Вышла Лиса Лиза из дома да пошла она на большое чистое озеро, которое в сорока километрах от сердца Алматы лежит. Прошла Царьград яблочный, села на общественную повозку, да доехала до самых подножий гор. Идёт Лиса, идёт по дорожке. А дорожка все вверх уходит, да за горы заворачивает. Но радуется Лиса – слушает она концерт Брамса в исполнении Кавакоса (это очень крутой скрипач), идёт меж елей и жуёт кусок адыгейского сыра. Вот, прошла она уже восемь верст, уходящих в небо с наклоном 12%, встретилось ей за это время много старцев и детей младых, на златых и худых повозках, которые за живой и мертвой водой приехали. Вот и Брамс сменился Григом, а Григ – Бахом, на Бахе разрядились уши музыкальные, а дорога все не кончается... Вздохнула Лиса. Но делать нечего – идёт дальше. Вот и дорога уже вся в снегу, и лёд на ней кое-где, повозки встречаются все реже. Долго ли, коротко ли, но пришла она, наконец, к развилке. А на развилке добрый молодец. Лиса к нему:«Подскажи – дескать – путь-дороженьку!»
Отвечал добрый молодец: «Ежели ты на скакуне металлическом, то ступай по этой нитке, которая шириной в восемь метров серпантином меж гор лежит. А ежели ты одинокая путница, то тяжел твой путь будет: видишь скалу отвесную? – там труба пролегает, а близ трубы лестница металлическая. По ней и доберешься».
Поблагодарила Лиса молодца, да пошла к скале отвесной. Прошла она палку поперечную, что шлагбаумом зовётся, прошла собаку небольшую, к будке прикованную, прошла коров в сарае, забор, овец. И почти дошла она до скалы, но предстал перед ней цербер одноголовый, породы непонятной, размером с теленка. Не заметил Цербер Лису – грыз он косточку сахарную. Но испугалась Лиса и обратилась к нему, дабы узнать, коротка ли цепь его. «Собака! А, собака!»– крикнула Лиса. Но не отозвался цербер, продолжил косточку грызть. Сделала тогда Лиса ещё два шага и снова крикнула «собака!». Подскочил, взъерошился страшный зверь, да как залаял – только цепь звенела. Испугалась Лиса пуще прежнего, да не пошла она мимо Цербера, а пролезла она через камни да кустарники. Только от него подальше. Ибо знает Лиса не понаслышке, как собаки с таким строением головы могут из ошейника славно выбираться.
Полезла Лиса на лестницу железную, лестницу опасную, вспоминалось ей теперь хождение её на Медеу, но детской шалостью оно теперь казалось. Дошла Лиса до первого столба отдыха, а туда подошёл странник с палками викинговыми. Обратилась к нему Лиса:«Здрав будь, добрый молодец! Далеко ли путь-дороженьку держишь?»
Отвечал ей странник: «I'm sorry, I speak english only».
Отвечала Лиса: хэллоу,сорри, май инглиш из бед (и огорчений).
Но пошли они дале вместе и много снега меж собой поделили. Странник назвался Джоном, сказывал, что ходит по землям заморским давным-давно, как работать перестал, сказывал, что на ковре-самолете приплыл из Новой Зеландии, посетил столько стран, что со счета сбился! Около пятидесяти.
– fifteen?
– no. Fifty.
И ходит он по свету уже четыре года да четыре месяца.
Поднимались они вместе по склону непроходимому, по серпантину заковыристому, видели повозку, с дороги сошедшую, да горы, в небо упирающиеся.
Поднялись они, наконец, на плотину Чудо-озера, с которой вид ещё боле сказочной да прекрасной открылся. И стояли они, и видели птицу огромную, птицу громкую, что вертолетом зовётся. Ибо озеро это заветное, и птицей той охраняется.
Постояли Джон с Лисой, да пошли в путь обратный. Ибо клонилось солнце к закату, а день ко сну. Сапоги Лисы из городских осенних скороходов на каблуках превратились в городские осенние мореходы и холодное море разливалось так сильно, что, казалось, уже и морские жители там завелись. И шли они дале по дороге, прошли повозку, прошли непроходимый подъем, лестницу-чудесницу, пса-цербера, перекресток с нитью волшебной, что автомобильной дорогой зовётся. Идут они идут, уже почти дошли до остановки заветной, но останавливают их девицы-красные да молодцы удалые (одному на вид тридцать, а другому – три лета от роду). Приглашают девицы-красные испить чая, да скушать блинчиков, что лежат у них на капоте повозки. Джона угощают выпечкой киргизской, приговаривают: "не пробовал он кушание такое в своей Зеландии”. А Джон кушает, и через Лису нахваливает. Поблагодарили они девиц да молодцев, да пошли дальше в путь. Солнце уж за горизонт заходит. Вдруг видят: ещё повозка стоит. Смеётся Джон: «Сейчас и здесь покормят». И правдивы слова были его, ибо Алим-Царевич и Елена Прекрасная предложили им чай и разделить место в их повозке до Царьграда яблок. Поблагодарили сердечно путники, но отказались. Но не прошли они и версты, как повозка нагнала их да предложила домчать пуще самого быстрого из коней. Не могла устоять Лиса, ибо из сапог-мореходов черевички превратились в сапоги-ледоколы. Домчали Лису и Джона Алим-Царевич и Елена Прекрасная до самого дома. (Лису до дома, а Джона до хостела). А благодарили они их так горячо, что ни в сказке сказать, ни пером описать, ни на клавиатуре насчелкать.
P.S. Это мой первый пост здесь. Обычно я пишу в фб для своего узкого круга читателей, поэтому все в курсе мелочей, на которые я не трачу буквы. А на Пикабу только читаю и вдохновляюсь. Но когда-то же надо начинать писать и здесь?)))
