МОСКВА, 6 июл – РИА Новости. На Украине работают более тысячи мошеннических колл-центров, атакующих россиян, за день из каждого совершается до 10 тысяч звонков, сообщил член комитета Госдумы по информполитике Антон Немкин.

"К сожалению, многочисленные "колл-центры" на территории Украины по-прежнему действуют – так как они находятся в юрисдикции другого государства, повлиять на их закрытие мы не можем. В день из каждого такого "офиса" совершается в среднем до 10 тысяч звонков, а планы "заработка" превышают сотни тысяч долларов. Притом появились такие "колл-центры" далеко не в последние годы. Например, в Бердянске, до того, как город вошел в состав России, базировался офис одного из старейших в Восточной Украине мошеннических колл-центров, который работал не одно десятилетие", - сказал он РИА Новости.

Он отметил, что в 2022 году сотрудниками Росгвардии в Бердянске было обнаружено пустующее помещение, оснащенное компьютерной техникой и телефонией. Эксперты "Сбера" тогда проанализировали более десятка терабайт информации, собранной̆ с компьютерной техники колл-центра, это позволило определить организованную структуру, каналы получения данных о гражданах РФ, сценарии разговора, применяемые технологии и другую информацию. Немкин пояснил, что с июля 2021 года сотрудники бердянского колл-центра участвовали в совершении серии дистанционных хищений со счетов наших граждан. Тогда общая сумма доказанного ущерба, согласно открытым источникам, превысила 300 миллионов рублей.

"По результатам проведённого исследования было предварительно установлено, что колл-центр относился к большой сети, принадлежащей одному организатору. Там работало до 300 сотрудников, которые работали по сменам и совершали около 5 тысяч звонков в сутки. Основной объём звонков приходился на клиентов основных российских банков. Для обмана граждан использовалось более 150 различных скриптов разговора, специальные методички и так далее", - подчеркнул депутат.

Он отметил, что таких колл-центров на Украине – более тысячи. "Столицей" телефонного мошенничества считается Днепропетровск, также большая часть из них находится в Киеве. При этом их деятельность нацелена не только на россиян – страдают также жители Казахстана, Польши, Чехии, Латвии и англоязычных стран.

Немкин добавил, что украинская полиция пытается бороться с мошенниками, но делает это, видимо, неохотно. Зато, отметил он, российские правоохранительные органы работают четко: например, в апреле этого года сотрудники ФСБ и МВД задержали преступную группировку, которая создала в России виртуальный узел связи. Их используют украинские колл-центры для прозвона и выманивания денег у россиян. С помощью одного такого узла связи злоумышленники смогли похитить более семи миллиардов рублей, рассказал депутат.

"Сегодня в России прорабатывается дополнительный комплекс мер, который наконец положит конец атакам на наших граждан. Например, Роскомнадзор прорабатывает вопрос введения автоматической блокировки всех звонков из-за границы как раз на фоне увеличения количества мошеннических звонков из Украины и других стран россиянам", - заключил депутат.

Парламентарий отметил, что также рассматривается введение запрета на совершение голосовых вызовов через те мессенджеры, которые откажутся от проверки достоверности номеров совместно с операторами связи.

https://ria.ru/20240706/ukraina-1957808640.html

Дальше я продолжаю нетерпеливо идти только по широкому парапету, поглядывая на море, и мы в два счёта, наконец-то, доходим до Детского пляжа. Раздеваемся и входим в воду, которая на специально подсыпанной отмели Детского поутру непривычно кристалльно чистая, и легчайшая рябь на поверхности отражается причудливыми тенями на песчаном дне. Я бреду по дну, разгоняя стайки еле заметных мальков, пока вода не доходит до шеи, и можно окунуться с головой. Утренняя вода совсем не холодная, а воздух уже очень тёплый, над водой даже паркий, и чувствуется, что сегодняшний день, как и предыдущие, будет очень жаркий.

Время поджимает, мы по-быстрому купаемся, плавать некогда, да и не на чём – мой лучший резиновый друг, надувной красно-синий круг, остался дома, слегка подсыхаем, купаемся ещё раз и одеваемся – пора идти на рынок. 

В том далёком 1958 году у нас, как и у большинства бердянцев, холодильника ещё не было, впрочем у нас не было и свой квартиры – мы жили в малосемейном техникумовском общежитии, и у нашей молодой семьи не было почти ничего, поэтому готовить еду, и, соответственно, ходить за продуктами на базар, приходилось каждый день, потому что при дикой летней бердянской жаре приготовленное редко «доживало» до завтра.

На базаре – изобилие, есть всё, что душа пожелает, но цены... Впрочем, требуемые нам бычки стоят копейки – по 8-9 за десяток крупных, их продают рыбаки прямо с деревянных двухколёсных тележек с длинными ручками, и этими бычками, и сырыми, и сушёными, забит весь рынок. Рассказывают, что и в оккупацию, и в 30-е, именно бычки спасли бердянцев от голода. Их едят как семечки – исконни народная еда!

Мама покупает три десятка крупных бычков, кусочек говядины с косточкой и все овощи для борща, и мы спешим домой – уже пять часов, а надо ещё всё приготовить. Хорошо, что базар совсем рядом с домом, всего в трёх кварталах.

Дома мама сначала жарит бычков, на примусе, естественно – на дровяной плите это было бы очень долго и самоубийственно жарко, парочку горячих сразу даёт мне, ведь после моря аппетит разгулялся не на шутку, и, пока я вожусь с рыбными косточками и играю с игрушками, готовит борщ, кастрюля с которым отправляется в таз с водой – это наш ужин и обед для отца, который к тому времени тоже уже на ногах.

Чтож, всем пора на работу – мне в садик «первомайского» завода, куда отведёт меня отец, перед своей преподавательской работой в техникуме, – хоть учащиеся и на каникулах, ему, как ещё и  завотделением, хватает работы с абитуриентами, а мама отправляется в другую сторону – на двенадцатичасовое, адское из-за жары, фельдшерское дежурство на «Скорой помощи. Хоть и с трудом, её жизненной энергии хватает на всё, но ещё два года назад с этим была чёрная, беспросветная беда...

... Мать и отец познакомились совершенно случайно, при большом стечении обстоятельств, в поезде, потом год переписывались, пока отец не предложил пожениться, что и произошло, когда мама приехала к нему на Кубань. Всё как в кино, или в романе, сейчас даже трудно и поверить, но тогда, в 53-м, это было нормой. Мама после окончания Белогорского фельдшерского училища в Воронежской области, откуда была родом, с 51-го работала по направлению аж в Крыму, невдалеке от Евпатории, в фельдшерском пункте, расположенном в опустевшем после выселения татар ауле, отец же, после окончания техникума стационарно и «политеха» заочно в Горьком (родом же он из глухого лесного хутора в этой же, Горьковской области), работал инженером в станичной МТС в Красноармейском районе на Кубани, куда его «запроторила» партия тоже в 51-м, как «пятитысячника» (было при Сталине такое течение – отправлять «несознательных» инженеров-партийцев в сельскую глубинку для поддержки МТС, которые без них никак не могли наладить свою работу так, чтобы магазины заполнились продуктами).

Вероятно, отец-северянин побаивался весёлых и бойких холостых кубанских казачек, которых было навалом в станице, и более утонченная и образованная зеленоглазая мама ему импонировала гораздо больше, но, с другой стороны, хрупкая мама существенно проигрывала этим крепким казачкам, если можно так выразиться, по «жизненной сельской мощности», без которой, как и без всех этих кур, уток, гусей, свиней в личном хозяйстве, и огорода, само собой, в станице ну никак не выжить.

Хоть мама и была тоже сельской, но, то ли потому, что она была последним, и, естественно, любимым ребёнком в большой семье, то ли потому, что родилась в 31-м и росла в не самые сытые года, то ли потому, что подростком пережила войну, которая дошла до её родного Копанища, и линия фронта довольно долго стояла по Дону прямо у села, и немцам было так удобно обстреливать его с правого высокого берега, а её семью принудительно отправили в эвакуацию пешком с узелками в никуда, хорошо, что прошли немного, всего несколько десятков километров, да самовольно вернулись назад, потому что идти было некуда (только яма со спрятанной зарытой картошкой после возврата оказалась раскопанной и пустой, что было катастрофой, а хата – занятой красноармейцами, только лебедой зиму и пережили); а, скорее всего, по всем этим трём причинам вместе, но мама откровенно полноценно не «тянула» эту «радостную» и «сытую» станичную лямку в замужестве.

От отца помощи практически не было, он вёл себя, как какой-то принц: и куры-утки-свиньи ему воняют, поэтому он убирать за ними, и кормить их не может, а готовить пищу он не умеет, да это и не по обычаям местным, что соседи, мол, скажут, зато купил мотоцикл с коляской, ружьё, и вечно уматывал в свободное время, которого никогда не было у мамы, то на охоту, то на рыбалку, принося изредка, как издевательство, «трофеи» - воняющих тиной уток и мелких рыбёшек, которых сам потом отказывался есть. В общем, в быту оказался совершенно никчемным человеком, хорошо хоть, на работе к нему претензий не было.

Худо-бедно, но первые полтора года мама ещё вытягивала и работу (фельдшер станице был не по чину, поэтому её оформили заведующей детсадом, требуя, однако, выполнения и фельдшерской работы, то есть, две работы за одну, смешную для станицы зарплату), и хозяйство, но после рождения первенца (меня) здоровье полностью отказало, видно, беременность все соки выпила – мама сильно похудела, да так, что её чуть ли ветром не шатало, щитовидная железа на шее заметно для всех распухла, глаза впали, и всем, даже толстокожему отцу, стало ясно, что если срочно что-то не предпринять, то мама и «в ящик сыграет».

Самая передовая в мире советская медицинская наука в лице двух (почти консилиум!) испитых краснодарских эндокринологов (в районной больнице таковых не нашлось, пришлось ехать в краевую) категорично заявила: «А вы точно медработник? Ах, даже фельдшер! Смотрите, коллега, до чего себя некоторые в провинции доводят – сколько живу, впервые такую опухоль наблюдаю. Классический пример, по Миллеру – я не уверен, что не началась малигнизация и перерождение опухоли в карциному. Двух мнений быть не может – немедленная операция с удалением щитовидки (тогда, кстати, очень модно было – да, в медицине тоже есть мода! - всё вырезать, как будто в организме человека есть много ненужного), пока не пошли метастазы, в чём нет никакой гарантии. Вот прямо сейчас и прооперируем – откладывать некуда! Это же надо – такую опухоль себе вырастить, а ещё и фельдшер! Вы что, хотите единственного ребёнка сиротой оставить?» 

Мама рассказывала, что до сих пор не знает, как сумела отбрыкаться от этой «молниеносной» операции, ссылаясь на то, что должна предупредить мужа, а то ещё заявит в милицию о пропаже жены. Вышла ошеломлённая, ходит по этой крайбольнице, и не знает, что делать, с кем посоветоваться – а вдруг и правда уже метастазы, чуть не плачет, пока какая-то женщина из регистратуры не показала на невысокого старичка лет 80-ти, проходившего мимо: «А вы с ним переговорите, это тоже эндокринолог, с большим опытом, только давно на пенсии.».

Ветеран эндокринологии, который, наверно ещё генерала Деникина лет сорок назад лечил, был достаточно бодр, выслушал маму, тщательно ощупал щитовидку, и сказал: «В своей практике я неоднократно встречал подобные случаи, считаю, что причина болезни в недостатке йода в организме, и удаление железы никак не поможет лечению, а только его усложнит. Мой совет: переезжайте жить к морю, где даже воздух насыщен йодом, не считая морской воды и морепродуктов, и вскоре всё наладится. Многие так делали по моему совету и выздоравливали».

Поехала мама домой, в станицу, и думает: «Действительно, пока я жила возле моря в Крыму, всё было нормально, стоило уехать от моря – и на тебе, проблемы. Точно, надо уезжать!». Поговорила с отцом, а тот сразу её и поддержал с переездом, потому что за те шесть лет, что он проработал в МТС, ситуация в стране сильно изменилась – новый лысый лидер, сменивший усатого, быстро разведал, что продмаги пусты не только из-за шпионов, и плохой работы МТС, а и, в основном, из-за малых посадок кукурузы, и вообще, эти никчемные МТС-ы надо продать колхозам, к кузькиной матери, пусть они с ними сами играются! Переводиться в колхозные беспаспортные крепостные было нельзя, да, честно говоря, и поднадоело быть вечным «козлом отпущения» - ну вот откуда должен взять инженер все эти бесконечно ломающиеся запчасти, все эти подшипники, коленвалы, поршни, шатуны и много ещё таких заводских, каких не сделать самопалом в МТС? Родить, что-ли?

У отца был приятель времён учёбы в «Политехе», Анатолий Орехов, с которым отец постоянно переписывался, родом из Бердянска, ох и нахваливал приятель этот Бердянск в письмах, мол, и море есть, и рыбы с фруктами навалом, почти даром, и работа на заводах есть, переезжайте, мол, подмогу на первых порах. Ну, для тех времён это было нормой!

Вот к нему, в Бердянск, и поехали, даже пару месяцев пожили в его мазанке возле моря, пока съёмную квартиру не нашли, и с работой помог, большое спасибо ему, пусть земля ему будет пухом! Отец поработал немного на заводе, потом его переманили в машиностроительный техникум, где он и проработал до пенсии, пообещав жильё, и не обманули – дали сначала общежитие, а потом, всего через четыре года, и двухкомнатную квартиру в хрущовской четырёхэтажке. Мама же сразу устроилась на «Скорую помощь», где проработала 28 лет, почти до пенсии.

Конечно же, мама сразу после переезда занялась своим здоровьем – с мая по сентябрь купания при всякой возможности, со мной, естественно – уж слишком кволый я был, болел частенько, и круглогодично - бычки, в основном, жареные – такие они вкусней всего. И, о чудо! мама начала быстро выздоравливать, приходить в норму, и через несколько лет от болезни не осталось и следа. Через семь лет после переезда родители отважились на второго ребёнка – сестру Лену, и прожили всю оставшуюся жизнь в Бердянске, никогда об этом не жалея, скучая, правда, по своим холодным и лесным родинам, и навещая частенько их в отпусках, особенно отец. Отец прожил 76 лет, а мама – почти 84, но последние три года её жизни были тяжелы – болезнь Паркинсона сильно разрушила её мозг, общаться с ней стало практически невозможно, и это было очень мучительно для всех. 

Но ни щитовидка, ни, тем более, ласковое Азовское море, не имели к этой болезни ровно никакого отношения...

Приличный шторм в Бердянске, с перетеканием волн через дамбу, после таких штормов в городе изредка, раз в несколько лет, бывают наводнения. И таким бывает Азовское море. Фото из интернета неизвестного авторства.

Так и вижу, как они в компании других таких-же бездельников, жируя на «буревестниковых» деньгах, прогуливаются по выжженым палящим солнцем скалам острова, купаются в невероятно прозрачной голубой воде у скалистых берегов и запивают молодым красным вином ньокки алла соррентино в прибрежной траттории на закате, любуясь далёким Неаполем и Везувием, залитым багряным светом, неторопливо рассуждая о неподъёмных для их умов философских категориях, изредка, для разнообразия, читая какие-то лекции для случайных российских рабочих, ошалевших от неожиданной курортной «халявы».

Вероятно, эти "богоборцы" ещё долго, если не вечно, валяли бы дурака во всемирно знаменитом теперь курортном Неаполитанском заливе, если бы эту идиллию не разогнал беспокойный Вовка Ульянов, который назвал своей фамилией родной город на Волге, и кликухой – неродной город на Неве. Он так и сказал Лёхе: «Даже если ты будешь просто разбрасывать деньги с прибрежного утёса в море на виду у всего Сорренто, и то больше толку будет, чем от этой вашей школы и философствования. Если есть лишние деньги, давай их мне – я их быстро пристрою, а то в Париже, где я живу, знаешь, какая жизнь дорогая?».

Прав, конечно, был Вовочка, как и всегда - религию-то выдумать, надо хорошо потрудиться, чтобы все нужные атрибуты были: бог, пророки, апостолы, священная книга, мученики, молитвы, храмы, иконы, - короче всё должно быть, как положено, а эти лентяи даже бога толком не смогли придумать. Ну, вот кого богом назначить? Коммунизм? Вот этот «от каждого по способностям, каждому по потребностям»? Так это не бог, а какой-то супермаркет получается! Маркс и Энгельс тоже как-то не тянут… В общем, додумались до того, смешно сказать, что богом будет… коллектив! Естественно, что после этого всё застопорилось! Вовка, разумеется, знал, кто бог, но объявлять об этом было ещё рановато…

В общем, через какие-то 15 лет, когда самого Вовчика ухайдакали, распотрошили, превратили в чучело, и положили в уродливый каменный сарай на Красной площади, с кандидатурой бога резко прояснилось, с богом-отцом и богом-святым духом, апостолами и великомучениками – тоже, религии-конкуренты были пущены под откос, осталось разобраться с храмами, святой книгой, иконами и молитвами.

С одной стороны, особо спешить с этим нельзя, ведь любой религии нужно время, хотя бы для того, чтобы верующие подзабыли старую религию, - вот, например, афиняне до пятисотого года всё ещё Зевсу да Афине молились, пока крестоносцы не взялись за них, как следует, а с другой стороны, и затягивать нельзя, чтобы всякие сектанты под ногами не начали путаться.

Большая напряжёнка была, естественно, с храмами. Нет, в каждом населённом пункте были так называемые обкомы, горкомы, райкомы и другие –комы, но они были труднодоступны населению, и не особо годились на эту роль. Моления под названием «партсобрание» проводились тоже не в очень подходящих местах, и тоже были малодоступны.

Назревала проблема, которую смогли решить массовым распространением новых, широкодоступных храмов марксистской религии, под названием «Музей Ленина». Чтобы были какие-то внешние поводы для их появления, пропаганда подняла невероятную шумиху к 100-летию дня рождения бога, и музеи плюс мини-музеи, под названием уголок Ленина (для школ и детсадов) стали расти как грибы, особенно к концу 1960-х.

В Украине с этими музеями было небольшое затруднение – вождь-бог, видимо, из инстинкта самосохранения, объехав всю Европу, и часть Сибири, никогда не побывал в ней. Не беда – фантазия пропагандистов-бездельников безгранична, и вот уже наиболее шустрые из них уже пишут диссертации о том, что, во время пребывания в Кракове (Польша), Вовчик тайком смотался за 400 километров и во Львов по каким-то неведомым (на одну ночь!), но срочным революционным делам (а скорее, для того, чтобы данным бездельникам через 60 лет было о чём писать диссертацию), и даже нашли «свидетелей» этого визита.

Естественно, Бердянск тоже заставили придумать повод для появления такого музея в городе, пусть небольшого, так ведь и город маленький. Что интересно, во Львове, несмотря на полное отсутствие каких-либо связей с Вовой, под здание музея выделили грандиозное по размерам историческое здание бывшего Промышленного музея, а экспонатов для него-то и нет! Однако приказы надо выполнять, и музей быстро «наполнился» всякими «экспонатами».

Львовский «опыт» был оценен по достоинству, и, когда подобный приказ поступил в Бердянск, неведомый представитель Бердянского краеведческого музея поехал за помощью именно во Львов, и ему помогли – домой он возвращался с фотокопией очень важной открытки Вовчика из Франции своей маме и сестре не куда-нибудь, а в Бердянск!

Между нами говоря, Вова Ленин был для бердянцев очень даже близким человеком, ведь сразу два уроженца Бердянска воспевали Володю на своих живописных полотнах – Исаак Бродский и его ученик Пётр Белоусов (помните картину «Мы пойдём другим путём»?). А тут ещё и фотокопия открытки, какой сомнительной она ни была…

В общем, дело пошло! Быстро "нашли" ещё два упоминания о визите матери и сестры вождя в Бердянск, естественно, нашлись и старожилы, «вспомнившие» их через почти 60 лет, горком быстро «сел на хвост» богатому тогда заводу «Дормаш» (партийцы не имели своих денег, но очень любили тратить чужие, отбирая их, таким образом, у рабочих), отселили людей из самого маленького дома (наверно, наметили заранее) сделали ремонт, накопировали «экспонатов» на стороне, и ровно к столетию со дня рождения вождя «музей» был открыт (какое совпадение!).

Был ли он нужен для города? Что за вопрос? Раз приказали, значит, нужен! Ходили ли в него люди добровольно? Нет, конечно - а что там смотреть? Имел ли он какую-нибудь ценность? – Однозначно, нет! – сколько мест в Европе, где побывали Ленин, Маркс, Энгельс, подолгу там жили, но там нет никаких музеев, а здесь - в течении пары месяцев покупались и позагорали родственники (которых у Ленина было много, и где они только не побывали!), и на тебе – сразу музей-храм!

Заодно стоит задуматься, каким человеком был сам Вова Ульянов - может, он действительно был гением, и мы совершенно зря его сейчас в грязь втаптываем, и норовим из Мавзолея выбросить? После долгих (74 года!) и мучительных экспериментов, так называемый марксизм-ленинизм потерпел сокрушительное поражение – «идущие» под его знаменем люди никак не могли ни прокормить себя, ни одеть, ни обеспечить жильём, и жизнь простого человека превращалась в бесконечное ожидание будущих благ, необходимых для жизни, причём, обязательно в очередях. Причём, проверено!

Независимо от страны, времени и погодных условий – «внедрение» социализма выходило только через репрессии и жертвы, удерживание - через нищету и мучения (как метко выразился У. Черчилль: «Капитализм – это неравномерное распределение богатства, а социализм – равномерное распределение нищеты»!), и, при первой же возможности, радостное освобождение (если не сопровождалось искусственной гиперинфляцией для тотального присвоения государственных активов кучкой коррумпированных жуликов у власти, как почти во всех республиках бывшего СССР).

Хорошо, а как тогда быть с высокими лозунгами, всеми этими: «Liberté, Égalité, Fraternité», «Человек человеку – друг, товарищ и брат», «Коммунизм – светлое будущее человечества», «За Родину, за Сталина!», «Ein Volk, ein Reich, ein Führer», и т.д., и т.п.? – Хорошая вещь лозунги – чем они громче, тем выше горы трупов вокруг них! Наверно, хватит этих лозунгов, этих трупов! И Вовочкиных музеев – тоже! Ну, сколько же можно?

Музей семьи Ульяновых в Бердянске в доме № 34 по улице Гоголя, в котором в 1911 году якобы проживали Мария Александровна Ульянова (урождённая Бланк) и Анна Ильинична Ульянова, мать и сестра В. И. Ленина. . Фотография авторства одного из трёх фотографов: В. И. Михайличенко, Б. Х. Тахтамира, Г. И. Шишлакова, с задней обложки брошюры-"путеводителя" "Музей семьи Ульяновых в Бердянске", авторства Михаила Фёдоровича Кривошея, изданной в Днепропетровске в 1976 году тиражом 18000 экземпляров.

Внутри музея семьи Ульяновых в Бердянске, во время экскурсии, которую, по-видимому, пионеры проводят друг другу. Фотография авторства одного из трёх фотографов: В. И. Михайличенко, Б. Х. Тахтамира, Г. И. Шишлакова, с титульной обложки брошюры-"путеводителя" авторства Михаила Фёдоровича Кривошея, изданной в Днепропетровске в 1976 году тиражом 18000 экземпляров.

Пётр Петрович Белоусов родился 29 мая 1912 года в городе Бердянске. В конце 1920-х годов учился в студии Я. С. Хаста, в 1929 году знакомится с Исааком Бродским и по его приглашению едет в Ленинград, где под его руководством занимается рисунком и живописью. В 1933 его принимают на живописное отделение Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры, занимался у Михаила Бернштейна, Павла Наумова, Александра Любимова, Владимира Серова, Исаака Бродского, в 1939 году Белоусов окончил институт по мастерской Исаака Бродского с присвоением звания художника живописи, дипломная работа — картина «Свидание Ленина со Сталиным». С 1939 года начал преподавать в Ленинградском институте живописи, скульптуры и архитектуры. С 1956 года заведовал кафедрой рисунка, профессор с 1961 года. Писал портреты, пейзажи, жанровые и исторические композиции, наибольшую известность приобрёл как автор произведений на ленинскую и революционную тему. Скончался 31 марта 1989 года в Ленинграде на 77-м году жизни.

Знаменитая фотокопия открытки, якобы посланной В. И. Лениным из Франции в Бердянск своей сестре и матери в 1911 году, послужившей "толчком" к открытию музея. Точно такую фотокопию я припоминаю в уголке Ленина в коридоре первого этажа главного корпуса 16-й школы в 1968 году (до революции - Реального Училища, сейчас - одного из корпусов БПУ), когда я учился там в 7-м классе, в котором же, согласно другой открытке, фотокопий которых не существовало (была ли она вообще?), его мать и сестра тоже проживали какое-то время в том же 1911-м году.

Счастливые шефы музея - дормашевцы счастливо встретились со счастливыми от встречи пионерами на крыльце музея. Фотография авторства одного из трёх фотографов: В. И. Михайличенко, Б. Х. Тахтамира, Г. И. Шишлакова, взята из брошюры-"путеводителя" авторства Михаила Фёдоровича Кривошея, изданной в Днепропетровске в 1976 году тиражом 18000 экземпляров.

Руководитель совета музея А. П. Рыкова, видимо, с остальными членами этого самого совета, вроде-бы что-то там читают, вероятно, что-то такое-этакое, ленинское. Фотография авторства одного из трёх фотографов: В. И. Михайличенко, Б. Х. Тахтамира, Г. И. Шишлакова, взята из брошюры-"путеводителя" авторства Михаила Фёдоровича Кривошея, изданной в Днепропетровске в 1976 году тиражом 18000 экземпляров.

Увы, моего интеллекта не хватило, чтобы понять подпись под этой фотографией, поэтому привожу её дословно, в надежде, что это удастся сделать кому-то другому: "Член совета друзей музея, делегат I Всесоюзного слёта пионеров А. Г. Блохин с юными следопытами.". На делегата похож мужчина с медалями в центре, но тогда женщина рядом с ним ну никак не похожа на юную следопытку. И чьи следы они все пытают? Всё-таки, сложный он, марксизм, в понимании, что ни говори, не всякому даётся! Фотография авторства одного из трёх фотографов: В. И. Михайличенко, Б. Х. Тахтамира, Г. И. Шишлакова, взята из брошюры-"путеводителя" авторства Михаила Фёдоровича Кривошея, изданной в Днепропетровске в 1976 году тиражом 18000 экземпляров.

Перед летней сессией становится ясно, что ничто мне не помешает подзаработать и этим, последним студенческим летом 1978-го года, единственная загвоздка в том, что преддипломная практика, в этот раз на Полтавском мясокомбинате, «съест» один летний месяц, потому-что начнётся первого августа. Что-ж, хочешь заработать – подсуетись, и сессия сдаётся досрочно, а 5-го июня я уже в Бердянске…

Разумеется, что ничто и никогда не повторяется, и это лето отличается от прошлого. Костя заканчивает пединститут, в котором четырёхлетнее обучение, и его ждёт работа в Дмитровском сельском центре производственного обучения, в 18 километрах от Бердянска, что даст ему, как сельскому учителю, отсрочку, а потом и освобождение от «срочной» службы в армии. Поэтому обязательно нужны личные «колёса» для поездок на работу, выход – покупка потрёпанного «горбатого» Запорожца (мотоцикл слишком опасен, особенно зимой), с трудоёмкими работами по его реставрации. Впрочем, июнь традиционно неудачный месяц для фотохалтуры – дождливо, пасмурно, прохладно, приезжих мало, и заработки поначалу не радуют. Приходится искать дополнительные подработки уже от бердянцев, невольно влазя в чужие «огороды» местных фотографов, с риском получить по своим наглым рогам от конкурентов.

Везёт в «центровом» деткомбинате в дореволюционном особняке, в квартале от военкомата – заведующая после беседы со мной даёт добро на фотообслуживание, с весьма отягощающим условием – снимки «выпускной», подготовительной группыдолжны быть на высочайшем уровне – групповой снимок должны окаймлять виды Бердянска, как она видела на какой-то выпускной школьной фотографии (видимо, в этой группе были детки каких-то бердянских «шишек»). Вообще-то, заведующая сперва замахнулась вообще на выпускные альбомы, но тут воспротивился уже я, заявив, что: «Практика моей работы показала, что продажа таких альбомов для детсада не окупит затраты на их производство, в конце концов, садик – не институт, и моё начальство не даст на это согласия. Но заинтересованные родители, при желании, могут заказать переплёт индивидуально.». После недолгого торга соглашаюсь на эту авантюру, скрипя зубами, понимая, что с моей узкоплёночной «Практикой» хорошего качества такой сложной фотографии не вытянуть, но выбирать не приходится – покупаю в «Факеле» набор цветных продолговатых открыток с видами, и в назначенный день (все должны быть при «параде», особенно девочки – с громадными бантами!) благополучно фотографирую все группы, чуть схитрив с подготовительной – там делаю, кроме групповой, ещё и индивидуальные портреты «выпускников».

Чем младше группа, тем тяжелее её фотографировать – крохам тяжело сконцентрироваться и смотреть, причём всем одновременно, на орущего изо всех сил придурка-фотографа.

Положение спасают незнакомые детям громкие звуковые игрушки из соседних групп – свистящие резиновые уточки и пластмассовые дудки, на доли секунды привлекающие неспокойное детское внимание, и дающие возможность запечатлеть, как правило со вспышкой, изумлённые детские мордашки с широко открытыми глазами: «А что это там так громко дудит?».

«Выпускники» же позируют образцово – на групповой фотографии умилённо улыбаясь, а их позы и улыбки на портретах заставили бы позеленеть от зависти всех популярных советских киноактрис и киноактёров, позирующих для открыток, продающихся к киосках Союзпечати.

Как и ожидалось, главные мучения начинаются при фабриковании групповых выпускных с видами Бердянска – после многочасовых мучений с кучей испорченных фотокадров и фотоотпечатков, мы признаём, что между фотоателье с опытными специалистами, и с разнообразной, обкатанной десятилетиями фотоаппаратурой, и рядовым частным домом, практически без ничего, и с парой дилетантов в штате, имеется громадная, непреодолимая разница, и методами, принятыми в ателье: монтаж видов и фотографирование их на большой негатив, с последующим двойным отдельным экспонированием рамки и фотографии на один отпечаток, мы действовать никак не сможем. Пришлось идти более простым, «халтурным» путём: сделать прямо на полу коллаж из открыточных видов и групповой фотографии, сфотографировать его со штатива, и распечатать уже получившийся негатив, добавив к нему залихватскую надпись: «До свиданья, Детский Сад! Бердянск-1978». Глядя на получившиеся фотографии, с трудом удерживаю себя от желания надавать самому себе по рукам – если перефотографированная контрастная фотография группы в центре снимка ещё как-то узнаётся, то расплывчатые, лишённые цвета «виды» смотрятся унылыми серыми пятнами, только портящими фотографию. Боже, какая халтура! Неужели ЭТО кто-нибудь купит? Положение спасают прекрасные большие портреты этих же детей, уже без надписей. Но, делать нечего, лучше не сделать, скрепляем скрепками попарно групповые с портретами, назначаем цену этим наборам из двух отпечатков размером 18х24 в два рубля, остальные группы печатаем, без монтажа, на формат 13х18, по 60 копеек, и я, внутренне содрогаясь, разношу их на следующий день по групповым воспитателям и, отдельно, заведующей.

Система отработана десятилетиями: за бесплатные портретные и групповые личные фотографии воспитательницы за несколько дней «толкнут» фотографии родителям, и передадут деньги мне, а я, с большим понтом, выпишу общую, никому не нужную, квитанцию (липовую) заведующей. Как ни странно, «клиенты», не избалованные ненавязчивым советским сервисом, совершенно не ропщут, и через несколько дней я забираю общую выручку – почти 180 рублей, и пачку непроданных фотографий. Вроде-бы, всё обошлось, но я зарёкся в будущем делать такие эксперименты.

Впрочем, общая выручка со сравнительно небольшого деткомбината произвела на нас должное впечатление, и я замахиваюсь на следующее масштабное «ограбление», но уже бердянского пионерлагеря «Азовец» на Косе, невдалеке от «Бригантины». Отзывчивая директриса охотно соглашается на общелагерное фотообслуживание, радуясь неожиданной возможности хоть как-то развлечь детей первой смены.

Вообще-то, я с детства знал о захудалой репутации «Азовца», расположенного по центру комариного «заповедника» в лиманах – чисто бердянский, бедный (по-моему, рыбзаводский), пионерлагерь, где все: и дети, и вожатые – бердянцы, в основном, обитатели Слободки, Лисок, Колонии, хорошие, в общем-то, ребята, но без тормозов, и понимают только жёсткую манеру общения. Не беда – ведь я тоже бердянец! Управлюсь!

Следующий день оправдал все развлекательные ожидания – до обеда лагерь бурлил, даже приятно было: сколько шороха смог наделать один несчастный фотограф-студент! По принятой в пионерлагерях традиции дети общаются только пронзительными криками, причём все одновременно, со звуками птичьего базара на океанском острове, никто никого не слышит, вожатые (студенты-практиканты пединститута) посрывали голоса, и даже самые стойкие только хрипло шепчут. Бить «детишек» нельзя (а слов они не понимают), поэтому особо хулиганистых мальчишек приходится встряхивать за плечи, как абрикосовое дерево, отчего мой авторитет поднимается на должную высоту, и фотосессия проходит, как по маслу, жаль только, что в лагере нет даже приличного фона для групповых фотографий, и отряды приходится «втискивать» во весь кадр.

«Как ты с ними управляешься?» - спрашиваю я у знакомого вожатого, - «Мне кажется, без подзатыльников это абсолютно невозможно!». «Ты что, если засекут рукоприкладство, сразу выгонят из института!» - отвечает он, - «Приходится действовать в глубоком подполье! Только этим и спасаемся!».

Вместе с групповыми, сразу-же, делаю и индивидуальные фотографии, в основном одинарные, но встречаются желающие сфотографироваться и вдвоём, и втроём, и даже, изредка, мальчик с девочкой. Такса проста – любое фото 13х18 стоит 60 копеек, количество индивидуальных отпечатков больше количества позирующих заказывается заранее.

Через пять часов это мучение заканчивается, отснято 7 фотоплёнок, и, полуоглохший, я отправляюсь в пробежку по пляжу, а вечером – ещё на безуспешную попытку (другой фотограф, со штативом, кстати, приехал прямо с группой в автобусе) «фотообслужить» туристов у Вечного Огня. Отпечатав в ударном темпе за вечер и утро громадную кипу мелких фотографий, вполне приличного качества, уже к концу пионерского обеда обмениваю их на пятикилограммовый кулёк белой и жёлтой мелочи (уж пару рублей мелочью у каждого пионера и пионерки найдётся!) и солидную пачку рублёвок и трёшек. Продано всё, подчистую! Подсчёт «выручки» ошеломляет – 430 рублей! В июне! Вот тебе и «бедные» пионеры! Ну, чистая выручка будет поменьше, всё-таки плёнки и фотобумага недёшевы, но всё равно, отлично!

Как и обещал, выписываю «квитанцию» на всю сумму директрисе, в присутствии стукача-парторга предпенсионного возраста, пожалуй, ещё со сталинским стажем, не вызывая никакого подозрения, и договариваюсь заранее ещё и на июль.

Между тем, июнь подходит к концу, заканчивается и Костина учёба – все защищают и получают дипломы, я делаю памятные фотографии его группы, и даже отгуливаю вместе с ней выпускной вечер в модном ресторане «Парус» возле автовокзала, где солистка поёт «Чао, бамбино, сорри!» даже лучше, чем Мирей Матье, не говоря уже о песнях всяких там Абб и Боней Эмов.

Конечно же, в июне, пока мало работы, я посещаю и Сухого, живущего с семьёй уже у требующих присмотра родителей на улице Правды, и даже слушаю пару новых песен «Лучшей чепухи», которые заметно лучше тех ранних, девятилетней давности. Традиционно фотографирую и его заметно подросшую дочь.

… С наступлением июля устанавливается солнечная жара, а вместе с ней город заполняют «колорады», заваливая бердянских фотографов, в том числе и нас, работой - как пляжной, так и туристической, я кручусь, как белка в колесе, иногда засиживаясь в лаборатории-ванной до поздней ночи, а иногда прихватывая и утро. Костя заканчивает перебирать «горбатого», смело меняя помутневшие задние габаритные фонари на новенькие, но уже прямоугольные, стыренные кем-то с трактора «Белорусь», и перекрашивая всю машину из блёкло-голубого цвета в ярко-оранжевый, ворованной югославской краской, купленной за полцены на складе, перелитой из большой бочки в две трёхлитровые стеклянные банки, прямо на территории завода «Стекловолокно», и вынесенной нами через задний заводской забор в натоптанном рабочими месте. Удалось даже наладить хронически неработающую автомобильную печку хитрой конструкции. В общем, для дмитровского сельского учителя, упорно не желающего «отслужить, как надо», в доблестной Советской Армии, созданы все условия для плодотворной «отработки».

А пока мы в поисках любого фотозаработка отчаянно мотаемся на «горбатом» по Бердянску, изумляя завидующих автолюбителей, застрявших в своих «Жигулях» и «Москвичах» по краям глубоких луж на грунтовке Дальней Косы, эпическим форсированием самых глубоких, центральных мест этих луж на разогнанном «Запорожце», напоминающем в этот момент чуть ли не подводную лодку, когда толстый слой зеленоватой воды перед нашими глазами бессильно перетекает по переднему багажнику, лобовому стеклу, крыше, заднему стеклу и капоту (у «горбатого» мотор сзади), оставляя мотор сухим и работающим. «Битва за урожай» даёт ощутимый эффект – пляж, экскурсии (кстати, экскурсовод Володя теперь проводит свои экскурсии со своим фотоаппаратом на груди, и сам фотообслуживает своих туристов. Но нам вполне хватает и оставшихся, особенно «сумеречных» групп!), и «Азовец» дают хорошую прибыль, и даже жалко бросать работу на пике прибыли. В итоге, несмотря на «слабый» июнь, оказалось, что мы заработали этим летом даже больше, чем прошлым – по 800 рублей.

Есть успехи и на личном фронте - Костины отношения с его девушкой Наташей, студенткой младших курсов пединститута, успешно развились до предложения руки и сердца, назревает свадьба, в связи с чем мы частенько заезжаем к ней домой на Слободку, для налаживания более тесных отношений с её родителями. Плодотворный вышел июль, но, к сожалению, он заканчивается, а я ещё планирую уехать на пару дней раньше, чтобы перед практикой в Полтаве заехать уже к своей девушке под Киев, и познакомиться с её родителями.

Однако, перед отъездом всё настроение портит очень неприятное событие – непрошенным «ценителям и покровителям искусств» из Бердянского горотдела КГБ совершенно не понравилось творчество Бердянской же «адеграундной» музыкальной группы «The Best Nonsense», которое никто не тиражировал, а уж тем более, не продавал, и, по вполне понятным желаниям заработать на пустом месте дополнительные звёздочки на неносимые КГБ-истами погоны (ну не ловятся проклятые настоящие шпионы без Берии никак, вот тот был мастер!), те усиленно начали «разоблачать» проклятых «контрреволюционеров», в количестве двух человек, в песенно-стихотворной форме «ставящих под сомнение умственные способности уважаемого Генерального Секретаря ЦК КПСС, товарища Леонида Ильича Брежнева», видимо, желая «свергнуть существующий социалистический строй». Пока выяснялось, каким образом коварное ЦРУ прямо из Вашингтона руководило этими жалкими отщепенцами, мне пришлось передавать его-же фотографии Алексею Сухому по шпионским правилам, в строжайшей конспирации, в тёмном вечернем подъезде, чтобы, в свою очередь, не навредить мне этой порочащей связью. Впрочем, не думаю, что нам удалось так примитивно надурить «кровавую гэбню»…

Эпилог Прошло 42 года, за время которых произошло множество событий, как в стране, так и в моей жизни, да столько, что в моей памяти они никак не выстраиваются в одну шеренгу, а только в несколько… Совершенно неожиданно (для большинства населения) умер социализм, что было радостно встречено во всех бывших социалистических странах и в некоторых республиках бывшего СССР, который также умер, да ещё и развалился.

В начале 1979 года, после года серьёзных отношений, я сделал своей девушке из-под Киева предложение, и привёз её для знакомства к родителям в Бердянск, которые, впрочем, этот брак не одобрили, предложив перенести свадьбу на пару лет, после моей службы в армии, а, в действительности, как ни стыдно признать, проявив свою украинофобию, не желая иметь невестку-украинку. Впоследствии отец с сестрой даже не приехали на нашу майскую свадьбу в Киеве. Приняв это к сведению, на распределении мы решили не ехать по именному распределению, которое организовали родители, на Бердянский мясокомбинат, а выбрали направление на Львовский мясокомбинат, единственное, в котором обещалась квартира.

Как ни удивительно, решение ехать на «Бандеровщину» было абсолютно верным – все мои соученики по Киевскому Пищевому институту, и более ранних, и более поздних выпусков, не имели карьерного успеха в Бердянске (не смогли, не имея влиятельных родственников, «вписаться» в Бердянскую мясную «мафию»), и только один сумел заработать себе квартиру, да и то в МЖК. Нетрудно представить, какая «счастливая» и «долгая» семейная жизнь ждала бы нас в родительской тесной хрущёвской квартире, а так, мы поженились за полтора месяца до защиты мною диплома, вместе уже 45 лет, и расставаться не собираемся, видимо, вплоть до момента, упоминаемого в голливудских фильмах: «Пока смерть не разлучит вас»…

У нас есть дочь, внук с зятем, а за эти годы произошло множество событий, для описания которых потребовалось чересчур много времени, коротко же: первые 10 лет, несмотря на то, что 4,5 года пришлось прожить на съёмных квартирах, были весьма зажиточны, благодаря советским могущественным Богам «Левак» и «Вынос», следующие десять, попавшие на 90-е, были сложными, последние же 24 года были весьма успешны, намного более зажиточны, чем 80-е, и позволившие использовать все преимущества капитализма.

Но связь с Бердянском не прерывалась – ведь в нём остались родители, и я «прыгал» на 1100 километров туда и назад множество раз, вплоть до смерти мамы 10 лет назад (отец умер ещё раньше, 22 года назад).

Так же не прервалась и дружба с Константином Ячменёвым, продолжавшаяся рекордных 66 года, и закончившаяся с его смертью 1 мая 2024 года. Он более трети века проработал директором базы отдыха «Моряк» на Косе, «оздоровившей» множество работников Бердянского морпорта (и приезжих) за эти годы, в советское время нашей семье тоже несколько раз повезло отдохнуть там по Костиному «блату», и только благодаря Константину это уязвимое размывам берега и штормам сооружение просуществовало в первоначальном виде столько лет. Сейчас, после Костиного ухода на пенсию, везению «Моряка» пришёл конец – его, скорее всего, снесут новые «хозяева», и построят очередной косянский 5*-ный Эмпайр Стейт Билдинг, очередной «замок на песке»… Не пострадала от времени и полувековая дружба с Алексеем Сухим. Тогда, в конце 70-х, «кровавая гэбня», подрастерявшая к тому времени часть своих акульих зубов, и начавшая делать ставку на «профилактическую» работу, знатно пожевала Алексея, но выплюнула, не проглотив, испортив, однако, ему биографию, ощутимо потрепав нервы, и взяв у него множество клятвенных письменных обещаний никогда в будущем не раскрывать «варежку» на святую и вечную советскую власть, которая, впрочем, через 13 лет благополучно издохла сама, не потребовав «ответа за базар» у Алексея, и не подумавшего выполнять идиотские обещания; он почти 30 лет проработал в экологическом отделе рыбинспекции, выполняя, подобно сказочной Золушке, множество работы, вплоть до выхода на пенсию в 2020 году, в возрасте 71 года. Кстати, его неугомонная судьба напоследок подбросила ему ещё одно испытание – его отчим был полностью парализован после инсульта в 80-х, на долгие 7 лет, и всё трудоёмкое санитарное обслуживание, естественно, пришлось выполнять исключительно Алексею…

И ещё о фотографии: так всё-таки, она искусство, или ремесло? Ну, действительно, что тут военного: навёл, клацнул, распечатал? Однако, если существует термин «фотоискусство», значит, оно существует! Как и со всеми видами искусства, дело обстоит так: если фотографией занимается дилетант, то получается суррогат, если ремесленник, то ремесло, а если художник – то искусство. Ну, и как и всегда, первых чрезвычайно много, а последних – практически нет. Такова жизнь!

Но кем же я считаю себя? Дилетантом-ремесленником, как ни прискорбно! Единственно, что меня оправдывает – после той памятной студенческой подработки, несмотря на очень большое сделанное количество личных, памятных фотографий впоследствии, я никогда больше не зарабатывал деньги фотографией…

Фотография сделана в киевском общежитии, где жилая двухместная (на самом деле трёхместная, с "зайцем", не получившим общежитие, из нашей же группы, ночующим на раскладушке, скрываемой днём под одной из кроватей) комната легко превращалась в фотолабораторию путём завешивания окна покрывалом с кровати, но на снимке, сделанном со вспышкой, прекрасно видно всё оборудование фотолаборатории, впоследствии применяемое и в Бердянске. Практически все реактивы "позаимствованы" в институтских химлабораториях, в которых можно было много чего найти, ведь мы, "мясники", изучали аж девять различных "Химий". Оттуда же и колба, и химвесы с набором гирек, которые не видны на фотографии.
Автопортрет со штатива, Киев, ноябрь 1976 года, скан с негатива выполнен в 2020-м.

В конце каждого сезона мы выбрасывали ворох плёночных негативов и толстые пачки непроданных фотографий, ничего себе не оставляя (улики ведь!), но некоторые случайные негативы, вроде этого, уцелели на фотоплёнках с личными фотографиями.
На фото: немногочисленная туристическая группа из далёкого дальневосточного Братска, сделана в сумерках, когда свет от "вечного огня" светил сильнее неба, выдержка - 1/4 секунды, поэтому лица некоторых людей не очень резки (дышали, гады!), в отличие от монумента, который, естественно, не дышал.
Бердянск, июль 1978 года, скан с негатива - 2020-й год.

Памятный автопортрет с Костей Ячменёвым (слева) глубокой ночью, только при свете от "вечного огня", выполнен со штатива с секундной выдержкой на стандартную свемовскую плёнку "Фото-65", Бердянск, июль 1978 года.

Одна из памятнх "выпускных" фотографий Костиной группы Пединститута (Костя - крайний слева), не знаю судеб ребят на фотографиях, знаю только, что один из них (Мелещук - второй слева в нижнем ряду) обитает сейчас в славном городе Париже.
Бердянск, июнь 1978 года, отсканировано с негатива в 2020-м.

Автопортрет в Костином доме на Бакинской улице, в посёлке АКЗ, на фоне блюда с единственной прижизненной фотографией Н.В.Гоголя, со штатива с восьмисекундным автоспуском.
Бердянск, июль 1977 года, скан с негатива - 2020-й год.

Автопортрет из "фотолаборатории" на Бакинской, выполненный на секундной выдержке, на плёнку "Фото-65", при красном свете фотофонаря, который действует на фотоплёнку, в отличие от фотобумаги, видна фоторамка с проекцией негатива с "Бригантины" и резиновая клизма для сдувания пыли с негатива.
Бердянск, июль 1977 года, негатив отсканирован в 2020-м.

Ещё одно выпускное фото Костиной группы пединститута, в которой эти ребята отучились вместе 4 года, на фоне родной "Альма Матер", Костя Ячменёв - крайний справа.
Бердянск, июнь 1978 года, скан - 2020-й год.

Сегодня воскресенье, прекрасный жаркий день с лёгкими облаками идёт к концу. На «Нефтехимике...» традиционно нет желающих сфотографироваться, однако первый «почин» происходит именно здесь – пожилой мужчина, явный бердянец, с большой кастрюлей у воды спрашивает: «А когда будут готовы фотографии, и нельзя ли забрать их в городе?», и, получив ответ, что завтра вечером я могу занести их ему прямо домой, неожиданно кричит в сторону нескольких натянутых тентов на пляже, возле которых дымится костёр, нелепо выглядящий в жару: «Девчата! Уху ели? (Я вздрагиваю: мне послышалось нечто нецензурное!) Идите мыть посуду и фотографироваться!» . И через пару минут я уже выстраиваю колоритную цепочку из женщин разного возраста и этого мужчины, со всякими мисками, кастрюлями и ополовником, якобы моющимися на фоне берега и моря.

Дело пошло – за два часа «похода» до Агарского мыса удалось наснимать под полтора десятка самых разнообразных снимков детей, женщин и семейств в самых разнообразных комбинациях, в основном приезжих из прибрежных пансионатов. Возвращаюсь к кафе «Киев» на «пятнадцатке», чтобы как раз успеть к отъезду экскурсионного шестичасового автобуса с группой «Иркутск-34» - использовать возможность сделать пару групповых снимков (если не будет конкурентов) с этой группы, и, таким образом, успешно закончить неплохой рабочий день.

Август 1977 года, сегодня делаю себе небольшой утренний «расслабон» - навещаю своего давнего друга Алексея Сухого в квартире родителей его жены, во дворе Горкома. Не секрет, что в жизни каждого человека большое значение имеет везение, особенно в раннем детстве, когда от ребёнка ничего не зависит, ведь любому ясно, что детство и жизнь сына короля будет сильно отличаться от детства и жизни, к примеру, бедного крестьянина. Не зря у англичан есть поговорка: «Родился с золотой (или серебряной) ложкой во рту!». Так вот, к Алексею эта поговорка не имеет никакого отношения, потому что ни золотой, ни серебряной, ни даже алюминиевой общепитовской ложки при рождении у него не было – его мать и отчим были слепыми. Глаукома – страшная болезнь, её можно только приостановить, но вылечить – невозможно.

Вроде бы, у слепого человека нет только одного органа чувств, но его жизнь меняется кардинально, в ней появляется множество непреодолимых проблем - стоит только завязать самому себе глаза плотной повязкой, и походить так несколько часов, и сразу же проникнешься глубоким сочувствием к этой категории людей. Но они – тоже люди, и заслуживают счастья, только оно достаётся им очень тяжёлой ценой. Помните про повязку? А представьте, что у вас младенец на руках! А муж не может особо помочь, ему бы самому помощь не помешала!

Поверьте, всё это очень тяжело, очень, в том числе и ребёнку этих слепых, каким бы хорошим и послушным он бы не рос, ведь, становясь старше, он всё больше и больше должен помогать родителям, а не наоборот, как в других семьях.

Тысячи невидимых, но нервущихся нитей забот между родителями и сыном, от которых никуда не деться – такова плата за родительскую и сыновью любовь! И унизительная нищета с раннего детства, потому что и пенсии, и заработки двух слепых ничтожны…

Я обратил внимание на Алексея почти сразу же после поселения его семьи в новую пятиэтажку на Правды, 2, ведь между нашими угловыми квартирами на вторых этажах было не более сорока метров по прямой, а года через полтора, в 71-м, мы потихоньку подружились на почве поп-музыки, причём с моей стороны дружба носила более иждивенческий характер, ведь Алексей уже несколько лет пытался бороться с тотальной семейной нищетой, устраиваясь на самые тяжёлые, вредные, но высокооплачиваемые работы, а я был всего лишь шестнадцатилетним (моложе его на 6 лет) подростком-учащимся.

Как ни странно, непростая жизнь не озлобила Алексея, он просто не имел права на жизненные ошибки, ведь у него на руках были родители. Он не имел права стать пьяницей, вором – из тюрьмы он не смог бы их опекать. Наоборот, он отличался какой-то несоветской добротой, какая встречается только у героев Достоевского – уж тот бы точно назвал бы его идеальным человеком! А ещё он импонировал своим, поистине нашим, бердянским оптимизмом, когда человек, даже зная, в какую сложную ситуацию он попал, спокойно, меткими фразами описывает её, но никогда не теряет присутствие духа, не впадает в панику, и борется до конца.

Но главным было не то, что он переписывал бесчисленным друзьям бесплатно редкие диски с прекрасным качеством, которые тяжело было бы записать и за деньги, тратя при этом своё бесценное жизненное время, главным было общение с ним, потому что с этим человеком всегда было интересно: он думал, говорил и действовал совершенно по-другому, чем остальные. А эта гипертрофированная правдивость! Ну вот кто сейчас всегда говорит то, что думает, и то, что видит? Ведь это же неприлично и опасно! Советская пропаганда выдумала нам вымышленный, искажённый мир, где зачастую чёрное – это белое, и наоборот, и, волей-неволей, большинство людей начинало частично «видеть» этот искажённый мир, смешивая его с действительностью. Но стоило Алексею сказать всего пару едких фраз, и сразу пропагандистская пелена спадала с наших глаз. Для многих моих приятелей Алексей был кем-то вроде старшего брата, я же подсознательно считал его кем-то вроде наставника. Вот почему при каждом приезде на зимние и летние каникулы я стремился обязательно встретиться и пообщаться с ним – мне это было интересно и необходимо.

Во время учёбы в институте у меня не было возможности продолжать своё попмузыкальное хобби – и мало времени, и мой магнитофон «Днепр-14» слишком громоздок для перевозок в Киев и обратно, однако свято место пусто не бывает – совершенно неожиданно у меня завязался бурный «роман» с классической музыкой, начавшийся с бесплатных студенческих абонементов в оперный театр, продолжившийся уже платными билетами на камерные и сольные концерты в филармонии и приведший к систематической покупке стереогрампластинок классической музыки, с их последующим прослушиванием в наушниках на специально купленном проигрывателе «Аккорд-201» (пилит пластинки, зараза, как бензопила!).

Но зато какой это громадный и волшебный мир, вся это классическая музыка – искромётный Моцарт, величественный Бетховен, блистающий Вивальди, грандиозный Бах, чудесный Шопен, и многие-многие другие! Конечно, классическая музыка не отменяет популярную, они параллельны, ведь никто не будет, например, отплясывать на студенческой новогодней пирушке под Девятую симфонию Бетховена, но мне сейчас пока хватает и классики.

Казалось бы, живу в другом городе, где нет магнитофона, слушаю пластинки классической музыки на проигрывателе, - вроде-бы, и Сухой больше не нужен? Но, у друзей не только берут, им ещё и дают – если я сейчас фотограф, то мне не составит особого труда сделать несколько фотографий Алексея и его годовалой дочери, с перспективой, на память, глядишь, когда-нибудь вспомнят и меня добрым словом!

Алексей с юмором, но сдержанно относится к моему заявлению о временном отказе от поп-музыки, и четыре часа общения с другом, без ограничений, как не пообщаешься даже с консервативными родителями, ещё очень хорошо помнящих сталинские времена, пролетают мгновенно. С интересом узнаю, что Алексей возродил самодеятельную музыкальную группу, в которой участвовал в конце 1960-х, с тем же названием: «The Best Nonsense» («Лучшая Чепуха»), но уже с политической окраской. Когда-то, лет шесть назад, я слушал кассету с их старыми песнями, мне нравилось, но новых пока ещё особо и нечего слушать, да и группа пока состоит только из двух человек – Алексея и, как ни странно, моего бывшего одноклассника, Саши Михайлова (кличка «Мишуша»).

Возможно, что-то у них и получится, ребята-то энергичные.

В комнате, выделенной молодой семье Алексея родителями его жены (свою, отдельную квартиру, он вряд ли когда-нибудь получит – его семья прописана в двух квартирах, и уж на каждого приходится гораздо больше положенных для открытия очереди минимальных пяти «квадратов»), украшенной фотографиями групп и даже громадным, во весь рост, плакатом кумира Алексея – лидера «Роллингов» Мика Джаггера, уютно звучат стереофонические записи с новенького магнитофона «Ростов-101», но время неумолимо – дочь Алексея надо ложить спать, а мне – ехать на Косу, на пляжную работу.

Фотоснимки Алексея с дочерью сделаны, фотографии отдам через пару дней, перед отъездом – ведь лето заканчивается, Бердянск уже пустеет и моя фотографическая работа теряет смысл, да и первого сентября я должен уже быть на производственной практике на Дарницком мясокомбинате.

Можно подводить итоги: за два месяца мы с Костей заработали «чистыми» по 700 рублей, а это больше, чем моя годовая повышенная 50-рублевая стипендия! И это при том, что я чёрен от пляжного загара и неплохо отдохнул – ведь мы не копали вручную траншеи с восхода до заката… . (окончание следует)

Братья (не близнецы!) Лёха (слева) и Мыкола (шутка!), то есть, Алексей Сухой вместе с плакатным Миком Джаггером, Бердянск, август 1977 года, скан с негатива - в 2020-м.

Анна Константиновна Ячменёва, в возрасте 58 лет, в своём выстраданном доме на Бакинской, у фортепиано, отреставрированном Костей ещё во время учёбы в БМТ, Бердянск, июнь 1978 года, скан с негатива в 2020-м.

Константин Ячменёв в салоне своего "убитого" "горбатого" Запорожца во время его реставрации (сколько их было, этих реставраций! Немеряно!), Бердянск, июнь 1978-го года, скан с негатива в 2020-м.

Алексей Сухой с годовалой дочерью Еленой, август 1977 года, Бердянск.

Автопортрет из киевской "общаги", видно как выглядел тогдашний раритет - складной фотоувеличитель соседа по общежитию, помещающийся в сложенном виде в компактный чемоданчик, видимый под моим локтём, и ссужаемый, при необходимости, его хозяином соседям, по студенческому обычаю, в том числе и для моей летней работы в Бердянске. Декабрь 1976 года.

Немного странноватый для жаркого Бердянского августовского дня 1977 года фотосессионный снимок Алексея Сухого в новенькой, абсолютно неношенной и чрезвычайно престижной тогда меховой куртке "Аляске" (аналогично современному снимку в собственном новом "Лексусе").

Как пример, одна из первых моих коммерческих фотографий, выполненная сразу после покупки фотоаппарата, по которой можно видеть, как выглядели цветные фотографии середины 70-х, - одногруппницы Ларисы Юзвенко, Киев, ноябрь 1976 года, негативная ГДР-овская цветная фотоплёнка ORWO NC-19, отсканирована в 2020-м году, оригинальные же цветные фотоотпечатки тех времён, на советскую цветную фотобумагу, скорее всего, давным-давно выцвели и пропали.