СССР Форум (воспоминания о СССР, или как я спаял свой первый компьютер)⁠⁠

Форум

Прошу прощения за почти тройное название, но по другому никак.

Клуб по интересам, или как я спаял свой первый компьютер.

(Второе название «Форум»)

Длинная очередь вьется хвостом сначала по всему хлебному, так, что и рыжей кафельной плитки напольной не видно – всюду люди. Лето, на улице жарко, все окна открыты, в магазине острый запах дрожжей от раскисшего теста в прикрытой, с красной потекшей надписью на боку, алюминиевой бадьи, пахнет потом, и чуть-чуть, тонкой ноткой, пробивается сытный и вкусный запах хлеба. За прилавком две продавщицы: одна с ножницами, другая громко и значительно щелкает костяшками счет. Жарко.

Я, маленький тогда еще, рыжий взлохмаченный постреленок, на мне оранжевая рубаха с модной нашивкой… какой? Очень хочу вспомнить, но не могу: помню только, что продавали их в хозмагах, и что нашивали их на все в подряд.

Конечно скучно, конечно тоскливо: в одном кармане шорт лежат талоны на плотной, почти как картон, темной бумаге, в другом монетки, в потной ладони скомканная авоська, в глазах и в ушах недоигранный футбол, из которого выдернули посреди игры. Тоска зеленая. Очередь будто и не движется вовсе, а в это время там, через три двора отсюда, Валька гонит истертый серый мяч через все поле, и Гришка замер на воротах, расщеперившись как краб.

- Кто последний? – спрашивает какая-то габаритная дама, просовываясь в дверь магазина, хоть и должна была пристроиться в хвост очереди, что торчит на улицу, спускается вниз по крыльцу, по ступенькам, и обрывается где-то далеко-далеко от кассы.

- На улице! – бросает ей чуть визгливо какая-то сухопарая старушка с суковатой тростью, и полированная рукоять ее трости блестит так же визгливо, едко.

- А я не вас спрашиваю. – басит дама, и тут же, елейным голоском, то ли кричит, то ли выдыхает, - Марина Петровна, Мариночка, и вы здесь.

Дама протискивается, разрезает очередь, словно ледокол сквозь паковые льды, и меня, будто малую льдинку, вжимает в полосатый бок тетки, что стоит передо мной.

- Мариночка, как у тебя дела? Коля как? – она говорит подчеркнуто громко, подчеркнуто дружелюбно. Она здесь просто так: поговорить, пообщаться, и стоит вроде как-то сбоку, не в очереди, но стоит людской цепочке сделать синхронный шаг, и она каменеет лицом, замолкает – она стала частью общности, она влилась в поток. По очереди шепчутся, переговариваются, но тихо, промеж делом.

- У меня колодки свистят. – начинает кто-то в очереди, говорит негромко, к соседу обращается.

- Не притерлись. – ответствует сосед, здоровый детина, в возрасте уже, хотя для меня, для постреленыша, даже десятиклассник – уже дядя, а тут… Ну кто его знает, раз за советом обращаются, может и действительно – в возрасте, опытный, знающий. – Ты покатайся, на холостую покрути. У Витьки…

- Это с автоколонны? – уточняет первый.

- Да, Ты к нему…

- А вы вар с чего делаете? – начинает та самая полосатая тетка впереди меня, и я, внезапно, понимаю, что вовсе она не тетка, а бабушка, просто выглядит моложе. А иначе как? Какая тетка будет про вар спрашивать? Это уже пенсионеры, что в садах с утра и до вечера – их стихия: черенки, корешки, прививки. Спрашивает тетка-бабушка у благовидного дедка, колоритного: усы белые, висячие, на седой голове мятая бежевая кепка, на пиджаке, тоже в меру мятом, орденская планка, в руках трость с костяной чуть пожелтевшей ручкой, сама трость черная, лаковая – красивая! Дед, чмокнув губами, встает в позу этакого прозорливого, с хитринкой, академика, и начинает неспешно.

- Вар, Людочка, дело непростое…

А вокруг буйным цветом расцветают разговоры, и стоять становится уже не так жарко, не так тоскливо. И еще, в очереди начинается поначалу незаметное, но все более ощутимое движение: вон то один, то другой, все больше мужчины, выходят со своих мест и протискиваются кто вперед, кто назад по очереди. Назад, кстати, проще пропускают.

И вот уже оттуда про хоккеистов наших слышно, тогда они хорошо играли, лучше чем теперь, за победу парады чемпионов не устраивали – дело было привычное, еще за одним витком очереди женщины помоложе про выкройки говорят и даже, по случаю и журнал какой-то нашелся, и тетрадочка в клеенчатой обложке появилась, где что-то записывали, что-то зарисовывали. Я стоял посреди всего этого и оглядывался по сторонам.

Вон, двое, наверное инженеры, с маленькими шахматами на магнитной доске, а вокруг уже собираются, появляются люди, и слышится промежду делом имена: Каспаров, Фишер, защита, а кто-то, со смешком, вспоминает и Бендера. Я, хоть и маленький, про Бендера знаю – смотрел по телевизору «Двенадцать стульев» с Мироновым в главной роли, и хорошо запомнил, как они бежали от деревенских, «Нью-Васюковских».

Студент один в очереди затесался подготовленный. У него при себе истертая книга математического анализа, карандаш, ластик и газетный кроссворд. Книжка закрыта, на нее возложен кроссворд, карандаш в зубах, ластик за ухом – студент думает.

- Что там у тебя?

- Автор истории государства Российского. Восемь букв.

- Буквы есть?

- Пятая «М».

- Карамзин. – доносится откуда-то из очереди.

- Подходит.

- Дальше.

- Высокогорное озеро в…

Мне кто-то наступает на ногу желтым ботинком, ойкаю, смотрю наверх, оттуда: «извините» и уже только пиджачная в елочку спина. Спина осторожно протискивается в кружок приличного вида мужчин, что тоже при костюмах, в очках, некоторые даже при галстуках – инженеры. Они говорят негромко, в движениях они сдержаны, но видно, что разговор у них весьма серьезный. Появляются блокноты, карандаши, рисуют, вычерчивают схемы, листки быстро исчеркиваются стрелками, надписями, перелистываются. Интересно…

Очередь движется. Уже не слышно, а только видно, как выстригает одна из продавщиц талоны, звенит мелочь о поднос, вот уже и прилавок недалеко, там, на том самом белом подносе, и мелочь, и сушки, что идут вместо сдачи – копейка за штуку. Протягиваю мелочь и талоны, продавщица быстро и умело вырезает один талон, на прилавок бухает буханка – большая, с горелой верхушкой, чуть с побелевшей ноздреватой коркой – несвежий хлеб.

- Спасибо. – беру хлеб, сдачу, забираю талоны, протискиваюсь к выходу и останавливаюсь, услышав:

- Z80? Где брал?

- Есть где. Ты распайку на пятиштырьковый делал?

- Делал. Ты скажи, еще достать сможешь?

- Z80? Да, можно.

- Сколько?

- Простите. – влезаю я в разговор.

- Чего тебе? – поворачивается ко мне один из говорящих. Он высокий, волосы чуть длиннее чем принято, большие очки в роговой оправе и на руках его, на пальцах, видна белая прижженная кожа. У папы так же, когда паяет мелкое и много.

- Вы про компьютеры говорите? Про спектрум? – я уже много знаю на эту тему, у двоюродного брата есть ZX-spectrum на 48 килобайт, у одного мальчишки из соседнего дома стоит заграничный, вроде польский, Scorpion.

- Смотри какое молодое поколение пошло – знает. – усмехается другой, пониже, округлый, с добрыми, как в мультфильмах, румяными щеками. – Давно подслушиваешь?

- Нет, я только… Z80 – это же процессор, да? – я знаю ответ наверняка, просто не принято, чтобы мальчишка был уверен в таких вот вещах.

- Да, он самый. У тебя что ли дома синклер есть?

- Нет. – склоняю голову, вздыхаю, - но очень хочется.

- Паять умеешь? – серьезно спрашивает высокий.

- Да что ты от него хочешь? – влезает толстый, - От горшка два вершка. Что он может?

- Умею. – киваю я. – Пробовал. У меня получается.

Я не говорю, что после той пробы у меня, как и у этого дылды в очках, пальцы сплошь и рядом были в маленьких белых ожогах, что на кухне плыл запах шашлыка, а сам я, закусив губу, чтобы не разреветься, торопливо махал полотенцем перед открытым окном, чтобы поскорее выгнать канифольный дух с кухни. Я паял радио, которое, за полчаса до этого, сшиб мячом со стены и оно, конечно же, перестало работать.

- Умеешь? Хорошо. Завтра…

- Граждане! – зычный голос продавщицы разрубил всеобщее многоголосье, - Кто отоварился, выходите! Не толпитесь.

- Завтра приходи на Голубцова двадцать два, квартира шестнадцать. – быстро выпалил очкарик. – Запомнил?

- Двадцать два, шестнадцать. – повторил я, уже на ходу, меня несло к выходу общим потоком людей.

Улица, солнце, легкий ветерок, у меня в руках хлеб, в кармане шорт мелочь и талоны, где то во дворе пацанва гоняет футбол, вокруг, в самой читающей стране, царство дефицита, еще не грянул дефолт, еще не было танков в Москве, еще СССР, и еще есть глупая остаточная вера в светлое будущее. Может и не у всех, но хотя бы у меня, хотя бы на завтра, потому что завтра я пойду по адресу Голубцова двадцать два, квартира шестнадцать и там...

Автор Волченко П.Н.