Усы⁠⁠

Я родился с усами. У родителей были свободные взгляды на стиль, так что они мне их не сбривали. Подстригали только, когда они совсем уж выходили из-под контроля (а росли они быстро).

В детском саду почти всем девочкам я нравился больше других мальчиков, а мальчики ещё не понимали, в чём тут дело, но уже напрягались. В игры свои меня не брали. Девочки усы мои любили теребить, но в свои игры тоже не брали, побаивались. Меня и воспитатели побаивались, все, кроме Натальи Андреевны. Наталье Андреевне я нравился, даже слишком. Когда мы оставались наедине, она гладила мои усы и приговаривала:

— Интересная тебя ждёт судьба, даже очень.

— Это почему? — спрашивал я.

— Потому что тебя Боженька в губы поцеловал. Ты Россию спасёшь. Спасёшь Россию?

— Спасу, — говорил я. — А от кого?

— Подрастёшь — узнаешь.

Однажды в тихий час я проснулся и увидел, что Наталья Андреевна сидит на моей кроватке.

— Что это вы? — спросил я.

А она говорит:

— Посмотри.

Я посмотрел. У всех детей, мирно спящих вокруг меня, у мальчиков и девочек, были нарисованные коричневым фломастером усы.

— Это вы их так? — спрашиваю.

А Наталья Андреевна молчит загадочно, улыбается и блузку на себе расстёгивает, а там груди небольшие, как яблочки наливные, а между ними мужчина на кресте висит. Она ко мне ближе подвигается.

— На, — говорит, — пошекочи усишками своими, пощекочи, что же ты, все спят, а мы с тобой пока Россию спасать будем, пощекочи усишками, давай, щекочи, ну, щекочи, кому говорю, щекочи, кому говорю, ЩЕКОЧИ, КОМУ ГОВОРЮ! ЩЕКОЧИ, КОМУ ГОВОРЮ! НУ! ЩЕКОЧИ, КОМУ ГОВОРЮ! ЩЕКОЧИ УСИШКАМИ! НУ! РОССИЮ СПАСЁМ! НА! ЩЕКОЧИ УСИШКАМИ! НУ! КОМУ ГОВОРЮ!..

Тут все дети попросыпались, поднялся крик, дверь открылась, зашла женщина с волосяным шаром на голове, она там всем заведовала.

— Опять, Наташ? — сказала она. — Ну всё.

Больше я Наталью Андреевну не видел. Другие дети говорили, что её теперь в подвале держат, но я им не верил, потому что знал, Наталью Андреевну расстреляли враги России, которых я узнаю, когда подрасту.

В школе было не лучше. Одноклассники сначала приняли меня за учителя ОБЖ, а когда разобрались, что к чему, то избили. Я лежал на кафельном полу школьного туалета, трогая пульсирующее лицо, восстанавливая утраченное дыхание и дыша зловонием. В туалет заходили мальчишки, им до меня не было дела, они испускали свои струи в чаши «Генуя», плевались и уходили, не вымыв рук. Потом зашёл учитель в подтяжках.

— Кто это сделал? — спросил он меня строго.

Я процедил:

— Враги России.

Учитель в подтяжках поднял меня и отвёл к директору, властной женщине за трещащим от любого прикосновения письменным столом. У неё было тёмное каре с тонкими струйками седины, а на лице — рот, которым она сказала:

— Ну и кто это сделал?

Я повторил:

— Враги России.

— А кто враги России? — серьёзно спросила она.

— Я пока не разобрался, — говорю. — Но я от них Россию спасу.

— Вот как, — ухмыльнулась директор, вставляя в рот мундштук с сигаретой. — Откуда такая уверенность?

— Меня Боженька в губы поцеловал.

Она замерла, посмотрела на меня несколько секунд, чиркнула зажигалкой, затянулась, бросила зажигалку на стол и сказала:

— Иди отсюда. Боженька.

Я пошёл.

Половое созревание не стало для меня сюрпризом. Чего-то подобного я и ожидал. Врагов России к старшим классам не убавилось, а стало только больше, а я по-прежнему был один в поле и в спасении родины всё ещё не преуспел. Но кроме того, теперь меня от спасения этого постоянно отвлекали мысли о том, чтобы трахнуть Ирку Морковьеву. Её тогда все хотели, даже учителя, но она никому не давалась. Окружила себя кольцом менее симпатичных подруг и ходила с ними везде. Я так понял, что чтобы трахнуть Ирку, нужно сначала трахнуть всех её подруг. Вот как внезапно усложнилась моя задача спасения России. Начать я решил с самой некрасивой, Маши Катастрофиной.

Мы с ней остались как-то дежурными по классу после уроков. Она доску стала мыть, а я должен был подметать. Вместо этого я разделся догола, подошёл к ней сзади и говорю:

— Ты, Маша, Россию любишь?

А она мне, не оборачиваясь:

— Очень сильно. Мне папа сказку читал про нашего президента, книга года издательства «Эксмо», уж до чего хороша! Там про то, как он прошёл весь путь от маленького мальчика до главы правительства. Сначала совсем немощный был, и дети в школе над ним издевались, потому что у него с самого детства бакенбарды росли, прямо как у Пушкина, а потом он как всех врагов России победил и…

Тут Маша повернулась.

— БЛЯДЬ! ЕБАНЫЙ В РОТ! ТЫ ПОЧЕМУ ГОЛЫЙ?! ПИЗДЕЦ НАХУЙ!..

Но я уже не слушал, я просто быстро оделся и ушёл. Теперь я точно знал, что должен делать.

На следующий день я вступил в молодёжное движение «Объединённые Воедино». Там почти все были с волосами на лице, некоторые девочки тоже. Половое созревание больше меня не беспокоило. «Объединённые Воедино» собирались в штабе, устроенном в бывшей библиотеке имени Ленина, разносили по домам листовки, устраивали концерты в зелёных театрах, славили президента, играли вместе в футбол, но я не питал иллюзий. Я знал, что среди всех из «Объединённых Воедино» я один должен пробиться в Молодёжный комитет при Государевой думе, а все, кто попытается встать у меня на пути, автоматически станут врагами России, а следовательно и моими.

Под Новый год в штаб «Объединённых Воедино» приехали люди из Государевой думы, один самый важный, похожий на огромный чёрный куб, другие — приспешники его, в ушах наушники прозрачные, на очах наочники тонированные, на руках перстни золотые. Все гладковыбритые, серьёзные. Костюмы у них очень жёсткие, почти не мнутся, как будто из чего-то пуленепробиваемого сделаны. Штабной наш велел нам построиться. Кубический босс сел за стол штабного, а штабной стал его людей между нашими рядами водить, и они ходили и ходили молча, вглядывались в наши лица. Подошли ко мне. Я боялся шевельнуться от трепета и ужаса. Один посмотрел на штабного и кивком указал ему на меня. Штабной меня тут же вывел и потащил вперёд, к боссу. Тот меня оглядел молча и отвернулся, устроился в складках своей шеи и снова стал неподвижен, как изваяние с острова Пасхи. Тут ещё одного парнишку из рядов вывели, потом ещё одного, а потом девочку одну.

Приспешники вернулись к боссу, один сказал:

— Всё.

Кубический босс встал, подошёл к нам четверым, окинул тяжёлым взором. Подошёл к первому парню, спросил:

— У тебя когда усы расти начали?

Он говорит:

— Полгода как.

— Свободен.

Босс подошёл ко второму, спрашивает:

— А у тебя?

— Когда мне двенадцать было.

— Стой тут.

Подошёл ко мне.

— А у тебя?

Ну, думаю, настал мой звёздный час. Говорю:

— Я родился с усами.

Босс повернулся ко второму парню и говорит ему:

— Свободен.

А мне:

— Стой тут.

И к девчонке подходит. У ней усы тёмные, густые, почти как у меня, глаза голубые-голубые, а волосы цвета спелой ржи. Хороша собой очень, атлетичная такая. Только вот усы всё портят.

— А что насчёт тебя? — говорит он ей.

А она:

— А у меня они тоже с рождения.

Тут у меня всё внутри рухнуло.

— А не врёшь? — говорит босс.

— Нет. От меня родители отказались из-за этого. В детском доме росла. Там все надо мной издевались. Я стала мускулы качать. Вылавливать обидчиков поодиночке и избивать их, пока они не соглашались вступить в мою банду. Когда нас в банде стало пятеро, мы посреди ночи…

— Достаточно, — перебил босс и повернулся ко мне.

Сердце моё бешено заколотилось.

— Свободен, — сказал он.

Я не шелохнулся. Я не мог предать свою миссию. Он спросил девушку:

— Как тебя зовут?

— Россия, — ответила она.

И тут я почувствовал в своих усах странный жар. Верхняя губа моя горела так, будто из неё росли не усы, а перцы халапеньо.

— Ты почему ещё здесь? — сказал мне босс. — Ну-ка брысь, щенок!

Я повиновался, но понял, что сейчас решается моя судьба. Они увели Россию, нас распустили, и я тотчас бросился за ними. Выбежав на крыльцо штаба я увидел, как Россию сажают в длинный чёрный автомобиль без номеров и с рогами на капоте. На крыше машины загорелась синяя мигалка, и она тронулась. Мимо меня проезжал на снегоходе какой-то малыш, я столкнул его, вскочил на снегоход и пустился в погоню. Чёрная машина ехала по заснеженному городу чинно, но везде проезжала на красный свет, так что мне пришлось нелегко. Но я ничего не боялся, я знал, что я прав. Усы мои трепетали на ветру и всё ещё жгли, уже привычно и даже немного приятно, и тем сильнее они жгли, чем ближе я подъезжал к чёрному автомобилю, к той, для чьего спасения был рождён усатым. Машина подъехала к зданию Государевой думы и миновала шлагбаум. Мне было не проскочить мимо охраны. Я завернул за угол, нашёл крышку канализационного люка, оставил снегоход, открыл люк и сиганул в канализацию. Около часа я бродил по тёмной, кишащей тараканами клоаке, пока не нашёл в ней то место, где усы мои горели жарче всего.

Я увидел над собой широкий дерьмоотвод Государевой думы. Это дерьмо пахло деньгами, влиянием, икрой. К стене была привинчена облитая этим дерьмом лестница, единственный путь наверх. Мне пришлось карабкаться по ней. Я хватался за ступени, покрытые слоем засохшего дерьма, в то время, как дерьмо свежайшее непрерывным потоком лилось откуда-то сверху, падало мне на руки и на голову, забивалось в рукава и за ворот. Я выбрался на уровень выше, но там дерьмоотвод разветвлялся на множество малых труб, куда мне было не пролезть. Пришлось снова спуститься вниз и идти дальше, по уши в дерьме народных избранников. В конце концов я вылез через один из люков во дворе Государевой думы. Мне в лицо сразу же направил меч роспалладин. Он сказал в рацию:

— Бодлер Селину, Бодлер Селину. У нас тут дерьмодемон, приём.

И как саданёт меня рукоятью по лбу, я и отключился, видел китов. Сознание вернулось ко мне в подземелье, в пыточной камере, где меня роспалладины уже приладили на суперсовременную дыбу с сенсорной панелью.

— Кто, — говорят, — тебя подослал?

Я отвечаю:

— Я из Яндекс.Еды. Искал третий подъезд.

— Ах ты сучёныш, вот тебе, вот тебе!

Растягивают меня силовики во все стороны, хрустят суставы мои преболезненно.

— Ну, на кого работаешь?

— Не серчайте, всё сейчас расскажу. У меня три брата, нас воспитала гигантская крыса мастер восточных единоБЛЯААА!!!..

— Освободите его! — раздался вдруг девичий голос.

— Слушаемся, ваша высокопоставленность!

Чувствую, снова пылают усы мои. Расслабляют на мне ремни, а я гляжу — передо мной стоит Россия, в костюме-тройке белоснежном, с галстуком шёлковым расцветки берёзовой, в волосах корона президентская с сапфирами, рубинами и бриллиантами, а усы её в косы заплетены и украшены элегантными бантами.

— Все вон, — велит она.

Повинуются силовики.

— Вот, что я скажу тебе, говнюк, — молвит Россия. — Тебе мой президентский трон не заполучить, как бы ни были длины твои усищи. В «Повести временных лет» было пророчество об усатой девственнице, что станет первой президенткой. И в сказаниях Ионна Предтечи, что нашли в III веке под Фэншуйском, тоже говорилось, что Русь-матушка возродится только мановением женской руки, уда не трогавшей. Пророчество уже приведено в исполнение постановлением комитета ГВНСБЧЕ и палаты ЕБСКНМ, духи жертвами ублажены. Электронное голосование всенародное на ВКонтакте провели, народ о моей победе по радио проинформировали, митрополит меня крестом животворящим осенил, тем самым завершив обряд инаугурации.

— Так ты девственница? — говорю я.

А она отвечает:

— Сейчас я тебя так отделаю, что тебя мама родная разлюбит.

И принимает боевую стойку чугунного журавля.

— Да не нужен мне твой трон, — говорю. — Я здесь, чтобы спасти тебя. Мне блаженная в детстве напророчила, что я Россию спасу, надо только всех врагов её одолеть. Я думал, что это про страну нашу, пока сегодня не увидел тебя с твоими усами.

— Нечего меня спасать! — заявляет Россия. — Я президентка сверхдержавы, уда срамного не лобызавшая и даже с языком ни разу не целовавшаяся, сама кого хочешь спасу!

И начинает левитировать, ветер в подземелье поднимается, бумажки какие-то летают, крысы, пальцы отрубленные, клавиатуры. Лампы мерцают, музыка из «Матрицы» откуда-то начинает звучать — просто амба. Превозмогая сопротивление, я стал идти к президентке, а у неё аж глаза закатились, из них молнии синие льются, извиваются причудливо, обвивают помещение кольцами. Ну ясно теперь, думаю, от кого же мне Россию спасать, как не от непроходимой дремучести. Подошёл я к ней, у меня аж волосы дыбом встопорщились от статического электричества, из недр её струящегося, усы мои добела раскалились, её усы, что интересно, тоже, я её за галстук берёзовый ухватил, к себе притянул, да и поцеловал в уста сахарные, как Бог меня перед рождеством. Тут всё вспыхнуло ослепительно, загудело оглушительно, а потом молнии погасли, и всё погасло, а её, Россию мою, начало трясти, что в припадке, упала она на колени, отхаркивается бедная, да светящейся неоновой жижей блюёт.

— Ты что, — говорит, — совсем имбецил, целоваться лезешь, весь в говне чиновничьем.

А я говорю:

— Так это ради эффекта неожиданности, чтобы культурный шок наступил. Иначе не сработало бы.

Поднимает она голову — а усов то и нет. Щуп-щуп ручками белыми — нет усов!

— Вот так, — говорю ей, — на порядок лучше. Будь, Россия, моей женой.

— В душ иди, — отвечает Россия устало, — вот если сможешь говна чиновничьи отмыть, тогда и поговорим.

— Ну уж с этим, — говорю, — как-нибудь справлюсь.

Строгая она у меня. Но люблю не могу. А уж как начну ей сосцы усами щекотать, так и млеет вся, ходом заходится, смехом заливается. Дружно живём, хоть и не без драки порой. Да только иначе ж как? Зато мириться потом ох как сладко, всё как в первый раз — аж молнии летят, дым отечества клубится и приходит NOVY GOD.

***

Отрицательный спонсор публикации «Альфа-банк» — рекомендуй его своим врагам.