-“Итак, друзья мои. Я пригласил вас на эту встречу, чтобы так сказать, получше узнать вас. Ваш образ жизни, привычки, увлечения…” - Человек откинулся на спинку кресла и сплетя пальцы рук, окинул добродушным взглядом своих гостей. -“Зачем вам это?” - Сидящий напротив него Муравей, нервно дернул левым усиком. Из-за этих дурацких посиделок, он мог опоздать на последний в этом сезоне, концерт оркестра пауков-барабанщиков. От одной мысли о том, что билеты которые он с таким трудом достал, пропадут, он начинал ненавидеть этого двуногого зануду, который так некстати прицепился к нему со своими вопросами.
-“Видите ли друг мой, моя фамилия - Крылов. Я, писатель. . Пишу различные литературные произведения. В том числе и басни… И сейчас, у меня родилась идея ээээ…своего рода рассказа в стихах, где одним из главных персонажей, будете вы”.
-“Одним из?” - Муравей хмуро глянул на писателя и еще раз нервно дернул усиком. На сей раз, правым. - “В нашем муравейнике, живет один миллион восемьсот четыре тысячи девяносто одна муравьиная особь. И это, не считая личинок и тли. Будете устраивать собеседования всем? Тогда в этом тысячелетии, ваше художественное произведение, вряд ли увидит свет.” - Муравей окончательно потерял интерес к этой беседе. Быть одним из двухмиллионной массовки, так себе достижение. И уж пропущенного концерта, это не стоило совершенно точно.
-“О! Нет, нет! Вы будете единственным муравьем в этом произведении. Так сказать, гранд-примой! И мне, как автору, хотелось бы узнать как можно больше, о своем главном герое” - человек улыбнулся, очевидно разглядев причину недовольства своего собеседника. Он уже понял, что Муравей был личностью творческой, а значит легко ранимой и решил делать упор на его тщеславие. Но было уже поздно, Муравья понесло.
-“Один единственный муравей? И где вы такое видели, скажите на милость? А вы точно писатель? Надеюсь не о живой природе пишите?” - Он уже твердо решил плюнуть на приказ Королевы, которая велела ему, дать интервью этому человечишке. В конце концов, Муравей и сам был ударником в любительской рок-группе и пропускать концерт профессионалов, на который он вот уже третий год подряд не мог попасть из-за тотальной нехватки билетов, не собирался.
-“Не сердитесь, друг мой!” Заметив, что муравей вот вот, встанет и уйдет, хозяин комнаты засуетился - “Буквально несколько слов о том, как вы провели это лето”. - литератор схватил перо и склонился над листом бумаги. Муравей вздохнул.
-“Ладно, пишите поэт. Во первых, этим летом, я наконец-то посетил блошиные игры. Давно собирался, да как-то все не доводилось. И вот, свершилось наконец. И знаете, что я испытал? Разочарование! Да, Да! Такое событие, а организация, на уровне каменного века! Верите ли, за кленовым сиропом приходилось бегать на соседнюю поляну! Правда, фестиваль одуванчиков, куда я поехал сразу же после этого, немного исправил мое, казалось бы безнадежно испорченное настроение. Но что же вы не пишете?” - Муравей удивленно взглянул на человека.
-“Я, пишу, пишу…Но, эээээ, я по правде сказать, ожидал рассказов о трудовых подвигах…Но…Хм, фестиваль одуванчиков, это тоже, эмм… Некоторым образом вызывает интерес…”- поэт, не глядя на муравья, спешно делал какие то пометки на своем листке
-“Ну разумеется!” - Добавил сарказма в голос Муравей, - “Кто мы для вас? Безликая рабочая сила. Серая масса, из которой нельзя выделяться. Нельзя поднять головы и во всеуслышание заявить о своих стремлениях и чувствах. Ведь у нас же на уме должна быть только работа, работа и работа! Все! С меня хватит! Я ухожу!" - Муравей поднялся, и не повернув головы двинулся к выходу. Писатель растерянно смотрел ему вслед.
-“Пусть идет!” - Вторая посетительница, которая до этой секунды не проронила ни звука, повернулась к собеседнику и уставилась на него своими огромными глазами. - “Типичный образчик золотой молодежи!” - Стрекоза чуть повела крыльями, усаживаясь поудобнее. - “Давайте лучше поговорим о тех, кто действительно достоин внимания, столь выдающегося представителя литературного мира. Это очень кстати, что вы изволили поинтересоваться тем, в каких условиях мы вынуждены существовать.” - Стрекоза наклонила голову, словно желая убедиться, что человек уделил ей все свое внимание, без остатка. - “ На профсоюзы нынче нет никакой надежды. Так что, возможно освещение условий жизни и труда стрекоз в литературном произведении, сыграет свою роль и к нам наконец-то перестанут относится как к бессловесному рабочему материалу, годному только на то, чтобы регулировать численность полевых вредителей и кровососущих насекомых!” - Огромные глаза стрекозы, гневно сверкнули. И хотя гнев этот был совершенно искренним, рассудок ее оставался холодным. Она уже прикидывала, как можно будет использовать этого простачка в кресле напротив, для дела Партии Борьбы за Права Стрекоз.
- “А разве… ваша жизнь так уж трудна? Ну никогда бы не подумал!” - литератор растерянно развел руками и виновато улыбнулся,. - Видите ли, я всегда полагал, что стрекозы - легкие и воздушные существа. созданные для того, чтобы наслаждаться жизнью!
-“Ха! И в какой именно момент, вы прикажете нам наслаждаться жизнью?” - Стрекоза насмешливо уставилась на хозяина комнаты, - “ В какой, я вас спрашиваю момент? Вы что же, полагаете, что работа по зачистке крестьянских полей от вредителей, это развлечение? А кровососущие? Да их столько развелось, что присесть некогда! Даже обедать приходится на лету. Причем этими же самыми кровососущимию. А что делать? Ведь энергии же, уйма уходит!” - Стрекоза стремительно рванула под потолок, где заметила прикорнувшего после ночной охоты комара, - “Вот видите! Они повсюду!” - Стрекоза вернулась на место и выплюнув комариную лапку, вновь уставилась на своего собеседника - “А продолжение рода? Об этом вы подумали? Отложить пять сотен яиц, это знаете ли вам не частушки спеть!”
-“А вы поете частушки?” - Человек радостно привстал в своем кресле, - “А ведь я как раз…”, он сделал паузу и начал зачем-то перебирать лежащие на столе бумаги.
-“Крылов, ты оглох что ли!?” - Стрекоза с раздражением уставилась на литератора, - Какие к лешему частушки!? Нет, вы посмотрите только! Я ему про Фому, а он мне про Ерему! Давайте-ка лучше вы будете записывать, то что я говорю. вы должны в полной мере понимать, с какими тяготами труда вынуждены ежедневно сталкиваться стрекозы”…..
Через полчаса, наконец-то выпроводивший настырную крылатую гостью великий русский баснописец, задумчиво просматривал свои записи. Эту беседу он представлял себе совершенно иначе. И самое неприятное заключалось в том, что те сведения которые он только что получил, совершенно не вязались с концепцией его произведения, которое он уже продумал до самых мелочей. Более того, они были диаметрально ей противоположны. Нужно было срочно что-то предпринимать.
-“Немыслимо” - бормотал литератор себе под нос -”Нет, ну это ни в какие ворота…Трудяга стрекоза и прожигатель жизни - муравей…А ведь я уже все так хорошо придумал! И понятно. И мораль имеется, а тут…” - Он замер в своем кресле задумчиво глядя в окно.
-“А может их местами поменять?” - продолжал бормотать он, “Дескать, попрыгуний муравей, лето красное….Да нет. Бред какой-то. Надо мной же станет потешаться вся литературная Россия! Надо что-то делать…Надо срочно что то предпринять…И зачем я только затеял это дурацкое интервью…” - Он обхватил голову руками и в отчаянии начал раскачиваться в кресле. И вдруг, его осенило!
-"Хм, а ведь о том, что у него на уме должна быть только работа, работа и работа, Муравей сам сказал! Да, да! И я нисколько не искажу факты, если упомяну об этом в своей басне!” - писатель почесал затылок, задумчиво глядя в потолок. - “ В конце концов, его реплики можно свести к минимуму, чтобы избежать ненужных объяснений впоследствии” - Он сделал несколько пометок в рабочем ежедневнике - “Так. А Стрекоза? Если мне не изменяет память, она что-то говорила про пение частушек. Говорила ведь? Говорила! Значит про пение, так и запишем” - Баснописец перевел взгляд на листок с теми заметками, что он сделал во время интервью и заметно оживился.
- “Всего то и нужно, что чуть-чуть подправить, а лишнее вырезать. Да кому вообще, может быть интересна эту дурацкая история про фестиваль одуванчиков? Смешно даже, право слово. В конце концов, эпистолярный жанр допускает некоторые, ээээ, лакуны… Ну поправил самую малость, подумаешь! Зато все понятно. И мораль имеется и концепция сохранены. Отличнейший прием! Вот только…” - Литератор снова замер, глядя то на исписанный выдержками из интервью листок бумаги, то в своей ежедневник. Его посетило очень неприятное предчувствие. - “Лишь бы пишущая братия не проведала об этом приеме” - пробормотал он еле слышно, - “ А то, чего доброго, он так и в моду может войти…”
©
