Планета Чернобыль (2)⁠⁠

Планета Чернобыль (1)

Когда пришел Большой Песец, Степаныч только-только закончил со строительством и начал подыскивать кадры. По надежным рекомендациям, чтобы уж раз и навсегда. Не успел.

Спасибо старому приятелю, продвинутому выживальщику, от которого много чего полезного, как оказалось, влилось в уши за щедрым столом, после еженедельной баньки с вениками в ассортименте. Реакции хватило, чтобы сообразить — замес (если, и впрямь, пришел полярный лис, а не паранойя)) будет нехилый и прежде, чем собирать людей, нужно обеспечить базу: запасы продовольствия, медикаментов, оружия и боеприпасов, инструментов. А цинизма поколения, видавшего во всей красе лихие девяностые, достало понять, что набирать людей будет выгоднее, когда они лишатся всего. Еще отбиваться придётся от желающих.

Ладно, хрен с тобой! Твоей башки хватило, чтобы быстро воспользоваться информацией и выскрести максимум из каждого удачного случая. И ты имеешь моральное право на уважение твоих правил. Не пересказывали бы сейчас, как легенду, твои «подвиги», не спаси они еще далеко не одну шкуру, кроме твоей собственной и будь таких везунчиков девяносто девять из ста.

Александр завалился на лежак, закинув руки за голову и скрестив ноги в кроссовках на покрывале. Даже сейчас здесь было не принято ходить по дому босиком, в носках или тапках. Выжившие до конца своих дней уже, наверное, будут морально готовы к любому трындецу. Драить полы и стирать — так этим отрабатывают свой кусок те, кто не годен больше ни на что. Отрабатывают места подальше от начала в списке тех, кто пойдет отмычкой на разведку новой локации потому, что стоит дешевле кота или собаки; кто будет дегустировать растение или мясо из леса — хрен знает, чего там намутировалось с прошлого раза.

Как бы ни психовал про себя Саня на Степаныча, не восхищаться им нельзя. Пока обыватели в городах досадливо ныли или матерились, глядя на погасший телеэкран или монитор — Степаныч навострил уши, полез проверять связь на смартфоне и заряд на запасном кнопочном аппарате. Пока они шлепали в туалет, потом к щиткам на лестничных площадках, переговаривались там с встреченными соседями; таращились в окна, надеясь хоть как-то определить днем, у всех ли отрубилось электричество — он уже прикидывал, что стоит сгонять к супермаркету в начале огромного массива дачных сообществ, и закупиться нескоропортящейся жратвой.

Электричество за городом отключалось частенько, почти все магазины давно оснащены запасными генераторами и готовы принимать наличку. А уж пожилые тётки, стоящие за прилавком маленьких частных лавочек, даже без генераторов и с уснувшими кассами продолжали бойко торговать, лихо считая на стареньких калькуляторах и даже на допотопных счётах с деревянными костяшками, не желая терять выручку, от которой зависела зарплата.

Что дернуло начинающего фермера подключить в бесполезную розетку наполовину заряженную кнопочную Нокию, он и сам не мог внятно объяснить. Уехать в магазин, оставив телефон с зарядником в розетке, он не собирался. Но это бесполезное и бессмысленное его действие дало ему фору не в один час.

Только что абсолютно бодрый ветеран мобильной связи, подключенный к сети, жалобно пискнул и сдох. Еще тыкая в кнопки электронного трупика, Степаныч уже почуял недоброе.

Пока трепетные горожане, потупив немного на водопроводные краны, испускающие только шипение, тыкали в кнопки телефонов и обнаруживали отсутствие связи; обувались, почесывая задницы, неторопливо спускались по лестницам; волокли ноги к лавочкам (обсудить нерадивых коммунальщиков) или в сторону магазинов (купить попить и продуктов, не требующих готовки) — он потрошил сейф с наличкой и набивал ей спортивную сумку, отложив несколько пачек на стол.

Подключив постоянных работников будущей фермы, он успел запастись легально всем, чем можно было, пока горожане перечисляли друг другу, что должна им власть, а власть раскачивалась и изучала масштабы непонятной аварии.

К тому моменту, когда появились первые вспышки гнева и народ начал прорываться в закрывшиеся магазины и бузить возле банков, свежемобилизованная банда уже была готова закончить наполнение закромов под прикрытием толпы.

Ничего не летало, не взрывалось и не искрило по-киношному эффектно. Просто тихо умерли все общественные электрические сети, со всем, что было к ним подключено. Еще непонятнее было, что через сутки-другие после включения сдыхали даже новенькие, из упаковки, электрические фонари, если вставить в них аккумулятор, заряжавшийся от сети за неделю до аварии...

***

Громкий стук в дверь заставили мужчину подскочить с лежака. Замок щелкнул, дверь распахнулась и в нее ввалился довольный Василёк.

— Пошли на волю. Такое месилово сегодня было, ух!

— Там всё нормально?

— Нормалёк, — парнишка весело хлопнул ладонью по спине приятеля.

— Блин… Когда эта дура заорала мне в окно, — Александр мотнул головой на окно в бурых уже разводах, — я подумал, что всем капец.

— Да не, всё пучком. Специально пропустили, мелким для тренировки. Пусть учатся, пока мы живы.

Туша, еще лежавшая во дворе, слегка смахивала на дикобраза, так густо ее усеивали стрелы. Молодняк возбужденно гомонил неподалеку, размахивая самодельными луками и рогатками. Там же мелькала рыжим, козочкой прыгала Маруська. Она тоже заметила взрослого приятеля и потрясла над головой руками, но подходить к нему не стала

— Вась… а ты не обратил внимание, что тварь мелковата, вроде бы?

— Ты не поверишь — все заметили. Были даже мельче этой, но они все почти сразу сдриснули, — Василёк цыкнул и сплюнул под ноги.

— Интере-есно девки пляшут…

— Ага! И воняют не так сильно, как раньше. Но это я уже не первый раз заметил. Ты помнишь, как резало глаза от первой, которая готовилась плюхнуться тебе на голову у Оврага? Я всё видел, ты плакал, как девчонка!

— Иди ты в пень… А нового ничего не появилось у них? Ну не знаю… Кислотой плеваться не начали?

— Прикуси язык, придурок, накаркаешь еще, — хохотнул боец, толкнул кулаком Александра в скулу и отсалютовал этим же кулаком, — Ладно, давай! Пошёл я мыться.

— Иди-иди, прихорашивайся, сегодня в клубе будут танцы, — задумчиво пробормотал себе под нос Александр, начиная медленно обходить добычу ребятни. Тварь лежала на спине, распластавшись, будто загорая. Громадный клюв, раскрытый в немом крике, смотрел в небо. Мелковата или нет, но в этот клювик легко можно вложить человеческую голову и не измазаться кровью и слизью. Форма клюва что-то напоминала… Но вот что?

А если отойти немного и наклонить голову, чтобы увидеть башку в обычном положении, не запрокинутой? И перекрыть ладонью перед глазами всё, кроме головы, чтобы не отвлекали стрелы и развороченный зоб…

Ворона! Ворона, мать её! Неужели это их так разбарабанило? Как там говорили: «Хорошо, что коровы не летают», да? А вот тут летают, хоть и недолго. Не коровы, но на теленка тянет по габаритам. Минус перья… Да полые кости, наверняка…

Не, всё равно слишком большая, ей же жрать нужно не затыкаясь, летать много точно тяжело, а пешочком, при таких габаритах, по лесу много не набегаешь. Поэтому и не нападают на поселки обычно. С грузом не поднимешься, а натрескаешься на месте — не взлететь потом. А ждать, пока она заберется повыше, люди не будут. Неужели они это понимают?

— Ты чего здесь ползаешь? — грохнуло над головой.

— Да блин, Степаныч! Я чуть яйцо золотое не снёс! Чё орать-то над ухом?

— Ха! Курей новых не надо, хватает, а кирпичный заводик нам бы не помешал. Вот, хожу, отбираю кандидатур. Может, мне тебя еще раз шугануть? Поднатужишься, да и выдашь, а?

— Вот тебе поржать, а у меня дело к тебе.

— Опять?

— Ну хватит, я серьезно. Пока мысль не потерял.

Улыбающийся Степаныч набрал было воздуха для следующей подначки, но притормозил, поиграл задумчиво губами  и принял решение.

— Ну? И ты это, повежливее. А то совсем нюх потерял — это что за обращение к старшим по званию? Ишь ты: «Чё орать?» Нюх-то легко поправляется. Будешь у меня потом ходить на полусогнутых, приседать и говорить «Ку-у-у».

— Офигеть… И «Кин-дза-дза» у вас была? Ладно, неважно сейчас. Я, кажется, понял, почему они нападают. Ну не точно-точно понял. Предположил, но это очень похоже на правду.

— Ну и почему?

— Это воро́ны. Они умные. И на людей похожи — даже умеют злость срывать на том, кто подвернулся. Могут организоваваться и мстить. Развлекаться любят…

— И?

— Они неудачно мутировали по части тела, с точки зрения эволюции. Слишком  большие для мира, в котором больше нет огромных свалок, где можно вообще не летать и целыми днями жрать от пуза. Сначала-то трупов хватало, а теперь закусочные на каждом шагу кончились. Они уже должны были начать вымирать…

— Ты сам-то понимаешь, что сейчас буровишь?

— А, блин… Для того, чтобы это всё звучало стройно, мне нужно подумать еще.

— Ну вот когда подумаешь, тогда и приходи. Побалакаем, — Степаныч выразительно шлепнул тыльной стороной ладони по шее, развернулся и зашагал к женщинам, выстроившимся у ряда корыт. Они сноровисто отмывали безоары, выпотрошенные из зобов тварей, в нескольких водах, передавая по цепочке, в конце которой камни падали в корзину уже чистыми.

***

Подумать долго не удалось. Только начал выписывать в два столбика известные факты о нормальном воронье и местном, прискакала Маруся.

— Дядь-Сань, пойдем гулять.

— Заяц, темнеть скоро начнет.

— А мы быстренько. И не скоро еще. И я же хорошо вижу в темноте, ты не бойся.

— А нам с тобой дед рисовать разрешил. Может, пойдем лучше к маме Вере за бумагой и карандашами? — попробовал увильнуть от поздней прогулки мужчина.

— Потом. Верка сейчас занята. И я уже стащила на кухне гостинец.

— Для кого?

— Ну-у-у дядь-Сань… Секрет же, помнишь? — девочка старательно подмигнула черным глазом и хихикнула.

— Эх ты, секретница моя, — потрепал по солнечной головёнке и сунул в карман записную книжку, — Пойдём. Только если меня кто-нибудь слопает в темноте, учиться рисовать тебе будет не с кем.

— Не слопает, не слопает, — мягко запрыгала на носочках девчушка, — птицы улетели, а без них в лесу совсем тихо.

В лесу, и правда, было тихо и спокойно. Немного не хватало птичьего щебета и залихватских посвистов, но их заменяло тихое попискивание и шуршание маленьких лапок. Мыши и крысы привыкли обходиться без людей, которые стали слишком ненадежными кормильцами. Более того: человек выживающий стал опасным хищником.

Без питьевой воды, работающей канализации, заполненные трупами людей, погибших в автомобильных авариях и драках за продукты и лекарства, города приступами изрыгали толпы беженцев. Потерявшие человеческий облик, двуногие хищники убивали собратьев ради бутылки воды или пачки печенья. Хищники со связями и возможностями вывозили фурами продукты в элитные поселки, автобусами — профессионалов с оружием, для охраны своих крепостей.

Слабым не хватило бы ресурсов, чтобы хоть попробовать добраться до обитаемой сельской местности, даже если бы в этом был смысл. Там тоже не ждали чужаков с голодными глазами. И слабые уходили в лес, в надежде выжить на охоте и собирательстве, занимали разграбленные дачи, до которых хватило сил дойти пешком. Маленький грызун больше не вызывал испуганного визга. Бродячая кошка или собака не были возможностью продемонстрировать свою доброту без обязательств, всего лишь ценой пары сосисок или миски с объедками на асфальте. Это была еда…

А потом выживших начал догонять невидимый убийца — радиация. Скорее всего — сотни действующих реакторов по всему миру расплавились, когда электрическая чума убила основные и резервные источники питания для насосов. Кому еще можно побарахтаться, а чья гонка уже закончилась, решали расстояние от обителей мирного атома и роза ветров.

Вершина эволюции сожрала себя сама. Эгоизм и нежелание ждать, пока профессионалы найдут причину проблемы и ее решение; утраченное умение объединяться и делиться унесли жизней больше, чем самый большой страх человечества — ядерная война…

— Вот он! — нерадостные размышления прервал радостный писк и мужчина поднял голову.

Маруся уже бросилась к черному зверю, плюхнулась перед ним на колени, обняла за шею и прижалась головенкой к лохматой шерсти.

— Дядь-Сань, ты знаешь, какой он умный? Он всё-всё понимает и слушается, только говорить не умеет. Нет, правда! Не веришь? Смотри! — Маруся уставилась на пса немигающим взглядом и зверь наклонил голову, словно прислушиваясь. Потом поднялся на задние лапы, немного неуклюже переступая, сделал два полных оборота, слабо помахивая хвостом и сел.

— Вот видишь, — торжествующе проговорила девочка, — я просто подумала, что ты хороший и будешь рад, если он станцует для тебя. Черныш умеет читать мои мысли.

— Эмм.. видишь ли, котенок… Ты — не совсем обычная девочка и, возможно, это не собака читает мысли и слушается, а ты ей управляешь. Мной же ты крутишь, как хочешь, разве нет?

Маруся состроила озадаченную гримаску и задумалась.

— А давай ты его попробуешь о чём-то попросить! Ты же не умеешь управлять.

— Хм… Ну давай. Только я тебе не скажу, о чем буду просить, идёт?

— Давай, давай! — рыжие лапки беззвучно похлопали и прижались к груди.

Черныш, принеси мне палку, пожалуйста.

Пёс озадаченно поднял одно ухо, потом другое, тихонько подвизгнул и не двинулся с места.

— Нет, малышка, у меня не работает.

— Он просто тебя не понял. Ты неправильно просишь.

— Откуда ты знаешь, что неправильно?

— Ну он же не понял! — голосок обиженно дрогнул.

— Манюня…

— Ты неправильно просишь!

— Солнышко, он просто полюбил тебя, запомнил, что тебе нравится, когда он так делает. Вот и повторяет, чтобы порадовать.

— Да не же, нет! ТЫ неправильно просишь. Мне он приносил конфеты, которые деда мне давал раньше, когда я была маленькой. И мячик. Как ты попросил?

— Ну-у… Я мысленно сказал: «Черныш, принеси мне палку, пожалуйста»… Подожди… Ты сказала: конфеты?!

— Ну вот, — рассмеялась Маруся, — я же говорю — ты неправильно попросил. Надо было…

— Подожди немного, я за тобой не успеваю. Черныш приносил тебе КОНФЕТЫ?

— Ой, ну какой ты! Да, конфеты. Такие вкусные разноцветные сосульки, в красивых бумажках. Целый пакетик.

— Откуда?

— Из другого мира.

Саня уставился на ребенка. Маруся закатила глаза и глубоко вздохнула.

— Дядь-Сань, давай он потом принесет конфеты или еще что-нибудь, чтобы ты поверил. Это долго ждать, деда заругается, если мы гулять сильно долго будем. Сейчас попробуй попросить еще раз. Только не словами, а картинкой. Ну что ты так смотришь? Подумай, как будто ты смотришь на палку. Представь себе палку.

— Нет, подожди. Давай мы соберем несколько предметов и я попробую представить картинкой, что мне из этого нужно.

Малышка пожала плечами и пошла, крутя головой и поглядывая под ноги. Пес увязался за ней. Через пару минут Маруся разложила на земле прошлогоднюю шишку, три ветки и древесный гриб.

В это было сложно поверить, но пес тронул лапой задуманное восемь раз из восьми попыток. Маруська чмокнула собаку между ушей, выложила в траву угощение, помахала ручкой на прощание и взяла друга за палец.

— Всё, пойдем.

Александр послушно пошел в сторону дома. Сделав несколько шагов, он обернулся. Пес поднял голову от еды и слабо вильнул хвостом.

— С ума сойти…

— Ты только не проболтайся. А то деда велит его поймать и закроет у себя, и я больше не  смогу с ним играть.

— Почему закроет? — машинально спросил Саня.

— Ну он же забрал у меня Рыжика и больше даже не показывает. А Рыжик тоже умный и приносил мне разное. Только это очень большой секрет.

Алиса в Стране Чудес, блин…

— Через норку?

— Ну да. Люди не могут проходить через норки, это только дикие звери умеют. Они всё время гуляют в разные миры. Туда, сюда, туда, сюда.

Какая жизнь, такие и сказки. Бедные дети…

— Давай добавим шаг, а то влетит нам от деда.

***

На Заимке никто даже не заметил, что приятели где-то бродили. У Степаныча был гость, видимо — важный. Ради обычных торговцев хозяин самогон не достает, да и в дом приглашает их редко, а сегодня на столике между собеседниками отражала пузатыми боками пламя бутылка.

Маруська остановилась, заговорщицки приложила пальчик ко рту и встала на цыпочки, чтобы лучше видеть, что происходит в освещенной камином комнате. Саня подавил нетерпеливый вздох и тоже рассеянно попялился в окно. После всех впечатлений этого дня и прохладного вечера хотелось побыстрее шлёпнуться спать.

Хозяин что-то говорил, гость, профиль которого дробился ажуром тюля, внимательно слушал, наклонив голову и часто согласно кивая. Что-то это смутно напоминало. Фильм какой-нибудь, наверное.

Саня зевнул, тронул за плечо маленькую подружку и выразительно махнул головой на верхние окна. Хозяйский дом засыпал, в остальных уже вообще не было ни одного светящегося окна. Поселение жило по деревенским ритмам: темнеет — пора спать, нечего жечь зазря свет.

— Я еще бегать за тобой должна?

Дорогу к лестнице закрывала собой Верка, воткнувшая крепко сжатые кулаки в тощие бедра и вызывающе вздернувшая подбородок.

… А если у меня руки в боки уперты, то мне по херу, на каком ухе у тебя тюбетейка…

— Бумага нужна еще? Или у тебя новые забавы появились? — процедила женщина, умудряясь смотреть снизу вверх на Саню, который был выше ее на голову.

— Нужна, конечно, нужна. Я, как раз, шел к тебе. А ластик нашелся?

— Да.

Сказала, как плюнула. Чё ж ты так бесишься на меня всё время? Ревнушь Маруську? Так сама ее к себе близко не подпускаешь…

— Вер, я поговорить с тобой хотел…

Каменная спина впереди даже не дрогнула. Ноги падали на каждую ступень решительно, будто давя на ней невидимых тараканов. Спускающаяся по лестнице миниатюрная фигура стала сверху казаться совсем детской.

— Ве-ра. Вер…

Маленькая, крепкая ладошка зло толкнула свою дверь, женщина промаршировала до консоли, схватила с нее пачку бумаги и начала ловить пару карандашей, никак не дававшихся в дрожащие от бешенства пальцы.

— Так... Хватит, нужно поговорить, — Саня решительно шагнул в комнату, не ожидая приглашения, положил руку на плечо маленькой злюки.

— Ты чего на меня шипишь? Сказать, что не так, можешь попробовать? Вот прямо ротом, из головы, а? Я не экстрасенс гребаный, чтобы угадывать. Что не нравится? Просто: возьми и скажи.

Верка резко обернулась и уставилась злобным взглядом ему в глаза.

— Что не так? Да всё просто отлично у меня!

— Да ты скоро ядом в меня плеваться начнешь. Вер, ну серьезно: я не хочу ругаться. Ты сердишься, что Маруська возле меня крутится?

— Да кто ты такой, чтобы я на тебя сердилась?! Дрессированный котик папаши! Почему хозяин до сих пор тебе не надел ошейник от блох, а? Не боится за любимую внучку? — лицо женщины пошло яркими пятнами.

— Вера, мать твою… Услышь меня. Я. Не. Хочу. Занять. Твое. Место. В жизни твоего ребенка.

— Господи, ну ты и тупой! Это. Больше. Не. Мой. Ребенок. Вообще, представляешь?! Это игрушка, вещь моего героического папеньки. Дорогой проект. Вложение капитала.

Саня опешил и недоверчиво сдвинул брови. Миниатюрную женщину била крупная дрожь, губы плясали, пытаясь сложиться в ироничную улыбку. Из тоненькой стопки бумаги, прижатой к груди, как живые, выползали и планировали на пол белые листы.

— Верочка, пожалуйста, успокойся. Да, я тупой. Но я не враг. Объясни мне. Просто объясни, понятно, для тупеньких. Ну, пожалуйста. Дай сюда эту чертову бумагу. Вот, пусть полежит пока. А ты мне всё расскажешь, тихонько, спокойно…

Осторожно, как к мыльному пузырю, мужчина прикоснулся ладонями к хрупким плечам. И Вера начала оседать на пол с тихим, утробным воем.

— Ладно, ладно, хорошо. Давай вместе посидим на полу. Осторожно. Вот так. Тише, тише, девочка. Поплачь, если очень надо. Сейчас я только закрою дверь, чтобы никто не пришел… Вот, теперь можно плакать и жаловаться друг другу на жизнь-жестянку. Хочешь, я начну первым? Или сначала ты?

Растрепанная голова отрицательно мотнулась и плотнее прижалась к его плечу.

— Ну хорошо, давай начнем с меня… У меня дома остался сынишка. Славный, смешной. Серьезный маленький котенок … Я очень по нему скучаю. Но у меня нет никакой надежды увидеть его снова. И его маму — тоже… Каждую вечер, ложась спать, я надеюсь увидеть их, хоть во сне, но они давно не приходят. Я не знаю — почему. Как ты думаешь? Может, они меня больше не ждут?

Голос дрогнул и Саня немного помолчал, справляясь со спазмом в горле. И снова начал чуть заметно раскачиваться, легко похлопывая пальцами по дрожащей худенькой спине, в такт каждому своему слову, будто укачивая грудного ребенка.

— Ты думаешь — мне всё равно, раз я не кричу и не плачу? Не-ет, солнце. Это просто потому, что «мальчики не плачут». Херушки. Плачут, еще как. Только внутри, а это намного больнее. От накопившихся внутри слёз мы бываем редкостными мудаками снаружи…

Вера отняла голову от уже влажной ветровки, судорожно хлюпнула носом и подняла красное, распухшее лицо. Заглядывала в глаза снизу вверх, точно так же, как недавно её дочка, пытаясь определить — не выдаст ли друг ее самый секретный секрет.

Мужчина грустно улыбнулся и пригладил ладонью ее взъерошенные русые волосы.

— Дать носовой платок?

— Не… Не надо, у меня есть, — Вера неуклюже поднялась с пола, нетвердо ступая, добралась до комода. Нырнула рукой в ящик, вытащила огромный клетчатый платок и шумно, не стесняясь, высморкалась. Еще раз испытующе посмотрела на собеседника, дернула подбородком, решительно подошла к нему и опустилась на пол. Глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду...

— Ты много видел на Заимке детей-мутантов? Ну вот — чтобы явно было видно? Нет их. Ни двухголовых, ни с хвостами, — она горько усмехнулась, — ни с усами. Да, мы все хорошо прятались и мы жрём чертову Специю, как не в себя. И живем не в жопе мира, а у Христа за пазухой. Ты же тоже из Сибири, у вас так говорили бабки с дедами?

— Говорили-говорили, и не только старики.

— Ну так вот — нам тут достались сравнительно смешные дозы, спасибо правильному ветру и дождям. Кроме Оврага, тут и нет уже по-настоящему грязных мест. Мы давно могли начать объединяться с соседями. Строить новые города. Жить. Как люди, а не как крысы. Или муравьи, у которых все роли расписаны навсегда. Если ты солдат, то только солдат. И всем насрать, что ты хочешь делать в этой жизни, на самом деле. Да ты и не знаешь, чего хочешь…

Верка поджала губы, покачала головой.

— Уже могли жить. Но нет. Каждый прыщ на жопе, который подсуетился и подгрёб под себя ресурсов больше, чем смог бы схавать за всю жизнь, возомнил себя хозяином, лучшим. Да, пока только маленького кусочка земли и маленькой кучки людей. Но у Хозяев большие амбиции. Каждый из этих гребаных князьков надеется победить в крысиных бегах и стать Президентом новой цивилизации…  Уррроды!

Тяжело дыша, девушка стукнула кулачком по полу.

— Папенька мой такой же, как все они. Долбаная личинка Президента планеты Чернобыль. Он у нас великий селекционер, если ты не знал. Выводит чистую расу. Как демонстрацию того, как мудро и дальновидно он умеет управлять. И, на всякий случай — новую расу сверхлюдей. Гонка у князьков такая: кто урвет кусок побольше, у кого люди самые здоровые и довольные будут на финише… Нашему уроду повезло — доступ к ресурсам других миров отхватил, вышел в одну восьмую финала. Везунчик, да и только. Всё, понимаешь, всё работает на него…

Плечи Веры бессильно опустились, она подняла потухшие глаза.

— Маруся — не человек и не мутант, Саня. Она — сложный, генетически модифицированный организм. Достижение подпольной науки… Конкурентное преимущество в гонке за властью.

Господи… Какой бред. Может, она просто больна?

— Не веришь… Ну и не верь. Ты молодой, еще можешь увидеть Великий Финиш. Просто ради своей шкуры: не доверяй полностью здесь никому. Больше смотри и слушай, меньше болтай. И не надейся, что Маруська долго останется милым, пушистым малышом, только чуть отстающим в развитии от других детей. Она не ребенок, а детеныш разумного зверя. Забирай свои бумажки и вали отсюда.

— Вер, ты не переживай: я никому не расскажу…

— Да иди ты уже!

***

Вот это не фигово я просто пришёл домой и лег спать… Бедная девчонка. Ей было бы лучше просто родиться в новом мире, чтобы не с чем было сравнивать.

Всё, спать, иначе голова лопнет.

Чёрт, уснешь тут… Ладно, тогда лучше подумать о воронах… Они умные и организованные.

Никто из местных животных не додумался таскать в зобу безоары из шерсти и тех же древесных грибов, что и выращиваемые на Специю, которые они добывают из желудков своих жертв. Даже люди до этого не додумались сами, а подсмотрели у птеродактилей. Возможно, скоро можно будет есть мясо домашних животных и птиц без опостылевшей Специи…

Нет, почти наверняка — они сознательно организуют Волны накануне сезона размножения и поставив на крыло потомство. Они тренируются и сами подталкивают свою эволюцию в нужном направлении. В Волнах погибают те, кто хуже приспособлен к новым условиям жизни. И к противостоянию с человеком…

***

Солнечный, теплый день для нормальных людей и утро — для Сани. Он смотрел с третьего этажа на родную Богданку. Яркие, чистенькие, еще непокрытые летней пылью липы, уютные дворики за решетчатыми заборами, с покрашенными в цвет домов кирпичными столбами. Тут даже не чувствуется, что где-то вокруг ворочается и растёт шумный, пыльный, беспокойный миллионник. Немодный район, на ценителя, но они с Маришкой ни за что не перебрались бы отсюда, даже поближе к метро.

Так здорово было посидеть на широком подоконнике с кружкой кофе, трогая босыми ступнями нагретую краску шоколадного цвета, выветрить из головы остатки дурацкого сна. Явно пересидел он ночью за ноутом, торопясь добить новую чернобыльскую байку. Надо же, такой закрученный сон…

Не сказать, чтобы уж кошмар-кошмар, но было довольно забористо. Червоточины, ведущие из реальной чернобыльской зоны отчуждения в параллельные миры; двойник Земли, только в недалеком будущем, выживающей после странной планетарной катастрофы; рыжая девочка-кошка, которую он, Саня, учит рисовать; черный пёс, таскающий этой девочке разноцветные карамельки из чужих миров (может быть — даже с Земли)… А может — рискнуть и написать художественную книгу, порадовать скептиков, которые и так его подозревают в том, что блог — всего лишь подготовительная работа к фантастическому роману о попаданцах? Неплохое название, кажется: «Планета Чернобыль»…

Под окном радостно гомонят воробьи и синицы. На крыше соседнего дома развлекается серая городская ворона — катается на пластиковом лоточке. Иногда успевает подхватить лоток клювом на самом краю крыши, иногда — нет, ловит уже где-то внизу, но раз за разом взлетает с ним на то же место. Встает лапами на подложку, придерживая ее длинным клювом, как скейтбордист — доску, отталкивается лапой и съезжает вниз.

Эх, им бы рампу построить — вот было бы веселья, наверное…

Как будто услышав его мысли, ворона отменила очередной старт. Прижала лапой лоток, освободила клюв и, кажется, начала внимательно всматриваться в человека, сидящего на подоконнике. Санька приветливо помахал ей рукой и отхлебнул новый глоток ароматного напитка. Ворона качнула головой, подхватила кусок пластика и перелетела на дерево прямо под Санькиным окном.

Деловито пристроила свою импровизированную ледянку между веток, проверила — крепко ли держится инвентарь. Перебрала лапами на ветке, раскинула крылья и поклонилась.

— Не-не-не, ты классная, но на кофе я тебя не приглашу, — рассмеялся парень и отсалютовал птице кружкой, — твое здоровье.

Ворона согласно кивнула, открыла клюв и испустила короткий рёв, от которого у Саньки шевельнулись волосы на затылке. Тут же замолкла, будто смутившись, откашлянула большой кровавый сгусток и вежливо каркнула уже нормальным голосом, приятельски подмигнув человеку.

— Мать моя, женщина… Маришка! Марин, иди скорее сюда!

— Сань, я занята. Если нужно — подойди сам.

— Да блин, — рванулся он в кухню, — к окну, подойди скорее к окну! Там какая-то хрень с вороной.

— Я не могу, — спокойно, неторопливо ответила Марина, не поднимая головы от своей работы.

— Ну серьезно, посмотри в окно, пока она не улетела. Что такое там у тебя, что нельзя сделать на две минуты позже?

Продолжение следует...