ВЫБОР⁠⁠

Отодвигаемый засов изрядно поржавевшей решетчатой двери надрывно заскрипел и Рин открыл глаза.

«Снова не дадут выспаться. Не тюрьма, а рынок Траяна», — с досадой подумал мускулистый гладиатор, лежащий на матрасе набитом шерстью, и мысленно выругал ненасытных римлян. От каждой его руки к массивному железному кольцу в стене тянулась тонкая, но прочная цепь.

В грязную камеру вошел высокий худой человек, лет тридцати пяти-сорока, в синей тоге с пурпурными вертикальными полосами и с интересом оглядел известного на весь Рим гладиатора, который недавно получил свободу, но снова угодил в темницу, избив знатного чиновника и двух его сопровождающих. Римлянин, вошедший в камеру узника, держался с надменностью императора и, судя по блеску колец с драгоценными камнями на всех пальцах, был весьма богат. За его спиной неуклюже топтался стражник, толстяк Публий, обычно разносящий еду в глиняных горшках, но теперь приставленный в качестве охраны к неожиданному посетителю.

Рину вдруг стало смешно: он мог попытаться выдернуть цепи и убить обоих голыми руками, потом завладеть оружием стражника и пробиться через подземный Колизей к самому выходу. Затем, добежать до подъемной платформы и выскользнуть из Великого города. Вот только бежать пленник особо не хотел. Он обожал рев восторженной толпы, восхваляющей его очередную победу. Да и куда ему было возвращаться? К руинам родного поселения, уничтоженного легионерами? Для своих двадцати семи лет Рин обладал рассудительностью, присущей самым старым и мудрым его соплеменникам, и не спешил совершать опрометчивые поступки.

Попытку сбежать отчаянные бойцы совершали уже не раз. Отличные воины, между прочим, сильные. Вот только поднять эту платформу можно было только извне, и начальник подземной тюрьмы, Диан, быстро решал проблему с взбунтовавшимися гладиаторами, застрявшими на предпоследней стадии побега — возле хитроумного подъемного механизма. С кем-то возникшие разногласия разрешались холодной сталью, а кого-то удавалось уговорами вернуть в жилые помещения-камеры и вновь заставить сражаться на арене. Лучшие из бойцов имели неплохие шансы получить свободу. Собственных стражников Диан ценил куда меньше хороших гладиаторов из-за того, что на нечестных ставках он зарабатывал немало золотых монет. Его люди проникали в общество самых важных персон Рима. Они убеждали сенаторов и напыщенных чиновников заключать пари и ставки, зная заранее способности бойцов и исход поединков, тем самым, сделав Диана одним из самых богатых, хотя и незаметных людей Рима. Свои доходы Диан никогда не выставлял напоказ.

— Поклонись господину Антонию, раб, — трусливо пробормотал Публий из-за спины вошедшего человека, пристально рассматривающего Рина.

Толстяк, словно вспомнив о своих обязанностях, услужливо подвинул посетителю деревянный стул, на который, гость тут же уселся.

Рин демонстративно отвернулся к стене, показывая всем видом, что не желает ни с кем разговаривать, и стражник тут же потянулся за кнутом с вплетёнными металлическими крючками. Публий уже было занес руку и приготовился ударить дерзкого раба, но вдруг закаменел, выронил кнут, сдавил руками собственное горло и, выпучив глаза, стал задыхаться.

— Хватит, кельт, ты же убьешь этого идиота, — улыбнулся Антоний, равнодушно глядя на мучения хрипящего стражника. — Я знаю о твоих способностях, Диан выпускает тебя только на особые бои, сын лесов.

Рин обернулся и удивленно поднял глаза на гостя. Жгучий взор карих глаз гладиатора натолкнулся на стальной взгляд серых глаз благородного римлянина. Пленник ухмыльнулся и сел на матрасе, оценивая собеседника. Его цепи звякнули, но Рин их, как будто, не замечал. Всё внимание гладиатора было уделено посетителю. Антоний не был похож на тех, кто приходил на него посмотреть как на боевого пса, в нём виделся какой-то иной интерес. В глазах римлянина промелькнули хищные искры, не сулящие ничего хорошего.

— Что тебе нужно, сенатор? — спросил гладиатор, всматриваясь в Антония и начиная мысленно проникать в его сознание, с удивлением находя там мощные преграды сопротивляющегося разума.

Впрочем, ему удалось сломить некоторые из них. Антоний сначала неожиданно поддался, его взгляд затуманился, по телу пробежала легкая судорога. Но затем ситуация изменилась — сенатор закрыл и открыл глаза, засмеявшись, и уже сам заставил Рина защищаться от проникновения ядовитых мыслей.

— Как видишь, варвар, не ты один обладаешь магией друидов, — усмехнулся Антоний, прекратив мысленное противостояние, и, застав немой вопрос в глазах опешившего гладиатора, пояснил: — Я заставил обучить меня вашим фокусам старого раба из лесов Массалии и обещал за это свободу двум его дочерям.

— Но не выполнил обещания, — презрительно сплюнул Рин, успев узреть этот кусок событий из памяти сенатора.

— Римляне не обязаны держать обещания перед варварами, — брезгливо повел плечами Антоний. — Да, я приказал убить старика, а его симпатичных дочерей продал в лупанарий. После того, как они мне стали неинтересны. Но я здесь не за этим, раб. У меня к тебе два дела. Первое – ты научишь меня воздействовать на людей, не глядя им прямо в глаза. А второе… Второе – ты перестанешь пялиться на мою жену Флавию, когда ты развлекаешься с противниками на арене. И выразишь своё восхищение той знатной даме, на которую я укажу.

— Флавия, — тихо произнес Рин, и в его голове возник мечтательный образ светловолосой, невероятно красивой девушки, пристально следящей за каждым его шагом на арене из отдельного ложа на первом ярусе.

Он впервые пересёкся с ней взглядом, когда против него выпустили трех могучих ретиариев с сетями и трезубцами. Из-за томительного взора её тёплых карих глаз, он тогда едва не погиб, упустив на мгновение контроль над боем. Кельт, проскочив между ретиариями, заставил двух противников проткнуть друг друга трезубцами на глазах у изумленной публики. Внешне, это выглядело превосходным маневром, но, разумеется, Диан и некоторые посвященные прекрасно понимали, как это произошло.

Справившись с двумя врагами, Рин подарил воздушный поцелуй девушке, кутающейся в красный плащ-пенулу поверх легкой туники. И в тот же момент, чуть не был заколот на мгновение забытым третьим противником, набросившим на него сеть. Путаясь в паутине сети, Рин всё-таки успел сломить волю врага. Замахнувшийся изо всех сил трезубцем темнокожий ретиарий потерял равновесие и удачно напоролся брюхом на гладиус Рина, выставленный в его сторону.

— Да, Флавия, – потемнел лицом Антоний. — Моя жена живёт только ожиданием от одного твоего боя до следующего, а из-за Императора я не могу запретить ей посещать Колизей и твои проклятые бои.

— Флавия – та самая племянница Императора? — удивленно поднял брови Рин, нащупывая в кармане коротких штанов брошенное ему красавицей в последнем бою ожерелье из дивных бирюзовых и яшмовых камней. — Почему я должен помогать тебе, римлянин?

— Тысяча динариев и свобода, варвар! Вот почему! Я обеспечу и то, и другое, — Антоний усмехнулся. — Вернешься к себе на родину, соберешь своих недобитых родичей и будешь ими править. Покуда вас окончательно не уничтожат наши легионы. Если вы не покоритесь.

— Устрой мне свидание с ней, Антоний, и я выполню все твои требования! — неожиданно даже для себя выпалил Рин.

— Да ты обезумел, раб! — вспыхнул от гнева римлянин. — Этой ночью ты познакомишься со слугой Фавна, против него тебе не выстоять. Ты — уже мертвец. И я с удовольствием сообщу Флавии о твоей смерти. Молись своим богам, потому что, ты с ними скоро встретишься.

Сенатор вскочил со стула с таким рывком, что стул опрокинулся. Окатив Рина злобным взглядом, он быстро покинул камеру. Вслед за ним засеменил Публий, насмерть перепуганный услышанным разговором.

«Как всегда римляне много болтают и мало делают», — с оптимизмом подумал Рин, но на душе было тревожно. Он слышал легенды о таинственном звере, живущем в самых нижних, закрытых от посторонних глаз, ярусах подземной тюрьмы. В бездонные провалы шахт, ведущие к подземной реке, сбрасывали погибших гладиаторов, рабов и боевых животных, и, как ни странно, запахом разложения оттуда не тянуло.

Иногда, туда в наказание сбрасывали и живых людей. Они тоже исчезали навсегда. Возможно, трупы уносили грунтовые воды. Однако, из темных глубин давным-давно сооруженных каналов, до слуха обитателей тюрьмы Диана, порой доносился леденящий вой, пробирающий до костей. Живьем быть сброшенным к слуге Фавна, боялся каждый узник Диана. Но Рин готов был скорее испытать судьбу, чем отказаться от Флавии, несмотря на своё бедственное положение. Он дёрнул цепями, пытаясь расшевелить надёжно вбитые в стены кольца. Железные мышцы гладиатора напряглись, оковы заскрипели, застонали, но не поддались. Рин раздосадовано откинулся на убогое лежбище, и, погрузившись в раздумья, незаметно для себя уснул. Вечером к нему зашел стражник, взглянул на храпящего молодого человека, зажег пару светильников и вышел из камеры.

По приказу Диана, особый пленник должен был всегда быть на виду.

Проснулся гладиатор от того, что над его кандалами кто-то гремел, освобождая его от проржавевших цепей. Склонившись над ним, стояла она – та, ради которой он готов был расстаться с жизнью и очутиться в пасти чудовища. Сначала, Рин подумал, что он ещё спит – происходящее никак не могло быть правдой, как и те сны, в которых он бродил по ветвям Древа Жизни.

— Просыпайся скорее, у нас мало времени, скоро прибудут преторианцы вместе с Антонием и бросят тебя в пасть Фавну. Я подкупила стражников, наверху нас ждет повозка и мой верный слуга, — Флавия легонько поцеловала молодого человека в губы и, наконец, справилась с оковами.

Поцелуй и боль натертых от кандалов рук окончательно убедили Рина, что происходящее вполне реально. Вдалеке послышался скрежет механизма спускаемой с поверхности платформы. Сегодня ночью, это означало только одно.

— Это за нами! – смертельно побледнела девушка. — Мы погибли, выход перекрыт. Дядя мне этого не простит. И муж, тем более!

— Нет, мы найдём выход! Должен быть путь через нижние ярусы, мимо подземной реки. Быстрее! – мгновенно сообразил Рин и потащил девушку мимо клетей с животными и камер по слабо освещенному масляными светильниками коридору. Они дважды повернули, никого не встретив, пока не добрались до квадратного, чёрного отверстия в полу, куда стражники сбрасывали трупы.

— Прыгай! Там высоко, но внизу вода! Она нас куда-нибудь вынесет! – с этими словами Рин спихнул Флавию в шахту и прыгнул следом сам.

Подземное течение закружило, потащило их, грозя утопить. Однако, через минуту, выпустило из своих объятий. Рин и девушка вынырнули из зловонной серой воды. Плащ слетел с Флавии, и она осталась в одной тунике. Мокрые и продрогшие, они выбрались в полутьме на пол, выстланный идеально подогнанными каменными плитами и прислушались. Сверху издалека раздался вопль ненависти, принадлежавший Антонию. Было слышно, как он приказывает кому-то спуститься вслед за ними. Топот ног подсказал чуткому слуху Рина, что наверху не менее десятка убийц, пришедших по его душу.

Гладиатор и девушка побежали в направлении порывов свежего воздуха. Странное зеленоватое свечение от воды и слизи на стенах слабо освещало им дорогу по широкому тоннелю, посреди которого текла подземная река, вынося в Тибр мусор и грязь Великого города. Канал был такой ширины, что в нем могли свободно разъехаться две повозки. Под ногами молодых людей хрустели начисто обглоданные людские кости, что явно не добавляло оптимизма Флавии и Рину.

— Это канализация – Клоака Максима, или другая её часть. Я много читала об устройстве нашего города, — задумчиво произнесла беглянка, ненадолго остановившись и пытаясь отжать воду из прилипшей к голому телу одежды. Ненадолго отвлекшись от этого занятия, она подобрала короткий меч с обломанным на середине лезвием.

— Угу. Где-то канализация выходит на поверхность, — прошептал Рин, запыхавшейся Флавии. — Из нее наверх отходят каналы, но нам пока нужно придерживаться центрального. И мы обязательно…

Он не договорил. Оборвав человека на половине фразы, на гладиатора набросилось что-то огромное и косматое, с желтыми кривыми клыками-кинжалами и отвратительно пахнущей багровой пастью. Монстр оказался боевым псом, но размером с крупного тигра или льва, которых иногда выпускали из клетей для боев с гладиаторами или казней. Таких больших собак узник ещё не встречал в своей короткой, но яркой жизни. Да и не было времени для размышлений и разглядываний! Рин, уцепившись за шею повалившей его на спину твари, с трудом удерживал клыкастую пасть на некотором расстоянии, не давая прокусить себе горло, но чудовище было адски сильным, и гладиатор быстро слабел. Внезапно чудовище взвыло и обмякло. На лицо Рина полилась тёплая, вязкая жидкость, он спихнул дергающуюся вонючую тушу с себя и поднялся. Наполненная гневом Флавия ещё раз ткнула окровавленным гладиусом в шею уже мертвого монстра.

— Да защитит нас Фасцинус! — осмотрев врага, воскликнул гладиатор, упомянув римского бога-защитника от проклятий и демонов. — Зверь совсем слепой, но какой огромный. Значит, эти псы и есть слуги Фавна!

— Кажется, их очень много, — наконец отдышалась девушка и отдала обломок меча Рину. Словно в подтверждение её слов, в отдалении раздался перестук когтистых лап по каменному полу канала.

Этот угрожающий звук стремительно приближался.

— Бежим! Нам не перебить их всех! — Рин потащил Флавию в первый попавшийся проход.

Отходя из центрального тоннеля, канал постепенно поднимался, даря надежду выбраться на поверхность. Они долго бежали почти в полной темноте, рискуя сломать ноги, поскользнувшись на склизком каменном полу, или упасть в холодную воду, текущую рядом с узкой твердой дорожкой.

— Стой! — резко остановился Рин, нащупав в темноте торчащий рычаг. — Похоже на механизм платформы под ареной! Такие подъемники, оказывается, существуют не только под ареной.

Он с силой потянул за торчащую рукоять устройства, но ничего не произошло. А стук когтей всё приближался. Смерть буквально наступала им на пятки. Но дальше, за платформой был только тупик, по дальней стене которого, в канализацию с шумом стекали ручьи дурно пахнущей воды. Гладиатор покрепче схватил сломанный меч и спрятал за своей спиной девушку, молившую о помощи Фасцинуса, Кибелу и еще какое-то незнакомое Рину римское божество.

В двух десятках шагов от отчаявшихся людей раздалось рычание, и в этот момент пол под ними, оказавшийся широкой подъемной плитой, поехал вверх, а потолок, осыпая беглецов едкой каменной пылью, со скрежетом сдвинулся в сторону. Через полминуты Рин и Флавия уже стояли под звёздным небом, выбравшись из подземелья далеко за стенами Великого города. Грязные, промокшие, но счастливые и свободные.

— И ты готова променять Рим, свое положение на грязного варвара? — с волнением, срывающимся голосом спросил гладиатор. — К тому же, нам, может быть, не удастся выбраться за пределы Империи.

— Да, я с удовольствием поменяю этот каменный мешок на твою лесную лачугу, а очень грязного варвара отмою и сделаю отцом моих детей, — ничуть не смущаясь, произнесла Флавия, невесть откуда достав крохотное серебряное зеркальце и тщетно пытаясь оттереть измазанную щёку.

— Ну, тебя отмыть тоже не помешает, дорогая, — расхохотался Рин, затем он вдруг прислушался и сказал: — Клянусь Диведом! К нам направляется патруль: два всадника! И что-то мне подсказывает – у нас теперь есть пара лошадей, оружие и немного денег. А дальше – положимся на удачу. Она нам сопутствует!