Серенький волчок (короткий психологический триллер)⁠⁠

Автор Волченко П.Н.

Серенький волчок

- Придет серенький волчок и укусит за бочек. – женщина склонилась над едва поскрипывающей колыбелью, улыбнулась: малыш спал и улыбался во сне.

Тише, главное тише. Сначала носок, а потом медленно-медленно пятку, вот так, лишь бы неслышно, лишь бы беззвучно. Ночные улицы тихи, особенно после часа «закрытых дверей», особенно тогда, когда в городе что-то произошло и серый волк…

- Ты опять ему про волчка пела? – шепотом спросил он у матери.

- Да. – она ответила просто, будто бы ничего и не случилось.

- Зря, не надо, вдруг приснится. – он обнял ее за плечи, поцеловал в шею, как раз туда, где ей больше всего нравилось.

- Дурачок, - она нежно, словно бы невесомо обернулась в его руках, будто бы перетекла, и вот уже смотрит ему прямо в глаза, - это тебе может вдруг приснится, а ему? Святая простота.

- Я тебя люблю. – он обнял ее крепче.

- И я тебя.

Все фонари горели, только один, в конце улицы, моргал, будто дрожал. Идти было страшно и тем страшнее, что было слишком ярко, слишком светло. Эх, если бы все фонари разом погасли, и тогда можно было бы побежать по улицам, не боясь, что кто-то заметит его в окно, не боясь… А если вдруг волк? Хотя какой к черту волк? Что за глупости? Ему то не знать… Но вдруг…

День начался как и прочие до него, как и те, что должны были прийти после него. Мелодично запиликал будильник, и, стоило только открыть глаза, как из поручней кровати выдвинулась доска столика, а на ней типовой завтрак: кофе, тосты, масло – все что нужно, чтобы проснуться. На стене полыхнула панель экрана, включился четвертый канал новостей и там тоже все было как всегда: те же ведущие, те же политики, те же новости – все привычно, вот только…

Довольно миловидная ведущая с излишне уж похотливо пухлыми губами замерла на секунду, видимо прислушивалась к незаметному наушнику, и продолжила все тем же серьезным тоном, что так не шел ее губам:

- Только что получено сообщение, что был найден один наказанный. Причины наказания неизвестны, ведется расследование. А теперь к новостям спорта.

Наказанный. Еще один. И как они узнают, что найденный именно наказанный? Может он сам захотел: накинул веревку на шею и с табуретки, а может из окна с разбегу – сам так захотел и никто его не наказывал. Хотя…  Он себе представил, как накидывает веревку на крюк, встает на табурет, просовывает голову в петлю – нет, невозможно! Что-то надо с собой делать, уж слишком сильно профессия историка лезет в его личную жизнь, вот уже и про самоубийство подумал, хотя последний зарегистрированный, да к тому же еще толком и недоказанный случай, датируется девяностыми годами двадцать первого века. Слава богу то время ушло безвозвратно, а теперь, если уж говорят – наказанный, то значит – наказанный ибыло за что наказать.

В комнате раздалось пиликанье вызова, он уселся поудобнее в кровати, и сказал:

- Связь. – тут же новости на экране погасли, появилась новая картинка – Костя, тоже в этот утренний час еще в кровати, тоже со столиком перед собой, вся разница была лишь в том, что он свой кофе уже выпил.

- Храпака еще давишь?

- Иди ты, - привычно отмахнулся он.

- Ага, пойду, через, - он бросил короткий взгляд на часы, - через восемнадцать минут на аэробус.

- Спасибо, что оповестил. Надо чего?

- Надо… Ты сейчас в где копаешь?

- Не понял.

- Время? Какой период?

- Ну где и был, середина двадцать первого века, эпоха становления «Новой концепции».

- Семнадцатый… Я, знаешь, как раз туда и подошел. Кое-что там весьма интересное есть. Ты сегодня сильно занят будешь?

- Не знаю… Может быть, а что?

- Как смотришь на то, что я к тебе зайду?

- Ну заходи.

- Хорошо, пока-пока.

Экран мигнул и снова появились новости.

За мигающей лампой поворот в темноту - проход меж домами. Мрак, густой, насыщенный, а еще эхо меж кирпичных стен, и шаги, даже его крадущиеся шаги, будто множатся тихим шепотом, бьются о стены, карабкаются вверх по колодцу стен к крыше. А дыхание… Лучше бы и не дышать вовсе, а то кажется, что рядом, за спиной, а может впереди, во мраке, дышит кто-то еще, загнанно дышит, зло и скоро, сипло. А может и не загнанно, может это дыхание охотника, дыхание хищника, настигшего жертву…

Костя пришел как и обещал. Только пришел он не просто так, а обвешанный сумками, под мышкой были зажаты рулоны, надо полагать плакаты, или еще что, и довершал картину целый патронташ инфокристалов, что были вставлены в специальные кармашки на пиджаке.

- Занят? – дыхание его было тяжелым, видно, что человек не привык такие тяжести носить.

- Ну, - он скептически посмотрел на все материалы, что принес Костя, пожал плечами и сказал не уверенно, - как бы есть немного.

- Немного, - это не страшно. Я тебя надолго не отвлеку.

- Ну-ну.

- Смотри, это же как раз по твоей части. Вот, - Костя положил на стол плакаты, выбрал один из них, развернул, - смотри, если вкратце, то тут общая концепция со ссылками. Доска есть?

- Будь как дома, - он широким жестом показал на явно уже замеченную Костей доску.

- О, спасибо. – он прилепил плакат к доске, ткнул в него пальцем, и тут же по его поверхности расплылось изображение: графики, диаграммы, внизу загорелись иконки переключения между листами и перехода в расчетную часть, - Ну так вот, смотри, значит эпоха «Новой концепции». Значит так… Мы тут покопались и кое что нашли, смотри. Вот до сюда, от нас, через двадцать второй век и дальше до «Новой концепции» - вроде бы все в порядке, идет как и должно, а дальше. Смотри. Количество материала резко снижается, резко!

- Ну это логично. Не было достаточно надежных носителей информации, так же переход от системы бумажных носителей к электронным, а от них…

- Нет-нет-нет! – Костя замахал руками. – Нет! Невозможно! Понимаешь, отсутствие информации это одно, а отсутствие системное – это совсем другое. Разницу чуешь?

- Как системное?

- Вот, смотри. Берем, к примеру, ну девяностые годы двадцатого века. Информации достаточно много, правда отсутствуют незначительные блоки по бывшей России, некоторая информация по США ну и прочие по минимуму.

- Да, и что?

- Ничего – это нормальная картина, допустимая потеря, но! Смотри. Берем тот же двадцатый век с тридцать девятого года и по сорок пятый и что мы видим?

- Ну… - он пожал плечами.

- Не ну! Мы ничего не видим! Понимаешь! Пусто, наглухо! Германия – ноль, Япония, СССР, США, Франция, Англия, Италия и еще у многих – голяк. Нет ничего! Видишь?

- Ну… Вижу.

- Ага, - не унимался Костя, - а смотри сюда. С четырнадцатого по восемнадцатый год того же двадцатого века. Греция, тогда еще Россия, опять же Германия, Китай, Бразилия, Сербия, Турция, США, Япония и еще не малый список – полное отсутствие информации. Вакуум! Понимаешь! Абсолютный вакуум! Как это объяснить?

- Ну… Есть теория, что при глобальном переносе информации с бумажных носителей на электронные имелся некий сбой системы, или же вирус, который…

- Бред! Сущий бред! Вирус, который выборочно уничтожает информацию и как раз в те периоды, когда политическая ситуация в странах подходит к этакому апофеозу? Не верю! И еще… Помнишь такого ученого – Эйнштейна?

- Да. Леонардо да Винчи своего времени. Правда он вроде бы того, двинулся в старости.

- Ну да, так вот, цитирую: «Я не знаю, чем будут воевать в третьей мировой войне, но в четвертой мировой люди будут воевать дубинками», ну или как то так.

- Какой-то идиотизм. Воевать, третья мировая… Это что вообще?

- Нет уж, ты мне лучше сам ответь: что это?

- Ну он же в старости того, вот и…

- Нет, это не то. - уверенно сказал Костя, - это совсем не то.

- Ну так что же ты хочешь сказать?

- Я хочу сказать, что утерянная информация утеряна не просто так. Это все как то связано с твоей любимой «Новой Концепцией» и я…

Руки, он только сейчас посмотрел на свои руки и ужаснулся. Они были в крови. Пальцы жирно блестели в блеклом свете луны, а еще… он облизнул губы, вкус был соленый. Значит и на лице у него кровь, значит… Так идти нельзя. Он остервенело стал срывать с себя одежду, пока не остался в одних трусах, а после долго вытирался тряпьем, до тех пор, пока где-то в подворотне, не звякнули стекла. Наверное кто-то открыл окно. Он притих, замер. Больше звуков не было. Посмотрел на часы – до окончания времени закрытых дверей у него еще оставалось три часа. Он схватил свою скомканную одежду и припустился дальше по ночным улицам, а в голове его, словно метроном, отстукивало словами:

«Не ложися на краю, придет серенький волчок…»

Вопрос и правда был интересным. Костя оставил ему все материалы, что принес с собой, но больше всего его поразило содержимое сумок. Там были книги, настоящие бумажные книги, все больше детские, но встречались там интересные вещи. Так к примеру сказка о мухе цокотухе:

«Подлетает к Пауку,

Саблю вынимает.

И ему на всем скаку.

Голову срубает!» - однако.

Убийство, преднамеренное, жестокое – невозможно! А паук тоже хорош, он же явно совершал действия, что могли привести к смерти мухи. Да, все это детская сказка, все тут утрировано до абсолюта, до полного безобразия, но… Зачем такое давать детям?

Уже светало. Он был дома, сидел в пустой ванной до сих пор в трусах и ботинках. Одежду он выбросил в мусоросборник, ее там не найдут, наверное не найдут. А еще он пытался думать, вот только ничего не получалось, в голове было пусто.

Часы на руке призывно пикнули и он вздрогнул. Закончилось время закрытых дверей. Сейчас люди просыпаются в своих домах, пьют утренний кофе, едят тосты, собираются на работу. И он тоже должен встать из ванной, умыться, позавтракать и идти на работу. Должен, чтобы не вызывать подозрений, просто обязан.

Он тупо посмотрел на ванну, на трусы, ботинки, скинул все это, а после включил душ. Тугие струйки горячей воды приятно обжигали кожу, стало хорошо и будто бы даже в голове дикая круговерть поуспокоилась, пока…

Он даже сначала не понял, что произошло, просто показалось. Он выключил душ, прислушался. Нет, тихо. Это только его воспаленное сознание, только воспаленное сознание…

Новая Концепция, начало новой великой эпохи, эпохи созидания, эпохи мира, которая была бы просто невозможна без появления мнемоустановок. Он раскопал неожиданно много, просто все это пряталось за словами, за привычным мирозданием, за каждодневностью, за бытом. Те самые положения «Новой Концепции», что он читал не один раз, но видел в них только чистую правду: «Положение о страже – сером волке и наказании», «время закрытых дверей» и еще куча вещей, которые и есть сказка, но которым все верят, потому что это в крови, это прошито в сознании мнемоустановками еще с тех давних пор утверждения «Новой концепции». А та информация, что была скрыта, утеряна – это… Это что то ужасное, что-то невероятное. Он это понял по очень простому косвенному, да какой – косвенному, по прямому признаку. Резкое уменьшение численности населения после каждой такой потери информации, а непонятное слово «война» наверное как раз и обозначает то самое, из-за чего и происходила массовая смертность. А все это значит, что если вдруг кто-то докопается до первоисточников и, вдруг, решит вернуть все на круги своя…

Ему стало страшно от этой мысли. Тем же вечером он вызвал по видеоканалу Костю.

- Привет, - начал он наигранно радостно, - как сам?

- Что? – Костя явно не ожидал такого необычного приветствия, - А, нормально. А что?

- Ничего. У меня тут результаты по твоему вопросу есть. Вот только…

- Что?

- Скажи, кто кроме тебя еще этим занимался?

- Да другие только информацию собирали и всё.

- Ну и хорошо. Тут только белые пятна остались. Тащи все что есть, может разберемся.

- Когда?

- Сегодня, давай вечером, в девять.

- А не поздно?

- Нормально.

- Ну как скажешь.

Он отключил связь, откинулся на спинку кресла. Все свои материалы он уничтожил сегодня: отформатировал инфокристаллы, уничтожил записи на переносных планшетах, сжег детские книги. Теперь осталось только костина информация и… сам Костя.

Вечером, в девять часов, когда в институте уже никого не было, он встретил Костю в коридоре. Тот, как и обещал, тащил все свои наработки, а еще, видимо для того, чтобы отпраздновать открытие, нес с собой большую бутылку шампанского.

- Вот, держи. – Костя радостно вручил ему бутылку, - отметим.

- Ага. – он взвесил бутылку в руке, закрыл на секунду глаза, и еле слышно прошептал, -  что надо.

На работу он не пошел, так же как и прочие сотрудники института. Утром, когда он вылез из душа, почти сразу экран связи вспыхнул надписью: «Массовая рассылка». И тут же появилось лицо декана, Ивана Владимировича. Был он бледен и лысина его, всегда блестящая, сегодня была какой-то матовой.

- Сотрудники, прошу вас сегодня на работу не выходить. Спасибо за понимание. – связь отключилась.

Он включил четвертый канал, где в новостях, рассказали о найденном трупе, предположили, что акт наказание серый волк совершит сегодня, ему оставалось только усмехнуться. Глупо, как все это глупо. Серый волк – сказка для детей, возведенная в разряд неизбежной истины. А истина тут лишь одна – держать человека в страхе, чтобы он не мог совершить преступление, чтобы даже в мыслях у него не было. И пока есть уверенность, что ни один не уйдет от наказания, есть вера…

На кухне звякнули стаканы, он вздрогнул, прислушался. Наверное сквозняк, а может и еще что.

Весь день он маялся от безделья, но всё время, чем бы он не занимался, он прислушивался, то и дело замирал. Вот, вроде бы, внизу скрипнула отсыревшая половица, а вот, в соседней комнате, а может и за стенкой, у соседей, послышались чьи-то шаги. Он понимал, что все это глупость, он сам себя накручивает, он сам себя загоняет в угол, но ничего с собой поделать не мог.

А потом наступил вечер. Он включил свет во всех комнатах, только это не помогало. Из темных углов за ним следили вымышленные глаза, в соседних комнатах, где был выключен свет, мерещились звуки, а сил подняться и пойти проверить - у него не было. Он включил на полную громкость какую-то передачу, где красивая блондинка с лицом куколки радостно смеялась и что-то рассказывала ведущему, вот только и это не помогло. В шуме голосов с экрана то и дело казалось, что едва-едва, краем уха, он что-то услышал, краем глаза что-то увидел.

- Хватит! – не выдержал он, выключил программу. Наступила тишина. – Хватит!

Он уверенно прошел по всем комнатам, включил везде свет. «Вот и все, вот и нет нигде никого – серый волк, это выдумка, это для всех, а не для тебя» - то и дело повторял он сам себе, пока вдруг не наткнулся взглядом на свое отражение в зеркале. Бледный, с каким-то нелепым оскалом, заостренный нос, взгляд исподлобья. Он шагнул к зеркалу, провел по нему рукой, его двойник за стеклом повторил движение, вот только… как-то не так, как-то по другому, как он сам бы никогда не сделал.

- Истина в том, чтобы не было прецедентов. – сказал он своему отражению, то, будто бы соглашаясь и ожидая, смотрело ему прямо в глаза. И вот тут ему стало по настоящему страшно, так, как не было никогда раньше. Он понял, что случалось с теми, с наказанными: они сами, они все делали сами – вешались, выбрасывались в окна, резали вены, и все потому, что боялись серого волка. До сумасшествия боялись, а вот он, он сам, стоящий перед зеркалом, боится, что серый волк за ним не придет, боится, что его не накажут, потому что если такое произойдет… Он вспомнил статистику, он вспомнил двенадцать миллионов выпавших в восемнадцатом году и пятьдесят пять в сорок пятом году двадцатого века. Это, чем бы оно ни было, нельзя повторить, этому даже шанса к повторению дать нельзя, поэтому… Его отражение все так же смотрело ему в глаза: холодно, неотрывно, жадно. Он улыбнулся отражению и спросил:

- Хочешь песенку спою? Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, придет серенький волчок…

Утром, в новостях, рассказали, что акт наказания был совершен. Наказанный был обнаружен у себя дома повешенным.

Для желающих прослушать произведение: