Планета Чернобыль (3)⁠⁠

Планета Чернобыль (1)

Планета Чернобыль (2)

— Сань… — Марина подняла голову, терпеливо и мягко улыбнулась ему, как неразумному малышу, — потерпи немного, скоро покажу. Ее рук не было видно из-за столешницы, она делала что-то у себя на коленях. Это уже было интересным, Саня даже про ворону на минуту забыл. Подкрался поближе, плюхнулся животом на столешницу и заглянул вниз.

На коленях Марины стоял веселенький зеленый тазик, в котором она что-то тщательно отмывала посудной щеткой на длинной ручке.

— Ну, какой ты не терпеливый, — притворно надула губы жена, — я же сказала: почти готово, скоро покажу. Вот, смотри! Отличный размер и форма, по-моему. И цвет интересный. Ты можешь попросить вставить его в ошейник Рэя, чтобы на него тоже не действовала радиация, когда рванет у нас...

В тонких пальцах Марины влажно поблескивал боками безоар, роняя капли на вышитую скатерть.

Голос отказал, он мог только раскрывать рот в немом крике. Тряхнув головой, бросился к окну. Ворона довольно кивнула клювом и показала крылом вниз. Невольно опустив взгляд туда, куда указывало вытянутое маховое перо, увидел, как отодвигается крышка люка и оттуда выбирается лохматый черный пёс, с обнимающей его за шею девочкой, полностью покрытой рыжей шерстью.

Девочка встала на ножки, помахала ему рукой, в которой держала большой прозрачный пакет с конфетами в разноцветных обертках…

Саня резко обернулся к Марине, но вместо светлой кухни перед ним была небольшая комната, с потрепанными элементами допотопной советской «стенки». Дверцы исцарапаны, одни еще нормально держались, другие грустно обвисли на разболтавшихся петлях.  Возле противоположной стены стоял продавленный диван, накрытый красным плюшем с проплешинами. А в центре комнаты, на ковре, сидел Танчик. Его худое лицо, вечно преувеличивающее все эмоции, будто он на сцене и его мимику должны рассмотреть зрители с задних рядов, сейчас было утрированно таинственно и серьезно. Он дергал головой и приглашающе махал костлявой рукой: пойдем, дескать, пойдем со мной…

***

Хху-у-у-у-ух… Приснится же. Меньше нужно сидеть за компом по ночам. Опять буду кофе закусывать таблеткой. Маришка прибьет, если заметит…

Нехотя разлепил глаза до конца и резко сел. Вместо огромного окна со старым, деревянным широким подоконником, который Марина выкрасила краской цвета горького шоколада (специально, чтобы лучше нагревался солнцем) — небольшое пластиковое окно, забранное решеткой с витыми прутьями.

По наружному косяку двери вежливо постучали костяшками пальцев.

— Ты можешь не завтракать, но Степаныч тебя уже ждёт.

— Сейчас. Пять минут.

Потер макушку (пора постричься), подбородок (и побриться не помешает), нехотя побрёл к двери.

***

— Ты чего такой скучный получился, спец по птеродактилям? — Степаныч испытующе смотрел, как вялый Александр споласкивает руки под допотопным рукомойником.

— Башка трещит, — буркнул, опускаясь на стул.

— Спал плохо, поди? Думку думал, а?

— Плохо. Думал.

— И чё надумал?

Чтобы не отвечать прямо сейчас, не тревожить лишний раз боль, выгрызающую ходы в мозгах, Саня сунул в рот ложку каши, щедро посыпанной Специей. Чтобы проглотить, пришлось приложить усилие, от которого боль радостно всколыхнулась, распухла и потекла по шее.

— Что-то ты совсем зелёный, Сашок…

Парень вскинул глаза. Такая чуткость была несвойственна Степанычу.

— Ладно. Таблеток не дам. Доедай и пойди погулять на свежем воздухе. Если не поможет — сходи к Палычу. Пусть помнет тебя. Иногда помогает. Разговоры потерпят до вечера.

***

На глаза привычно легли мягкие лапки.

Мужчина глубоко вздохнул и решился:

— Марусь, не сегодня, пожалуйста. У меня голова болит сильно.

Из-за плеча вынырнула озадаченная мордочка.

— Почему болит?

— Спал плохо, наверное.

— Сейчас я тебя полечу.

— Ну полечи, — Саня обреченно закрыл глаза.

— Расслабьтесь, больной, — хихикнула Маруська и похлопала по его плечам.

Маленькие пальчики забрались под волосы и начали рисовать мелкие спиральки. Голова чуть поплыла, по шее и плечам побежали мурашки...

— Дядь-Сань, просыпайся!

Саня открыл глаза. Надо же, и правда — задремал.

— Ну как? — Маруська хитро заглядывала в глаза.

— Слушай, — он осторожно покрутил головой, — не болит. Правда — не болит! Ах ты, лекаришка мой маленький.

Девчушка счастливо засмеялась и потянула приятеля за руку.

— Куда пойдем? Рисовать?

Маруся прислушалась к чему-то внутри себя и отрицательно помотала головой.

— Не-а, сначала погуляем. А то вдруг у тебя снова голова заболит, — она забавно нахмурилась.

***

— Вкусно?

— Очень! Такого я никогда не пробовала. А попроси еще что-нибудь!

— Манюнь… Он же не может купить что-то. Значит — стащил. А это нехорошо, даже для эксперимента. А уж постоянно так делать — совсем некрасиво.

— Но очень вкусно, — Маруся прикрыла глаза и самозабвенно захлюпала остатками густого карамельного коктейля.

— Эх ты, ребенок… — мягко потрепал Саня по пушистой головёнке и тяжело вздохнул.

— Почему ты загрустил опять?

— Черныш принес эту штуку из моего мира, может быть.

— Ну и что?

— Ну ты стала бы скучать, если бы вдруг попала в совсем другое место, где у тебя нет семьи, друзей?

— А у меня и здесь нет друзей. Только ты и Черныш. Давно был еще Рыжик, но деда его отобрал, а это нечестно. Его я нашла в лесу и он должен быть моим.

— Зачем деду Рыжик? У него же есть много кошек.

— Рыжик как Черныш, тоже может гулять по норкам в разные миры. Дедовы кошки так не умеют. Только это секрет.

— Да-да, я помню. Мы же договорились уже. Давай думать, куда будем прятать коробочку от коктейля. А то попадёмся.

— Куда их прячут в твоем мире?

— В специальные коробки для мусора.

— Так пусть Черныш унесет в эту коробку, — девочка пожала плечами, — представь, как она выглядит и как он бросает в нее эту коробочку. Он так и сделает.

— Ну давай попробуем…

— Как ты думаешь: он не просто бросит в лесу коробку?

— Нет. Он честный. Если ты хорошо представил, то он сделает точно так. Вон он, уже вернулся, — захлопала в ладоши Маруся.

— Так быстро?

— Он нашел норку рядом. Умница Черныш.

— Молодец, хороший мальчик, — потрепал Саня по мохнатой голове, почесал за ухом.

Пес вежливо качнул хвостом и ткнулся влажным носом в ладонь.

— Извини, Черныш, нам пора. И мы не можем взять тебя с собой.

— Пока-пока, Черныш. Мы с дядь-Саней скоро еще придем. Мы же придем, дядь-Сань?

***

Степаныч глубокомысленно всматривался в стакан, оттопырив нижнюю губу. Похоже — четвертая порция самогона без серьезной закуски и его догнала.

— И ты думаешь, что пте… при… Хух… что твари сильно умные?

— Да-а, Степаныч, — Саня старательно поставил на столешницу соскользнувший от кивка локоть, — они умные… в принципе. Ты видел когда-нибудь, как вороны катаются с крыш? А как шпионят за бродячими собаками, когда те заначивают еду? А потом воруют эти заначки, между прочим. А еще они могут положить грецкий орех на дорогу, подождать, когда его раздавит машина и, — он поднял указательный палец, — дождаться остановки машин на светофоре… и-и-и только тогда подобрать расколотый орех.

— Аффи-геть… Я не знал.

— Во-от. Они умные бы-ли. И огра… орга-ни-зо-ванные. А теперь могли еще больше поумнеть.

Хозяин задумчиво почесал затылок и что-то посоображал.

— Сашок… А приручить ворон можно?

— Да. Но только совсем молодых. Максимум -- слетков. Но лучше, — Саня зевнул и потер нос, —лучше забрать из гнезда раньше, пока они беспомощные.

— Эт-то хорошо.

— Ни хрена. Одна ворона начнет орать — всё! Считай: тебе кабздец. Соберется вся стая и нападет.

— Ох, мля-аа…

— Вот так вот. Можно, но о-о-очень сложно.

— Ладно. Бум думать.

— Бум.

— Договорились. Всё, давай разбегаться. Тебя, чёй-то, совсем сплющило. Давай, спокойной ночи.

Степаныч неуклюже выбрался из-за стола, неопределенно помахал рукой и почти рухнул в объятия собутыльника. Качаясь и поддерживая друг друга, они добрались до двери.

— Ты там с лестницы только не навернись. Нас еще ждут великие дела.

— Угу. Я постараюсь.

— Саня… Сынок, дай я тебя обниму. Как же удачно я тебя зак… — Степаныч осекся и, кажется, даже слегка протрезвел. — Как удачно мы встретились. Да, удачно мы встретились. Давай, двигай спать, сынок.

***

Тэкс… Аккуратненько, аккуратненько. Оу, надо держаться за перила, а то костей не соберут… Вот это я набрался.

Ладно. Зато с пользой. Аж обниматься полез дед.

Как он там сказал? «Как же удачно я тебя зак…» Вот что такое «зак», а? Чего такого он «зак», что я не должен знать? Ни хрена-а-а. Не проскочишь. Я подумаю и докопаюсь, чего это ты так резко захлопнулся.

Хоп. Всё, последняя ступенька… И вот он дом, милый дом. Так, внимание: закрываем дверь… Готово. Где тут у нас крючок? Вот он. Закрываем.

Сейчас я всё себе запишу точно, чтобы не забыть. Вот она, книжечка, вот карандашик…

«Как Удачно Я Тебя Зак…»

Угу, готово.

А потом еще: «Как удачно мы встретились».

Теперь книжечку уб-рать.

Фух. Всё, теперь можно и баиньки.

Завтра проснусь и подумаю.

***

Утром Саня не был с похмелья. Саня был слегка лучше, чем в дрова. Пить наравне со Степанычем было не самой лучшей идеей. И по опыту, и по массе тела он проигрывал сто очков здоровому мужику, годящемуся в отцы. Но отказываться от стакана, который наливал Хозяин, было идеей еще хуже. Значительно хуже.

Склеить ласты от ударной дозы кустарной синьки — это еще бабушка надвое сказала. А вот получить много неприятных последствий, не уважив злопамятного Степаныча… Не, нафиг-нафиг, такой экстрим в жизни, уже не слишком сладкой.

Итак: Саню болтало утром, как тонкую рябину. Но ограниченного объема проснувшихся мозгов хватило вспомнить про вчерашнюю запись. До сих пор никто не совал нос в записную книжку, которую Санька постоянно таскал в кармане, так он и не писал там ничего, что не понравилось бы отцу местного народа. Так, заметки, по блогерской привычке. И те — всё более редкие. В основном писал теперь чисто по делу. Как про ворон, например.

А вот вчерашняя запись была палевом. Её нужно запомнить и уничтожить. Сунув привычно руку в карман, Саня похолодел. Пусто.

Так… Выдыхай, бобёр…

Вчера писал в комнате — значит, посеять на лестнице не мог. Еще раз по всем карманам — пусто. Чёрт…

А! Я же решил, что в комнату кто-то может зайти, пока я дрыхну и склерозник нужно спрятать. На крючок закрылся — так тот крючок даже Маруська вынесет.

Ага… А куда я мог ее здесь спрятать? Ящик стола — нет, полка на стене — нет, под подушку — нет. Ненадежно. Всё время сую руку под подушку и мог вытолкнуть. Под матрац — вариант… Блин. Нету…

Лежак! Точно. Он же как сундук и я рассудил, что полезь кто внутрь — тут уж я проснусь, без вариантов. Вот оно, родимое.

Фу, чуть не облез. Аж протрезвел немного.

Еще раз выдохнул, похлопал по небритым щекам, потер уши. Пошелестел страницами и аккуратно выдрал листок с последней записью. Несколько раз прочитал и попялился на листок, чтобы запомнить зрительно расположение слов, как картинку. Пошагал по комнате, твердя про себя оба предложения. Проверился — всё точно.

Уничтожить было сложнее. Рвать — не вариант, спички ему не положены… Пришлось оторвать от листка часть с текстом и вульгарно сожрать. Потом окончательно поддался шпиономании и решил, что оттиск на следующих страницах можно прочесть. Нужно было что-то написать поверх. Но адреналин уже кончился и мозг лениво расплылся. Вот-вот в дверь постучат второй раз…

Махнул рукой, положил недоеденный лист на место, которое нужно было спрятать и написал, сильно нажимая на карандаш:

«Что я знаю про нормальных ворон?

1. Умные

2. Организованные

3. Могут быть агрессивными

4…»

Ладно, хватит. Можно еще подчеркнуть всё волнистыми линиями. Двойными.

Всё, можно двигать на завтрак. Буэ-э-э…

***

— А ты сегодня прямо бодрячком, как я посмотрю, — вчерашний собутыльник внимательно смотрел на вошедшего налитыми кровью глазами.

Пересрался бы с утра, как я — еще не таким бы был.

— Степаныч, не поверишь — я еще пьяный, кажется. Хоч-шь — спляшу? — Саня широко развел руки и глупо хихикнул.

— Садись жрать, плясун, — хозяин подцепил из тарелки соленый огурец, смачно откусил, брызнув соком из пустой серцевинки и небрежно бросил через плечо: — Рассолу ему налей.

На столе материализовалась тарелка с жареной картошкой и глазуньей. Следом бесшумно опустился стакан с мутноватой жидкостью, остро пахнущей чесноком и укропом.

— Пожалуйста, — прошелестела прислуга и скользнула в свой угол.

— Ого! — Саня уже непритворно расплылся в улыбке и потер ладони. Утреннюю кашу он ненавидел всеми фибрами.

— Наяривай уже, дело тебе есть.

— Какое?

— Как ты ладил со зверьём — вилка с половинкой огурца описала полторы окружности возле мясистой мочки уха, — ну… любым?

— Нормально, — сунул в рот ломтик картошки и потянулся за огурцом Саня. — Я, вообще-то, в детстве хотел дрессировщиком тигров стать. Лет в пять.

— Жалко, что не стал, — ухмыльнулся хозяин, — сейчас бы птеродактилей заставил маршировать на одном квадратном сантиметре.

— Угу. И говорить: «Попка дурак».

— Короче. Хоть кошку к лотку приучал когда-нибудь?

— Кошку — нет. Собаку сам дрессировал.

— Нормально. Начнешь с собак, а там посмотрим.

Саня перестал жевать и подозрительно посмотрел на Степаныча.

— Не понял…

— С собак начнешь, говорю.

— А потом?

— А потом будет потом. Что нужно сейчас?

— Ну… Для начала — ничего особенного. Площадку огороженную и лакомство. Длинный поводок.

— Что за лакомство?

— Ну это что-то, чем можно поощрять за правильное действие. Маленькими кусочками, чтобы не натрескалась псина быстро и не потеряла интерес. Хорошо, если это что-то будет пахучим и твердым, не пачкать сильно руки и не разваливаться. Типа сушеного сыра, вяленого мяса, сухого корма. Даже сухарики пойдут.

— Угу… Ладно, не проблема. Дальше? Раз есть «для начала», то есть и продолжение, да? Я по телевизору видел — бегают они там по лестнице, через барьеры прыгают… Это можешь?

— Могу.

— Отлично. Щас поешь и пойдешь рисовать с размерами все эти приблуды.

Степаныч отодвинул пустую тарелку, в два глотка залил в глотку полстакана рассола, передернулся и встал из-за стола.

— Давай, дрессировщик. Рассол не забудь. После обеда начинается твоя новая жизнь. Чао, Фунтик!

Собаки — это хорошо. Но вот это «потом» слегка напрягало. Саня доел уже без особого аппетита и поплелся выполнять приказ.

***

По-неслось.

Своими глазами Саня увидел, как (наверное) выглядела будущая легенда Заимки, в дни, когда рушилась вся привычная жизнь. Чаще всего от него теперь слышалось: «Метнулся!» И люди метались, выполняя приказы. На глазах выросла сносная собачья площадка, потом стук молотков переместился за ограду хозяйского дома.

Когда Саня решил полюбопытствовать, что же строилось там, было уже поздно. Солидный кусок земли со старыми деревьями оказался огороженным глухим двухметровым забором. Ломать голову над загадкой было некогда: Степаныч явно дал понять, что готов получать рапорты об успехах дрессуры дважды в день.

Думать о чем-то, кроме собак, было тупо некогда. Только неделю спустя от начала «метаний», вдруг понял, чего ему не хватает — не видно было Маруси. Обычно прибегавшая несколько раз в день, теперь девочка даже не показывалась ему на глаза. Можно было предположить, что теперь она тренируется в детской группе, вместе со всеми… Но обычно все новости вываливались на его голову моментально и без малейших церемоний.

Кольнуло понимание, что четверть времени, выделенная дедом на рисование, бездарно профукана. Он честно выполнял обещание не заманивать ребенка на занятия, но раньше сама Манюня просила листок для рисования «вот таких малюсеньких» рисунков хоть раз в неделю. Припомнить, чтобы малявка болела, Саня не мог, но кто знает… Сдав Степанычу очередной дневной «зачет» с сообразительной овчаркой, которую Саня придирчиво выбрал из разномастной стаи, он отправился искать Веру.

На вежливый стук в дверь никто не отозвался. Саня прислушался, вздохнул и начал подниматься по лестнице. Хмурая больше обычного, Верка бесшумно скатилась ему навстречу. Молча развернула и втолкнула мужчину в свою комнату.

— Что?

— Вер, ты не знаешь, где Маруся? У нее всё нормально?

— О, да. У НЕЁ все нормально.

— Она не появляется уже неделю и я подумал…

— А не надо думать. Я тебя предупреждала. В отличие от детей, детеныши взрослеют быстро. Не лезь к ней. И ко мне — тоже. Свободен.

***

Разбудил Саню стук в дверь и на его, неразборчивое буркнутое, «открыто, гости дорогие» в комнату бесшумно вплыла женщина с нагруженным подносом в руках. Это было удачей — задолбался он уже каждое утро начинать с отчета о планах на день. И не набрешешь первого, что в голову пришло, после обеда и вечером придется за каждое слово отвечать.

Настроение еще улучшилось, когда в окне рассмотрел набухшее водой тяжелое небо. Дождь сеялся мелкий, нудный… Саня помнил из опыта, что обложные дожди — это надолго. Непогода означала выходной.

Если только Степаныч не призовет опять строить прожекты под самогон. Свят-свят-свят.

После завтрака, для очистки совести, набросил дождевик и прогулялся до собак. Вольеры стояли мокрые и пустые. И тут мокнуть — дураков нет. Тихонько посвистывая, вернулся к дому и, уже поднявшись на пару ступеней крыльца, рассмотрел в дальнем конце одинокую фигурку. Вот и занятие приятное на дождливый день.

Ходить так же бесшумно, как местные, Саня так и не научился, но постарался подобраться к девочке незаметно. Поддавшись настроению, он уже поднял руки, чтобы закрыть ей глаза, но Маруся резко обернулась и прищурилась.

— Всё, сдаюсь-сдаюсь, — засмеялся мужчина и поднял ладони над головой, — к тебе не подкрадёшься. Девочка молча отвернулась и уставилась на лужу, весело стрелявшую пузырями.

— Я тебя долго не видел. Ты не болела?

— Нет. Я играла.

— Хм… Ты знаешь: есть такая народная примета — если на лужах вздуваются пузыри, дождь надолго…

Тишина в ответ. Не шевельнулась даже.

— Марусь. Маруся. Манюня… — подвигаясь приставным шагом к девочке, заговорщицки прошептал Саня, — ты помнишь, что у нас теперь есть вот такая стопка бумаги? Ты можешь рисовать большие картинки.

— Не хочу.

— Здра-а-ассьте… Марусь, ты обиделась на меня?

— От тебя воняет псиной, — холодно прозвучало в ответ и девочка отодвинулась.

«Вот так номер, я чуть не помер». А как же ты с Чернышом обнималась, дорогуша?

— Хорошо, я переоденусь. Если дождь скоро кончится, пойдем погулять? — хотел еще добавить, что теперь у него всегда с собой есть гостинцы для лесного друга, но прикусил язык. «Больше смотри и слушай, меньше болтай», так ведь сказала Вера?

— Не хочу.

— Ну хорошо, — ровно проговорил мужчина, — ты сегодня не в духе, поэтому я пойду… Просто помни, что, если ты передумаешь, я на тебя дуться не буду. Приходи, когда захочешь…

***

Приметы сбывались — дождь продолжал барабанить по отливам ровно, не усиливаясь и не ослабевая, с маниакальным упорством. С утра радовавшийся неожиданному выходному, после обеда Саня начал маяться от безделья. Покружил по комнате. Уткнувшись лбом в стекло, попялился на заштрихованным серым лес за оградой поселка. Поотжимался. Сложил из бумаги кораблик и самолетик…

Больше в голову ничего не приходило. Махнул рукой и завалился на лежак. От монотонного звука за приоткрытым на проветривание окном, сумрака в комнате и полного брюха тянуло в сон. Хоть кроссворд бы какой…

О! У меня же есть головоломка. Что там было? «Как удачно я тебя зак…»

Зак… Глагол же, наверное. Что у нас есть из глаголов на «зак»?

Закопал, закрыл, заключил, заквасил, закалил… закадрил (нидайбох, блин!)… закабалил (хм, а вот в этом что-то есть)… закалил… закамуфлировал, закатал… заказал…заклевал…

***

Саня поморщился, как от ноющего зуба. Фирменный, с тихим подвизгиванием, смех Танчика было слышно даже в соседней комнате. Опять сам смеется над своими шутками громче всех. За глаза парни называли его Табаки. Нет, сначала все было еще прямолинейнее — Шакал. Но после неловкого момента, когда Танчик влетел в комнату на фразе Лешего: «А где Ша…», прозвище сменили на Табаки.

Танчик (сам он себя называл Танк, в смысле: «танки грязи не боятся»), и правда повадками неуловимо походил на шакала из Маугли. Худой, как щепка, суетливый и бесючий своими гримасами. Он не мог спокойно слушать собеседника. Обязательно качал головой, будто одобрял каждое слово и непрерывно хлопотал лицом, то оскаливая крупные лошадиные зубы с бледными деснами в «голливудской» улыбке, то собирая губы в куриную жопку, втягивая и так впалые щеки и складывая брови в глубокой скорби.

Когда-то он пытался поработать проводником у нелегалов, но как-то не пошло и теперь Танчик цеплялся к чужим группам, как репей к собачьей заднице. Наладить ему пинка формального повода не было — клиентов не переманивал, денег за свои байки не просил, а знал про зону реально много. Да и жалели его — поговаривали, что такой худющий Табаки не от диет и активного образа жизни.

Была у неудачливого проводника странная привычка — цепляться к каждому для разговора с глазу на глаз и выяснять: на кого учился, кем работает, как здоровье. Не за раз, а в несколько приемов. Поэтому мог материализоваться возле любого, тупо отошедшего в сторонку отлить. То ли друзей себе искал, а с чего начать разговор — не знал; то ли пытался связи какие-то наладить…

— Санёк, ты чего скучаешь? — навис над плечом лошадиный оскал.

Ну ё-моё… Нарисовался, хрен сотрёшь…

— Я к тебе как к человеку, а ты… — Табаки страдальчески скривился и шлёпнул Саньку по лицу…

— Ах ты… — Саня стряхнул с лица паучьи пальцы…

И проснулся. Записная книжка -- уснул и уронил ее на моську. Сорвался с лежака, открыл окно и вдохнул влажный воздух.

Еще не хватало, чтобы снилась эта козлина липучая. Как ни убеждал себя, что перекладывать вину за случившееся на кого-то другого — детский сад, но именно Табаки притащил Саню в подвал за какой-то мифической растюхой. Табаки первым услышал кота и нашел люк. Табаки корчил свою умоляющую рожу и бормотал, что очень жалко котика, что нужно его выпустить на волю, а он боится глубины даже в метр…

На голову обрушились голоса, кружась вокруг и перекрикивая друг друга:

— Ну пожалуйста, достань котика, я сам не смогу-у…

— Стали бесправным скотом, который хозяин вправе стричь или пустить на мясо…

— Ну он же забрал у меня Рыжика и больше даже не показывает. А Рыжик тоже умный…

— Каждый прыщ на жопе, который подсуетился и подгрёб под себя ресурсов…

— Так пусть Черныш унесет в эту коробку…

— Нашему уроду повезло — доступ к ресурсам других миров отхватил…

— Люди не могут проходить через норки, это только дикие звери умеют. Они всё время гуляют в разные миры. Туда, сюда, туда, сюда…

— Он у нас великий селекционер…

— Рыжик как Черныш, тоже может гулять по норкам…

— Кто ты по профессии, Санёк?

— Дай я тебя обниму. Как же удачно я тебя зак… заказа-а-а-ал… Ха-ха-ха-а-а…

Ах ты сука старая! Спасает он бедных попаданцев, кормит, поит… Так вот почему у тебя морда вытянулась, когда услышал, что я учился на отвали. Ты заказываешь нужных спецов…

Не ляпнул бы я твоему шакаленку, что учился в сельхозе — он бы меня в подвал не потащил. А не с ним ли ты квасил у камина? Тогда — он вообще шляется сюда, как на дачу…

Никак нельзя вернуться, говоришь? Аномалии кругом? Червоточины — не лифты, а отверстия в китайском Дьявольском Шаре? Даже если сможешь вломиться в устье — затеряешься в слоях?

Тяжело дыша, Саня сидел на полу. Да чёрт с ним со всем. Главное — он может вернуться домой. Пусть пока теоретически, но может.

Как это работает только? Рыжая шерсть на ветровке… Маруся из сна обнимает Черныша за шею…

Так просто?

А как объяснить псу, куда нужно попасть? Стоп: картинкой, думать картинкой… Допустим. Но нужно тренироваться. А привести сюда собаку нельзя…

Нужно придумать повод, чтобы одному ходить в лес.

Думай, Саня, думай…

***

— Чё опять зеленый? — Степаныч усмехнулся, — не пил вчера, вроде.

— Не знаю. Голова трещит. Старею, на погоду реагирую, наверное, — Саня вяло поковырял кашу.

— От безделья и сидения дома целый день.

— Может быть.

— Ничего, сейчас развеешься. Тайгу не кормили, завтракай и шуруй заниматься.

— Угу… Кстати: насчет развеяться. Я тут вот что подумал… Ты же не просто так с собаками затеялся?

— Соображаешь, — хозяин самодовольно кивнул.

— Воронят хочешь приручить?

— В точку. Это ж я… Это ж у меня…  — Степаныч потряс в воздухе сжатым кулачищем.

— Ну так вот что я тут насоображал… Отнять птенцов у этих самолётов — не так просто.

— Ну?

— А если сдохнут?

— В смысле?

— В смысле — мамка с папкой их не сиськой кормят. Бутылку не сунешь. А я птенцов никогда не выкармливал.

— Ты мне загадки не загадывай здесь, — Степаныч грохнул кулаком по столу.

Саня страдальчески взялся за голову:

— Будь человеком — дай таблетку.

— Будет тебе таблетка. Ну придумал же что-то, я же вижу. Сынок, не делай папе нервы.

— Потренироваться надо. И не на цыплятах.

— Ну?!

— В лес хочу пойти. Поискать гнезда кого-нибудь, кто мне голову не откусит, посмотреть — чем кормят. Потом спереть птенца и попробовать выкормить. Попробуем мешанку сделать — это проще. Вороненку весь поселок задолбается червей копать.

За столом повисла тишина. Степаныч смотрел на собеседника тяжелым взглядом.

Тупо всё. Не поверит.Не поверит.

— Что такое мешанка? Из чего?

— Несколько рецептов есть для нормальных врановых. Мне надо вспоминать, что можно, что нельзя. Мясо, хлопья запаренные, овощи, яйца натертые… Друг мой детским питанием разным выкармливал. Грызунов и насекомых покупал. Тренировочной мелюзге хватит насекомых и червяков, думаю.

— Мда-а-а, — Степаныч потер макушку, — целая наука.

— Тебе решать, — небрежно пожал плечами Саня, — твоя затея.

—Ладно, — Степаныч решительно встал, — тренируйся. Ввяжемся, а там посмотрим.

Планета Чернобыль (4)