Полуночная газета. Часть 13⁠⁠

Предыдущая часть: Полуночная газета. Часть 12

На этот раз мне нечего добавить. Переписать запись моего отца будет достаточно сложно.

Это то, что написал мой отец:

____________________________________________________________________________

У нас был план. У нас было преимущество предвидения. Во всяком случае, мы думали, что это преимущество.

Я не знаю, многое ли из этого ты помнишь и какое влияние это оказало на тебя. Дети такие странные. Никогда не знаешь, что запомнится, какая часть того, что ты говоришь или делаешь, останется с ними на всю жизнь. Я могу только рассказать тебе, что произошло. Я могу только надеяться, что ты мало что из этого помнишь.

Первое, что мы сделали, это разделились. В статье говорилось, что нас нашли дома, всех вместе. Твоя мама настояла на том, чтобы побыть наедине. Я сказал тебе, что мы отправляемся в путешествие, только мы, мальчики. Ты почему-то казался взволнованным и нервным одновременно. Ты мог бы сказать, что мы нервничали. Ты мог бы сказать, что твоей маме было грустно.

Мы бы с тобой поехали в мотель в другом городе. Я должен был выбрать место наугад, и ни за что не говорить твоей матери адрес. Это была ее идея. Я был против этого. Я доверял ей, верил, что она не сделает того, о чем говорилось в статье. Но, поскольку я доверял ей, я сделал так, как она сказала.

Твоя мать собиралась в другой мотель, в другой город. Она сказала мне название, место и как долго она там пробудет. Это было сделано для того, чтобы я выбрал место подальше от нее. Это было ошибкой.

Мы с тобой забрались в мой грузовик и уехали из дома. Ты все оглядывался назад, все пытался проследить за своей матерью, пока она загружала вещи в машину. Я продолжал уверять тебя, что ничего не происходит, что мы не ссорились, что у твоей матери деловая поездка. Думаю, ты мне не поверил.

Ты был тихим, тише, чем я когда-либо тебя видел. Ты ни на что не показывал из своего окна, ты не рассказывал мне о видеоигре в которую играли твои друзья, ты просто сидел на своем месте и смотрел прямо перед собой. Дети такие. Они могут сказать, когда что-то не так, но у них есть шестое чувство на родительскую чушь и подслащенную ложь. Ты был таким же, когда умер твой дедушка, ты мог видеть, что твоя мать плакала, мог видеть печаль за ее улыбкой.

Я пытался загладить свою вину перед тобой, но ты и это видел насквозь. Мы ели фаст-фуд, я водил тебя в зал игровых автоматов, мы посмотрели пару фильмов. Несмотря на все это, ты молчал. Я почти видел, как в твоих глазах вращаются невидимые шестеренки. Ты знал, что происходит что-то глубокое, но это было просто вне твоей досягаемости, скрытое за родительским авторитетом и заверениями в том, что все в порядке.

Мы поселились в крошечном мотеле. Если бы все шло по плану, мы с тобой остановились бы там на неделю и два дня. Мы рассуждали так: игра "Угадай!" стала реальной через неделю после того, как мы получили газету с этой статьей. Два дня были дополнительной мерой предосторожности. По истечении отведенного времени мы должны были собраться в доме твоей бабушки и оставаться там еще неделю. Мы использовали все больничные и дни отпуска, которые у нас были. Мы не хотели рисковать.

В первую ночь, когда мы остановились в мотеле, я сидел у двери и ждал до полуночи. В нашу дверь не постучали. Что бы ни доставляло газету, оно не последовало за нами.

Остаток недели мы провели, занимаясь почти тем же самым. Мы посмотрели все фильмы в кинотеатрах, некоторые из них по два раза. Мы ели во всех ресторанах города. Это было похоже на фальшивые каникулы. Но это были пустые улыбки и взятки в виде мороженого и игрушек. Это не сработало. Ты выглядел примерно таким же несчастным, каким я себя чувствовал.

Не успел я опомниться, как события, описанные в статье, должны были произойти за день до этого. Весь день я едва мог усидеть на месте. Я, должно быть, выпил около десяти чашек кофе. Мир казался размытой воронкой. Люди, места и вещи, казалось, были там наполовину, что только подталкивало нас все ближе и ближе к тому роковому дню.

Была поздняя ночь, когда они пришли. Ты спал, наконец-то свалившись после пира из фаст-фуда и кофеина. Я не спал, одержимо переключая каналы, страшась возможности увидеть "Твои новости’ на экране телевизора. Я как раз собирался переключить канал еще раз, когда это произошло.

В дверь нашего номера в мотеле раздались три стука. Я подскочил, от неожиданности запустив цепочку непроизвольных реакций, подобных заложенной взрывчатке. Я бросил на тебя быстрый взгляд. Ты все еще лежал в постели, все еще дышал медленно и ровно, все еще, по-видимому, не замечая, что на нас нашло.

Я пробирался к двери так тихо, как только мог, внезапно остро осознавая каждый издаваемый мной звук. Казалось, что само мое дыхание было громким, биение моего сердца было оглушительным, кровь текла по моим венам, как бурлящая река…

Я посмотрел в глазок. Я мог видеть только пустой коридор. Глазок был расположен под таким углом, что смотреть на пол перед дверью было невозможно. Поэтому я открыл дверь. Боже, помоги мне…Я открыл дверь.

Я отодвинул дверь и посмотрел вниз. На клочке грязного коврика перед нашей дверью ничего не было. Никакой полуночной газеты.

В открытый дверной проем вошел мужчина. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, откуда он появился, но вскоре до меня дошло, что он стоял с одной стороны двери, просто ожидая, когда я ее открою. Я чуть не хихикнул, это был банальный ход среди дружеских шуток. Но этот человек не дурачился. Один взгляд на его лицо, и я понял, что он был абсолютно серьезен.

Мужчина выглядел ужасно. Он был бледен, покрыт потом и, казалось, испытывал боль. Время от времени на его лице на несколько секунд появлялась гримаса, как будто ему было больно стоять. Ничто из этого, однако, не вызывало такого беспокойства, как его глаза. Они были холодными, гипер-сосредоточенными. Сосредоточенными на мне.

Несколько объяснений промелькнули в моем мозгу меньше чем за секунду. Возможно, он остановился в одном из соседних номеров и нуждался в помощи. Возможно, я оставил свою машину включенной. Может быть, я забыл поставить ее на "парковку", и она пролетела через парковку и врезалась в его машину. Нет. Все это не имело никакого смысла. Потому что я знал, кем был этот человек. Он жил на нашей улице. Он был нашим соседом. Его звали Чак.

“Что...” - начал я спрашивать, но он оборвал меня.

“Забери ребенка”, - сказал Чак. В его голосе было что-то такое, что делало это не просьбой, а приказом. Приказ, граничащий с угрозой. Я посмотрел вниз и понял почему. В его руке было оружие. Револьвер. То, как его рука сжимала пистолет, словно это было живое существо, которое может вырваться, сказало мне о многом. Я видел достаточно людей, которые так держали оружие во Вьетнаме. В том, чтобы вот так держать оружие, был едва уловимый страх, как будто ты должен это сделать, но не хочешь. Здесь также присутствует едва уловимая ненависть к себе и к человеку, для которого ты держишь оружие. Этот страх и эта ненависть сказали мне только об одном: этот человек выполнял приказы, с которыми он не был согласен.

“Хорошо”, - сказал я, протягивая руки. Я хотел, чтобы он знал, что я не представляю угрозы, что я не вооружен, что мои руки не полезут в куртку или карманы. Последнее, чего я хотел, чтобы этот мудак стрелял в меня у тебя на глазах.

Я сделал шаг назад, и дверь начала закрываться. Я затаил дыхание, надеясь, что она закроется прежде, чем у Чака появится шанс дотянуться до нее. Но он высунул одну ногу и поймал ее, оттолкнув и удерживая открытой. Черт.

Я сделал один шаг к тебе, затем остановился. Я не планировал соглашаться с тем, чего он хотел. Я скорее умру, чем подвергну тебя опасности. Поэтому я сделал единственное, что пришло мне в голову в тот момент. Я разоблачил его блеф.

Я застыл, мои руки все еще были подняты.

“Что ты делаешь?” Спросил Чак, входя в комнату: “Хватай ребенка”.

Я не ответил.

Чак сделал еще один шаг вперед.

“Ты думаешь, я не застрелю тебя, верно?” спросил он, делая еще один шаг: “Ты ошибаешься”.

Теперь я почти чувствовал пистолет у себя за спиной.

“Отвечай мне!” Сказал Чак, “Ты думаешь, я дурачусь? Ты смеешься надо мной? Ты всегда был таким надменным и могущественным, ты и твоя заносчивая жена-сука. Ты не знаешь, через что мы прошли!”

Дуло коснулось моей спины. Это было все, что мне было нужно. Я повернулся, схватил Чака за запястье и заставил его опустить руку. Теперь пистолет был направлен в пол. Он начал сопротивляться, напрягаться, пытаясь поднять пистолет.

”Просто прекрати, - процедил я сквозь стиснутые зубы, - ты не обязан этого делать!

“Но я должен!” Сказал Чак. Он был не в форме и меньше меня ростом. Я смог пройти, совсем чуть-чуть, к входной двери, потянув его за руку с пистолетом и увлекая за собой.

Последним рывком я оттащил Чака от двери номера мотеля и прижал его к металлическим перилам, отделявшим коридор второго этажа от парковки внизу.

“Пожалуйста”, - захныкал Чак, - “ты должен сделать, как я говорю. Может быть, все вернется на круги своя”.

Я проигнорировал его. Я схватил его за запястье, дернул вверх и ударил его рукой о край металлических перил. Дуло пистолета звякнуло о металл, его рука обхватила пистолет, кожа практически срослась с рукояткой от усилия.

“Вам нужна помощь?” Это был женский голос. Мягкий, вежливый. Это застало меня врасплох. Все, что я мог слышать до этого, было хныканье Чака и стук моего сердца в голове.

“Вызовите полицию”, - удалось выдавить мне сдавленным бормотанием. Подняв руку Чака и хлопнув ею по перилам, возможно, он и выпустил пистолет, но это было также опасно. Так он мог нанести удар, размахивая рукой. Я собирался прижать его руку к месту и ударить по запястью чем-нибудь тяжелым.

Трах!

Боль распространилась по затылку, как лесной пожар. Мир покачнулся, его края расплывались и темнели. Мои руки больше не слушались моих команд. Мои ноги были как желе. Не успел я опомниться, как оказался на полу, глядя в грязный потолок мотеля. Через меня перешагнула женщина. Она улыбалась. Я вспомнил, как подумал, что это странно, что я бы никогда не улыбнулся на ее месте. Потому что у нее отсутствовал нос. На его месте зияла рана, из которой у нее в рот текли алые сопли. Я не знаю как, но я тоже узнал ее. Это была жена Чака.

Следующая часть: Полуночная газета. Часть 14