Женькины истории, или Осторожно, не повторять⁠⁠

Глава 37. Гонки на поросенке

Было обычное летнее утро. Я лежал в своей кровати с закрытыми глазами, лучи утреннего солнца проникали даже через натянутое на голову одеяло, но просыпаться все равно не хотелось. Вот уже и первые птичьи трели стали раздаваться за окном. Чирик – чирик, запевает свою песнь одна из птичек, а вслед за ней подхватывают и другие утренние певцы. Кое-где стали раздаваться и другие звуки, голоса, хлопанье дверей. Тут тихонько заскрипела, впуская кого-то в дом, и наша дверь. Я замер, прислушиваясь к еле различимому разговору, но так ничего и не понял. Зашуршала бумага и … вкусный аромат бабушкиной выпечки пошел бродить и порхать по дому, попадая мне прямо в нос. Мое тело ответило ему легкой, веселой дрожью. Я открыл глаза, проворно вскочил с кровати и понесся на кухню, встречать моего любимого человека – мою бабушку.

- Привет, бабушка! - сказал я, когда вбежал на кухню и не останавливаясь, сразу обхватил ее шею руками.

- Привет, привет, внучок мой любимый! - ответила она мне, прижимая к себе и осыпая поцелуями мою макушку.

Я сидел за столом рядом с бабушкой, доедая уже вторую шаньгу, а она все гладила и гладила меня, то по голове, то по спине.

- Ты надолго к нам? - спросил я, откусывая кусок картофельной лепешки.

- Нет, не на долго. Я за тобой приехала. Поедем вместе в Заозерье, к бабушке Асе, - ответила она, не отрывая от меня своего любящего взгляда.

- Здорово. Может прямо сейчас и поедем, что ждать-то? Я готов, штаны только одену и все, - предложил я, весело болтая ногами.

- Тогда давай, одевай свои штаны. Я только и жду этого, - улыбаясь, ответила она.

Я быстро натянул штаны, накинул рубашку, сунул ноги в сандали, проверил задний карман, похлопав по нему рукой.

- Все в порядке, - сам себе сказал я, нащупывая перочинный нож.

- Я тебя на улице жду! - крикнул я бабушке и стремглав понесся на улицу, надо было предупредить друзей, что уезжаю.

Мы шли в сторону автобусной остановки, я шагал рядом, а бабушка продолжала обнимать и гладить меня при каждом удобном случае. Она мало разговаривала, не как другие, которые без умолку расспрашивали, говорили, советовали и делали много других надоедливых поступков. Моя бабушка показывала свою любовь без лишних слов, я чувствовал это, когда она смотрела на меня, когда прикасалась, обнимала, даже бросив на меня всего один взгляд, я понимал, что она говорит – люблю тебя. Еще восемнадцатилетней девчонкой, она добровольцем ушла воевать. Прошла всю войну, начиная со Сталинграда и, пройдя до самого Берлина, вернулась в родной город. Целая коробка медалей лежала у нее в столе, и когда я приезжал к ней в гости, то они быстренько переезжали ко мне на грудь, оттягивая рубашку. Я ходил по комнате, вытягивая ноги, как заправский солдат, и здоровался, отдавая честь рукой, прикладывая ее каждый раз к голове.

- Почему ты не носишь их? У тебя их так много, и они такие красивые, - спрашивал я ее, а она только отмахивалась, постоянно трясущейся рукой – это были последствия тяжелой контузии и ранения.

- Не хочу вспоминать, очень уж страшно было, - отвечала она. Сколько бы я не просил рассказать про бои, про сражения, которые пришлось ей пройти, бабушка всегда закрывала лицо руками и слезы рекой катились из ее глаз, а я, обняв ее за хрупкие женские плечи, гладил бабушку по голове, и она постепенно успокаивалась.

- Ну? Пойдем, что-нибудь приготовим? – улыбаясь, предлагала она, вытерев слезы, и мы шли на кухню стряпать и печь самые вкусные пироги в мире.

Но вернемся к сегодняшним событиям, мы ехали к родной сестре моей бабушки – к тете Асе. Заозерье, так раньше называлась деревня в которой жили мои бабушки. Позже, построив пару пятиэтажек, ее присоединили к нашему городу и теперь Заозерье стало новым микрорайоном, а численность городских жителей приблизилась к одному миллиону человек. Добираться нам приходилось очень долго, но мне нравилось. Много времени ехать на одном автобусе, потом пересаживаться на другой, и целый час трястись по брусчатке, по дороге, выложенной из специальных кирпичиков, до самой конечной остановки, и теперь уже пешком, мимо покосившихся заборов, до Асинова дома.

Заозерье находилось на берегу широкой реки, на высоком косогоре, с которого было видно все местные окрестности, аж до самого горизонта. Много речных заливов окружали этот район, они были похожи на норвежские фьорды, такие же узкие и длинные, с отвесными обрывами с одной стороны и большими угорами с другой, на которых росли высоченные сосны и ели, а на полянах было вдоволь земляники и голубики, рыбаки доставали из воды огромных щук, лещей, судаков и даже сомов, проводя ночи напролет на берегу заливов.

Бабушка просунула руку между досок двери и приподняв засов, открыла калитку.

- Ася! – крикнула бабушка. – Встречай! – продолжала говорить она, когда мы шли по деревянному настилу к дому.

- Катенька! Давай, давай, проходите. Мы, как раз только кушать сели, - запричитала тетя Ася, спускаясь по ступенькам крыльца, и крепко обняв сестру, поцеловала ее прямо в губы.

- Женька, беги давай в дом, там уже все пироги съели, - скомандовала она мне, потрепав мои волосы.

- Кто приехал? – спросил я, поднимаясь на крыльцо.

- Да, все, - ответила тетя Ася и махнула рукой. Она взяла бабушку под руку и они, улыбаясь друг другу, пошли за мной в дом.

Быстро скинув сандали, я бегом припустил в комнату, где за столом сидели мои двоюродные братья и сестры, которых тоже, как и меня, родители, отправляли к тете Асе, чтобы не мешали дома.

- Здрасте, дядя Сережа, - поздоровался я, быстро пробегая мимо кухни, где сидел Асин муж, с папиросой в руках.

- Еще один, брысь за стол, - хриплым голосом, бросил мне вдогонку он, выпуская струю дыма в потолок.

- Привет! - я вбежал в комнату и поздоровавшись с толпой ребят, присел на ближайший ко мне стул.

- Привет! - поздоровались со мной все.

За столом, лопая жареные пироги и запивая молоком из эмалированных кружек, сидели мои братья и сестры. Юрка, Иринка, Вовка и Олег были чуть постарше, а Ольга, Людка и еще один Олег одного возраста со мной.

- Вкусно? - спросил я и не дождавшись ответа, схватил еще горячий пирог из огромного блюда, которое стояло на середине стола.

- Мы уж думали, что ты не приедешь, - начал говорить Юрка, он был самый старший и всегда командовал нашей компанией, придумывая разные игры и приключения.

- Я по тебе соскучилась. Хорошо, что приехал, - тихо сказала Людмила и улыбнулась мне.

- Я тоже скучал. Еле дождался, когда бабушка заберет меня, - ответил я сестре. Она нравилась мне больше всех. Всегда тихая и спокойная девочка, никогда не обзывалась, а наоборот хвалила, говорила комплименты, говоря своим спокойным и приятным голосом.

- Чем займемся, когда поедим? Вроде все в сборе, - обратилась ко всем Иринка, вытирая руки полотенцем.

- Что делать? Мухтара накормим, а потом Борьку, - ответил ей Юрка, дожевывая пирог.

- Мухтара!? Да он же нас сожрет и не подавится, - удивился я Юркиному предложению.

- Ты, дурак, что-ли? – запищали все девчонки, глядя на старшего брата. Юрка засмеялся, довольный своей шуткой.

Мухтар, так звали собаку тети Аси, которая сидела на цепи между домом и летней кухней. Не важно кто шел мимо него, будь это дядя Сережа или мы, волкодав, оскалив свои зубы рычал и бросался на нас, и только крепкая цепь сдерживала его, чтобы не разорвать пробегающих мимо парней и девчонок. Но стоило отвязать страшного и ужасного Мухтара с цепи, взяв с собой за грибами в лес, то собака становилась совершенно другой. Можно было гладить, трепать за холку, даже забраться верхом на нее. И что вы думаете? Он даже не рычал. Добрее пса не найти на всем белом свете. Вот такой был наш Мухтар. Конечно в Юркиной шутке была доля правды, у нас было одно из развлечений – это пробежать мимо собаки в летнюю кухню и обратно. С замиранием сердца, нужно было следить за Мухтаром, который внимательно смотрел на тебя. И как только его взгляд переходил на другой предмет, мы вскакивали и неслись мимо него, быстрее молнии. А собака за нами, издавая страшное рычание. Зубы щелкали в сантиметре от нашего мягкого места, а мы хохотали, радуясь от удачного завершения забега.

Борька – это поросенок весом в сто килограммов, который жил в сарае и ел все, что попадалось ему на пути. Огромная туша с большими ушами и постоянно грязной мордой, хрюкая носилась по загону.

- Тетя Ася, можно Борьку покормить? – спросил Юрка, когда мы подошли к ней всей нашей оравой. Она сидела на лавке и крошила в ведро хлеб, где уже были картофельные очистки, подгнившие яблоки, луковицы и много всякой испорченной всячины. Вся эта бурда предназначалась на обед нашему поросенку.

- Берите ведро. Только, чтобы с Борькой все было в порядке. Понятно? – ответила тетя Ася.

- Поняли. Что с ним будет-то? – наперебой начали говорить мы.

- Женька бери ведро, - попросил меня Юрка, взяв одной рукой за ручку.

- Понесли, - ответил я и взялся за ручку, с другой стороны.

Вывалив в деревянную лохань, предназначавшуюся для поросенка еду, мы окружили его и стали внимательно наблюдать, как Борька уплетает все это месиво, довольно похрюкивая.

- Боря, Боренька. Цып-цып-цып, - начала говорить Иринка, ласковым голосом.

- Ты что? Цып-цып-цып? – возмутился Вовка. – Разве со свиньями так разговаривают. Надо говорить – Кис-кис-кис.

Вова наклонился к поросенку и зашептал ему на ухо кис-кис-кис, и опять кис-кис-кис. Борька перестал жевать свою бурду, и повернувшись к сидящему рядом с ним парню, замер. Глаза свиньи налились кровью, и пронзительно взвизгнув, она бросилась на Володю.

- Ты что? Боря! – Вовка бросился бежать в сторону огорода. – А-а-а! Помогите! Спасите! – орал он, ловко изворачиваясь от укусов поросенка.

Мы смотрели, как огромная свинья, словно это был свирепый тигр, прыжками догоняла нашего бедного родственника. Лязг Борькиных зубов слышен был, как мне показалось, даже в городе.

- Ловите его! – закричал Юрка и бросился вдогонку за взбесившимся животным. – За уши его ловите!

- Он его сейчас съест? – с ужасом в голосе, шептали девчонки. Они сгрудились в небольшую кучку и стояли, прикрыв руками свои открытые от страха рты.

- Не бойтесь. Мы его поймаем, - сказал я и кинулся за Юркой.

- Борька, стоять! – крикнул Юра и не раздумывая прыгнул на спину поросенка, хватаясь за уши. Свинья завизжала, припустив бежать еще сильнее. Два прыжка и мой старший брат, подлетев в воздухе, рухнул на землю.

- Женька! Лови! – заорал он.

Монстр, с красными глазами, несся прямо на меня. Что-то внутри быстро побежало в пятки, но испугаться я не мог, позади меня стояли девочки. Они очень хорошо разбирались в мужских подвигах и поступках, а трусость определить им вообще не составляло труда.

- А-а-а! Мама дорогая! – крикнул я, и закрыв глаза, прыгнул на бешеное животное. Руки тут же схватили уши, а ноги прижались к толстому животу поросенка.

Деревья мелькали мимо меня, ветки кустов хлестали по лицу, а я несся по саду, крепко сжимая большие розовые уши. Борька подпрыгивал, крутился на месте, но никак не мог сбросить меня со спины. Не знаю, что происходило у поросенка в голове, но минуту спустя, Борька, подскочив на месте, завизжал, как недорезанный и стремглав побежал в сторону забора. Бабах… Я лежал у забора. Бешеный поросенок пробил несколько досок ограждения, и радостно похрюкивая, бежал по улице, все дальше и дальше от родных пенатов.

- Мать вашу …! – хриплым голосом проговорил дядя Сережа, когда пробегал мимо девочек, все также стоящих около Борькиного сарая.

- Я же вас просила не трогать поросенка, - сказала тетя Ася, присаживаясь на крыльцо.

- Мы и не трогали. Он сам взбесился, - ответил Юрка.

- Чуть меня не съел, - поддержал его Вовка.

- Как погонял? – улыбаясь, спросили пацаны, поднимая меня с земли.

- Нормально, - ответил я, потирая ушибленный лоб.

- Все хорошо? Ты живой? Ничего не болит? – наперебой стали спрашивать девчонки, подбежав ко мне.

- До свадьбы заживет, - пошутил я.

Девочки стали отряхивать мою одежду и поправлять, задравшуюся рубашку.

- Я так испугалась, - тихо сказала Людмила, поправляя мою прическу.

- Он на вас даже внимание не обратил, - бодро ответил я.

- Я за тебя испугалась! - ответила Люда, сдвинув брови.

- А!? – только и вымолвил я, покраснев.

Через полчаса привели Борю и отправили его обратно в сарай, где он мирно улегся в грязную лужу, и тихонечко похрюкивая, уснул. А мы, взяв с собой полведра картошки, пошли вниз на берег залива. Юрка развел костер. Вся наша ватага уселась вокруг и уставилась на желто-красные языки пламени, которые отправляли в небо маленькие, но очень яркие искорки. Мы ждали, когда от костра останутся только угли, тогда можно будет испечь картошку и полакомиться ей, оставляя на руках и лице следы черной сажи.

- Смотри, сколько звезд на небе, - сказал я Людмиле, показывая рукой вверх.

- Как красиво, - задрав голову, ответила она и легла на траву, уставившись в звездное небо.

На улице уже давно потемнело. Ребята, с чумазыми лицами, сидели вокруг мерцающих углей костра, и слушали Иринку, которая зловещим голосом рассказывала страшную историю про девочку и черную женщину. Юрка лежал на боку, подперев свою голову рукой, и палкой перекладывал угли с места на место. Я посмотрел вокруг - легкий ветерок еле-еле шевелил листву деревьев, с разных сторон стрекотали сверчки, спрятавшись в невысокой траве, где-то в лесу треснула сухая ветка, ухнула сова…, но не смотря на это, вокруг стояла, какая-то звенящая тишина. Наступила ночь.

- Домой! – послышался голос бабушки Кати, доносясь до нас с верха косогора.

- Ах, - устало вздохнули все. – Так хорошо сидим.

- Ладно, идите вперед девчонки, - сказал Юрка, поднимаясь с земли. – А то нам костер затушить надо, по-пионерски, - закончил он.

- Знаем мы, как вы по-пионерски костры тушите, - ответила Иринка и девчонки захихикали, медленно поднимаясь в гору.

Все столпились на крыльце дома, кто-то снимал обувь, кто-то ждал остальных, чтобы вместе зайти внутрь. Вовка зевнул, раскрыв рот во все лицо, и зевота, по цепочке заражая каждого из нас, понеслась волной, охватив всю нашу компанию. Веселый детский смех разнесся по двору дома, пробуждая Мухтара. Пес гавкнул два раза для приличия и снова заснул.

- Вкусная была картошка, - сказал я.

- Да, не то слово, - ответила компания.

- Пойдемте спать, - предложила Иринка.