясь объяснить ей всю несправедливость её обвинения, происшедшую от незнания слова, которым, объясняли студенты, следовало бы гордиться. Кажется, девушка поняла, что сделала ошибку.
В итоге, весёлые и даже довольные приключением студенты дружно пошли её провожать, а по дороге даже уговорили завернуть в какой-то ресторанчик, в котором весело и приятно провели время. Прощаясь, барышня сокрушалась: «Ах, какую я сделала ошибку. Я не знала, что вы такие милые!»
И всё бы ничего, но были обстоятельства, которые омрачали веселье студента Коли Варенцова.
Кровожадная царская полиция отнюдь не собиралась отказаться от разбирательств по поводу обращения барышни Маши, и судебное разбирательство никто не отменял, а сам Варенцов – так совпало - вскоре после этого происшествия сделал предложение своей будущей жене.
И нахождение его на положении жениха крайне омрачалось настойчивыми мыслями, что при разборе этого дела у мирового судьи, как водится, в газете «Московский листок» появится его фамилия в качестве обвиняемого в оскорблении барышни на бульваре.
Несчастный жених переживал настолько, что даже не решился рассказать о происшествии своей невесте. А когда незадолго до свадьбы получил от мирового судьи повестку явиться в назначенный день на суд в качестве обвиняемого в оскорблении Троицкой, то на суд не пошёл.
«Мне было очень стыдно, - вспоминал Варенцов, - решил, пусть лучше приговорят меня заочно к наказанию».
Остальные товарищи на суд явились, они и рассказали: когда суд вызвал всех обвиняемых и потерпевшую, Варенцова и Троицкой не оказалось.
На вопрос судьи письмоводитель подал справку: повестка была отправлена Троицкой через рассыльного по указанному адресу, и по оному рассыльный нашёл Марию Николаевну Троицкую, которая категорически отказалась принять повестку, объясняя, что ей 70 лет, и в продолжение всей жизни она ни разу не была на Чистых прудах и никого не обвиняла в оскорблении её. Настойчивые имперские судейские обратились в адресный стол, выяснили, что в Москве проживают ещё три Марии Николаевны Троицкие, но все они отказались принять повестку, объяснив, что никто их не оскорблял.
Мировой судья постановил: за неявкой обвинительницы дело прекратить.
Жених выдохнул облегчённо.
А через пару лет история эта имела неожиданное послесловие.
Уже не студент, а молодой, но многообещающий купец Николай Варенцов впервые попал на Нижегородскую ярмарку. Вечерами после бесконечного торгового дня гости ярмарки проводили время в трактирах; трактиры были наполнены хорами с певицами, голоса которых большей частью были небольшими, но лица красивы.
И вот однажды в трактире, именовавшимся «Никита Егоров» и славящимся своими исключительными маринадами (говорили, что маринады эти готовила бабушка хозяина, и, действительно, с её смертью исчез из меню и маринад) и хором известной Анны Захаровны Ивановой (хор пел в отдельном зале, впереди аккомпаниатор, за ним в два ряда: в первом - певицы, сзади - певцы); среди певиц Варенцов, к удивлению своему, увидел знакомое лицо.
Глаза их встретились, она его, несомненно, узнала, заметно покраснела, потупила глаза и больше не смотрела в его сторону. Варенцов остался ждать следующего выхода хора. Хор вышел, но знакомой девушки уже не было; остался ещё, но она больше не появилась.
Обратился к половому: «Могу ли я видеть певицу Марию Николаевну Троицкую?» Половой ушёл и, вернувшись, сообщил: «В хоре Троицкой не имеется, нужно думать, что фамилию вы перепутали». Больше ничего добиться от него не удалось. Упрямый и любопытный Варенцов пришёл и на другой день, но Троицкая исчезла навсегда.
На протяжении нескольких ярмарок трактир Никиты Егорова сделался для Варенцова постоянным местом обедов и ужинов. Со временем он познакомился с содержательницей хора Анной Захаровной, и та рассказала, что певица, узнав бывшего студента, испугалась и решила немедленно покинуть и хор, и ярмарку. Она назвала Варенцову и настоящую фамилию девушки, но тот, писавший мемуары уже в советское время, спустя почти полвека, фамилию её озвучивать не стал, отговорившись забывчивостью.
В этой истории вся Россия, непостижимо одновременно святая и грешная, где-то совсем по-детски наивная и тут же расчётливая и прагматичная.