Тени на рельсах | 2 из 3⁠⁠

Тени на рельсах | 1 из 3

Как бы я ни старался, не смог убедить себя, что это обыкновенные ночные манёвры. Да, я выходи́л из вагона, отвлекался, но я не глухой. В такой тишине, посреди поля, когда слышно даже шелест травы, не услышать приближающийся поезд на расстоянии четырёх метров… попросту невозможно. Я следил за вагоном, не в силах отвести взгляд. Сердце колотилось, словно вот-вот выскочит из груди и повиснет на рёбрах. Перед глазами застыл образ висельника из восьмого купе, и я уже не мог его от себя отогнать.

В этот момент распахнулась дверь возникшего вагона и кто-то застыл в тамбуре, отбрасывая длинную тень в междупутье. Некто махнул кому-то рукой, и я осознал, что всё это время возле нашего вагона кто-то крутился. Не спуская трапа, незнакомец спрыгнул на землю и к нему навстречу вышел маленький человечек. Я притаился, пытаясь не дышать: разглядывал новоприбывший вагон; адреналин стрелял в висках.

Тень. Они отбрасывали тень, потому что в тамбуре горел свет… свет не сигнального фонаря… работало основное освещение. Значит, это не переставленный манёврами обесточенный вагон, а возникший из ниоткуда полноценный функционирующий состав.

В наш тамбур вновь заколотили. Я вздрагивал от глухих, но громких ударов. И на каждый следующий удар моя барабанная перепонка стучала в ответ. Я закрыл уши, надеясь, что незваные гости испарятся, если никто не откроет. Что подумают, будто вагон пуст… Но стук не прекращался ни на секунду. Повеяло могильным холодом. Из глубины вагона послышался протяжный стон, что-то медленно заскрипело. Я зажмурился. Из-за давления на зрительный нерв стали возникать необычные узоры разных форм и цветов, которые неожиданно для меня стали принимать пугающие очертания. Снова Висельник. Доносится стук — картинка меняется. Корчащийся от боли и ужаса составитель без языка, с обрубками вместо пальцев, лежащий на рельсах, и... Терминаторы, разбирающие вагон? Я медленно выдохнул и открыл глаза. Чёрт! Выходит, я всё-таки до ужаса мнительный. Весь разговор с Витей отложился в моей голове… А потом ещё этот скрытный Лёня и… Здравствуй, острая паранойя!

Не помню как, но в секундную вспышку смелости и скептичности я вскочил и оказался в тамбуре у окна. Я попытался доказать себе, что это обычные люди. Однако открывать дверь по совету Лёни всё же не стал. Я даже ухмыльнулся тому, что стою точно так же, как и он: чуть поодаль, выглядывая одним глазом. Горло сковало сомнение, руки и колени вероломно задрожали. Теперь мне выдалась возможность поближе рассмотреть гостей.
Впереди стоял невысокий человек. Его голова казалась несоразмерно большой. Под тусклым освещением блестела жирная, с редкими седыми волосами по краям плешь. Маленькие мышиные глаза сидели глубоко. Нос картошкой нависал над густыми чёрными усами. Напомаженные на стариный манер они скрывали рот. Синий драповый пиджак с непонятным орнаментом обтягивал круглый живот, а из-за уха человека торчал карандаш или сигарета. В махоньких ладонях он держал чёрную папку. Сзади него громадною тенью возвышался некто в чёрном пальто.

Они оба заметили меня и с пугающей внимательностью следили, как я, прежде чем заговорить, переминался с ноги на ногу.

— Я могу чем-то помочь? — мой голос был похож на писк загнанного зверька.

— Отвори! — требовательно проблеял мужичок и ударил кулаком по вагону. — Мы не за тобою! — его противный голос напоминал скрежет ножа по стеклу.

—  А за кем?

— Виктор десь?

По его голосу мне стало понятно, что вопрос скорее формальный: человек и так прекрасно знал ответ.

— Он спит.
— По-твоему, у господина есть время ожидать, когда оно пробудится? — с пренебрежением бросил человек. — Отворяй! Не то погано буде, — пригрозил он и в следующее мгновение очутился передо мной по ту сторону окна.

Я отпрянул. Его чёрные глазки заморгали, а концы подкрученных усов приподнялись. По желейному, дряхлому лицу расползлась зловещая улыбка. Его плоть стала превращаться в беспросветный, вязкий туман, который с шипящим свистом начал просачиваться в щели. В тамбуре засмердело гнилью, и во рту появился сладковатый привкус. Я возвёл взгляд к незнакомой иконе, висящей под двумя нерабочими лампами, крепко зажмурился и зашептал единственную известную мне молитву.

— Отче наш, Иже еси на небесе́х…

Я упорно продолжал молиться, когда металлическая дверь тамбура начала трещать, словно её сдавил многотонный прессовальный аппарат. Окна дребезжали, угрожая разбиться вдребезги.

— Да святится имя Твое, да прии́дет Царствие Твое…

Дикий, загробный и неестественный крик раскатился снаружи с такой силой, что у меня заложило уши. Я не слышал собственного шепота, но ощущал, как по венам бежит кровь.

— Орат-а-ай! — этот крик, как предвестник надвигающегося конца, раз за разом звенел в моей голове.

Я понимал, что передо мной нечто опасное и непостижимое. Что оно вот-вот найдет способ попасть внутрь и принесет с собой смерть и разрушение.

Голос затих. Прекратился скрежет и шипение, и в воздухе снова повисла мёртвая тишина.

Я открыл глаза, осмотрел дверные щели, из которых мгновение назад валил черный густой дым. Убедившись, что всё прекратилось, я нырнул в коридор и вихрем понёсся в купе, где спал Витя.

— Эй, проснись! — я тряс его за плечи, что есть сил. — Проснись! Проснись, тебе говорят!

***

Дмитрий судорожно дышал, вспоминая события трёхлетней давности.

— Вы мне верите? — он медленно выдохнул.

— А это вся история?

— Мне нет смысла продолжать, если Вы считаете, что я вру.

Девушка улыбнулась:

— Верю.

Поведов прикрыл глаза. На его лице возникал то страх, заставлявший вновь и вновь проживать увиденное, то возвращалось щекочущее чувство нереальности происходящего, то опять напада́ло забвение.

Дмитрий снова рассматривал острые углы конверта на прикроватной тумбочке и яблоко с окислившейся серединкой; он мял, тёр и царапал простынь.

Собеседница не торопила. Она поглаживала его по руке и всячески, как только могла — взглядом и жестом — поддерживала и помогала сконцентрироваться. Но, ничего внятного произнести мужчина больше не мог. Он смотрел пустыми глазами на отколотый кусок штукатурки на стене, а потом плавно отводил взгляд и находил новую точку, в которую пялился следующие две минуты. И так по кругу. Про себя он безостановочно читал одни и те же строки, хотя прекрасно знал, что «Отче наш» его не спасёт. В голове будто сработал защитный механизм, оберегающий его от болезненных, травмирующих воспоминаний. Дмитрий, если бы и захотел, всё равно не смог бы рассказать, что все попытки разбудить напарника оказались напрасными…

***

Виктор не шелохнулся, лишь продолжал сопеть. Поведов уже даже допускал мысль, что ему всё померещилось. Он что есть силы ущипнул себя, в надежде проснуться. К огромному разочарованию Дмитрия из них двоих спал только Виктор.

Поведов погасил сигнальный фонарь, чтобы не привлкать внимание незнакомцев, и уставился в окно. Некто высокий в чёрном пальто снова махнул рукой и забрался в тамбур. Загадочный состав тронулся, постепенно скрываясь из вида. Дмитрий решил, что в самый беспросветный момент его спасла молитва, а маленький нательный крестик оказался непробиваемой кольчугой.

В вагон снова заглянул рассеянный маревом лунный свет. Панический ужас понемногу отступал. Колотящееся сердце успокаивалось, отпускала боль в висках, а сведённые судорогой суставы расслаблялись. Рукавом серой олимпийки Поведов вытер испарину со лба. Лучше бы он не продолжал смотреть в мутное замызганное окно, а спокойно бы улёгся на подушку, прикрыл глаза и ни за что бы их не открывал до самого утра. Но он глядел на пробивающуюся в междупутье траву, на рассеивающийся туман и как луна то выходит из-за облаков, то снова за ними прячется. На рельсах мелькнула тень.

По телу Дмитрия пробежал электрический разряд, волосы встали дыбом, дыхание перехватило, во рту пересохло. Запах прелости через щели проникал с улицы в вагон. Зловещий туман покрыл безмолвный отстой. Стихло пение сверчков, трава замерла, боясь пошевелиться — само время остановилось.

Маленький человечек, до этого одетый в чудаковатый пиджак с орнаментом, возник на третьем пути. Теперь он облачился в оранжевый жилет с двумя светоотражающими полосами, а в руке держал фонарь. Он затейливо вздымал руки, становился в непонятные позы, подавая кому-то сигнал. Резко замерев, человечек бросил взгляд точно на Дмитрия.

Поведов вжался в стену. Из-за тумана он не мог разглядеть маленькие звериные глаза мужичка, но прекрасно помнил их. И огромные шевелящиеся усища.

Под вагоном что-то заскреблось. Дмитрий, измождённый страхом, сидел не в силах пискнуть, не говоря уже о том, чтобы пошевелиться. Виктор же оглушительно храпел и действовал на и без того расшатанные нервы.

Поведов пнул его ногой, но тот всего лишь перевернулся на спину и на короткий миг затих. Смотреть в окно расхотелось. Поведов ухватился за крестик и стал тереть его между больши́м и указательным пальцами. Снаружи что-то громыхало. Вагон, в котором находились они с Виктором, приподнялся и с противным скрежетом рухнул на рельсы. Он стал покачиваться в разные стороны, жалостно скрипя. По ногам Дмитрия побежал неестественный, пробирающий до костей, холод.

Он вновь затормошил напарника, но тот и не думал просыпаться, пока Поведов не направил сигнальный фонарь прямо ему в лицо.

— Вставай, — раздражённо процедил Дмитрий, боясь повысить голос.

Виктор открыл красные глаза и в замешательстве уставился на напарника.

— Ты чё? Дебил? — он двинул кулаком по фонарю и нехотя скинул ноги с полки. — Даже Ирка так не делала! А она баба глупая.

— Тебя кто-то разыскивал. Тарабанил в вагон, аж стены тряслись. А тебя разбудить невозможно!

— Да кто может меня спрашивать? — Виктор попытался сфокусировать взгляд на наручных часах, — в час ночи-то…

Он глянул в окно и, завидев мужичка в оранжевом жилете, выдернул сигнальный фонарь из руки Поведова. Щёлкнул. Свет погас, и Виктор всмотрелся в темноту за окном.

— Ты же не пускал их? — он переменился в лице, в голосе скользнул страх.

— Кто это?

Поезд дрогнул и стал раскачиваться… Виктор судорожно схватил маршрутный лист со стола, небрежно смял, и сунул в карман джинс.

— Просто делай, что я говорю. Потом всё разъясню, ладно? По крайней мере постараюсь, — чуть слышно добавил он.

Виктор вышел из купе, он схватил Дмитрия за рукав и потащил в щитовую. Горе-охранники втиснулись в комнатушку метр на метр и заперли за собой дверь. Проверив плотно ли закрыто окно, Поведов сел на стул. Виктор прислонился к стене. Он вынул из кармана пачку сигарет..

— Поверить не могу, что они действительно пришли за мной, — дрожащим голосом прошептал Виктор. Его трясущиеся пальцы едва удерживали зажигалку.

— Что происходит? Кто это?

— В это сложно поверить. Я и сам до конца не понимаю, что происходит… И кто они такие...

***

Дмитрий плутал среди далёких воспоминаний, не в силах выдавить ни слова. С большим усилием он оглянулся и, заметив на стене портрет в деревянной раме, указал на него рукой.

— Это Виктор? — предположила собеседница.

Поведов приоткрыл рот, чтобы ответить, но звук увяз где-то между зубов — шипящий и свистящий, глухой, без грамма смысла. Тогда Дмитрий просто кивнул.

С полотна на них смотрел молодой мужчина, одетый в синий пиджак с красной полосой, из-под которого виднелась белоснежная рубашка. В руке он держал фуражку. Измученное, бледное лицо, никак не сочеталось с наглаженной формой, отчего портрет казался нелепым. Возможно, как раз поэтому его так никто и не купил.

— Виктор Вам что-то рассказывал? — девушка прищурилась; Дмитрий кивнул.  — Сможете рассказать мне об этом?

***

— Рассказывай. Я должен знать, что происходит, — стиснув зубы, Поведов пристально посмотрел на Виктора.

Тот дёргал за шторку и озирался, прислонившись к стеклу.

— Понимаешь, Дим, — он возбуждённо залепетал, — кретин я. Залетел по дури своей за дебош в кафе. А это не впервой, — Виктор лихорадочно затряс ногой. — Пил я по-чёрному тогда. Понимаешь? Меня даже в армию не взяли. Ну-у, там свои причины... А армия что? Она из мужиков людей делает. А меня и эта возможность стороной обошла. Скатился я, короче, дочудил. Уж посадить хотели. За пару дней до того в наш дом переехал дед старый. Я возле подъезда увидал, как он из Газельки коробки выгружает. Один. Прикинь? Я деду этому и помог. Странный он, жуть. Мелкий, тощий, скрюченный весь, бородка козлиная в разные стороны торчит. Глазёнки крошечные, а светятся как у молодого. Сын, говорит, у него, — человек важный. Но в другом городе. Визитку дал. Сказал, что сын отблагодарит, если мне понадобится. А потом голосом таким зловещим добавил: «А тебе понадобится». Ну, я визитку эту в карман и засунул. А когда в КПЗ менты меня привезли, я вещи выкладывать начал. По воле судьбы как раз в тех штанах я был, где карточка с номером лежала. Ну, приехал ко мне сынок его типа из другого города. Да ещё и быстро как-то. Будто только этого звонка и ждал. Даже получаса не прошло. Помню, он мне тогда ответил, что старика якобы навещал, поблизости тусовался. Адвокат он крутой. Весь приглаженный, в дорогом лайковом плаще. И помощник с ним был… низенький такой, а голова… вот такенная, — Виктор развёл руки, очерчивая в воздухе большой круг.

— Это, поди, он в жилете оранжевом на рельсах выкручивался? — зашептал Дмитрий.

— Он. И усища нискока за двенадцать лет не изменились. Только голову как будто бы ещё сильнее раздуло. Господин Воздушный шарик, — Виктор нервно хихикнул.

— Тише ты! Не кликай, пока оно тихо, — шикнул Поведов, съёжился и глянул в окно проверить, не услышал ли чу́дным образом их разговор тот, о ком они говорили.

Мужичок всё так же стоял посреди рельсов на третьем пути и ворочался: изгибал руки, наклонялся, приседал.

— Он к олимпиаде готовится, что ль? — дёрнул головой Виктор и хохотнул. — Или кому он это представление устроил? Нас, что ль, решил поразвлечь, перед тем как кровь выпить?

— Н-нашёл т-ты время шут-тить, — начал заикаться Дмитрий.

Мужичок сцепил руки в замок, вытянул их перед собой и стал крутить головой.

— Он разминается, чтобы порвать нас в клочья, — Поведов укоризненно посмотрел на напарника; тот серьёзно добавил: — Это уже не шутка.

— Т-ты лучше зак-кончи рассказ, пока тебя есть к-кому слушать, — прошептал Дмитрий, — а т-там, может, чё п-придумаем.

— Пришёл адвокат с помощничком, — Виктор достал ещё одну сигарету; едкий запах заполнил щитовую и Поведов закашлялся, разгоняя дым рукой. — Ну, что адвокаты там делают обычно? Так вот он ни черта не делал. Ни дела не изучал, не разговаривал ни с кем. Сразу ситуацию обрисовал: «Хочешь, — говорит, — я тебя вытащу? Помогу порядок в жизни навести. Парень ты неплохой, крепкий. Денег не возьму с тебя — долг по-другому спрошу. Попозже», — и всучил контракт мне. Я толком и не глядя, тупой же, подписал. Думаю: «Денег ему не надо — у меня их и нет. А там по ходу разберёмся». Подумал, ну, может, нужно будет услугу какую оказать. Выбить с кого чё или коробки потаскать батяне. Кстати, не пришлось бате помогать. Не успел к нам в дом переехать, через три дня куда-то делся. Думал я, помер, ан нет. Уехал. Меня когда выпустили, его в доме у нас уже не было. Вскоре пригласил друг поработать на вахте. Недалеко от Иркутска, в тайге. Мы лес натаскали, денег отложили. С завода то медь вывозили, то ещё приблуду какую. Замутили бизнес по перевозкам. С Иркой тогда познакомился, девка она — огонь. Мисс изящество 2001, между прочим… Через пару лет у нас малышня родилась. Нормально всё шло. Жили небедно. Романтика… путешествия. А год назад всё как ком навалилось: фирма разорилась, обанкротился я, едва смогли сбережения детям сохранить и дом, который на Иркину мать записан. Я ж чё? Никогда сильно состоянием не кичился и ничё не жалел. А теперь и на работу меня никуда не брали, долги остались на мне висеть. Пить снова начал от безысходности. Мне тридцать три уж. Тринадцать лет в счастье, богатстве и согласии прожили. А тут Ирка взбунтовалась. Алкаш я, дескать. Работы нет. На завтрак фуагру больше не едим, видите ли. Люди стали приходить — за долги спрашивать. Окна били, подонки, и за углом поджидали. Но это не самое страшное. Услышал я как-то от соседа, что в проводники податься можно, коли больше некуда. Уже доучился почти —  ко мне другие за долгом приходить стали. Странные… Эти ничё не били… за углом не поджидали… но лучше б так, чем…

— Чем что? — Дмитрий сглотнул.

— Ей-богу, не знаю, что это было. Вот, прикинь… встану ночью воды попить, а у меня за окном человек неподвижно стоит и пялится из-за веток. Я во двор выбегаю с ружьём — никого нет. Приходили они так пару недель, потом в дом лезть начали. Только домой зайду, дверь на защёлку запру, глядь в глазок — стоит у двери са́мой… В меня всматривается… Насквозь прожигает... Усищами в щели лезет… Затворником я стал. Посреди ночи проснусь, а возле кровати кто-сь стоит и по волосам жену мою гладит. Я ж не совсем серло, вскочу, ружьё схвачу и давай в него стрелять. Ирка следом вскочит, свет включит и орёт, что белочка довела меня. Что белочка моя и её уже довела. Короче, выгнала. Я к сестре пошёл. Дом после смерти матушки ей достался. Вот она мне ключи и дала. Пожить немного. А там совсем невмоготу стало. Ночью в замке кто-то ковыряется, скребётся, а подойду, в глазок гляну — пёс бродячий сидит у порога, на дверь мою рычит, скалится. Помыться и то не мог: вода льется, словно загробная песня играет. Шепчут капли вещи страшные. Стал тряпкой обтираться и ссать в бутылку, чтобы из унитаза никто самое драгоценное, что у меня есть, не схватил. Один повадился приходить с листовками. Я дверь открываю, чтоб прогнать, а он мне: «Адвокат за долгом идёт». И уходит. Сейчас обрывками всё это вспоминаю. Сижу и думаю, может, вовсе никакой не человек адвокат этот? А нечисть какая. Да и дед странный.

«Если б сам не увидел тех двоих — на градус бы списал весь Витькин рассказ», — подумал Дмитрий.

Поведов собирался ответить, но провёл взглядом по окну и, забыл, что хотел сказать. На рельсах, где уже почти час крутился мужичок в оранжевом жилете, — никого не было.

— Куда делся? — Виктор уткнулся в окно; его лицо покрылось лёгкой испариной.

— Не знаю. Думаешь, ушёл?

— Они никогда надолго не уходят, — буркнул напарник.

Проводники боялись отвести взгляд и пропустить опасность. Через минуту мужичок мячиком выкатился из темноты, встал, отряхнулся и наклонился с завидной гибкостью. Его маленькие ручонки стали растягиваться в стороны, как жвачка. Он схватил рельсы и с подскоком выпрямился, встряхивая и отрывая их от земли вместе со шпалами. Скреплённые неведомой силой стальные балки и бетонные перекладины не распадались на части. Они цельным полотном податливо следовали за руками.

— Ората-а-ай!

Поднялся вихрь. Щепки, пыль, трава и щебёнка взмывали, кружась, разлетались, врезались в стёкла вагона и падали на землю.

— Почтишенько, господин! — отозвался мужичок. — Ещё малёханько, та буде на́чети!

— Как у него рельсы-то не рассыпались, — Дмитрий с напарником переглянулись: — И кто кричал-то? Может, знаешь?

— Это адвокат. Я его голос из всех узнаю, — Виктор схватил Поведова за рукав олимпийки и с ужасом в глазах прошептал: — А ты разобрал, чё он кричал?

— На имя похоже, вроде. Арапай, что ли? Или как-то так.

— Я вспомнил, — судорожно выдохнул Виктор. — На визитке той… номер помощника был… Оратай. Так его звали. Точно говорю.

— Значит, этого,— Дмитрий кивнул на мужичка в оранжевой жилетке, — Оратай зовут.

Мужичок потянул на себя железнодорожное полотно и стал закатывать его в рулон, размер которого с каждым витком становился меньше. Поведов с напарником переглянулись.

— Он их чё? — Виктор поперхнулся. — Скручивает?

Проводники одновременно потёрли глаза и сглотнули. Они снова уставились в окно. Оротай с небольшим рулоном под мышкой пошёл по шпалам и постепенно исчез из вида.

— Ушёл, кажись, — облегчённо выдохнул Виктор.

— Думаешь, висельник тоже задолжал?

— Кто знает, — напарник пожал плечом. — Ну, ты-то по-любому им ничё не должен. Может тебя и отпустят.

— Кто ж свидетелей отпускает? — обречённо вздохнул Дмитрий.

Он попытался разузнать, что указано в контракте, который подписал напарник. Но тот, махнув рукой, сказал, что сам особо не помнит.

— Глупости какие-то. Пункты странные. Много твёрдых знаков. Я читать не стал.

— Но про плату ты же не можешь не знать?

— Да какая разница? Плата есть плата. А платить не хочется никому, — ушёл от ответа Виктор.

Дмитрий опустил голову. Он проклинал про себя напарника, с которым по стечению обстоятельств оказался рядом в эту злополучную ночь.

Внезапно вагон затрещал, приподнялся и с грохотом рухнул на рельсы. Виктор вздрогнул от неожиданности.

— Ты запер дверь в тамбуре? — он припал ухом к двери.

— Запер.

— И в следующем вагоне? После того как мы вечером покурить выходили?

— Черт… — Дмитрий стащил со стола сигнальный фонарь, но напарник выхватил его из рук.

— Я сам схожу, посмотрю и запру двери. Всё-таки всё это из-за меня, — Поведов возразил, но Виктор его успокоил: — Всё будет в порядке. Никому не открывай, пока я не вернусь.

— Как я пойму, что это ты? Усач третий путь в трубочку свернул. Тебя изобразить для них точно не проблема.

— Я постучу особым образом. Два коротких стука, два длинных. Запомнил?

— Да. Два коротких. Два длинных.

Время тянулось мучительно медленно, когда Дмитрий остался один. Он противился настойчивой потребности прислушиваться к каждому шороху. Но ничего с собой поделать не мог. Тишина безвозвратно поглощала любой звук. Под натиском страха и отчаяния он пытался считать секунды, но в пугающем безмолвии растворялась даже всякая мысль.

Тишину прорезал треск. Поведов резко зажмурился и закрыл лицо руками. Острый укол боли и непрекращаемое жжение в глазах заставили его учащённо заморгать. Ладони намокли от слёз. От внезапно нахлынувшей тошноты он не сразу осознал, что в обесточенном вагоне загорелся свет.

Впервые он почувствовал, как немели ноги. И хотя его желудок не вывернуло наизнанку, во рту появился кислый вкус рвоты. Голова кружилась с такой силой, что он прислонился к щитку: земля уходила из-под ног. Стоял мощный гул, но заложенные уши оказались не в силах воспринять эту частоту. В носу неприятно дёрнулся сосуд, а затем что-то горячее, густое хлынуло в носоглотку. Поведов прижал подбородок к груди. По языку прокатилась соленая капля, сменяя кислоту на металлический привкус. Кровь закапала на стол. Воздуха категорически не хватало. Дмитрий наплевал на всё и повернул рычаг, чтобы открыть окно. Форточку толкнул резкий порыв ветра снаружи.

Поведов очнулся от шока и не поверил своим глазам: сетевые столбы смешивались с деревьями в тёмные мелькающие пятна. Поезд мчался на невиданной скорости по пустому полю, далеко за пределами отстоя.

Дмитрий вытер кровь краем белой майки. Тошнота и заложенность в ушах постепенно отступали, оставляя за собой только слабость. Он боялся дышать. Сердце предательски колотилось. Растерянный, он не сразу услышал стук в дверь и не с первого раза уловил ритмичную последовательность: два коротких, два длинных. «Это Витя!» — Поведов подскочил, чтобы дёрнуть дверь и приготовился её захлопнуть, как только Виктор окажется внутри…

— Твоя станция.

На пороге стоял мужчина в длинном чёрном пальто. Его макушку освещала ярко-жёлтая лампа. Тень от ресниц падала на впалые щёки. Неестественно синие глаза выделялись на бледном вытянутом лице.

— Дальше поезд, Дима, с тобой не поедет,  —  он надменно оскалился.

Состав стремительно затормозил. Слабое тело проводника упало на стул.

— Кто Вы?

— Адвокат? Коллектор? Дьявол? Кем ты хочешь, чтобы я был?

Поведов боялся настолько, что страх стал неотъемлемой частью его самого. Он отказался верить в реальность происходящего. Ему оставалось либо показать всю свою смелость, либо… сойти с ума.

— Зубная фея?

Это была неосторожная попытка разрядить обстановку. Дмитрий надеялся, что мужчине это показалось смешным, потому что он расхохотался. Но нет: он схватил Поведова за плечо и вышвырнул из щитовой.

«Всё пропало. Сейчас скинут с поезда. Высосут душу, и бросят пустую оболочку где-нибудь в глуши, — навязчивые мысли не давали Дмитрию сосредоточиться. — Мне нужно выиграть время. Межвагонная дверь открыта.  Остаётся лишь подгадать момент».

Тени на рельсах | 3 из 3