Берёзовый сок
После окончания забора сока, отверстие закупоривается деревянным чопиком.
После окончания забора сока, отверстие закупоривается деревянным чопиком.
Михаил Иннокентьевич Скороговоркин по своей человеческой и гражданской природе был борцом. Не греко-римским или каким-нибудь классическим. Михаил Иннокентьевич боролся за справедливость. По крайней мере, за то, что считал справедливостью он сам. А на взгляд Скороговоркина многое в этом мире ещё было несправедливым. Не считал он справедливым тарифы ЖКХ, громкую музыку от соседей по вечерам, запрет продажи алкоголя в ночное время и лужу во дворе.
В настоящее время Михаил Иннокентьевич боролся с лужей. Она растянулась на всю ширину дороги прямо перед скороговоркинским подъездом и упорно не хотела высыхать. Иными словами, принимая во внимание дождливое лето, лужа была всегда. Соседи давно привыкли к ней и обходили лужу по стенке дома.
Михаил Иннокентьевич тоже обходил, но мириться с лужей не хотел и не собирался. Он методично писал письма во все инстанции, которые знал, и даже в три организации, название которых было ему неизвестно, но звучало красиво. Бюрократическая машина работала неповоротливо. В Управляющей компании письма просто игнорировали, кто-то ограничивался отписками типа "рассмотрели, разберёмся, примем меры", участковый угрюмо здоровался и понимающе кивал. Только из Комиссии по ценным бумагам написали вежливый развёрнутый ответ, который сводился к тому, что мелиоративные работы в городе не относятся к компетенции комиссии. Михаил Иннокентьевич рук не опускал, он искал новые решения.
И удача улыбнулась Скороговоркину. Она явилась ему в виде инженера Серёги из шестьдесят шестой квартиры. Серёга был продвинутым пользователем интернета и по совместительству в свободное время играл в домино с мужиками скророговоркинского двора. Вот за очередным сеансом "забивания козла" Серёга и открыл идейному борцу новую сторону жизни.
- Ну что, Иннокентич, всё с лужей бьешься? – спросил Серёга, выложив на стол очередную доминошную кость?
- Я не с лужей борюсь, а с Системой. Системой халатного отношения чиновников к нуждам избирателей, граждан и лиц без гражданства – Скороговоркин выпрямился над столом.
- И что, всё письма пишешь?
- Пишу. И квитанции почтовые сохраняю. Это чтобы когда время придёт никто не сказал, что Скороговоркин молчал и позицию гражданскую не высказывал.
- А ты через интернет не пробовал заявление подать?
- Как это?
- Да есть у них сайт для обращений граждан.
- Да результат тот же будет! "Рассмотрели, разберёмся, примем меры". Проходили уже.
- А ты им напиши, что усматриваешь в игнорировании своих сообщений признак коррупции. У них там робот специальный, если слово "коррупция" в обращении выловит, заявление рассматривается в первоочередном порядке и со всей серьёзностью. Поручение президента. Рыба! – крикнул Серёга, стукнув по столу последней доминошной костяшкой, и самодовольно откинулся назад, затягиваясь сигаретой.
Михаил Иннокентьевич аккуратно записал в блокнот интернет-адрес, продиктованный Серёгой, и заторопился домой. Следующие три часа Скороговоркин не отходил от компьютера, сочиняя обращение. Слово "коррупция" было упомянуто в заявлении трижды (на тот случай, если робот не распознает его с первого раза). Кликнув на иконку "Отослать", с чувством выполненного гражданского долга Михаил Иннокентьевич лёг спать около полуночи.
А утром лужи не было. Выйдя из дома, Скороговоркин по привычке завернул направо, чтобы обойти лужу по стенке, но боковым зрением уловил непривычное изменение пейзажа. Лужи не было! Неясно, что произошло – либо её смели дворники, либо за ночь изменили уровень дороги, что вода ушла в ливнёвую канализацию, но лужи не было!
Воодушевившись столь ошеломляющим успехом, Скороговоркин даже забыл, зачем вышел из дома. Он торопливо вернулся в квартиру и включил компьютер. Пора было разобраться с клёном!
Это старое наполовину высохшее дерево, в общем-то, никому не мешало, но получилось так неудачно, что в квартиру Скороговоркина именно из-за этого клёна не попадал солнечный свет. Ну не то, чтобы совсем не попадал: кухня и гостиная освещались прилично, но половину окна спальни этот клён явно перекрывал. Михаил Иннокентьевич тоже писал несколько безответных писем по инстанциям. Это было ещё до начала борьбы с лужей (которая впоследствии отняла у Скороговоркина все силы и на клён их уже не оставалось).
Пальцы Михаила Иннокентьевича бегло побежали по клавиатуре, слово "коррупция" Скороговоркин писал очень внимательно, чтобы не дай бог ни ошибиться ни в одной букве и робот передал его обращение по назначению.
Следующим утром Скороговоркин проснулся от яркого солнца, безжалостно бьющего в глаза. Отсутствие клёна теперь не мешало солнцу проникать в самые затаённые уголки скороговоркинской спальни.
Это был момент триумфа! Воодушевлённый стратегическими победами Михаил Иннокентьевич развил бурную деятельность. Он почти перестал выходить из дома, оборудовав около компьютера импровизированный столик, чтобы принимать пищу, необходимую для продолжения борьбы.
Как-то незаметно соседи перестали включать музыку. Причём не только соседи сверху, слушавшие тяжёлый рок, но соседка справа – милая студентка Лариса, в репертуаре которой был только безобидный Вивальди. В подъезде перестали курить, даже мужики во дворе на всякий случай перестали играть в домино – никому не хотелось прослыть коррупционером. Пару раз Скроговоркину продали алкоголь в ночное время. На всякий случай.
Слава о всесильном дворовом Робин Гуде поползла по району. К нему стали обращаться. Благодаря его письму о коррупционной составляющей в системе дошкольного образования семью Скворцовых из соседнего подъезда переместили в очереди на детский садик. Вместо восемь тысяч четыреста сорок первых они стали восемь тысяч четыреста восемнадцатыми. Видимо двадцать три коррупционера всё-таки были выявлены и исключены.
Бабушки на лавочке у подъезда в редкие выходы Михаила Иннокентьевича на улицу уважительно здоровались с ним и в одностороннем порядке считали его за своего. Участковый скрежетал зубами – постоянные проверки фактов коррупции в его районе совершенно не давали ему работать.
Объективности ради нужно сказать, что не все скороговоркинские проекты имели однозначный успех. Так, несмотря на жалобу о коррупции в Гидрометцентре, который был обвинён в неточных прогнозах погоды, ситуация не изменилась – лето по-прежнему оставалось дождливым, да и сам запрос остался без ответа. Может робот слово пропустил. Скороговоркин хотел было написать о коррупции в портале по приёму интернет-обращений граждан, но тут его отвлекла новая проблема.
Выйдя на кухню между написанием жалобы на низкое качество коричневых карандашей и обращением по поводу безобразного поведения продавщицы в рыбном отделе местного рынка, Михаил Иннокентьевич обнаружил на стене над раковиной таракана. Возможно, появление непрошеного гостя было вызвано тем, что в пылу борьбы Скороговоркин совсем запустил домашнее хозяйство, может быть, кто-то из соседей организовал мор, и насекомое оказалось здесь от безысходности. Это уже не имело значения.
Преисполненный праведного гнева Михаил Иннокентьевич рванулся обратно к компьютеру. Автоматически зайдя по электронному адресу, единственно посещаемому им в последнее время, он решительно написал: "В квартире 41 по Зелёной улице обнаружены явные признаки коррупции! Немедленно примите меры!". Нажав "Отправить" Скороговоркин зло закрыл крышку ноутбука.
Больше Михаила Иннокентьевича Скороговоркина никто не видел. Ещё какое-то время на его адрес приходили письма из различных инстанций. Потом почтовый ящик окончательно забился, и письма приходить перестали. С коррупцией на Зелёной улице было покончено навсегда.
© Сергей Марковский
Позла она себе, ползла, когда начала пересекать лесную дорогу.
Тут её заметили люди, и двое из них вытащили фотоаппараты, рассчитывая на удачный кадр.
Потом один из этих фотографов решил помочь змее преодолеть опасный для неё открытый участок местности, и вспомнив книжки и фильмы о змееловах, ловко ухватил пресмыкающееся за шею возле головы. Ну и развернулся к коллеге с фотоаппаратом, чтобы тот смог запечатлеть змеиную голову крупным планом.
Как видите, ухватил он змею недостаточно близко к голове. Она смогла извернуть челюсть, и цапнуть начинающего серпентолога за палец.
Гадюка была уронена, и поднята снова для продолжения фотосессии.
Теперь немолодой натуралист держал её правильным хватом - у основания челюстей.
Но было поздно. Несмотря своевременное обращение в медучреждение, введение соответствующих лекарственных препаратов, отек распространился на укушенный палец и кисть руки.
Снимок сделан через четыре часа после укуcа.
Через сутки отёчность уменьшилась, но место укуса приобрело синюшный оттенок.
Еще через сутки отёчность спала совсем, синюшность перешла в покраснение.
PS
В ходе фотосъемки и после неё ни одно животное, кроме Немолодого, не пострадало.
PPS
Автор 2-го, 3-го и 4-го снимков - Александр Смирнов.
***
https://nemolodoj.livejournal.com/333605.html
UPD
Попросили добавить пояснение:
Мы приехали в лес готовить репортаж о поиске "потеряшек". Предыдущим днем из этого леса не вернулись грибники - мужик с шестилетним сыном. Там были скорая, спасатели, волонтеры "Лиза Алерт"... Ждали, - кто-то должен был привезти квадракоптер с тепловизором. И вот пока ждали, делать было нечего, я и отвлекся на гадюку. Но в больницу меня отвез друг на своей машине. Скорую и спасателей мы не отвлекали.
А "потеряшки" сами вышли из леса в этот день после обеда. Километрах в семи от того места, где я фотнулся с гадюкой, и где стояла их машина.
В контору вошёл посетитель.
- Здравствуйте, я Петров. У вас подпись на документе можно удостоверить?
- Да, конечно – нотариус привычно открыл регистрационную книгу и взял со стола ручку.
- А сколько стоит?
- Госпошлина сто рублей.
- Годится – посетитель облегчённо вздохнул и полез в бумажник.
- Подождите, давайте сначала посмотрим, что у вас.
- Вот! – Петров гордо достал из кармана сложенный пополам листок и протянул его нотариусу.
- Но здесь написано только "Сидоров – дурак!". Что это?
- Документ. Подпись надо заверить.
- Подождите – юрист удивленно перевёл взгляд с бумаги на посетителя, - Вы хотите заверить ЭТО?
- Ну!
- Видите, ли, я не могу заверить подпись на таком документе.
- Почему это?
- Ну, это как бы и не документ вовсе.
- Вот тебе на! Как так?
- Как вам сказать, по закону документ - это информация, зафиксированная на материальном носителе, с реквизитами, позволяющими её идентифицировать. А как можно этот ваш документ идентифицировать? Вот кто такой Сидоров?
- Сосед мой – Петров непонимающе моргнул.
- А из документа не следует, что это сосед ваш. Даже имени нет. Вот, допустим, у вашего Сидорова брат есть?
- Ну, есть.
- А вдруг он на свой счёт примет.
- Пусть принимает. Он тоже дурак. И сын его и племянник.
- А другой какой Сидоров на свой счёт ваше высказывание отнесёт?
- Не отнесёт. У нас в доме других Сидоровых нет.
- И что вы собираетесь с этим документом делать.
- В ящик почтовый Сидорову положу.
- А зачем вам это?
- Моральное удовлетворение получу. Открою человеку глаза!
- А вы так положите, не заверяя.
- Не заверяя нельзя. Несерьёзно. И Сидоров серьёзно не отнесётся. Он на складе работает. Привык, чтобы всё документально.
- Всё равно нельзя. Если уж вы хотите документ составить, сделайте по правилам.
- Это как?
- Паспортные данные Сидорова занесите. Адрес по прописке. И справку из больницы психиатрической приложите, подтверждающую, что он дурак.
- Да что вы всё к содержанию придираетесь. Вы подпись мою заверьте только. Вот сто рублей.
- Да не могу я подпись на таком документе заверить. Меня лицензии лишат, и коллеги засмеют. Вы вот где работаете?
- В больнице санитаром.
- Ну, значит, представляете, что такое профессиональная этика.
- Я в морге, у нас с этим проще.
Нотариус задумался. С одной стороны, он совершенно точно не мог, да и не собирался визировать гражданскую позицию Петрова в отношении Сидорова. С другой – люди обычно приходили к нему с проблемами, и он старался им помогать.
- А вы тогда Сидорову по почте письмо отправьте. И штамп почтовый будет. Тоже документ.
- По почте долго будет. А может вообще не дойти. Кто ему тогда глаза откроет? В ящик надёжнее!
- Телеграмму пошлите!
- Со словом "дурак", говорят, нельзя.
- По электронной почте напишите.
- Несерьёзно это, документ нужен!
- На двери ему напишите в конце концов! – нотариус так разнервничался, что сам того не замечая, стал предлагать общественно порицаемые методы.
- Писал уже. Не доходит. Неофициально это всё как-то.
Нотариус сдался. Он сделал всё что мог, но случай был неизлечимым. Он закрыл регистрационную книгу и отложил ручку.
- В общем, вы как хотите, а я вам подпись под таким документом заверять не буду!
Петров насупился, неловким жестом запихал обратно в бумажник сторулбёвку и покинул кабинет.
На следующий день в ящике для входящей корреспонденции нотариус нашёл запечатанный конверт. В нём на сложенном вдвое листочке было написано "Нотариус – дурак!" и стояла треугольная печать "Для больничных листов".
© Сергей Марковский
Когда учишь внуков счету и буквам, разжигаешь им первый в их жизни костер, показываешь, как выстругивать лодочки и пускать потом их в ручье, учишь кататься на самокате и на первом двухколесном велосипеде, разрешаешь им шлёпать по лужам, запускаешь с ними воздушного змея... тогда понимаешь, что дети - это, всего лишь, промежуточное звено.
***
Непостижим и загадочен план твой Демиург
Мне не постичь вселенской тайны, я словно Гирострат
Раз ты здесь главный и всесильный драматург
То я сожгу твои устои, чтоб люди жили без преград
Величественен и негласен твой лик божий
Все беды, грехи, страданья ты нам предрекал
Мы же слепые и заблудшие вельможи
Устроившие в злополучном лабиринте, немыслимый скандал
В попытке разгадать себя, мы строим грезы
Внемлим безропотно твоим мирским слогам
Без грани, духотворно, продолжают литься слезы
Воинственно взбираясь по обугленным краям
И в смерти тщетно мы теряем столь тревожно
Тот значимый, незримый прежде дар
Зачем запутал этот узел ты так сложно?
Ведь только жизнь имеет смысл, растворяясь в пар
Аудио версия - vk.com/be_poetry
Был у меня хороший друг - Сергеем назову его здесь. Познакомились в начале девяностых через детей - наши старшие сыновья были одного возраста, а жили мы в соседних подъездах.
Друг этот шарил в машинах, и немножко даже подрабатывал их ремонтом. А я тогда купил первую свою машину - шестнадцатилетний жигуль. И часто обращался к этому другу за советом или помощью. Когда бесплатно, когда за невеликую денежку, он помогал моей машинке ездить.
Он вообще по характеру не мог отказывать людям в помощи. И к нему раз обратились соседи по подъезду - два брата. Они занимались перепродажами чего-то там, и иногда в больших объемах. Случалось, что у них под окнами день-другой стояли фуры с товаром, пока отыскивался на этот товар покупатель. И эти братья однажды пришли к Серёге с просьбой подсказать им - у кого можно занять на пару месяцев денег, за соответствующий тем временам процент. Дескать - у нас верное дело, ты нас знаешь, никуда не денемся, за два-три месяца прокрутим, вернем, и тебя тоже не обидим. Серёга-то работяга. У него нужных им 10 тысячи долларов быть не могло. Повез он их в свою родную деревню, к знакомому мужику, который всю жизнь, даже и в советский период, держал теплицы, и у которого - все в деревне знали - денежки водились.
Тот познакомился с братьями, ничуть не выразил сомнения в их кредитоспособности и честности, но Серёге сказал: "Я их не знаю. Знаю тебя. И деньги если дам, то не им, а тебе. Подписываешься за них? Берешь деньги под этот процент?"
Серёга был не готов в обратку идти. Кивнул.
Первый месяц братья отдали проценты в срок. Серёга отвез их кредитору. А потом братья пропали. Скрылись из города. Их родители продолжали жить в той же квартире. Их замучили кредиторы сыновей. Они даже практически перестали выходить из дома, перестали открывать дверь на звонки и стуки, а на окна повесили светомаскировку, как во время войны, чтобы в темное время суток не было видно зажженного в квартире света.
Серёга сначала платил проценты по долгу. Потом отчаялся ждать возвращения братьев, продал машину, долю родительского дома, гараж и погасил большую часть долга. Оставшуюся гасил частями из своей зарплаты на заводе.
Братья отсутствовали года два или три.
Вернулись. Перед Серёгой извинились, наплели что-то в своё оправдание, и сказали, что денег нет, а могут отдать ему вот этот старенький фолькс в кузове B-3, что под окнами стоит. Дескать - согласен - бери, а больше ничего у нас нет.
Делать нечего - согласился он. Надеялся, видимо, что при умелом уходе машинка ещё побегает. А на ней он глядишь - где потаксует, где на строительный какой калым наймется.
С рукописной доверенностью на эту машину поездил он пару дней. Приехал в МРЭО оформлять - машина оказалась полностью левая какая-то. Несоответствие номеров двигателя и кузова, что-то с растаможкой... Сказали, что оформить невозможно - только на запчасти продать.
Попивать Серега стал с началом этих неприятностей, а теперь совсем ударился в запой. Машина стояла перед домом. Скоро её вскрыли. Потом побили все стёкла. Ребятня выплясывала на крыше. Примерно через год этот автохлам куда-то пропал.
А Серега продолжал пить, и через несколько месяцев умер, оставив жену с двумя детьми. На одну свою заплату низкоквалифицированной служащей она вырастила сына и дочку. Детки хорошие.
***
По квартире ходил Сквозняк. Николай Петрович Сквозняк нервно мерил шагами маленькую комнату, ненадолго останавливаясь только для того, чтобы вырвать из редеющей шевелюры очередной клок волос. Он до сих пор не мог прийти в себя. Как же так получилось? Еще пару часов назад его жизнь прекрасно ложилась на мотив песни Верки Сердючки «Все будет хорошо!», а теперь надо бегать по городу и искать нотариуса. И почему такая нужная услуга как составление завещания не оказывается круглосуточно? А если человек собирается умереть в нерабочее время!
«Я пришлю Вам своих секундантов!» И черт его дернул обидеть этого ротмистра. Хотел сделать человеку приятное! Да ладно ханжить! Перед молодой княгиней хотел порисоваться – эрудицию показать. Вот уж точно – блеснул соплями на солнце! И ведь повод – пустяк! Узнав, что ротмистр собирает колокольчики, еще накануне бала Николай Петрович покопался в Википедии. И надо же было, как раз после тоста князя Милославского взять и выпалить «А ведь ротмистр-то у нас – кампанофил!» Ну, ведь это правда! В Википедии так и написано – коллекционер колокольчиков! Понятно, что узнать о том, что ты кампанофил, а тем более услышать о себе такое на балу готов не каждый…. Но вот так сразу – секундантов! Если уж ты претендуешь на звание светского льва – разберись сначала, а потом секундантов рассылай! Вот уж точно кампанофил, и слова другого не придумаешь!
Хорошо хоть время, место и оружие выбирает обиженная сторона! Ну, место – дело второе, но вот оружие! Николай Петрович не умел ни фехтовать, ни стрелять из пистолета. Единственное, что у него неплохо получалось в школьные годы – плеваться бумагой через трубочку. Но ротмистра это устроит вряд ли. Все-таки – кавалерийский офицер. Черт, что он знал об оружии? Николай Петрович Сквозняк открыл Википедию. Ядерное и химическое оружие он отмел сразу. Оставшийся выбор не радовал. Швабра оружием не признавалась. Николай Петрович еще раз взглянул на предыдущий поисковый запрос – круглосуточных нотариусов не было.
А может извиниться? Ведь пока не пришел секундант, вызова формально вроде как нет. Написать ротмистру письмо и повиниться. Признаться в искренней дружбе и пообещать добыть колокольчик с изображением Ханты-Мансийска? Главное – отправить письмо до прихода секунданта! Сквозняк не сомневался, что секундантом ротмистра станет капитан Мухожук – известный всему городу повеса и бретер. Этот задерживаться не будет – явится при первой возможности. Николай Петрович дрожащей рукой взял телефон и непослушными пальцами набрал номер почтовой службы. Телеграмма должна быть отправлена почтой – дуэльный кодекс нарушать нельзя. Дождавшись ответа, Сквозняк стал сбивчиво диктовать текст.
**********
Ротмистр жил в другом конце города. За своё имя и отчество – Василий Иванович – близкие дразнили его Чапаевым. Но сегодня Василь Иванычу было не до смеха. Капитан Мухожук ушел полтора часа назад – вызов был отправлен. Он не хотел этой дуэли. Не хотел совсем. В сущности, Сквозняк был прекрасным парнем. При иных обстоятельствах Василь Иваныч забрал бы его с того бала и они вместе отправились бы по кабакам и цыганам кутить до утра. Но теперь это уже не имело значения.
Еще во время тоста князя Милославского ему хотелось соскочить. Но эта дура-баронесса слева прилипла как скотч - «Ротмистр, ах подайте мне тушенку! А вы не очистите мне чеснок?» Тьфу! И тут еще Сквозняк дунул! Ротмистр улыбнулся своему каламбуру.
Нет, ну надо же вот так – ни с того ни с сего обозвать честного человека педофилом! В другой ситуации он бы перевел разговор в шутку и заставил этого затейника пожалеть о том, что тот вообще начал разговор. Но тут была молодая княгиня, а это не давало возможности отшутиться.
Теперь стреляться! Хотя черт его знает, может этот Сквозняк другое оружие выберет? Василь Иванович вздохнул. Так получилось, что на дуэли он никогда не дрался. Ну не довелось ему в жизни в поединках поучаствовать! Да и работа его – системный администратор – воинственности не предполагала. Многих вводила в заблуждение фамилия – Ротмистр, но её, как известно, не выбирают. Василий Иванович заглянул в Википедию. Ядерное и химическое оружие он пропустил со вздохом облегчения. Но хорошего все равно было мало – оставались еще пистолеты и шпаги. Трубочка с бумажными шариками – любимая забава Ротмистра – оружием, увы, не признавалась.
Нет, ну почему педофил? Что он такого сделал? Ну, настроил Windows хозяйской дочке, но ведь это не преступление? Или не педофил? На слух, вроде, не то. Некрофил? Нет. Геронтофил? Тоже не то. Зоофил? Тьфу, черт! Кампанофил! Точно! Ротмистр полез в Википедию.
Черт! Черт! Черт! Коллекционер колокольчиков! Ротмистр взглянул на стройный ряд своих колокольчиков! Вот ведь! Немедленно отозвать секунданта! Блин, ушел уже два часа назад! Позвонить Сквозняку? Дуэльный устав, будь он неладен!!! Через секунду Василий Иванович Ротмистр звонил на почту и диктовал телеграмму.
**********
Капитан Мухожук спал в дворницкой в ротмистровском дворе. Похмелье после вчерашнего бала сыграло с ним злую шутку. Его Величество Случай, спасший незадачливых дуэлянтов, явился в виде дворника Ивана. Лучшего друга, чем Иван у капитана не было уже почти два часа. И дружба эта обещала быть вечной, по крайней мере, еще на две бутылки, которые поджидали пробуждения новых братьев навек под столом. Нет, капитан не забыл секундантского поручения. Он знал, что такое долг чести. Просто так получилось, что в этот раз похмелье оказалось сильнее.
А вообще капитан Мухожук был неплохим человеком. У него тоже было небольшое увлечение – тайно от всех он собирал автобусные билеты.
Википедия называет таких «перидромофил».
© Сергей Марковский