...Однажды ко мне в купе (вагоны были уже забиты до отказа) положили раненого полковника. Старший военный врач, командовавший погрузкой, сказал мне:
— Возьмите его. Я не хочу, чтобы он умер у меня на пункте. А вам все равно. Дальше Пскова он не дотянет. Сбросьте его по дороге.
— А что у него?
— Пуля около сердца. Не смогли вынуть— инструментов нет. Ясно? Он так или иначе умрет. Возьмите. А там — сбросите...
Не понравилось мне все это: как так — сбросить? Почему умрет? Как же так? Это же человеческая жизнь. И вот, едва поезд тронулся, я положил полковника на перевязочный стол. Наш единственный поездной врач Зайдис покрутил головой: ранение было замысловатое. Пуля, по-видимому, была на излете, вошла в верхнюю часть живота и, проделав ход к сердцу и не дойдя до него, остановилась. Входное отверстие— не больше замочной скважины, крови почти нет. Зайдис пощупал пульс, послушал дыхание, смазал запекшуюся ранку йодом и, еще раз покачав головой, велел наложить бинты.

— Как это? — вскинулся я.
— А так. Вынуть пулю мы не сумеем. Операции в поезде запрещены. И потом — я не хирург. Спасти полковника можно только в госпитале. Но до ближайшего мы доедем только завтра к вечеру. А до завтра он не доживет.

Зайдис вымыл руки и ушел из купе. А я смотрел на полковника и мучительно думал: что делать? И тут я вспомнил, что однажды меня посылали в Москву за инструментами. В магазине хирургических инструментов «Швабе» я взял все, что мне поручили купить, и вдобавок приобрел длинные тонкие щипцы, корнцанги. В списке их не было, но они мне понравились своим «декадентским» видом. Они были не только длинными, но и кривыми и заканчивались двумя поперечными иголочками.

Помню, когда я выложил купленный инструмент перед начальником поезда Никитой Толстым, увидев корнцанги, он спросил:
— А это зачем? Вот запишу на твой личный счет — будешь платить. Чтобы не своевольничал.

И вот теперь я вспомнил об этих «декадентских» щипцах. Была не была! Разбудив санитара Гасова (он до войны был мороженщиком), велел ему зажечь автоклав. Нашел корнцанги, прокипятил, положил в спирт, вернулся в купе. Гасов помогал мне. Было часа три ночи. Полковник был без сознания. Я разрезал повязку и стал осторожно вводить щипцы в ранку. Через какое-то время почувствовал, что концы щипцов наткнулись на какое-то препятствие. Пуля? Вагон трясло, меня шатало, но я уже научился работать одними кистями рук, ни на что не опираясь. Сердце колотилось, как бешеное. Захватив «препятствие», я стал медленно вытягивать щипцы из тела полковника. Наконец вынул: пуля! Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. За моей спиной стоял Зайдис. Он был белый, как мел:
— За такие штучки отдают под военно-полевой суд,— сказал он дрожащим голосом.

Промыв рану, заложив в нее марлевую «турунду» и перебинтовав, я впрыснул полковнику камфару. К утру он пришел в себя. В Пскове мы его не сдали. Довезли до Москвы. Я был счастлив, как никогда в жизни! В поезде была книга, в которую записывалась каждая перевязка. Я работал только на тяжелых. Легкие делали сестры. Когда я закончил свою службу на поезде, на моем счету было тридцать пять тысяч перевязок!

— Кто этот Брат Пьеро? — спросил Господь Бог, когда ему докладывали о делах человеческих.
— Да так... актер какой-то,— ответил дежурный ангел.— Бывший кокаинист.
Господь задумался.
— А настоящая как фамилия?
— Верти́нскАй.
— Ну, раз он актер и тридцать пять тысяч перевязок сделал, помножьте все это на миллион и верните ему в аплодисментах.

С тех пор мне стали много аплодировать. И с тех пор я все боюсь, что уже исчерпал эти запасы аплодисментов или что они уже на исходе. Шутки шутками, но работал я в самом деле, как зверь...
Взято здесь
Александр Вертинский, "Дорогой длинною"

Предыдущая публикация

Блокадные истории. Пупсики

Читаю книгу Александра Вертинского - "Четверть века без Родины". Издана в Киеве "Музычна Украина" 1962 год.

Читаю следующее:

Заинтересовалась, кто же это такой. Вот информация из Википедии по убийству.

Шварцбурда суд оправдал.

А дальше я читаю информацию на той же Википедии, сколько улиц переименованы в честь Петлюры. Основная часть в 2015-2016 годах. Воздвигнуты памятник 2017 в Виннице, памятный знак в Полтаве 2009, создана юбилейная монета 2009 и мурал в 2019.

Конечно, меня можно обвинить, что мой пост создан под влиянием происходящего конфликта.

Но так же это - просто факты, которые меня заинтересовали и заставили задуматься. Если заставят задуматься и вас, значит не зря я потратила своё время

То, что я должен сказать

Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в Вечный Покой!

Осторожные зрители молча кутались в шубы,
И какая-то женщина с искаженным лицом
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом.

Закидали их елками, замесили их грязью
И пошли по домам — под шумок толковать,
Что пора положить бы уж конец безобразью,
Что и так уже скоро, мол, мы начнем голодать.

И никто не додумался просто стать на колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги — это только ступени
В бесконечные пропасти — к недоступной Весне!


Это А.Вертинский написал. Он, межу прочим, родился в Киеве, считал себя русским, прожил жизнь и славу в Европе, а в конце-концов умер в СССР.
Так вот теперь мы прекрасно знаем, кому и зачем Это нужно.

Песня Вертинского "Лиловый негр" посвящённая Вере Холодной, звезде немого кино, умершей от испанского гриппа. Я песню использовал в коубе, основанном на смешении эпизодов игры на ф-но. Играет и поёт В.Высоцкий, пальцы - Конкина и бандитский антураж в сцене про Мурку. Заинтересовался песней и полез смотреть, что там на ютубе. И так, как я умею плоско шутить, то в комментах выдал "Шумел камыш в притонах Сан Франциско.." ... А, если кто то видит разницу в нотах, то тот меня поправит. Однако в комментах к клипу могли безнаказанно оставляться только адепты секты свидетелей Вертинского. Подтёрли. А из запомнившегося "...кто Вам цалует пальцы... прослушал и точно - цалует". Вот этим и интересны записи Вертинского. Он носитель языка, что был до грамматики Луначарского. Если Вы будете знать её основы, то Вам становится понятно почему так говорят и дело не в индивидуальности в произношения, а именно дореволюционное произношение. Причём это дореволюционное произношение было вытеснено именно всеобщим обучением и ликбезом. Было бы царём, скажем так, образование внедрено массово, то Луначарскому было бы нечего просто делать. А так и в 30-х ещё сохранялось именно это произношение. Хотя конечно, это больше знаютъ специалисты ;)

зы

Въ далекій край товарищъ улетаетъ,

Родныя вѣтры вслѣдъ за нимъ летятъ.

Любимый городъ въ синѣй дымкѣ таетъ,

Знакомый домъ, зеленый садъ и нѣжный взглядъ.

Любимый городъ въ синѣй дымкѣ таетъ,

Знакомый домъ, зеленый садъ и нѣжный взглядъ.