Повесть "Невидаль", глава 10⁠⁠

Начало:
Повесть "Невидаль", глава 1
Повесть "Невидаль", глава 2
Повесть "Невидаль", глава 3
Повесть "Невидаль", глава 4
Повесть "Невидаль", глава 5
Повесть "Невидаль", глава 6
Повесть "Невидаль", глава 7
Повесть "Невидаль", глава 8
Повесть "Невидаль", глава 9

Поначалу Григорий даже не заметил проводника. Лишь спустя несколько мгновений его взгляд выхватил ил серого полотна леса исполинскую фигуру - неподвижную, как древний менгир, вросший в землю. Егор стоял в стороне от отряда, его армяк сливался с корой и хвоей, а борода, покрытая инеем, делала бирюка частью этого пейзажа. Казалось, он был здесь всегда, как сами эти деревья, как замшелые валуны под ногами.

Комиссар помял в руках папиросу, собираясь закурить, но замер, не успев поднести ее ко рту…

В этот момент бирюк исчез.

Не шагнул в сторону, не скрылся за деревом - просто растворился в воздухе, будто его и не было. Осипов резко моргнул, почувствовав, как по спине между лопаток медленно сползает ледяная капля пота. Он судорожно протер глаза - такого не бывает!

- Показалось, - попытался убедить себя чекист. - Или тень накрыла. Или…

Мысль прервал треск ломающихся веток. Вековая ель впереди вдруг качнулась, будто на нее налетел невидимый великан. С верхушки посыпался снег, осыпая землю серебряным дождем.

Кони окончательно потеряли рассудок от страха. Яшка, повисший на поводьях, болтался как мышонок в зубах деревенского кота. Его худенькие ноги отрывались от земли, когда взбешенный жеребец вставал на дыбы, сотрясая морозный воздух неистовым ржанием.

- Яшка! Лавр! - закричал Осипов, надрывая глотку. - Живо сюда!

- Идем, Григорий Иванович, - отозвался старый солдат. - Идем!

- Да бросайте этих чертовых коней!

Шелестов первым опомнился. Выпустив поводья, он рванул к часовне, поднимая фонтаны искристого снега. Его валенки глухо стучали по мерзлой земле, отбивая дробь революционного марша. Гущин замешкался. Старый солдат не мог бросить свой «Льюис» и, кряхтя, снимал пулемет с седла.

Сейчас Григорию показалось, что между деревьев мелькнуло что-то огромное и бесформенное. Тень скользила по снегу неестественно плавно, будто не касаясь земли, оставляя за собой лишь легкую рябь на снежной глади. Но когда он вгляделся, напрягая воспаленные от бессонницы глаза - перед ним была лишь пустота да колышущиеся ветви, будто дразнящие его своей естественностью.

Невидаль!

Пальцы комиссара сами собой полезли к груди, нащупывая под грубым сукном гимнастерки холодный металл крестика.

Гущин не успел сделать и шага, когда неведомая сила подхватила его с той же легкостью, с какой ураганный ветер срывает пыль с дороги. Старый солдат взмыл в воздух. Треух, свалившийся с головы, опал на снег, как осенний лист.

Пулеметчик пролетел саженей тридцать, его растрепанные седые волосы мелькнули в лунном свете - и с глухим хрустом, слышным даже из укрытия командира, тело ударилось о ствол вековой ели. Лавр Аристархович осел на корни, неестественно скрючившись, будто тряпичная кукла, надоевшая избалованному ребенку.

Паренек замер, словно врос в землю. Его лицо исказила гримаса первобытного ужаса - того, что сидит в каждом человеке с каменного века. Губы дрожали, но звука не издавали. Только глаза отражали лунный свет, как два крошечных зеркала.

- Беги! - рванул тишину хриплый крик Осипова.

Но Яшка стоял, вращая головой, как филин, пытаясь разглядеть того, кто… или что швырнуло Гущина.

- Винтарь, - хрипло бросил чекист, не отводя взгляда от темнеющей прогалины.

Его рука, вытянутая назад, тут же ощутила приятный вес - лакированное дерево цевья, холодный металл ствола. «Винчестер» брата словно сам лег в ладонь, будто желая отомстить за ноги хозяина.

Командир резким движением дернул скобу вниз-вверх. Звонки щелчок затвора прозвучал неожиданно громко в звенящей тишине. Приклад плотно уперся в плечо, палец нащупал спуск… и замер.

Куда целиться?

Перед ним расстилалась лишь пустота - серые, как волчья шкура, стволы елей, синеватый снег, колеблющиеся тени. Ни движения, ни звука. Только ветер шевелил ветви, да где-то в глубине леса ухала сова - одинокий страж ночи и безучастный свидетель.

Но комиссар больше не сомневался. Он знал - это невидаль. Она - существует! И она – здесь, рядом! Чекист чувствовал ее присутствие кожей - мурашки бежали по спине, волосы на затылке поднимались дыбом, словно перед грозой. Это не было суеверием или страхом. Это был древний звериный инстинкт, который не смогли вытравить из человека каменные мостовые, паровые машины и даже диковинный электрический ток. Инстинкт, который говорил, что хищник - рядом.

Чтобы поверить в невидаль не нужно было хотеть в нее верить. Оказалось достаточным лишь перестать не верить.

Где-то правее хрустнула ветка. Осипов резко повернулся, не целясь, выстрелил на звук. Грохот выстрела разорвал тишину, эхо покатилось между деревьями, теряясь в чаще.

- Покажись, тварь! - прорычал он, тут же дергая скобу.

Второй выстрел. Третий. Григорий стрелял методично, посылая пулю за пулей в темноту. Гильзы, падая на каменный пол, звенели, отсчитывая оставшиеся патроны. Дым пороха щипал ноздри, смешиваясь с запахом хвои и страха – резким, как нашатырь. Четвертый.

- Выходи! - крикнул он, вкладывая в голос всю ненависть.

Последняя пуля ушла в ночь. Наступила тишина - глухая, давящая непривычным звоном после грохота выстрелов.

- Патроны, - рявкнул командир через плечо, не отрывая взгляд от поляны. Его ладонь, дрожащая от напряжения, повисла в воздухе.

- Бесполезно, брат…

- Патроны! - само слово прозвучало, как орудийный залп.

Жестяная обойма с лязгом вошла в гнездо. Пять латунных цилиндров оин за другим исчезли в нутре винтовки. Разумом комиссар понимал, что стрелять в пустоту бесполезно, но руки сами делали свое дело. «Винчестер» ожил, выплевывая огонь в белесый сумрак.

- Перезаряди, - буркнул Осипов, протягивая винтовку брату. Его ладонь на мгновение задержалась на лакированной рукояти - уж больно доброе оружие сделали янки, с ним не хотелось расставаться.

Пока Варнак с трясущимися руками возился с патронами, чекист впился взглядом в лунную поляну. Каждый куст, каждая тень казались подозрительными. Снег искрился холодными самоцветами, обманчиво прекрасный. Где-то там, в этой красоте, пряталась смерть.

Внезапно сердце комиссара гулко ударило о ребра и замерло.

- Яшка, сынок... - голос его звучал неестественно спокойно. - Медленно иди сюда... Главное - не оборачивайся.

- А-ага... - выдавил из себя паренек.

Его голос дрожал, как гармонь в руках сельского пьяницы. Почуяв неладное, малец судорожно сжал «Браунинг». Первый шаг дался с трудом - ноги будто приросли к земле. Второй - уже увереннее.

Прямо за спиной Яшки, не далее чем в двух саженях, снег начал проседать. Словно невидимый великан топтался на месте. Следы появлялись сами собой - широкие, звериные, с когтями с палец длиной. Каждый отпечаток был размером с добрый лапоть, но форма... Ни медведь, ни волк не оставляли таких.

Чудище, казалось, не замечало Шелестова. Оно металось из стороны в сторону, как пес на привязи, оставляя на снегу причудливый узор. Временами следы вдруг обрывались, будто существо поднималось в воздух.

- Господи помилуй... - невольно вырвалось у Варнака. Его пальцы дрожали, вставляя последний патрон.

Григорий молча принял заряженный «Винчестер». Приклад уперся в плечо, ствол дрожал, выписывая в воздухе восьмерки. Он знал куда целиться - точно по следам. Но риск задеть Яшку...

Юнец сделал еще один шаг, и его глаза, полные ужаса, встретились с мушкой винтовки. В ту же секунду в детском лице промелькнуло понимание - ЭТО находится у него за спиной. Он неестественно вытянул шею, пытаясь заглянуть через плечо, не решаясь развернуться всем корпусом.

Когда же взгляд паренька скользнул по снегу и он увидел появляющиеся из ниоткуда звериные следы, из перекошенного рта вырвалось:

- Мама...

И тут Шелестов сорвался с места. Его ноги, казалось, даже не касались земли - так быстро он помчался к часовне. Валенки лишь мелькали в лунном свете, как спицы в колесе телеги, мчащейся во весь опор.

Следы невидали внезапно оборвались. Осипов, не отрывая взгляда от этого места, явственно услышал тяжелое, хриплое дыхание - точь-в-точь как у гончей, взявшей след. В морозном воздухе на мгновение показались два облачка пара - будто невидимое чудовище фыркнуло от ярости.

Не раздумывая ни секунды, комиссар поднял «Винчестер». Прицел взял на полтора аршина выше последнего следа – туда, где по его прикидкам должна быть грудь твари. Пять выстрелов грянули один за другим, оглушительно разнесясь по лесу, будто кузнец ударил пять раз по наковальне. Одна гильза, ударившись об откос, выпрыгнула наружу и утонула в снегу, оставив после себя черную дыру в белизне, как пулевое отверстие в простыне.

Не давая невидале ни секунды передышки, Григорий мгновенно перехватил "Маузер". Десять выстрелов - четких, как удары метронома - врезались в пустоту. Последняя пуля еще не долетела до цели, когда Яшка, добежав до часовни, ловко перекувырнулся через оконный проем, как заяц ныряет в спасительные кусты.

- Попали, Григорий Иванович? - взволнованно спросил Малой. Он приник к оконному косяку, высовываясь по пояс. Теперь в его голосе слышался не страх, а азарт охотника. - Попали?

- Ты б еще спросил, сколько раз... - сквозь зубы процедил командир, не отрывая взгляда от леса. Его пальцы механически перебирали патроны, заряжая «Маузер».

- Безгрешная душа! - неожиданно ахнул Варнак, хватанув кулаком по полу.

- Чего? - комиссар резко повернулся к брату, сдвинув брови в сердитой складке.

- Да ты ж слепой, Гришка! - Леха горько усмехнулся. - Эта тварь только до нас, до грешников, падка. А твой карась... - он кивнул в сторону Яшки. - У него ж еще молоко на губах не обсохло. Какие у него грехи? Воробья из рогатки подстрелил? В церковной кружке медяки тырил?

Чекист замер, патрон застыл на полпути к магазину. Мысль, столь очевидная, что ее не замечаешь, будто собственный нос. Он резко щелкнул затвором и убирал «Маузер» в кобуру.

Нужно оружие посерьезнее. Осипов представил на мгновение батарею трехдюймовок - как шарахнут шрапнелью по поляне, и от невидали мокрого места не останется, и от леса одни щепки.

- Гранаты у тебя еще есть? - спросил он, чиркая спичкой о портупею.

- У меня тут что, арсенал Главного управления? - фыркнул бандит, нервно потирая ладонью шею. - Одна была - и ту на вас, краснопузых, потратил.

Сигаретный дым щипал глаза, но Григорий не отводил взгляда от окна. Среди переплетения темных стволов что-то блеснуло тусклым металлом. Труба "Льюиса" торчала из сугроба, будто перископ субмарины, всплывшей в снежном море.

Не пушка, конечно, но на безрыбье и рак - щука.

- Яшка, - голос чекиста прозвучал тихо, но твердо, как удар штыка о лед. - Отдышался?

Паренек, прижавшийся спиной к холодной стене часовни, шумно втянул носом воздух. Его щеки пылали от бега, а глаза все еще были круглыми от страха.

- А-ага... - выдавил он, вытирая сопли тыльной стороной ладони.

- Пулемет видишь? - командир кивнул в сторону поляны, где в снегу лежал «Льюис» Гущина.

Яшка сощурился, привстал на цыпочки - будто это могло помочь разглядеть лучше. Его худенькая фигурка напряглась, как колодезная цепь.

- Ага... - он облизнул пересохшие губы. - Но я не пойду!

- Как это - не пойдешь? - грозно нахмурился комиссар. - Это - не просьба. Это приказ, боец! Настоящее боевое задание!

- А вдруг... вдруг она меня цапнет?

- Не боись, карась, не цапнет, - неожиданно вставил Варнак. - Ты ей, невкусный, как каша без масла. Разве что попробует маленько, да тут же выплюнет.

Григорий тем временем принял от брата перезаряженный «Винчестер». Металл был ледяным даже через грубые кожаные перчатки.

- К тому же... - он щелкнул затвором, и звук этот прозвучал как обещание. - К тому же я тебя прикрою. Только дыхание ее услышишь - бухайся в снег, как мешок. А я... - Осипов прищурил один глаз, прицеливаясь в пустоту за окном. - Я не подведу.

Яшка перевел взгляд с одного на другого. В его глазах читалась борьба - страх против желания доказать, что он не трус. Наконец, сглотнув ком в горле, паренек кивнул.

- Ладно... только... только цельтесь лучше, Григорий Иваныч...

- Как в тире на Сенной, - коротко бросил командир. - По команде. Раз... два...

На счет «три» малец рванул к выходу, его валенки гулко шлепали по каменному полу, будто хлопали в ладоши. В последний момент перед прыжком наружу он обернулся - и в его глазах Григорий прочитал немой вопрос: «А вдруг?..» Но было уже поздно сомневаться. И паренек, низко пригнувшись, бросился к пулемету через заснеженную поляну, где где-то рядом невидимо бродила смерть.

Яшка мчался, как подстреленный заяц, не разбирая дороги. Каждый шаг отдавался в висках гулким стуком - казалось, весь лес слышит, как бешено колотится его сердце.

Пулемет лежал в сугробе, словно ждал его. Лавр Аристархович так и не успел сделать из него ни единого выстрела. Малой налетел на «Льюис», схватил ледяную сталь руками - и в тот же миг услышал за спиной...

Тяжелое, мокрое сопение.

Прямо за ним.

Близко-близко.

Веки сами собой сомкнулись. «Бухайся в снег!» - вспомнилось наказ комиссара. Но тело не слушалось, окаменев от ужаса.

Теплый воздух коснулся его шеи. Что-то огромное и невидимое принюхивалось, обдавая его запахом прелых листьев и старой крови. Шелестов зажмурился крепче - вот-вот клыки вонзятся в загривок...

Но ничего не произошло. Только снег захрустел под тяжелыми шагами. Чудище, фыркнув, отвернулось - будто потеряло к нему всякий интерес. Как к пустому мешку или пню.

Не веря своему спасению, Яшка рванул обратно, волоча пулемет. «Льюис» оставлял за собой борозду, как плуг.

Из часовни грянул выстрел - Осипов прикрывал отход. Пуля просвистела над головой, но боец даже не пригнулся. Он бежал, задыхаясь, с одной мыслью: «Не трогает! И правда не трогает!»

Последние метры дались мальцу особенно тяжело. Ноги стали ватными, будто налитыми свинцом, в глазах заплясали черные пятна. Он влетел в дверной проем, споткнулся о порог и грохнулся на каменный пол, выпустив из ослабевших рук тяжелый «Льюис». Пулемет звякнул о плиты, подпрыгнув, как живой.

- Получилось... - выдохнул паренек, чувствуя, как по всему телу разливается предательская дрожь. Его кулаки непроизвольно сжимались и разжимались. - Видали? Она... она меня...

- Видали, - резко перебил чекист, уже хватаясь за пулемет. Его наметанные пальцы быстро обследовали механизм - ствол не забит снегом, затвор двигается свободно. - Молодец, товарищ Шелестов. Теперь давай сумку...

- Какую еще сумку? - захлопал глазами Яшка, с трудом поднимаясь на дрожащих ногах.

- Ту, в которой Лавр запасные диски хранил, - сквозь зубы процедил комиссар, не отрывая взгляда от оконного проема.

- Да не было там никакой сумки... - растерянно пробормотал юноша.

- Молодец, товарищ Шелестов, - повторил командир, но теперь в его голосе не звучало и тени похвалы. Скорее - горькая ирония.

Впрочем, возможно, Малой и прав. Может, сумка осталась на сбежавшей лошади. А может, висела на самом Гущине, когда невидаль швырнула его на ель. В любом случае, в приемнике «Льюиса» был один целый диск, заполненный длинными английскими патронами - почти полсотни выстрелов. Не густо, но лучше, чем ничего.

- Я сейчас... - Яшка вскочил на ноги, отдышавшись.

- Отставить! - рявкнул Григорий так, что подчиненный вздрогнул.

Рисковать мальцом второй раз он не собирался. Одного чуда на вечер хватит.

Комиссар растоптал окурок каблуком, оставив на камне черный след. Затем ловко установил сошки пулемета на груду камней у оконного проема, прицелился в темнеющий лес.

- Покажись, погань, - прошептал он, прижимаясь щетинистой щекой к холодному дереву приклада. - Покажи свою морду, если она у тебя есть...